Письмо

      — Кёко-чан… есть контракт на затяжную работу в сериале. Партнёрское агентство из Лондона ищет актрис азиатской внешности для съёмок. Контракт как минимум на полгода… вот, можешь ознакомиться с условиями договора, — в просторном кабинете главы LME — Такарады-сана было три человека. Девушка, лет восемнадцати, сидела на диванчике перед столом мужчины среднего возраста. За спиной молодой актрисы, почти у самых дверей, затаился помощник Такарады.       Кёко работала в агентстве уже два с небольшим года, имела за плечами несколько высоко оценённых критиками сериалов, пару фильмов и съёмки в различного рода рекламе. Многие люди шоу-бизнеса называли её новой звездой японского кинематографа, не уступающей по «звёздности» своему наставнику — Тсуруге Рену. Сама же актриса таковой себя не считала, думая, что её заслуги сильно завышены.       А ещё, у неё была тайна, которую она всеми силами старалась скрыть от окружающих. Но, кажется, у неё это получалось плохо. Она скрывала в сердце любовь к своему наставнику по съёмкам. Актриса любила его уже долгое время и не менее долго пыталась эти чувства в себе подавить. Сейчас Кёко выпал отличный шанс забыть всё это. Полгода за несколько тысяч километров от Японии отличный старт для конца чувств.       Знание языка, расстояние, не позволяющее видеть предмет своего обожания каждый день, возможность повысить своё мастерство в другой стране. Это предложение было невероятно привлекательным со всех сторон. Как бы она его не рассматривала, какие бы недостатки не искала, выгода была значительно больше. Если она сможет оставить свои чувства далеко-далеко, закопать их в глубокую яму, то это будет лишь на руку. Эти чувства, эта любовь делали её слабой, эгоистичной и глупой девушкой. Лучше, если любовь умрёт, не получив даже начала. Это будет лучше для всех… Для неё — в первую очередь…       Главной задачей теперь было беспрепятственное исчезновение. Кёко знала, что стоит ей увидеть Тсуругу, как вся решимость разлетится на мелкие кусочки. Актриса пообещала приложить весь свой опыт, талант и сыграть последнюю роль. Она сыграет саму себя — влюблённую до безнадёжности, и она отыграет этого персонажа идеально. Так, как не играла никогда. Так, что никто, даже он, не заметит подвоха. А потом, она забудет за ненадобностью, может, сохранив где-то в глубине сердца воспоминание об ещё одной роли…       Когда она давала согласие президенту, в её глазах он заметил непоколебимую решимость. Взгляд девушки говорил, что она вцепится в этот шанс и не позволит никому её переубедить. Даже он, президент агентства со всем своим убеждением не изменит её решения. Эта девочка поразительно изменилась за два года, которые он её знал, она стала твёрже, увереннее и гораздо хитрее, сохранив при этом свою доброту и удивительную прямолинейность. Она напоминала ему Куона, когда он только учился быть Реном. Каждая ошибка делала его лишь прочнее, крепче пришивала выдуманный образ к настоящему лицу.       «Прости, Рен… Хоть я и приложил к этому руку, но больше не стоит причинять ей боль… эта девочка и так слишком многое терпела и чувства к тебе лишь медленно убивают её… Если она сможет отпустить тебя, если ты её простишь и вы сможете встретиться на равных, это будет столкновение века. Я не мог ошибиться и, уверен, через год мы будем встречать новую Кёко… Теперь, моя девочка, всё зависит лишь от тебя… позволишь ли ты чувствам погибнуть или будешь их растить, в тайне даже от себя? Я хочу посмотреть, что получится из этой истории…»

***

      Лондон встретил японскую актрису туманом, промозглой сыростью и небольшим дождём. Первый цвет, который она увидела в новом городе — серый. Даже люди казались серыми и какими-то печальными. Первое время было трудно привыкнуть к особенностям климата и другой стране в целом. Всё казалось каким-то неправильным, словно из другого мира. Её немного напрягала эта бестактная прямолинейность, с которой обращались друг к другу англичане, раздражала эта постоянно появляющаяся плесень в ванной. Но человек устроен так, что быстро привыкает ко всему.       Вот и она привыкла. К дождям, к крепкому кофе по утрам, к выматывающим съёмкам, редким разговорам с Канаэ или президентом. Даже к молчанию со стороны бывшего семпая, чувства к которому она похоронила на самом дне сердца. А может, только лишь спрятала ото всех? Кёко могла лишь предполагать реакцию Тсуруги, когда он вернулся из съёмок в Йокогаме и узнал, что она улетела…       Прошло уже три месяца с момента побега девушки, а он ни разу даже не позвонил ей. Не то чтобы это её напрягало, но всё-таки где-то в глубине сердца была глупая детская обида. Хотя девушка и понимала, что это не ей стоит обижаться, но ничего поделать с собой не могла. Она стала слишком эгоистичной, требовательной к окружающим и поэтому было сложно смириться с тем, что её так быстро забыли…       Вернувшись со съёмок, она привычно оставила сумку в прихожей, разулась, прошла на кухню, не включая света, — в вечерних сумерках прекрасно было видно небольшую комнату, взяла из холодильника бутылку воды. Холодная жидкость остужала тело, приносила свежесть и немного отгоняла усталость. Иногда Кёко казалось, что она сама стала такой же как и все люди в этом городе — серой. Но стоило ей взглянуть в зеркало и она убеждалась: нет, всё те же рыжие волосы, карие глаза. Она понимала, что это всё глупая тоска по родине и… по нему?       Но стоило этой мысли закрасться в голову, как Кёко тут же её отгоняла. Бред! Ведь чувства к этому мужчине давно забыты!..       Интересно, как он там? Получаются ли у него роли, любит ли он всё так же ту школьницу?..       Школьницу?.. Школьницу! Боги, как она могла быть так слепа?!       Истеричный смех разнёсся в полутёмной комнате.       Как она могла не замечать, что единственной школьницей в его окружении была она сама? Что он бросал на неё, только на неё, такие щемяще-нежные взгляды, от которых теплело в груди? А его улыбка? Такая искренняя и светлая, опять, только для неё?!       Она самая главная дура… Но теперь… она добилась того, чего хотела… теперь чувствам некуда стремиться, ведь после её трусливого побега он наверняка в ней разочаровался…       Мосты за спиной горят ослепительно ярко, они освещают своим светом дорогу в будущее, в то будущее, в котором нет места Тсуруге Рену. Он остался там, в прошлом, вместе с чувствами и тайнами, которым не суждено раскрыться…

***

      — Ну, ты как там? — Кёко ясно видела обеспокоенное лицо своей подруги (всё-таки видеосвязь отличная вещь). В Токио было восемь утра и Канаэ нужно было собираться на съёмки, но она смогла выкроить пару минут для звонка подруге.       — Отлично. Смена обстановки помогает мозговой активности, а упавшие «розовые очки» делают картинку ярче. Ты была права, Тсуруга меня любил. Вот только поняла я это поздно, — насмешка, не над подругой, а над собой, исказила лицо японской актрисы, — наверняка, он даже видеть меня не хочет после моего поступка.       Канаэ знала, что Кёко была в корне неправа. Тсуруга не только не разлюбил девушку, но и хотел отправиться к ней первым же рейсом. Но Такарада категорически запретил ему это делать. Она не знала, что точно случилось между президентом и первым актёром агентства, но насколько могла судить о ситуации со слов Яширо, Рен был очень зол когда президент ему отказал в просьбе.       В тот день актёр ушёл, хлопнув дверью, а его менеджеру пришлось переносить все съёмки, потому что на работу мужчина в тот день не вернулся. Зато после того как он спустил пар, на следующий же день, Тсуруга работал как сумасшедший. Юкихито ей жаловался, что он никогда так не уставал и Канаэ становилось страшно, насколько же выматывался актёр, приходя домой.       Девушка понимала, что работал Тсуруга так лишь из-за желания не задумываться ни о чём, возвращаясь в квартиру. Но говорить об этом своей подруге она не собиралась. Такарада очень настойчиво просил её и Яширо не говорить Рену и Кёко ничего друг о друге. Он хотел, чтобы эти «два тормознутых» сами пришли к выводу. Что ж, один из «тормозов» осознал.       — Не могу ничего сказать по поводу его к тебе чувств, но скажу лишь одно: не стоит делать поспешных выводов. Иду я, иду! Подожди пару минут! — ответила девушка на зов Юкихито. Кёко была в шоке, когда одним из вечеров подруга сказала ей, что они стали довольно близки с менеджером Тсуруги и вскоре после признания обоюдной симпатии, Канаэ переехала жить к Яширо. Актриса была искренне рада за подругу, хотя и не могла не признать, что они немного спешили с отношениями. Однако Канаэ была счастлива, а мужчина не был обременён новым соседом, так что свои мысли Кёко оставила при себе. Хотя она не смогла скрыть своего искреннего удивления, когда какой-то раз на звонок ответил Яширо-сан вместо ожидаемой подруги. — Прости, нужно бежать, спокойной ночи.       Вызов завершился и Могами закрыла окно видеосвязи. Сон совершенно не шёл, а чем занять себя — она не знала. Иногда она приходила домой и сразу же валилась на кровать без сил, а иногда лежала без сна, обдумывая все мысли, проносящиеся в голове. Сейчас как раз был этот момент, когда вроде бы хочется спать, но собственные же мысли не дают покоя.       Она всё думала, а как бы сложилась история, если бы кто-нибудь из них признался? Чтобы они тогда делали? Было бы у них также как и у Моко-чан с Яширо-саном или же совсем иначе? Как бы они ссорились и мирились? Как просыпались вместе по утрам? Какая жизнь ждала бы их?       Наверное, отличная. Такая, о которой мечтают все. Но какой смысл в фантазиях? От них одна лишь боль. Зачем строить воздушные замки, если жить в них не суждено? Стоит отбросить эти мысли…       Но, как назло, во время бессмысленного перелистывания каналов, Кёко наткнулась на какую-то психологическую программу. Оставив для фона, девушка пошла заварить себе чая, чтобы успокоиться и быстрее уснуть.       — «Когда меня бросил любимый мужчина и ушёл к другой, то я очень сильно переживала. Я замкнулась в себе, стала безразличной к окружающим и плохо воспринимала действительность. Выбраться из этого состояния мне помогла подруга. Она посоветовала написать письмо к нему и выложить на бумаге все свои чувства, мысли, но не в коем случае не отправлять его. Можете сделать потом с ним что хотите: сжечь, выкинуть или спрятать далеко, как напоминание о прошлом. Я его сожгла. Мне действительно полегчало после этого. Я осознала, что бывший любимый мужчина меня не достоин и это словно дало мне старт к новой жизни…»       — Хм… может попробовать? Вдруг и правда поможет забыть? — вслух размышляла Кёко, слушая речь женщины. Решив, что от неё не убудет, актриса отыскала листок, нашла на столе ручку и села писать.       Дорогой Рен!       Рен       Тсуру       Оказывается, даже начать для Кёко было непросто. Но она не стала бы такой хорошей актрисой, если бы сдавалась на полпути.       Прости, Рен.       Я поступила неправильно, когда сбежала, да, именно сбежала. Я сбежала от своих страхов. От страха снова влюбиться, наступить на эти «грабли» и больно удариться. Любовь делает меня эгоистичной, слабой и жалкой. Я не хочу этого, боюсь как огня этого чувства.       Знаешь, как-то президент спросил меня: смогу ли я пожелать тебе счастья с другой? Я хотела ответить, что приложу всю свою актёрскую гордость и выдам лучшую улыбку… Но не смогла… Я вдруг вспомнила, как ты сказал цыплёнку (да, это я была им), что тебе не позволено иметь дорогого для тебя человека. Что все вокруг тебя несчастны. Тогда мне в голову пришла ужасная, отвратительная мысль, что может мне и не придётся никогда желать тебе счастья с другой.       Видишь, какой эгоисткой я стала? Любовь, особенно любовь неправильная, недоступная, превращает людей в одержимых лишь одним зверей. Мне нельзя тебя любить. Восхищаться, наблюдать, боготворить — сколько хочется, но любить тебя нельзя. Ты ведь достоин кого-то лучше, кого-то, кто идеально бы тебе подходил. Я хочу забыть эти чувства… точнее, избавиться от той боли, которую они причиняют. Пусть я знаю, что ты никогда этого письма не увидишь, я надеюсь, что наши судьбы сложатся наилучшим образом для всех…       А я… Я ведь слишком поздно поняла цену счастья… Ты так долго был рядом, всегда меня поддерживал, что я даже не задумывалась о том, что же испытываешь ты… Зациклившись на своей боли, на той пустоте, которую оставил Шо и которую я старалась заполнить чем угодно, я не замечала, когда тебе было плохо. Точнее, замечала, старалась помочь, но это ведь ты. Я верила (и, что уж скрывать, верю), что ты сможешь всё. Ты добьёшься новых высот, сможешь полюбить более достойного человека, а не меня. Я тебе не пара… Пусть это давно избитая, всем надоевшая фраза, но… давай останемся теми, кем никогда друг другу не были? Давай останемся друзьями, коллегами по работе…       Ну, вот и всё, закончилось моё письмо… Так что, теперь я могу пожелать тебе счастья… Рен       Слёзы, незаметно для самой девушки покатились из глаз. В местах, где солёные капли касались бумаги, текст расплывался мокрыми пятнами. Вытирая слёзы рукой, размазываю их по лицу, Кёко осознала одну очень простую, но очень важную вещь. Она, не смотря на все те слова, которые так красиво изложила на бумаге, несмотря на своё решение забыть его, сделать это не в силах. Даже если на кону будет актёрская гордость, даже если ей придётся бросить всё и проиграть спор с Шотаро, даже несмотря на всё это, она не пожелает ему счастья с другой. Разве что только с собой…       А пока Кёко это не сделает, она будет совершенствоваться, будет улучшать свою игру, чтобы однажды стать равной Рен, стать достойной его.       Что же до письма? Пусть оно пока полежит в уголке комода, там, где никто не увидит её сокровенных мыслей, тех, которые можно доверить только бумаге…

***

      Семь с небольшим месяцев пролетели незаметно. Начиная с конца лета все дни слились для Кёко в какую-то мутную череду съёмок, редких посиделок с коллегами в кафе, не менее частых разговоров с Канаэ и президентом и томительного ожидания чуда. Она ведь заслужила, совсем маленького, но такого важного для неё волшебства, хотя бы, в свой день рождения?       Съёмки в сериале были закончены за несколько дней до рождества и до её, Кёко, дня рождения. Оставаться в такой важный день в чужой стране не хотелось совершенно, поэтому билет на самолёт ожидал своего часа на тумбе в гостиной. Практически все вещи были сложены в чемодан, оставались лишь необходимые повседневные мелочи. В сотый раз проверяя, не забыла ли она достать чего-нибудь из дальних углов тумбы, девушка наткнулась на письмо, которое она написала не так давно. Не зная, что с ним делать, Кёко оставила его лежать на тумбе.       Звонок в дверь отвлёк от сверки со списком вещей. Решив, что ей показалось, девушка продолжила сею трудную задачу. Однако, посетитель был настойчив и сдаваться не собирался, добавляя к звонкам ещё и стук. Какофония звуков сосредоточиться мешала, поэтому девушке пришлось подняться с ковра, на котором она сидела и пойти открывать дверь нежданному гостю. Посмотрев в глазок, всё желание что-либо делать отпало.       За дверью стоял тот, кому так старательно Кёко писала письмо, тот кого любила практически вся женская часть Японии и тот, кто быть здесь не должен. За дверью стоял Тсуруга своей собственной, почти двухметровой, персоной.       — Кёко, открой, пожалуйста, — привычный голос, сводящий с ума, ласковая просьба, вот только был какой-то в этой просьбе подвох.       — Страшно…       — Неужели ты меня боишься? После всех проектов и такого долгого знакомства? — Кёко наконец поняла, что же её смутило. Интонация, с которой была произнесена такая, казалось бы, невинная фраза.       — О боюсь я вас не после этого… У меня хорошо развит датчик опасности, который сейчас буквально вопит…       — Ну что вы, Могами-сан, не стоит меня бояться… Я не причиню вам никакого вреда…       Эта магия голоса… казалось, что замки отпираются сами по себе… Ну что ж, героям предстоит долгий разговор… Несомненно, не последнюю роль в диалоге сыграет письмо, оставленное на тумбе