Небо и земля

На базаре было шумно: у прилавков толпились женщины и мужчины, пахнущие молоком и рыбой; туда-сюда сновали крысы и коты, за которыми гонялись оборванные и чумазые дети; вдоль стен, близ костров сидели, бродили, ворочились в пьяном полудреме бездомные и попрошайки. В этой суматохе изредка происходило почти незаметное волнение, когда через нее пробирался, оборачиваясь по сторонам, человек в плаще, скрывавшем его аристократический профиль. И вот мужчина добрался до края рыночной улицы и проскользнул в неприметную дверцу в стене. За ним следовала черная фигура, осмотрительно выбрав незаметный маршрут по стене над рыночными шатрами. И только объект преследования скрылся за дверью, сверкнув аметистовым перстнем, фигура исчезла во тьме пыльной мансарды прямо над ним. Оказавшись на толстой трубе, подвешенной под каменным потолком, Астика осмотрелась. С высоких выступов вниз срывались капли и разбивались о резную кладку пола. Можно было разглядеть снующих по карнизам проворных жирных крыс. Видимо, в этом месте голодать не приходится. В стенах были ниши с мраморными изваяниями прекрасных обнаженных девиц с гроздьями винограда в руках. Если приглядеться, можно было заметить негустой мох, прикрывавший «наготу» их чувственных тел. Внизу послышались шаги и голоса. Полумрак рассеялся от света факела. На стенах заиграли тени. Наконец, увидев внизу сверкнувший аметист, девушка бесшумно продолжила свой путь по карнизу, максимально пригнувшись, все ближе и ближе подбираясь к старику, которого тем временем сопровождали к массивной двери с закрытым окошечком. Человек с факелом приблизился к двери и постучал. Окошечко резко открылось, и в прорези показались щурящиеся, разукрашенные глаза. — Да? — холодный женский голос разрезал тишину. — Мадам? — мужчина поднял руку, показывая перстень. — Ох да… Проходите. — голос по ту сторону двери вдруг смягчился и стал на несколько октав выше, что совершенно его не красило. Глаза скрылись за ставнями, послышались лязг цепей и скрежет ключа, проворачиваемого в замочной скважине, и дверь со скрипом приоткрылась.

***

Старик сопел на алом ложе, пока перед зеркалом сидела, расчесывая кудри, молоденькая куртизанка и мурлыкала под нос какую-то балладу. Закончив с волосами, она встала, потерла поясницу и, собрав разбросанную по полу одежду, босиком выбежала из комнаты. «Красивая песня» — подумала Астика. Она аккуратно отодвинула решетку и спрыгнула на ковер за ширмой. Вместе с ней, с чердака полетела затхлая пыль, и девушка зажала нос, сдерживая внезапный чихательный порыв. Аристократ лежал, прикрытый простыней, и, кажется, сладко спал. Астика осторожно подошла к нему и подняла шелковую ткань, скрывавшую его левую руку. «Черт!» Перстня там не было. Она осторожно опустила ткань и, не отворачивая голову от спящего, прошлась глазами по обозреваемой комнате. Подушки валялись на пыльном ковре; мятые одеяло и простыни наполовину сползли; под потолком клубился сладковатый дым, от которого у Астики розовели щеки и мутнилось в голове. «Ну же, думай! Где?» Ее взгляд остановился на одежде, сложенной на стуле. Девушка подлетела к суконному сюртуку и запустила руки сразу в два кармана. Ничего. Ну, почти. Усмехнувшись, она засунула странную записку, гласившую о чьей-то нежелательной беременности, обратно и перебралась к внутренней стороне сюртука. Там она нашла еще кармашек. Внутри были только позолоченные карманные часы на цепочки. «Ну, хоть какой-то улов». Девушка спрятала часы в напоясной сумке. Пройдясь по остальным «тайникам» и не найдя того, что ей было нужно, воровка уже было отчаялась и начала мысленно проклинать Вилле, предложившего ей этот заказ неделю назад. Да, целую неделю она наводила справки о «цели» и его владельце, а точнее — о его привычках и слабостях, чтобы в конечном счете облажаться и уйти с пустыми руками, подвергая себя смертельному риску. И все-таки она здесь — в вонючем борделе для тех, кто правит этим городом и может вздернуть ее на глазах у всех, охочих до зрелищ. Она ходила взад-вперед, снедаемая тревожными мыслями, когда вдруг споткнулась о что-то, чуть не свалившись на ложе с Бароном. Это были его башмаки с тяжелыми пряжками. Они были прикрыты сползающей простыней, поэтому девушка их не заметила. Тем не менее на ковре вдруг оказалась та самая драгоценность, за которой охотилась везучая половина воров Гвинморка, а теперь и сама Асти — аметистовый перстень-печатка. Девушка ухмыльнулась сама себе. «Надежное место. В башмаки никто не полезет… Ну, кроме меня». Тем временем старик начал ворочаться и бормотать что-то, пытаясь натянуть на себя одеяло. Воровка быстро подняла кольцо и положила к часам. Затем прытко скрылась на чердаке.

***

—…да спасет мою душу грешную великая Еврезия… — Что там, Вилле? Не уж то мадам Аполла возвращается к нам со своими аппетитными акробатками? — А? — Вилле, сжимая в руках охотничью шляпу, вытаращился на извозчика, с недоумевающим видом пытающегося заглянуть ему за плечо — Да кто тебя за яйца вечно кусает, что ты везде своих акробаток суешь? Не-е-ет. Здесь дело тонкое, деликатное. Не для твоих пропитых глазенок. — с этими словами Вилле пихнул обиженного юношу под бок, и тот двинулся вперед, таща за собой набитую кульками телегу. На стене же, которая так заинтересовала Вилле, красовалось объявление: «Сегодня в полночь произошло варварское преступление! Фамильная драгоценность рода Аделайдов украдена. В городе объявляется комендантский час с заходом солнца. Выезд из города запрещен! Те, кто обладает ценной информацией о пропаже, должен немедля явиться в Дом Правосудия. Награда за поимку вора и возврат перстня оплатится в две цены самого аметиста!» К объявлению также прилагалась иллюстрация пропавшей драгоценности.