1951 год
Туча постепенно надвигалась и заслоняла солнце. Дворовые люди постепенно разбегались по домам, прячась в своих маленьких хрущевках от проливного дождя. Бельё, что до этого висело на пожелтевших верёвках, уже находилось на дне тазиков у женщин, одетых в домашний халат. Дети начинают показывать свой характер и громко кричать на улице, мол не хотят домой, заставляя мам кричать на них. Двор опустел… Полил серый и такой же обычный, ничем непримечательный дождь. Где-то в недалёких местах раздаётся гром, а капли с приятным звуком падают на крыши. Старый и разрушенный асфальт в дырах наполняется водой — появляются лужи. В открытое окно попадают брызги от капель, и влажность проникает в дряхлую и ненужную квартиру, хозяин которой уже три дня подряд не ел — денег не хватает на элементарный хлеб. Человека, которому так не повезло родиться с золотой ложкой во рту, зовут частенько Микой — из-за акцента местных жителей он порой уже забывает настоящее имя — Михаил. Внезапный стук в неприметную входную дверь будит Мишу, и он, ещё сонный с синяками под глазами, тащится к недалёкой двери. Встречает его почтальон с конвертом в руках. Запечатанная бумага была жёлтой, с едва заметными белыми пятнами, поэтому хозяин хрущевской квартиры сразу разбирается для кого письмо. — Вы Стронцев Михаил Александрович? — голос почтальона был слегка сладким, но прокуренным. — Да, это я, — ответ не заставил себя ждать. — Тогда это письмо Вам, и да, около подъезда Вас ждёт какой-то мужчина. Он просил передать Вам «К.К.» — Михаил стал резко злым и жестоким. Он выхватил письмо из рук молодого почтальона и быстро закрыл дверь. Его всего трясло и он не мог держать своё исхудавшее от голода тело. Сев на холодный пол и посмотрев в открытое окно, где шёл противный дождь, он распечатал письмо, читая его вслух: — К… объявленный… оказался… — он пропускал слова, а порой и целые предложения, лишь бы поскорей узнать что-то, что заставляло биться его сердце. — Как? Как так получилось? Я же лично его! — он орал на всю квартиру, а на глазах появились предательские солёные слёзы. Он рыдал как младенец, он был подавлен — сломан, и в его глазах читалось отчаяние. — Даже здесь предал… — Мика быстро встал с пола и побежал к окну. Увидев какого-то человека возле подъездных дверей, он, собравшись с мыслями, взял плащ и, закрыв за собой дверь, выбежал из квартиры. Миша почти выпрыгнул из подъезда, когда раздался голос: — Я знал. — Вы всё сами прекрасно понимаете — это я начал, а значит — и я закончу, — голос Михаила был наполнен злостью и печалью, но он старался держаться. — Поехали, — мужчина пошёл вперёд к машине, подзывая парня к себя, тем самым говоря ему садиться. Миша без опаски сел на заднее сиденье автомобиля и принялся смотреть в окно. Дождь продолжал петь свою песню…***
— Как прожил эти пять лет? — Кажется, я забыл вкус настоящей еды, — мой голос был уставшим и огорчённым. — Ты хоть ещё помнишь моё имя? — он задавал вопросы, видно, ему интересна моя биография за последние непроведённые с ним года. — Да, Александр Владимирович, — звал его я официально, ведь он старше меня — это во-первых, а во-вторых, по чину тоже старший. — Ну слава богу! Да и рано пока меня официально звать, пока ты мой друг, а потом уже под… — Запомните, я никогда не буду звать своего бывшего начальника по имени. И да, если Вы забыли, то я больше не Ваш подчинённый и больше им не буду. Я еду по своему личному делу, — выделив слово «личному» с некой злостью, я отвернулся от собеседника за рулём и продолжил наблюдать за дождём. — Хорошо, я понял тебя… — Александр Владимирович прикрыл глаза на секунды три, отвлекаясь от дороги, но потом резко изменился в мимике лица и свернул влево. Машина прибыла в точку назначения, в дальнейшем от которой я отправлюсь на нужное место, чтобы… — Не будем о хорошем, — резко улыбнувшись, я открыл дверь машины и вышел из неё, постепенно шагая к главным дверям здания. — Ты помнишь всё? — бывший начальник решил поинтересоваться моей памятью, всё-таки время идёт, и я постепенно старею, но: — Я ещё не настолько стар, чтобы забыть былые времена, — я повернулся в сторону Александра Владимировича и подмигнул ему — порой это доставляет мне некое чувство удовольствия, хоть и не ел три дня. Человек напротив выдохнул и пошагал в свою сторону, дабы делать свою работу. — Ну что, место встречи, да? — задал я риторический вопрос самому себе и поплёл по ступеням на крыльцо, где находился вход в штаб. Дверь со скрипом отворилась, и я зашёл в здание, в начале которого находился дежурный, что, узнав меня, резко встал и подбежал ко мне. — Господи, Мишка, неужели уже слышал? — его звонкий голос был слишком резким, и я бы оглох, если бы только не остановил его: — Тихо, не шуми. Слишком простой вопрос, чтобы не знать на него ответ, не правда ли, Лёша? Меня бы тут не было, если б не знал, — мои фразы звучали раздражёнными, но Лёшка никогда меня не бесил, поэтому всё это я говорил с улыбкой. Лёша был парнем простым и трудолюбивым, да и младше меня на семь лет — это и объясняет моё снисхождение к его персоне. — Понял, понял, зануда, — он показал язык, но потом быстро его убрал. — Пошли оформляться, Михаил, — парень с улыбкой пригласил меня подойти к столу. — Так, что на этот раз? — сзади меня раздался какой-то омерзительный и грубый голос, что мне пришлось резко повернуться к его хозяину. — А, Дим, это Миша — он раньше у нас служил, но сегодня его опять предложили пригласить — дело одно появилось, — спокойно заполняя бумаги, проговорил Лёшка. — Так, Миша, сколько тебе лет, а? Ты же мне перед уходом так и не сказал! — недовольно покосился на меня парень. — Тридцать мне, тридцать — в тысяча девятьсот двадцать первом родился, пятого апреля, — монотонно произнёс я. — Так ты у нас уже старичок, Михаил. — Вам-то какое дело, Дмитрий… — Константинович, — меня сперва перекосило от отчества, но быстро пришёл в себя, понимая, что личным чувствам давать волю нельзя. — Что ж, ребята, мне пора в кабинет. Спасибо, что составили мне компанию, Ми-хаил. — Всегда к Вашим услугам, многоуважаемый Дмитрий. Хорошей службы, — я поклонился уходящему раздражению и улыбнулся. Его это стало немного выводить из себя, но он сдержался. — Хех, подружитесь — одинаковые, — усмехнулся Лёша. — Забирай документы и иди в кабинет Палыча. Помнишь куда? — Да, пока ещё в памяти, спасибо, Лёша. До встречи. — Знаю, знаю, страдалец наш. Развернувшись в сторону длинного коридора, я направился в самую дальнюю дверь, которая немного выделялась от остальных — дверь главного. Пройдя уже примерно метров семь, я почувствовал какую-то странную и тяжёлую атмосферу. Возможно, что в этом штабе что-то произошло, ибо раньше здесь никогда не было настолько тихо. Немного перебрав возможные варианты происшествий, я с дрожью в руках открыл дверь напротив. Передо мной предстала специфичная картина, от которой я чуть ли не упал: главный штаба — Палыч был зажат к столу Дмитрием, тем самым, с которым у меня была перепалка возле дежурки. — Кхм, — отпрянул Дмитрий. — Ох, Миша, господи, прости за такое представление! — быстро начал говорить Павел Павлович — его зачастую звали «Двойкой» из-за двух «п» в ФИО, вроде и обычное, но надо же было как-то задеть милого начальника. — Что есть — то есть, — без эмоций ответил я, садясь на стул, стоявший возле стола Палыча. — Ничем не проломишь, да? — Я с Вами, Дмитрий, разговаривать не намерен. — А вот зря, дорогой, теперь главным штаба являюсь я, — от этих слов мои глаза округлились, и я уже думал, что задыхаюсь, ибо забыл как правильно дышать. — Ч-что? Павел Павлович, это правда? — К сожалению, Миша, к сожалению, — с нотками радости произнёс Палыч. — Да что ж за день! То одно, то другое. Когда же это закончится? — не мог остановиться я, как Дмитрий… Константинович продолжил: — Паша, можешь идти, — спокойно сказал тот и обратился ко мне. — Ну так что, дело 2К? — Я бы не хотел с Вами… — Тобой — поправочка, не люблю формальности. — Ладно, я бы не хотел с тобой обсуждать эту тему. Она только моя, поэтому оформляй мой долгожданный ночлег и выписывай на поезд. — Многое хочешь, Миша, я твой начальник, поэтому что делать решаю я. — Ты не мой начальник… — Заткнись! Ты слушаешь меня и только меня, — от его крика в сердце что-то сжалось. Он был слишком отчаянным, будто его ломало, терзало что-то. — Тебе ясно? — уже спокойно проговорил он. — Зачем тебе я? — Пока ты под моей опекой, и пока ты не расскажешь полную информацию своей операции, я тебя не отпущу отсюда, понял? — Да что ж ты такой ворчливый, Дмитрий! — немного порассуждав, я решил рассказать ему свою историю. Всё началось пять лет назад, когда я был шустрым и молодым парнишей, казалось, всё переживу и выстою, но, как показала практика, моя личность не смогла оправиться от моральной травмы, которую принёс мне самый дорогой человек — Константин. Данный эгоист был моим возлюбленным уже почти три года, конечно, на тот период времени. Всё оборвалось именно тогда, когда я обнаружил его с женщиной-пленницей в нашей с ним постели. Это дама уничтожила, стёрла с земли сто наших солдат, а он ласкал её теми же руками, что и меня! — мои мысли кидало в разные стороны, как только вспоминал всю эту мерзость. Меня выворачивало от прошлых воспоминаний, хотелось сдохнуть и забыть всё. — Я сдал его главному, который приказал прикончить этого ублюдка. Дата его казни пришла на дату нашего знакомства — четырнадцатого июля. Помню, в тот самый день было солнце, и отсутствовали облака, — На моём лице появилась истерическая улыбка. — Однако в день, когда я раз и навсегда решил убить его, погода сыграла злую шутку. Она стала жутко депрессивной и грязной, ведь дождь лил всю ночь и не собирался заканчиваться. В последний раз увидев его холодные голубые глаза, моя рука содрогнулась на курке и выстрелила, попав в самое сердце Кротского, — слегка усмехнувшись, закончил рассказ. — Его последние слова были красивыми, как мне показалось: «Мы ещё встретимся, Миша», — я вздохнул и посмотрел на Диму. — Достаточно? — Вполне, правда, ничего примечательного. Семейная драма, так сказать. — Да что ты понимаешь о предательстве родного человека?! — меня резко скрючило от злости, словно слова доносились из глубин опустошенной души. — Побольше тебя, уж точно. Даже и не подозревал, что ты из голубых кровей, дружок, — усмехнулся с садизмом в глазах глава штаба. — З-заткнись! — покраснел я то ли от злости, то ли от смущения — сам не понимал. — Я бы не советовал тебе указывать мне. — Гхр! — я выскочил, словно меня прожигало всё то пламя, что скопилось за последние пять лет. — Да кто он такой, чёрт возьми! Когда всё успело так измениться до такой степени, что с ума можно сойти. Какого дьявола он ещё и судит меня? Сам недавно мужика на стол повалил. А Лёшка ещё сказал, что похожи! Да в каком месте, покажите, — было чуть ли не рычал от гнева в сердце. Он словно хотел меня довести.. — Стоп?! Я повёлся? Повёлся как последний дурак, чёрт, — я резко развернулся в обратную сторону и направился к нему уверенным шагом, успокаивая свои и без того слабые нервы. — О, одумался? — Хах, нет, конечно, не дурак, но, понимая своё нынешнее положение, говорю, что я готов подчиняться тебе, но взамен ты должен будешь. — тут я решил немного подумать: «Чего я хочу?» — Ух, неужели моего внимания захотелось? Мог бы сразу сказать, что приревновал, — ехидно улыбнувшись, проговорил Дмитрий, параллельно облокачиваясь о рядом стоящий шкаф с какими-то важными документами. — Пф, слишком самонадеянно. Ты был бы самым последним человеком на планете, в которого я смог бы влюбиться, — немного подумав, ответил. — Я подумаю об этом позже. — Ох, как грубо, но, всё-таки, это взаимно, голубой огонёк. — Вот только не надо тут все стрелки на меня переводить, будто я полосовой магнит, а? Сам недавно Палыча зажимал к столу, — внутри меня даже появилось чувство гордости за то, что смог ответить его дерзости. — Не твоё дело! — он с не особо громким криком схватил меня за запястье. — Что касается меня и Паши, не касается тебя, понял, Михаил? — со злостью отпустив мою руку, отпрянул. — Тогда и тебя не касалась моя личная жизнь, разве не так? Или же хочешь опровергнуть этот факт? Давай, попробуй, вдруг получится, — какое-то странное и неразборчивое чувство вскипало во мне. — Я не обязан тебе объяснять ничего. Твоя личная жизнь разрушила сто чужих, поэтому это ещё как касается меня! Однако моя никак не затрагивает тебя, что не даёт повода влезать в мои собственные дела, ты меня понял? — посмотрев с диким пламенем в глазах, он открыл дверь кабинета, намекая мне удалиться из помещения, забрав необходимые для общежития документы. Однако я чувствовал внутри себя такие эмоции, будто меня обделили, оскорбили и уничтожили! Только выйдя за порог кабинета, я побежал в туалет, лишь бы успокоиться и не дать волю старым чувствам. Мало того, что меня заставили рассказать самое сокровенное, так ещё обвинили в этом. Чувство отчаяния сжирало сердце полностью, оставляя только желание отомстить Кротскому. Ублюдку, с которого началось всё это дерьмо в моей жизни. Возможно, забыв о нём, я бы продолжил спокойно жить, но, видно, тому не суждено было сбыться. Прошло около десяти минут, как я выбежал из кабинета главного, который и довёл меня до состояния полного бессилия. Тратить остатки энергии на пустые и совсем ненужные слёзы всё-таки не входило в мои планы, поэтому умывшись проточной водой, вышел из комнаты, попутно выключив и без того тусклый свет.