Пакт

Если задать американцу вопрос, далеко ли находится то или иное место, ответ получишь в единицах расстояния: «до заправочной станции четверть мили по дороге». Для канадца же мерой служит время: «автострада в ту сторону, в десяти минутах езды». Примерно так обстоят дела, если не брать в расчёт наиболее цивилизованные области Штатов и самые отсталые уголки Канады. Пытаясь оценить число Иных и размер парка, я рассуждал в категориях времени. Сколько времени понадобится, чтобы убежать. Сколько времени проходит до встречи с очередным призраком или Иным. В среднем выходило от двух до пяти минут от одной встречи до следующей. Если попытаться оценить количество призраков, которых я ощущал через связи, и провести экстраполяцию, то можно было прийти к выводу, что парк большой как хрен знает что. Час или два пешком, и это если не возвращаться к тому месту, откуда начал. Сеть вокруг нас постепенно сжималась, но образуя не кольцо, а какую-то более сложную кривую, повторяющую изгибы местности, ручьи, холмы, обрывы и прочие объекты, мешающие свободному передвижению. Не сказал бы, что мои ощущения реально помогали мне понять, к чему готовиться. У меня просто не получалось настолько быстро соображать, особенно с учётом того, что духи относились к разным категориям и подчинялись разным правилам. Я уж не говорю о том, что деревья росли настолько густо, что я не мог ничего разобрать уже в нескольких метрах от себя. Я бежал, сжимая в руке дробовик, засунув ветки остролиста за спину, под цепь и под куртку. Колючие листья впивались мне в плечо, шею и ухо. Первыми, кто до меня добрался, оказались не призраки, а фейри. Изуродованные, одичавшие фейри, которые до встречи с гоблином, который искалечил их и запер в своём владении, использовали грёзы для того, чтобы приводить себя в соответствие с собственными идеалами красоты. Теперь же их отросшие волосы были грязными, а одежды изорванными; у некоторых после стольких лет в лесу от одежды и вовсе ничего не осталось. Они смотрели на меня из-под завесы слипшихся волос, хотя их формы и черты лица, насколько я мог судить, оставались привлекательными. Если бы не выражение боли в их взглядах, не исходящее от них чувство унижения и скорби, возмущения и открытой ненависти, их можно было бы принять за киношных дикарей. За актёров, играющих роли. Я повернулся, чтобы обойти фейри стороной, но один из них отделился от группы, преграждая мне путь. Я вспомнил слова Фелла. Здесь и впрямь не стоило оставаться на месте. — Люди из деревьев, — сказал Эван, не сводя глаз с фейри. — Правда? — спросил я и чуть было не попытался взять его за руку, но в последний момент остановил себя. Резко повернул направо и пошёл напролом прямо сквозь плотные ветви. — Мало кто пытался лезть за мной на дерево, где шалаш, — сказал он. — Но эти ребята лезли? — я глянул назад. Теперь нас преследовала всего одна фейри, но она перешла на бег. Расстояние между нами сокращалось. — Я полез на ветку, которая не могла их выдержать. Они попробовали и свалились. Я полез на другую ветку… Он неожиданно замолчал. — Эван? — Перестань, пожалуйста. Я устал. Я просто хочу спать. Ну вот, опять. Ритм речи подсказал, что сейчас я общаюсь с записью, а не с каким-то образом сохранившимся в нём сознанием. Я обернулся, чтобы проверить, где сейчас фейри, и тут же напоролся лицом на ветку. Не очень толстую, но достаточно прочную, чтобы расцарапать лицо. К тому же ветка сорвала грёзы с участка, где я замазал укусы грызунов. К небольшой царапине на щеке добавились несколько ссадин и порезов, таких же свежих и болезненных, как в ту минуту, когда я их маскировал. Одним фрагментом грёз стало меньше. Хотя нет, грёзы пострадали не только на лице. Ветви успели проскрести и по моей куртке и штанам, и я лишился уже многих мазков зачарованных чернил, которыми совсем недавно была покрыта моя одежда. Вот так запросто. С опасной лёгкостью. Что-то подсказало мне, что это не простое невезение. Я повернулся и не сбавляя темпа прицелился в смутно различимый силуэт дикой фейри, которая одной рукой с длинными ногтями прижимала к животу окровавленные полоски ткани, а другой ухватилась за ветку. Она потянула за что-то похожее на паутинку, и нечто потекло в её ладонь, будто дым или вода. Была ли то игра воображения, или фейри действительно стала чуточку более проворной и прекрасной, чуть менее дикой и изломанной? Одной рукой я поднял дробовик и выстрелил. Заряд сбил её с ног. Я развернулся и ускорил шаг, ожидая услышать, как тело фейри ударится о землю. Однако шаги за спиной не стихли. Слегка отдалились, но преследование не прекратилось. На секунду мне стало интересно, как она умудрилась приземлиться на ноги. Или, может быть, она вывернулась, словно кошка, упала на все четыре и снова бросилась бежать? Но времени разбираться не было. Ещё двое фейри плечом к плечу обходили меня слева, всего в нескольких метрах. Оба были мужчины. Я перехватил ружьё двумя руками и тут же вздрогнул, когда в наказание за невнимательность ещё одна ветка хлестнула меня по лицу. Грёз стало ещё меньше, появился привкус крови от рассечённой губы. Я не припоминал, чтобы животные беса кусали меня в этом месте до крови. Может быть, мироздание решило взять с меня проценты, сделав прежние раны чуть более серьёзными? Отвлёкшись, я не успел выстрелить в парочку, пока они находились на одной прямой. Конечно, патроны следовало экономить, но эти двое были уже неприятно близко, а других способов оторваться от них я не придумал. В итоге они опередили меня, и ещё до того, как я успел прицелиться, один из них ухватился за дуло и с обманчивой лёгкостью оттолкнул его в сторону. Его ладонь была вся переломана, хотя и не кровоточила. Указательным и средним пальцами, раздробленными так, что от них оставались только торчащие обломки кости, он пырнул мне в лицо, норовя попасть в глаза. Я шагнул назад, всё ещё сжимая в обеих руках дробовик, но в спину мне упёрлись толстые ветви огромного дерева. Меня вынудили остановиться. Это нехорошо. Я загнан в угол, и на меня наседают с явным намерением причинить вред. Ещё хуже. То есть совсем плохо. Я выстрелил, прекрасно осознавая, что не попаду ни в фейри, ни тем более в кого-то ещё. Дикий фейри почти не отреагировал. Он замахнулся и ещё раз ткнул в меня раздробленными пальцами. Я рефлекторно перехватил его руку, больше от страха, чем следуя расчёту. Да и просто потому, что подставить руку было лучше, чем пожертвовать лицом. Обломок кости проткнул кожу между пальцами. Кровь полилась по ладони и дальше в рукав. Я ощутил острую боль в ладони. Там, где кровь не мешала видеть руку, я заметил новые изменения. Замаскированные грёзами раны вновь открывались, и даже на перчатках возникли дыры. Будто «проценты за пользование грёзами» распространялись и на то, что я носил и чем пользовался. — Эван, — выдавил я. Но Эван пятился в сторону. — Я легче, чем они. Надо сидеть на веточке. Я потратил несколько драгоценных секунд, не давая фейри проткнуть мне глаза и одновременно пытаясь расшифровать загадку в словах Эвана. Вот только, похоже, никакой хитрости в них не было. Своей призрачной головёнкой он воображал, будто сейчас ступает на те самые тонкие ветки, которые не смогут выдержать вес фейри. За это время подоспели остальные две фейри и замерли чуть в стороне. Женщина с раной на животе и мужчина, руки которого были исполосованы шрамами. Подтянулись поближе ещё несколько Иных. И призраков. И ещё чёрт знает кого. Сеть стягивалась всё туже. — Волк смотрит на меня, — сказал Эван. Смотрит на нас. — Надеюсь, этой паскуде нравится шоу, — прорычал я, наваливаясь на руку своего противника. Стоит мне лишь слегка дать слабину, и он повалит меня на землю. Ткань перчатки треснула и разошлась по шву. Она на глазах превращалась в лохмотья. Открывшаяся взгляду кожа была грязной, покрытой царапинами и ссадинами. Некоторые из них были делом лап вчерашних животные, некоторые были «процентами», а вот остальное… Я почувствовал в пальцах острую боль. Его же пальцы как будто восстанавливались прямо на глазах. Будет мне наука. Использовать грёзы в схватке с фейри — крайне неудачная идея. Это означает противодействовать подобному подобным, а эти существа настолько искусны в уловках и обращении с грёзами, что в подобном противостоянии просто не могут проиграть. И вот сейчас, пользуясь средством, которым владел в совершенстве, он передавал мне свои раны. Кровь из раны потекла сильнее. Капли обагрили цепочку и медальон. Он перевёл взгляд на наши сцепленные руки. Увидел цепочку, пересекающую ладонь крест-накрест, и медальон на тыльной стороне. На его лице промелькнуло выражение смущения или любопытства — а может, чего-то совсем другого. Будь я в здравом уме — не настолько парализован этим внезапным столкновением — я бы попробовал воспользоваться этим, чтобы отвлечь его. Но сейчас я лишь безуспешно пытался за что-нибудь ухватиться, чтобы сохранить равновесие. Голова была налита тяжестью, в ушах шумело, а сил хватало только на попытки защититься, стоя на месте. — Корин люм! — прохрипела женщина. Мужчина-фейри не ответил. — Корин ле лин, — эхом откликнулся второй мужчина. Боль в пальцах поднималась мощным крещендо. Казалось, они вот-вот отвалятся, а может даже лопнут, оставив только обрубки с торчащими костями. И эта боль была настоящей, не той воображаемой болью, которую наводили призраки. Она усилилась, и моё рычание перешло в вопль. Я поднял ногу и пнул его по руке, удерживающей дробовик. А затем, даже не успев подумать как следует, размахнулся и врезал стволом словно дубинкой. Оружие двигалось чуть быстрее, чем это было возможно; когда дуло ударило в ухо, волосы фейри даже взметнулись от порыва ветра. Но это был фейри, а против них такие вещи не очень действуют. Здоровой рукой он ухватился за ствол и пристально взглянул мне в глаза. Ухо даже не кровоточило. — Эван, — попытался позвать я, но получился едва слышный шёпот. — Через щёлочку, — произнёс Эван. — Нужен… хороший… — я прохрипел, прокашлял слова, ненавидя себя за то, как жалко звучал мой голос, — …совет. Накатил новый приступ боли, ещё быстрее и сильнее. Послышался треск, напоминающий выстрел, и боль в пальцах взмыла к новым вершинам агонии. «Будет мне наука», — думал я, и в этом была некая ирония, потому что на самом деле в этот момент я и думать-то едва был способен. Как же можно чему-то научиться, если не можешь думать? — Корин! — закричала женщина, заглушая мои вопли. Злость. Здесь было что-то не так. Она злилась. Но не на меня. Поэтому я сделал едва ли не самую неочевидную вещь из возможных в моём положении. Чуть не напоровшись на костяные острия, я придвинул лицо туда, где его рука соприкасалась с моей. Я ощущал его дыхание, ощущал тяжесть его тела. Как и тогда с бесом, когда я вышел из круга кроличьих кишок, я почувствовал, как каждый сантиметр движения в его сторону лишал меня рассудка и смелости. Однако, как и в тот раз, у меня была цель. Наблюдая в мельчайших деталях, как его рука заживает, восстанавливается, забирая не только грёзы, но и частички моей собственной руки, я поцеловал тыльную сторону своей ладони. А потом плюнул. Кровь с тыльной стороны моей руки, которую он проткнул, окропила его плечо и полетела в сторону женщины-фейри. Не в силах сдерживаться, она яростно вскинулась. Её лицо было искажено злостью, и грёзы ещё больше усилили это выражение. В тот миг она напомнила мне злую старуху-фею, которая предрекает новорождённой принцессе, что та умрёт, уколов палец. Но напала она не на меня. Она бросилась на моего противника, и моя кровь усилила их связь, делая такой поворот событий естественным. Ею двигали зависть, бессилие, ярость, желание урвать немного того облегчения, которое он нашёл для себя. Они упали на землю, я оказался свободен. И мною овладел инстинкт бегства. И всё же далеко убежать не вышло. Помешала одна зацепка, в буквальном смысле слова. Ветки остролиста, выпирающие на спине моей куртки, перепутались в нескольких местах с ветками дерева, словно застёжка-липучка. Я заревел и рванулся сильнее. Фейри больше не загораживал мне обзор, и я смог увидеть, что творится вокруг. Маленький мальчик в куртке с капюшоном. Двое дерущихся фейри. Еще один фейри направляется в мою сторону, и его тоже втягивают в драку. Деревья. И хренова туча Иных. Вместе с ними пришёл и настоящий туман, который заполнил пространство между деревьями, окружил их сыростью и роем снежинок. Это не были зомби, хотя их жуткие раны сочились кровью, а походка у многих была конвульсивной и шаркающей. Как и у фейри, их взгляды были наполнены неприязнью, злобой, надеждой. Целый букет эмоций и настороженность к остальным Иным по соседству. Многие тяжело дышали, некоторые стонали или хныкали. Они все были не столько заодно друг с другом, сколько против меня, единственного здесь относительно здорового и почти не израненного. С их извращённой точки зрения, за это меня стоило порвать на части. — Через щёлочку, — повторил Эван. — Не возражаю, — сказал я, безуспешно пытаясь найти просвет в рядах Иных. — Что за щёлочка? О чём ты? — Тут рядом, — очень тихо сказал он. — Совсем-совсем рядом, через щёлочку. На меня накатило то жутковатое ощущение, будто кто-то с сильным заиканием пытается мне что-то объяснить и терпит поражение. Был ли он сейчас относительно разумным, только вынужденным общаться со мною при помощи ребусов? Он смотрел куда-то в сторону. — Рядом, — сказал он. — Совсем рядом. По ту сторону кольца Иных. Это была не та ситуация, где я мог раздумывать. Стоять на месте времени не было. Я рванул напролом. «Цепи-цепи кованые, раскуйте нас». На бегу я сунул руку в карман в поисках запасных патронов и тут же почувствовал в руке взрыв боли. Я едва не забыл, как надо переставлять ноги, и запнулся на половине шага, потеряв скорость. Как минимум один палец сломан. Я вытащил руку из кармана. Указательный палец был согнут в таком месте, в котором пальцу сгибаться не положено, однако между мизинцем и безымянным оказался зажат один-единственный патрон. В этот раз я лучше осознавал, что делаю, поэтому мне удалось переломить дробовик и, зажав приклад подмышкой, затолкать патрон в ствол. Мальчик-призрак бежал рядом со мной. То исчезая, то появляясь на середине шага в неподвижной позе, он позволял мне не отставать и держать нужное направление. Но наш путь преграждали слишком много крупных Иных. Помельче, чем Гиена или даже давешний огр, но всё равно чересчур больших. Нельзя было позволить им снова загнать себя в угол. Я пальнул вбок, чтобы застать их врасплох, и тут же резко сменил направление, оттолкнувшись от замёрзшей кочки. Словно дубиной, я огрел дробовиком Иного, которому больше всего досталось от выстрела. Не самого большого. Скорее недомерка, покрытого то ли деревянной кожей, то ли деревянной бронёй. Скорость столкновения, помноженная на силу ветра. Он отступил назад, и я поспешил воспользоваться образовавшимся просветом. Теперь я оказался лицом к лицу с ещё несколькими Иными. В полутора метрах от меня, в трёх и в шести. Они направлялись к месту, откуда донёсся крик Гиены. Повиновались ли они воле гоблина, или ими двигало желание напасть на того, кто их так сильно изранил? Может быть, и то и другое? — Через щёлочку, — произнёс Эван. Через щёлочку, значит. Я посмотрел в его сторону, но сейчас его не было видно. Противники приближались, и я не был уверен, что успею перезарядить дробовик. Осматриваясь, я встретился взглядом с одной из Иных. Белые волосы, один глаз неестественно выпучен, другой скрыт под окровавленной повязкой, как и три четверти остального лица. Повязка была достаточно плотной, чтобы стало понятно, что лицо имеет неестественную форму и что у Иной больше нет нижней челюсти. Из-за повреждённой шеи её голова была задрана вверх. Я встретился с ней взглядом и уже не смог отвести его в сторону. Я ощутил связь, прочную и неподатливую. Я вслепую отшатнулся влево, но вынужден был повернуть голову, чтобы продолжать смотреть ей в глаз. Не приходилось сомневаться, что если бы мне пришлось достаточно быстро пройти или проехать мимо неё, настолько прочная связь просто заставила бы меня свернуть себе шею. Чтобы подобраться ко мне поближе, ей пришлось драться с другими тварями, я же в это время побежал в сторону, не в силах повернуть голову, чтобы посмотреть, куда бегу. Я врезался в стволы и натыкался на сучья. Достаточно было бы всего нескольких секунд, чтобы меня взяли в кольцо и завалили телами. И эта мысль привела меня в ужас. Даже на фоне всего того, что я до этого видел, такая участь показалась наихудшей из возможных. По крайней мере, для меня. Она была не призраком, но чем-то другим. Кем-то из тех, кто даёт начало городским легендам о маньяке-убийце с крюком вместо руки, который царапает двери машин, или о «пиковой даме», которая появляется в зеркалах полутёмных комнат. Она была Иной. Чем-то вроде сирен из античных мифов, только притягивала она не пением, а взглядом. Я попробовал загородиться рукой, чтобы разорвать контакт. Рука отскочила от связи, словно та была материальной, и все раны на ней отозвались недовольством, когда по ним прокатилась отдача. — Через щёлочку, — проговорил Эван где-то чуть слева от меня. Я направился в его сторону, провалился в глубокий снег и наткнулся на скалу. Оставалось лишь надеяться на то, что какой-нибудь уродец обгонит одноглазую женщину и перекроет соединяющую нас линию взгляда. Никто из них не проявил подобной любезности. — Через щёлочку, — снова повторил Эван. И я, словно зачарованный, вслепую пошёл за звуком его голоса. Но сделав всего лишь шаг, ощутил под ногой пустоту. Я неуклюже рухнул, ударившись спиной о замёрзшую землю. Нога в какой-то дыре, руки раскинуты в стороны, хотя одна всё ещё сжимает дробовик. Голова в попытке удержать зрительный контакт с единственным глазом женщины-Иной вывернута под опасным углом. Если бы я упал хоть немного по-другому — не ровен час, в попытке удержать взгляд свернул бы себе шею. Я вытянул здоровую руку с дробовиком вперёд, прямо сквозь снег. Прикинул, куда дует ветер, и подбросил сугроб вверх… Связь оказалась настолько сильной, что снег отбросило в сторону. Но не весь. На долю секунды связь оказалась разорвана. Я тут же повернул голову, отводя взгляд. Только теперь я увидел, насколько близко подобрались ко мне прочие Иные. Лёжа на спине, я отслеживал боковым зрением их дёрганые движения. До некоторых оставалось меньше полутора метров. Эван был рядом, моя нога проходила сквозь него. Он мигнул с обеспокоенным видом, а потом прыгнул. Прямо мне на живот. Сквозь живот. Моя задница и левая нога висели где-то в воздухе. Я подтянул к себе правую ногу… И сила тяжести приняла меня в свои объятия и потащила в ту самую дыру, куда только что скользнул маленький призрак. Я шлёпнулся на спину и на секунду ослеп от снега, который сыпался вслед за мной. Сердце колотилось, рана на руке пульсировала ему в такт. Иные вот-вот будут здесь. Больно или нет, но надо двигаться. Я перекатился на живот. Здесь была почти полная темнота, но разглядеть моего маленького спутника в ней почему-то оказалось даже проще. Это была… не совсем пещера, скорее нагромождение камней и корней деревьев, которые образовали что-то вроде тоннеля. То ли это землю смыло, то ли так росли сами деревья. — Через щёлочку, — произнёс Эван. — Ты что-то стал не таким осознанным, — сказал я. — Отчего бы? — Через щёлочку, — отозвался он, прошёл сквозь меня и направился в тоннель. Не медля ни секунды, я последовал за ним. Интересно, но его нематериальность каким-то образом меня успокаивала. Не странно ли это? Возможно. Я полз на локтях, приклад в правой руке, ствол на сгибе левой. Высота прохода не позволяла встать на колени. Каждый раз, когда я задевал свисающие корни, на меня сыпался снег. — Щёлочка для восьмилетки, да? — бормотал я. — Чем же это будет для меня? Ответа не последовало. Сейчас Эван был всего лишь проекцией, эхом, воспроизведением. Ветки остролиста у меня на спине за что-то зацепились, и мне пришлось остановиться, отползти назад и передвинуть их со спины на живот. Я снова двинулся вперёд, но через полметра зацепилась уже цепь. Быстрая проверка показала, что виновата не сама цепь, а бугор на куртке, который из-за неё образовался. Мои неуклюжие движения вызвали новую лавину снега. Судя по всему, впереди до самого выхода будет настолько же тесно. Я снова отполз назад и попытался натянуть ткань куртки, помогая себе дробовиком… Сзади раздалось рычание. Совершенно нечеловеческое. Для разворота места не было, невозможно было даже посмотреть, что там такое. Времени тоже не было, и я снова ломанулся вперёд. И остановился точно там же и точно по той же причине. — Гадство, — выругался я себе под нос. За рычанием последовал громкий хруст, и на меня снова посыпался снег, на этот раз большими комьями. Что бы там сзади ни было, оно могло расталкивать в стороны и корни, и камни. — Гадство, — повторил я. Интересно, может ли подобная недооценка ситуации считаться ложью? Вроде недавно я уже задавал себе подобный вопрос? Видимо, не так уж хороши у меня дела, раз мне приходится задаваться подобными вопросами. Опять послышался рык, и Эванова «щёлочка» содрогнулась под новым натиском. Куски снега посыпались на меня, ещё больше затрудняя продвижение. Некоторые даже закатились в пространство между руками и лицом, туда, где подо мной лежали ветки остролиста. Придавленный снегом, остролистом, окружающими стенками и страхом, я пару секунд не мог вдохнуть. — Я не хочу так умирать, — сказал Эван. Он сидел чуть впереди по ходу тоннеля, обхватив себя руками и упираясь ногами в стенку. — Не так. Не здесь. — Спасибо за комментарий, — пробормотал я. — Я бы сказал, что это очень поднимает мой моральный дух… Я попробовал проползти вперёд. Бесполезно. Я с шумом выдохнул. Предыдущие усилия вынудили меня задержать вдох, и мне показалось, что я едва не потерял сознание. — …Но мне больше нельзя использовать сарказм. Существо позади меня скребло по камням в попытках за что-нибудь зацепиться. Когтями или чем-то подобным. У него получалось лучше, чем у меня. Корни над головой зашевелились, снега стало больше. Вариантов было не особо много. Джун? Без толку. Слишком медленно и вряд ли поможет против ледяной твари. Зарядить ружьё и выстрелить? Возможно, я расчищу снег в тоннеле, но меня может убить рикошетом, а если потом доберусь до выхода, меня там будет поджидать вся остальная публика. Вжавшись в стенку так, что стало невозможно вдохнуть, я просунул руку мимо лобковой кости, мимо кармана куртки. К карману рабочих штанов, безуспешно пытаясь не задеть сломанный палец. Вот и баночка. Чтобы освободить немного места, мне пришлось отодвинуться назад, к своему преследователю. Содержимое баночки, куда я засунул сразу три пальца, на ощупь было холодным. Я намазал цепь мазью, протянул её вдоль себя, снова намазал, снова протянул. Толку от этих действий было не так много, как я надеялся. Слишком мало в ней оставалось грёз. Тварь позади меня снова попёрла вперёд, и я услышал, как трещат и ломаются корни деревьев. Посыпался снег, вдвое больше, чем до этого. Я ощутил, как горячее, зловонное дыхание прокатилось по тоннелю. Нет, это не Гиена. Та наверняка воняла бы ещё хуже. Но радоваться всё равно было нечему. Я потянулся вперёд. В третий раз сражаясь с препятствием, которое не давало цепи пройти. Воображаемое масло на цепи наконец начало действовать. Я протиснулся немного вперёд, потом ещё чуть-чуть; впрочем, шире проход не становился. Мне приходилось задерживать дыхание, поскольку нехватка места не позволяла вдохнуть. Рискуя задохнуться, я рвался вперёд, вжимаясь руками в камень. Если бы я набрал воздуха, я мог бы лишиться возможности сдать назад или потерять ту ничтожную поступательную инерцию, что у меня была. От недостатка воздуха зрение начинало отказывать, в голове стучали молотки. Последний отрезок пути. Цепляясь за корни и куски камня локтями, я протолкнул себя вперёд. К свободе. К простору. К снегу, деревьям и неожиданному отсутствию Иных. Они, должно быть, совсем недалеко. Пускаясь бегом по снегу вместе со своим спутником, я порадовался тому, что на ботинки и цепь нанесены руны тишины. — Спасибо, — сказал я. Он мигнул. Не так, как обычно, когда перескакивал с одного кадра на другой и обратно. Как пламя или свеча, которая вот-вот погаснет. — Нет, — сказал я. — Не надо. Постой. Он остановился. — Я устал, — прошептал он. — Они не дают мне спать. Я так хочу есть, но не могу остановиться поесть, и всё, что я смог найти, для еды не годится. Он выглядел прозрачным, во всех смыслах слова. Или это разные стороны одного и того же смысла? — Мне просто… надо немного поспать. Я понял, что слышу слова, которые он произносил перед смертью. — Чуточку вздремнуть. Чтобы сохранить силы, пока не станет светло. Вздремнуть, чтобы сохранить силы? Я подумал о Роуз. Меня тут же пробрал озноб, никак не связанный с тем, что я, весь мокрый от пота, ползаю на морозе среди сугробов. Неужели у Роуз не осталось сил? Нет. Тут было что-то более сложное. Поз как-то уж очень сильно злорадствовал. Он, помнится, хотел увидеть моё лицо в тот момент, когда я догадаюсь. Почему? При нашей первой встрече Роуз потратила силы, чтобы разбить зеркало и лёд. Ей потребовалось время, чтобы восстановиться. Вчера она разбила несколько окон. То же самое действие, но несколько раз подряд. Она погрузилась в своего рода кому. Чтобы сохранить энергию. Что же поменялось? Задавая себе этот вопрос, я уже знал ответ. Оттого меня и зазнобило. Дело во мне. Я изменился. Я стал сильнее. Я мог теперь говорить с призраками вроде Эвана. Почему? Что это за дурная шутка, которая понравилась бы Позу? Он был бесом, который противодействовал естественному порядку вещей. Он подействовал и на меня. И теперь, вместо того чтобы давать силы Роуз… …Я, наоборот, отбирал силы у неё. Я почти услышал издевательский хохот беса. Его радость, если бы он мог видеть меня тут в лесу, знающего, что каждую секунду я отбираю энергию у Роуз, бессильной что-либо сделать. Я снова поёжился. — Спасибо, Эван, — я поглядел на призрака. — Хорошая подсказка. — Чуточку вздремнуть, — сказал он. Теперь он в чисто механическом режиме повторял одно и то же. Это само по себе было загадкой. — Двигаемся, — сказал я. Я повёл его вперёд, на ходу перезаряжая дробовик, очень аккуратно, чтобы не задеть сломанный палец. Он снова мигнул. — Тогда нам в эту сторону, — сказал я. Каждое наше взаимодействие привлекало внимание гоблина, но меня это устраивало. Охота есть охота. Свернув под прямым углом к предыдущему направлению, я шёл с Эваном почти минуту, прежде чем он снова мигнул. Понятно. Значит, его состояние определяется тем, где именно мы находимся. Что ж, это место годилось на роль рубежа обороны. Я предпочёл бы отойти подальше от прочих Иных, но и имеющегося расстояния было достаточно. Я вытащил ветки остролиста из-под куртки и бросил их на землю. Моим следующим инструментом была цепь. Из-за грёз она всё ещё оставалась немного скользкой. — Нужно иметь в виду, Эван, — болтал я, продевая конец цепи в дужку кодового замка на другом её конце, — что люди издавна охотились на зверей больших, чем они сами. Мы к такому приспособлены. Большинство из нас оснащены неплохими мозгами, мы выносливы и умеем пользоваться инструментами. Мы умеем носить с собой воду, а в беге на выносливость дадим фору и оленям, и газелям, и мамонтам. — Думаю, что никто не придёт, — прошептал он, опустив глаза. — Тут ты ошибаешься, — сказал я с напускной весёлостью. — Я же пришёл. А пока мы с тобой беседуем, подоспеет и наш гость. Я просунул сквозь звенья цепи небольшую веточку, потом проверил качество работы. — Чуточку вздремнуть, — сказал Эван. В который раз услышав это, я задался вопросом, не пытался ли он сам себя в этом убедить. — Дремать некогда, — сказал я. — Мне нужно, чтобы ты был начеку. Знаю, что ты в таком виде не очень-то способен соображать, но надеюсь, что когда он будет на подходе, ты что-нибудь подскажешь. Лезть на дерево с помощью всего одной руки было задачей не из лёгких, но я всё равно это сделал, чтобы добраться до подходящей возвышенной точки. Я поднялся насколько смог и обвязал конец цепи вокруг ствола у себя над головой. — Кстати говоря, — вспомнил я, — надо бы вас друг другу представить. Джун, это Эван. Я вытащил топорик и воткнул его в дерево. Цепь я обмотал вокруг лезвия и топорища. Слез, скорее даже спрыгнул вниз и полез на другое дерево чуть поодаль. — Волк! — сказал Эван. — Блядь, — выругался я. — Ты уж прости за выражение. Наверно, такое не стоит слышать восьмилетке. Он далеко ещё? Ответа не было, однако Эван не выглядел испуганным. Скорее сосредоточенным. То есть близко, но не очень? Вслух я этого не сказал. Каждое слово приближало к нам Иного, и мне стоило это учитывать. Дулом дробовика я поймал свисающую цепь и подтянул к себе, затем подцепил её большим пальцем. Свободный конец я набросил на ближайшую ветку. Перед тем как спуститься вниз, я провёл рукой вдоль цепи, насколько смог дотянуться. Холод. Проводимость. Скрытность. Я попытался придать ей эти качества. Постарался заставить её измениться. На данный момент она была всего лишь вычурной бельевой верёвкой, висящей в четырёх-пяти метрах над землёй. Металлической бельевой верёвкой, напитанной холодом из топорика. Я спрыгнул вниз. В этот раз я не стал взаимодействовать с Эваном. Не стоит приманивать гоблина. Пока не стоит. Я принялся утаптывать снег вдоль мысленно намеченной линии, то и дело поглядывая на Эвана, который свернулся калачиком в попытках сохранить тепло. Проигрывая свои воспоминания. Я подозревал, что это были воспоминания с той ночи, когда он уже не смог сберечь тепло, ослабел от жажды или пострадал от чего-то ещё. Мне жаль, малыш, подумал я. Ты такого точно не заслужил. Давай с тобой отмудохаем этого волка. Я принялся обрывать с веток сизоватые листья и начал раскладывать их по кругу, в ложбинку, вытоптанную мною в снегу, следя за тем, чтобы между ними не оставалось промежутков. Мелкие красные ягоды выложил поверх них с равными интервалами. Работа меня настолько увлекла, что я чуть было не позабыл о кое-чём другом. Или правильнее сказать — об Ином? — Волк… надо бежать, — сказал Эван, более взволнованно. Он пришёл. А круг не был кругом. Он скорее напоминал букву «С». Примерно так и было задумано. Я взвёл курки дробовика, вздрогнув от боли в сломанном пальце. Мелочь, а так болит. Силуэт Гиены возник среди стволов, будто сотканный из окружающих его теней, измазанный в крови и дерьме, но всё равно пугающий. — Нет, нет, надо бежать, — сказал Эван, поворачиваясь. — Эван, — произнёс я как можно более веско. — Подойди ко мне. — Надо бежать, — сказал он, но не двинулся с места. — Туда, где безопасно, так? Подумай о безопасности. О шалаше на дереве. Об изгороди. О ручье. Я буду для тебя чем-то таким же безопасным. Иди сюда. — Я… — Эван. Призрак-выживальщик. Клянусь, что я помогу тебе. Слова несли силу. Эван послушался. Подошёл ко мне. Я потянулся к нему, но рука прошла насквозь. Мне хотелось обнять его, присесть рядом с ним на корточки, защитить его, хотя бы просто положить руки ему на плечи. Я хотел дотронуться до него, разве это не странно? Я увидел ухмылку на морде волка, который обходил прогалину по кругу. Он насмехался надо мной. Я удерживал Эвана рядом с собой, двигаясь вдоль круга из листьев, не забывая о месте разрыва круга. В этом и заключалась вся суть гоблина. Ему нравилось издеваться. Он преследовал тогда Эвана, только чтобы увидеть, как тот дрожит от страха. Не имея дара речи, он издевался при помощи действий. Будет ли он сейчас делать то же самое? Да. Но не так, как я планировал, не так, как я надеялся. Он бросился на нас, но не напрямую, а сбоку, оставляя в стороне «бельевую верёвку». Огромные грязные лапы остановились перед самым барьером. И в разрыв круга он не вошёл. Вместо этого он ударил лапой по земле. Снег, грязь и замёрзшая трава посыпались на одну из веток, которые я оставил в стороне от разрыва. Веток с ягодами, с помощью которых я мог бы замкнуть разрыв, окажись он внутри круга. Второй ветки для этого не хватило бы. А он не глуп. Иной ухмыльнулся, обнажив зубы. Я бы сказал, что он чем-то напоминал персонажа мультфильма, если бы… ну, если бы он, честно говоря, не пугал до усрачки. — Держись рядом, Эван, — сказал я нетвердым голосом, обходя неполный круг из остролиста. — Не хочу, чтобы он меня съел, — сказал он, и его голос дрожал гораздо сильнее. Проигрывая фразу, которую он когда-то повторял самому себе. — И я не хочу, — ответил я, не сводя глаз с Иного. Он был шустрее, чем мы с Эваном. Быстрее передвигался. Я старался следить за тем, чтобы между ним и нами оставался круг, но это были жалкие попытки. Стоило ему захотеть, и он смог бы добраться до нас в два прыжка. Я не был уверен, что смогу передвигаться достаточно быстро. Но он не торопился. Его ухо дёргалось каждый раз, когда Эван что-нибудь говорил. Я дошёл до места, где оставил вторую ветку. Если бы я вздумал запереться от него в круге, её не хватило бы. Но я и не собирался. Не сводя глаз с гоблина и не отводя дуло дробовика, я нагнулся и подобрал ветку. Выпускать из рук дробовик или снимать палец со спускового крючка я не хотел, поэтому просунул здоровые пальцы между ветками и рванул листья зубами. Во рту осталась мешанина листьев. — Бегом! — заорал я сквозь листья. И дал дёру. Гиена бросилась следом. Беззвучно, но я почувствовал удары огромных лап о землю. Я бросил между нами ветку. На ней оставалась кровь из раны на руке. Я понадеялся, что это даст какой-то эффект. Эффект был. Гиена вывернулась и отпрыгнула в сторону, затем повернулась и бросилась ко мне. Нет, не ко мне. К Эвану. К призраку ребёнка, который от неё ускользнул. К призраку, который ей не достался. В течение одной бесконечно ценной секунды я оценил ситуацию и выхватил листья изо рта. — Эван! Сюда! Я проорал эти слова так, как если бы громкость могла придать словам силу, могла управлять призраком. Эван побежал ко мне. Недостаточно быстро. Он был недостаточно далеко от Гиены, чтобы спастись. Я впихнул окровавленные листья остролиста в дуло дробовика и почти не целясь пальнул в сторону гоблина. Чтобы отвлечь, чтобы хотя бы на секунду отпугнуть Гиену. Эван пробежал мимо меня, мигнул и пропал. Гиена встряхнула головой, поглядела на меня и прыгнула. Прямиком на цепь, что я натянул. Ветки, которые держали её натянутыми, отлетели, как будто их не было. Цепь обвисла. Я выстрелил ещё раз, уже без листьев. Гиена бросилась на меня. Что-то негромко щёлкнуло. Время будто остановилось. Потеряв равновесие, я падал задницей на снег. Гиена нависала надо мной, вытянув передние лапы, готовая разорвать меня когтями. Задние лапы были на земле. Я ловил ртом воздух, наблюдая за тем, как Гиена тщетно пытается достать передними лапами землю. Будто танцует на задних лапах, как на пуантах. Дерево, которое я обвязал концом цепи, покачивалось. Петля, которую я сделал на цепи, фиксировалась не узлом. Ей не давал затянуться лишь тонкий прутик. Как только цепь потянули с достаточной силой — силой, на которую была способна Гиена, — прутик переломился. Инерция движения затянула петлю на шее Гиены. Скользящий ошейник из цепи, заряженной грёзами, кровью, силой. Тварь зарычала и снова бросилась вперёд. Дерево задрожало, и на нас посыпался снег. — И тебя туда же, — пробормотал я. Всё ещё сидя на снегу, я подтянул под себя ноги крест-накрест. — Думаю, теперь мы можем поболтать. Гоблин отступил назад, туда, где мог опираться на землю всеми четырьмя лапами, и зарычал, длинно и глухо. — Кажется, сейчас как раз то самое время, когда ты обычно призываешь на помощь свою армию духов и призраков? — спросил я. — Ты ведь так и поступаешь, когда приходишь к выводу, что не способен справиться с добычей в одиночку? Зовёшь их на помощь, а сам поджимаешь хвост, словно самый жалкий мелкий дрищ, и ждёшь, пока твоя жертва не будет обессилена или даже мертва. Так что же ты их теперь не зовёшь? Давай, повой ещё разок. Он зарычал снова, но потише. — Что, нет? — спросил я. — Ты не собираешься их звать, верно? Может, потому, что тебе ссыкотно? Может, ты боишься, что они заберут у тебя то, что ты сам у них отнял? На этот раз он не издал ни звука. — Так и есть, мать твою налево, — сказал я. — Посмотри, сейчас даже не вечер. Как думаешь, скольких я успею призвать, прежде чем стемнеет? И что они захотят с тебя поиметь? Удовольствуются тем, что станут вырезать из тебя по кусочку, по принципу «око за око»? Или они на самом деле захотят получить назад то, что однажды оказалось у тебя в животе? Разрежут тебе брюхо, как дровосеки в сказке про Красную Шапочку? А потом зашьют, набив камнями, и бросят в реку? Он не отвечал. — Я отойду на минутку, — продолжил я. — Как думаешь, кого я найду первым? Снова никакого ответа. Только злобный взгляд. Я повернул прочь, высматривая Эвана. Хотелось надеяться, что он не убежал насовсем. Он был хорошим помощником. Можно сказать, я был ему обязан. Точнее, я и был ему обязан. Не уверен, что исполнил клятву, которую я ему давал. Возможно, исполнил, но… Я услышал громкий хруст. И понял, что происходит. Я кинулся обратно. К Гиене. Он вгрызался зубами в ствол дерева, откалывая крупные щепки. Блядь, блядь, блядь. Я пробежал мимо него. Он отпустил ствол и прыгнул на меня. Я отпрыгнул и перекатился, а он попытался вцепиться в меня. Я услышал сдавленный хрип. Но я думал я лишь о ветке, которую недавно бросил на землю. Схватив её, я повернулся к Гиене. В ту же секунду, как я оказался за пределами его досягаемости, он снова принялся терзать ствол. Я бросил ветку, и он отпрянул. Я снова старался делать так, чтобы нас разделял остролист, только теперь не круг, а ветка. Отрывая кусочки остролиста, я разложил их вокруг ствола. Несколько оставшихся листьев и ягод я кидал в его сторону, пока не убедился, что он не собирается больше подходить к дереву. — Говнюк, — сказал я. — Вот тебе, сраный говнюк. Ещё один полезный урок усвоен. Не оставляй связанного наспех Иного без присмотра. — Что теперь скажешь? — спросил я. — Пойти поискать твоих питомцев? Рассказать им, что ты не очень хорошо себя чувствуешь? Или принести ещё остролиста и выложить круг, чтобы ты никуда не делся? Чтобы сидел смирно, пока они не разберут тебя по кусочкам? Он зарычал, но совсем не так, как раньше. Голову опустил ниже некуда. — А может, использовать силу? Я вижу твои связи. Много времени это не займёт. Я нарисовал на снегу линию. — Вот одна. Я нарисовал ещё одну. — Вот ещё одна. На моих руках много крови. Достаточно, чтобы они сбежались сюда. И они наверняка будут в ярости. Снова рычание, голова уткнулась в землю. — Есть и другой вариант, — сказал я. — Ты согласишься быть связанным. Наверняка это гораздо, гораздо лучше, чем ты заслуживаешь. Он не пошевелился, не издал ни звука. — Если мы не договоримся, я приведу сюда остальных. Буду наблюдать, оставаясь в полной безопасности. Тот пацан, которого ты сейчас хотел поймать… он вообще довольно классный, он совершенно не заслужил этого… но тебе же насрать, да? Ты не из тех, кого это волнует. Он не улыбался. Сейчас он был просто шелудивым псом. Большой, но шелудивой дворняжкой. — Десять, — сказал я. — Девять. Восемь. Семь. Шесть. Пять… Он заговорил. На незнакомом мне языке. Что-то гортанное, скрывающее больше смысла в паузах, чем в словах. Подозреваю, что это был настолько базовый язык, что его могли понимать почти все. «Я подчиняюсь». Дерево, освободившись от пригибавшего его веса, выпрямилось во весь рост, подбросив оставшийся на его ветках снег в небо. И одно это движение каким-то образом позволило солнечному свету заполнить окружающее пространство. Вокруг стало заметно светлее. На половине высоты дерева висел меч, лезвие и рукоять которого обвивала цепь. Он раскачивался вместе с деревом, и лезвие звенело при каждом ударе о ствол и сучья. Тело отчаянно протестовало против моего желания залезть на дерево, но я всё-таки добрался до ветвей, где привязал цепь, развязал узел и забрал Джун. Прежде чем спуститься, я тщательно обмотал меч цепью. Он был богато украшен, но в целом всё смотрелось странно и неприятно. На перекрестье виднелся уродливый профиль Гиены, место навершия занимал зазубренный коготь, а само лезвие было неровным и ужасно тяжёлым. От моего внимания не укрылись шипы, торчащие из рукояти — любой, кто попытался бы его удержать, изрезал бы себе ладонь и пальцы. Блин, а эта тварь очень уж не хотела быть связанной! Я поглядел на связи, чтобы узнать, в какую сторону идти к цивилизации, и побрёл по снегу, повесив на одно плечо дробовик, а на другое положив обмотанный цепью меч. Нести было тяжело и неудобно. Но я никуда не спешил. В лесу было мирно и светло. То тут, то там я видел исчезающих призраков. Их раны становились шире и разрывали их на куски, отдельные части уплывали в небытие. Оставшиеся Иные уже разбежались. Залечивать раны или ещё куда-нибудь. Не уверен, что мне хотелось знать, куда именно. Я почти добрался до опушки леса, когда увидел его. — Эван, — сказал я. Он не истаял. Не исчез. Он принадлежал Гиене, но не так, как все остальные. — Волк побеждён, — произнёс я. — Больше он тебя не потревожит. — Волк уходит, — сказал он и мигнул. Слова звучали почти так же, как у призраков, когда они воспроизводили сцены из прошлого. Эту часть загадки я не решил, хотя теперь у меня появилась хорошая версия ответа. — Волк уходит, — подтвердил я. — Я забираю его с собой. — Волк уходит, — повторил Эван. — Но волк опять вернётся. Нужно бежать, пока не придёт помощь. Мальчик глянул через плечо, на лице промелькнуло испуганное выражение, и он сорвался с места. Бегом, да так быстро, что я не сумел бы за ним поспеть. — Эх, — сказал я. — Чёрт бы тебя побрал, сраный гоблин. Ответа не последовало. Я вышел к краю дороги. — Ник из Рыцарей, — произнёс я. — Фелл меня прибьёт, если я снова его так позову. Ник из Рыцарей. Ник из Рыцарей. Мужик с дробовиком. Я ощутил, как появляется связь. — Отлично, — сказал я. Уселся и стал ждать. * * * — Какой-то ты потрёпанный, — отметил Фелл. Я не реагировал, просто терпеливо ждал. У меня всё болело, десяток ран едва затянулись. Прохожие подозрительно косились в мою сторону. Хорошо, что по крайней мере меч был в подходящем чехле — им послужил тубус для переноски плакатов и картин. Он был чертовски тяжёлым, особенно учитывая вес его содержимого. Впереди маячило жилище Завоевателя. От станции подземки идти было не так уж близко. — Кроме того, ты стал немногословен, — сказал Фелл. — Только не говори, что на что-то выменял свой голос. — Сделка была довольно односторонней, — ответил я. — Думаю, я просто запугал его и заставил подчиниться. — И ещё несколько часов осталось в запасе, — ухмыльнулся Фелл. — Я думал, ты опять закончишь впритык. — С этим я торопился, потому что мне нужно время, чтобы составить план и подготовиться к следующему заданию. Насколько я понимаю, оно самое скверное. — Скорее всего. Тогда поспешим. Закончим побыстрее, и сможешь заняться сборами. Следом за ним я вошёл в здание. Иллюзорного первого этажа на этот раз не было. Только огромное пустое пространство и башня. Несбалансированная, вычурная. Её просто невозможно было не замечать, она до такой степени привлекала внимание, что чем-то напомнила мне ту одноглазую Иную. Башню украшали архитектурные элементы, которые просто не могли существовать в любом другом месте — сила тяжести разорвала бы их на части. Шпили, выступающие в стороны, подобно мечу на поясе, островерхие крыши, тянущиеся в небо. Верхний этаж был окружён неярким белый ореолом, напоминавшим корону. Прогулка наверх совершенно не доставила мне радости. Этаж за этажом, под аккомпанемент стонов истязаемых, доносящихся из-за закрытых дверей, в окружении картин, на которых Завоеватель прославлял сам себя. Завоеватель ждал меня на самом верху. Мне кажется, вряд ли он когда-либо спал. Просто ждал. Он всё ещё сохранял промежуточную форму — наполовину человек, наполовину монстр. Бородатое лицо, плоть натянута, глаза состоят почти из одних белков. Одежда была наполовину кожей, наполовину мундиром или мантией. При нём не было никаких животных, но я заметил, что по краю крыши проходит ров, в котором описывали бесконечные круги огромные серебристые рыбы. Единственным источником света был окружавший башню бледный ореол в форме короны, да слабое свечение, исходящее от самого Завоевателя. Кроме него самого, на вершине башни заслуживали внимания ещё пять вещей. Во-первых, Роуз. Она спала, привалившись спиной к стене; короткая цепь соединяла её с рукой Завоевателя. Я воспользовался Взором, чтобы осмотреть связь между нами. Подозрения подтвердились. Что-то с ней было не так. Одна была односторонней, направленной в мою сторону. Связь была искривлённой, перекрученной. Кроме того, позади Завоевателя и по обе стороны от него стояли три алтаря. На одном лежала книга, оставшиеся два были пусты. — У тебя остался ещё один день, — сказал Завоеватель. — Потом перейдём к делу. — Понятно, — сказал я. Достав меч из тубуса, я водрузил его на один из алтарей, вместе с цепью и прочим. — Я так понимаю, что мне нельзя взять с собой Роуз? — спросил я. — Нет. — Тогда, с вашего позволения, я пойду, — сказал я. — Пойдёшь? Готовиться к следующему заданию? — Нет, — сказал я. — Да. И да, и нет. — И да, и нет, — повторил он тоном, который должен был указывать на несоответствие. На нечто предельно близкое ко лжи. И тем не менее, все три ответа были правдивы. — Мне кое-что нужно сделать, — сказал я. — Вы позволите? — Позволяю, — сказал он. — Ты хорошо потрудился, слуга. Вернулся быстро, и так старался, что получил шрамы. Я бы поспорил, но был слишком вымотан эмоционально. К тому же мне требовалось его содействие. — Фелл, — спросил я, — у тебя есть телефон? — А у тебя что, нет? — Куда уж мне, — ответил я. — Будь добр? Завоеватель сделал нетерпеливый жест, и Фелл слегка поморщился. Он подошёл ближе и подал мне телефон. Я загрузил браузер и запустил поиск. Понятно. Теперь ещё кое- что. Карта города. Некоторое время я её рассматривал. — Спасибо, — сказал я. — Увидимся завтра вечером. Когда всё это рухнет в тартарары. Хотелось бы надеяться. * * * Тишина. Я наслаждался покоем и одиночеством. В каком-то смысле это время, которое я могу уделить самому себе. Привести мысли в порядок, распланировать, обдумать стратегию. Я был способен выкладываться по полной, поскольку был в большей степени самим собой. Поскольку брал взаймы у Роуз. Я даже не мог гордиться тем, что сделал, понимая, что это не только моя заслуга. Нужно было придумать, как исправить связь до того, как я заберу у неё слишком много. Но это не означало. что я не способен ни на что хорошее. Я… я был рад тому, что мне удалось очистить лес. Не гордился, но был рад. Чувство было таким, будто меня отпустила глубоко сидящая тревога. Я всё-таки способен делать добро. И я буду делать добро. При каждом шаге снег хрустел под ногами. Время от времени поскрипывал. Видимость была так себе, но снег отражал лунный свет, позволяя разглядеть самое главное. Землю, деревья. Я обработал раны и осмотрел татуировки. Я потерял много крови, и это имело негативные последствия. Я был бледнее, но татуировки не стали более яркими. Происходящее обретало смысл. Я остановился, и хруст снега под ногами смолк. Я увидел призрака. Эвана. Убегающего от кого-то, кто больше его не преследовал. — Эван, — позвал я. Припомнил результаты поиска. — Эван Матье. Постой. Он остановился. — Можем немного пройтись вместе? — спросил я. — Я обещал, что сделаю всё что смогу, чтобы ты был в безопасности. Он поглядел через плечо. Мигнул. Не более чем эхо. — Пойдём, — сказал я. — Я знаю, куда нам нужно. Он кивнул. Я бы взял его за руку, если бы это было возможно. Но я просто пошёл бок о бок с ним. Видно было, насколько он напряжён. В нём просто не оставалось ничего, что могло бы расслабиться. Когда мы вместе сражались с Гиеной, на это легко было не обращать внимания, потому что поводов расслабляться не было. Но теперь, когда в лесу, так сказать, наступил мир… это бросалось в глаза. — Твои папа и мама тебя искали, — сказал я. — Про это показывали в новостях. Он поглядел на меня. — Ты пытался попасть домой? — спросил я. — Ага. — Ты говорил, что пробовал ходить к дороге, но это не сработало. Ты выяснил, в каком направлении нужно идти к дому? — Выяснил, да, — сказал он. — А сейчас можешь показать? — спросил я. — Я… совсем забыл… точно, я видел самолёт! — воскликнул он с ноткой торжества. — Я видел… и понял, что он летит к аэропорту, а значит, дом… вон в ту сторону! Он махнул рукой. — Ты был в шалаше на дереве? — спросил я. Он нахмурился, потом кивнул. — Тогда всё проще, сказал я. — Ты увидел самолёт и покинул безопасную зону. Шалаш, изгородь и ручей… — Угу. — И ты думал, что найдёшь где спрятаться по пути, так? Если ты знал, куда идёшь, то изгородь и ручей тебе были уже не нужны. — Думаю, а не «думал»! — Извини, — сказал я. — Тогда пойдём. Когда мы окажемся ближе, это станет заметно, потому что, как мне кажется, ты станешь больше самим собой. — Больше самим собой? — Ага. Пошли. Мы вдвоём отправились в путь. Быстро идти не получалось. Я чувствовал, как проходят минуты и часы. Часы, которые мне стоило бы потратить на сон или на подготовку ко встрече с чем-то чертовски жутким. Но, как я уже говорил, мне нужно было кое-что сделать. — Ты помнишь, как меня зовут? — спросил я. — Блэйк? — Верно, — сказал я. Мы приближались к месту назначения. Где-то между шалашом и его домом. За час с лишним мы подошли достаточно близко. Он мигнул. — Я… мне нужно поспать, — сказал он. — Я так устал. — Да, — сказал я. — Но… не думаю, что ты был именно здесь, но мы уже где-то неподалёку. Пойдём, поищем хорошее место, где можно спрятаться. Он кивнул. Место было близко, и долго искать не пришлось. Удаляясь от мест, где он когда-то бывал, Эван начинал «сбоить», как тогда во время драки с Гиеной. Мы очутились среди нагромождения скал. Чтобы пробраться дальше, кое-где мне приходилось ползти. Эван выглядел мрачным. Я осторожно смёл снег в сторону. То, что под ним оказалось, не было землёй. Не было ни снегом, ни грязью, ни деревом. Я бережно отёр его лицо тыльной стороной неповреждённой руки. Оно было холодным, как лёд. Когда я повернулся к Эвану, тот плакал. — Ты нашёл меня, — сказал он. — Да. Мне жаль, что так получилось. Он затряс головой. — Я… я… Он осёкся и зарыдал в голос, икая и всхлипывая. Я терпеливо ждал. Наконец он снова смог говорить, правда, всё ещё икая. — Я хотел, чтобы кто-то меня нашёл. Чтобы я мог попасть домой. Но мне нельзя домой, да? — Не в таком виде, — ответил я, опустив взгляд. Он проглотил рыдание и снова всхлипнул. Краем глаза я заметил какую-то слабую вспышку. Но, взглянув в ту сторону, ничего кроме темноты не увидел. — Выбор за тобой, Эван, — сказал я. — Если хочешь двигаться дальше, куда ты там должен, я попробую помочь. Думаю, это будет не так уж сложно. Он помотал головой. — Если кто-то и должен был прийти к тебе, чтобы проводить тебя к конечной цели твоего посмертия, Гиена наверняка его прогнала. Вот почему ты такой… цельный. — Я не… я не могу. — Есть другой вариант, — сказал я. — Я считаю, это совершенно поразительно, что ты продержался так долго. И в тебе есть что-то, что находит во мне отклик. Ты был напуган, ты был один. У меня тоже бывало много таких неудачных дней. Мы, можно сказать, в чём-то с тобой похожи. — Правда? — Тебе не обязательно отвечать сразу, но… в общем, я даже не уверен, что это хорошая идея, потому что тебе надо будет помочь мне в очень неприятном деле. Хочешь ли ты стать моим фамильяром? — Кем? — Кем-то вроде кота у старой ведьмы. Ты снова станешь живым. И, я думаю, станешь самим собой, потому что заберёшь немного у меня, чтобы оставаться целым. Я… мне хотелось бы думать, что я тоже кое-что от тебя получу. Потому что, если я помогу тебе, как кое-кто однажды помог мне, — это напитает мою душу и моё бытие, если ты понимаешь о чём я. — Не совсем. — Это означает «нет»? Ты имеешь полное право отказаться. — Ты… ты ведь остановил волка, верно? — Гиену. Гоблина. Да. — Я не знаю, что бы я мог такого делать. — Указывать мне пути к спасению, — сказал я. — Помогать мне стать быстрее. Короче, мы разберёмся. Я имел дело с кучей призраков и гоблинов, и это всё… выглядит правильным, если так можно сказать. Честно говоря, та тварь, с которой мне сейчас предстоит иметь дело… Помощь мне точно не помешает. Только, пожалуйста, не подумай, что я тебя уговариваю. Я бы себя возненавидел, если бы так и было. Он медленно кивнул. Но ему не дали возможности ответить. Со всех сторон вспыхнуло множество источников света. Пятна. Лучи. Фонарики. — Полиция Торонто! Медленно поднимите руки над головой! Я посмотрел на тело, потом на Эвана. Полиция? Она, блядь, самая.