Чего ты ждешь?

— Эй, а с брекетами удобно целоваться? — звучит вопрос, и их взгляды на секунду пересекаются. — Что за?.. Отвратительно, — младший морщит носик и отворачивается, пока Саша задумчиво смотрит на его губы. — Но мне интересно! Они не мешают вообще? Типа… это же тупо какая-то железка во рту. — Ну уж не тебе говорить о железках во рту, братан, — сквозь смех выдает Антон и косит взгляд на шатена, который развалился на кровати, в задумчивости перебирая струны. Младший переворачивает страницу книги и продолжает чтение. — Что ты пытаешься в ней найти? — на секунду Антон впадает в ступор от такого вопроса. Он вопросительно смотрит на Сашу. — Я имею в виду… по какому кругу ты читаешь этого «Маленького принца»? Что ты там все выискиваешь? — Я просто переосмысливаю ее заново, — пожимает плечами тот, и старший смотрит на него чуть устало и нежно. Он начинает мычать какую-то мелодию, и его пальцы быстро перебирают струны. Антон взъерошивает свои вечно растрепанные черные волосы и старается не слушать пение брата. Ему так нравится, когда он поет!.. Эти концерты постоянно заставляют его забыть о делах, остановиться и вновь зависнуть, слушая, как Саша играет на гитаре, чтобы опять испытать это странное волнение, которое, сливаясь в одну точку чуть левее грудины, разбегается по телу легкой дрожью. Он переводит печальный взгляд на брата и внезапно замечает, как тот, не отрываясь, смотрит на него, и сердце пропускает удар. — Мне нравятся твои кольца, — шепчет шатен, не переставая играть, и Антон приподнимает бровь. — И браслеты. И веснушки. И твои родинки. Мне все нравится. Все в тебе. Особенно, — вдруг он перестает играть и откладывает инструмент, — мне нравится в тебе вот это. Он приподнимается, протягивая руку к младшему брату и притягивая его лицо к себе за шею, однако в последний момент чуть отворачивает ему голову, приподнимая. Он касается холодными пальцами участка кожи на горле чуть ниже скулы и очерчивает практически незаметную, маленькую родинку. Несколько секунд они молчат, и Антон спокойно терпит все манипуляции брата. Что ж, он уже привык. Даже не удивляется. Саша долго смотрит на его любимую частицу брата, а потом плавно, тягуче-медленно прижимается к ней губами. — Опять? — Ага… — выдыхает он в шею, не прекращая покрывать ее мелкими поцелуями. Руки Антона пытаются отодвинуть от себя старшего, но тот перехватывает их, отводя, и в ответ он слышит полный усталости вздох. Почему-то это лишь сильнее раззадоривает, и потому Саша поднимается чуть выше, на скулы и щеки, переходя на переносицу, целуя каждую бледную-бледную, неизвестную для постороннего человека веснушку и прижимая к себе брюнета, обхватив его лицо в ладони. — И словно солнце поцеловало… — начинает медленно петь Саша, прикрывая глаза и опуская одну руку, так что теперь он удерживает брата лишь одной рукой, держа ладонь на его щеке, однако тот не вырывается, лишь внимательно вглядываясь в умиротворенное лицо брата. — Луч солнца кожей ты словил… Твои глаза огнем сверкают… и я, похоже, утонул в любви. — Снова сочиняешь песню? — спрашивает Антон и закрывает глаза, поддаваясь минутке блаженства и слушая, как тот снова и снова напевает новую мелодию. — Да, но не для людей. Это будет твоей личной песней, которую я напишу специально для тебя, солнышко, — Саша улыбается и отстраняется, все также не открывая глаз. Внутри разливается чувство потери, словно зазывая обратно, к брату. Коснуться его, сказать, насколько он красивый, пусть и с брекетами, с кучей родинок, но красивый. Саша подавляет разочарованный вздох, вновь беря в руки гитару. Он пару минут играет, а когда солнце начинает отражаться от полированной стороны гитары, слепя глаза, наконец поднимает взгляд и едва не задыхается от нежности. Антон сидит, обняв колени и глядя на него спокойно, мягко и ласково, так, как умеет лишь он один. Он внимательно смотрит на него, пытаясь понять, что это за смена настроения. Постоянно собранный и отстраненный, расцветающий только в общении, сейчас он кажется таким близким и родным, хотя в комнате полнейшая тишина. — Что такое? — с улыбкой наклоняет голову Саша, и Антон завороженно следит за тем, как блики солнца играют в его русых волосах, делая на вид такими мягкими, а потом переводит взгляд снова на его глаза. Сейчас они как два зеркальца, которые отражают солнечный свет, становясь при этом такими медово-золотыми, тягучими, как патока и притягивающими, не отпускающими, будто карамель. Да, Антон ужасный сладкоежка, и сейчас он готов отбросить в сторону все свои моральные принципы и устои лишь за один миг ощущения этих вечно улыбающихся губ на своих. — Думаю. — О чем? — Каково это, когда пирсинг во рту? Саша изумленно смотрит на него своими ореховыми глазами и на секунду задумывается, проводя языком по зубам специально так, чтобы серебряный шарик стукнулся о зубную эмаль. — Ну, даже не знаю, — протягивает он, виновато ероша волосы. — Со временем привыкаешь, конечно, а так… очень мешало есть по началу. А ты… — вдруг он замолкает и хитро расплывается в усмешке. Антон напрягся: ему никогда не нравился этот взгляд. — Ну, если хочешь, могу показать. — Эмн… нет, не стоит, — бормочет он. — Да ладно тебе! — раз уж Саша решил поцеловать своего младшего брата — он это сделает! Он подходит к брюнету, поднимая со стула и усаживая на кровать лицом к себе. Кладет ладонь на его щеку, чуть поглаживая большим пальцем веснушки под глазами. — Ты, солнышко, главное, не бойся, окей? Он не отвечает, завороженно глядя в светло-карие глаза брата. А Саша ждет ответа, выжидательно глядя на Антона. Серо-зеленые глаза напротив темнеют. — Ну и чего ты ждешь? Саша усмехается и медленно, будто дразнясь, наклоняется к губам брата, припадая к ним сначала в невинной робости, едва касаясь и ожидая реакции. Но Антон не отталкивает его, а лишь прикрывает глаза, чувствуя, как от волнения сбивается дыхание, и потому парень смелеет, становясь уже напористее и требовательнее. Он кладет вторую ладонь не на щеку, как и первую, а чуть ниже, обхватывая шею и большим пальцем приподнимая подбородок, а сам придвигается ближе, становясь на колени и заставляя Антона задрать голову, чтобы не разорвать контакта. Саша на мгновение прерывается, чтобы надавить брату на грудь, призывая лечь, а сам нависает сверху, вновь целуя, теперь уже языком прося приоткрыть рот. Он не убирает руку с шеи, мягко оглаживая ледяными пальцами горячую кожу брата, и от этого контраста по спинам обоих бегут толпы мурашек. Антон послушно приоткрывает рот, пропуская брата вовнутрь, и первое, что Саша делает — мучительно медленно, отчего внизу стягивается узел, проводит языком по верхнему ряду зубов, очерчивая каждую железку во рту его солнышки. Но вот он ныряет глубже, и Антон уже чувствует на своем языке маленький, чуть прохладный шарик из железа, который перемещается по всему рту, словно пытаясь потеряться. Саша вдруг резко отстраняется, глядя на брата из-под полуопущенных ресниц, а обычно ясные глаза поддернуты дымкой. Антон вопросительно приподнимает бровь, и от этого жеста Саша готов сделать со своим братом такое, о чем в приличном обществе не говорят. Он вновь целует его, но в этот раз мягко, нежно-нежно, словно извиняясь, и окончательно отстраняется, оставляя лишь ладонь на шее. — У тебя бешено бьется сердце, ты в курсе? — шепотом спрашивает он и видит, как предательски краснеют щеки брата, хоть он и старается выглядеть максимально расслабленно и спокойно. — Теперь я тоже хочу пирсинг. — А брекеты абсолютно не мешают.