Ипомеи и мальва

      Скалл скользит взглядом по толпе мафиози и едва заметно морщится. От всех этих альянсовых боссов и их спутниц (или спутников) буквально разит пафосом. Дорогие костюмы, кружева слов, скрывающие угрозы врагам или лобызание перед сильными мира сего, сияющие нелепые украшения дам… Тут бы многие поморщились от открывшегося им зрелища. Особенно, если ты знаешь, что скрывается под вторым, третьим или четвёртым дном происходящего.       Впрочем, он сам кривится совершенно не от этого, хотя и отвращение к большинству из этой толпы у него имеется.       В его горле першит, а лёгкие сдавливает спазм боли. Во рту ощущается уже привычный вкус собственной крови, горечь обжигает язык, и де Морт думает, достаточно ли он уже пробыл на этом балу Вонголы, чтобы его уход был на грани приличий.       Хотя на самом деле ему хочется еще немного подождать, когда во рту соберётся достаточно этой массы, чтобы прямо здесь и сейчас сплюнуть её на пол. Прямо при всех этих пижонах, считающих себя выше остальных. Желаемое действие будто бы кричит: «Смотрите! Смотрите все! Даже у сильнейших есть слабости! Даже сильнейшие любят так, что выплевывают лёгкие и гребанные цветы! »‎       В его лёгких давно пустили свои корни акации, анемоны, жёлтые хризантемы, амаранты, ипомеи. Его любовь — это бесконечные цикл боли и невозможности избавится ни от чувств, ни от собственной жизни. Он пытался, правда. Люди все же не железные.       Скалл не железный.       Впрочем, кому какая разница?..       Когда при первом знакомстве с остальными Аркобалено Скалл сказал, что он бессмертный, ему никто не поверил.       Честно говоря, он не мог их винить. Ну да, кто в здравом уме поверит в подобную чушь? Бессмертия не существует! Так что он быстро оказался в списках гражданских. И мешающихся под ногами. Это было столь очевидно, что каскадеру оставалось только пожать плечами и смотреть со стороны — это всяко лучше, чем лезть в самое пекло, нет?       (Несмотря на бессмертие, он все ещё чувствовал боль.)       Когда он выжил в самом эпицентре взрыва во время одного из заданий, Аркобалено спросили «как?». Конечно же, за ответ, связанный с бессмертием, ему врезали. Колонелло и Реборн, кто же ещё.       На самом деле, в тот раз он вытащил их всех. В последний момент понял план противника и понесся внутрь, безумный и бессмертный. Скалл смог увести остальных, а уйти сам — нет. Его откопали через несколько часов, ожидая увидеть под завалами труп. А нашли лишь каскадера, сидящего на земле и полностью покрытого пылью, но довольного, с улыбкой на губах.       Когда после снятия Проклятия в один день Лар, Верде и Колонелло увидели его задыхающимся, выкашливающим лёгкие с цветами, их вопросами были только «кто?» и «как давно?».       Он проявил неосторожность, ясно? Слегка расслабился, вновь вернув взрослое тело. Плюс, он привык доверять своим товарищам по несчастью, несмотря ни на что. Так что это был его промах, что кто-то узнал об этой маленькой проблеме. Ответ про почти десяток лет новеньких в рядах посвящённых разозлил. Ему уж было собирались пересчитать кости, когда он предложил Верде обследовать его.       Стоит ли говорить, в каком они были ужасе, когда его ответ подтвердили исследования учёного? И новые слова о бессмертии уже не казались им такими бредовыми.       (Эй, он, на минутку, был единственным выжившим во время пожара в приюте!)       Новый спазм лишь сильнее стискивает его органы изнутри, желая уничтожить, и Скалл сжимает в ладони ткань своего мотоциклетного костюма где-то на уровне сердца. Второй рукой он прикрывает рот и резко отворачивается от присутствующих, стараясь не горбиться, пусть боль и прошивает каждую клеточку тела. Благо, он стоит за колонной, поэтому его не всем видно, хотя он точно почувствовал как минимум один сочувствующий взгляд от тех из Аркобалено, кто знает — рассказать остальным он запретил, настаивая на тайне.       Он знает, абсолютно точно знает, почему именно сегодняшним вечером боли, крови и цветов больше, чем обычно. Потому что буквально за его спиной мистер я-лучше-всех-в-этом-мире-поэтому-получаю-все Реборн сейчас флиртует как минимум с тремя девушками. Возможно, они замужем. Или чьи-то дочери. Или сестры. Или просто эскорт. Де Морту плевать, потому что его сердце и лёгкие р а з р ы в а ю т с я с каждым вздохом.       Его губы абсолютно точно в удерживаемой во рту крови и горечи цветов, когда лучший киллер мира подходит сзади и спрашивает что-то насмешливое. Каскадер не разбирает слов, только интонации и особенности голоса позволяют не обознаться, ибо Реборна он не видит (глаз на спине у него все ещё нет). Скалл оборачивается к нему и криво усмехается кроваво-фиолетовыми губами, подходя ближе к неожиданному собеседнику. Его плечи распрямляются, когда он видит в чужих глазах огромное замешательство, тщательно скрываемое полями шляпы.       Де Морт не собирается ничего говорить. Зачем? Его чувства и так безответны уже десять лет, даже если он пытался намекать. Бесполезно, честно. Впрочем, он прикасается к губам, когда стоит почти вплотную, и аккуратно вытаскивает очередной окровавленный цветок изо рта. Он аккуратно заправляет мальву прямо в нагрудной карман чужого пиджака и, хлопнув итальянца по плечу, покидает затихший зал.       Ему плевать.       Ему так хочется наконец-то сдохнуть от этих чувств.