Когда наступит рассвет

Никогда ещё Ведьмак не чувствовал себя настолько беззащитным. Он всегда считал себя победителем, хозяином положения, но, кажется, теперь он начал терять власть над положением. Если вы думаете, что он когда-либо задавался вопросом о том, что чувствуют другие, то эти времена давным-давно прошли, на данном этапе своей жизни, Геральт давно забыл, что значит уметь держать язык зубами. За столько лет своего существования, он научился сохранять спокойствие, выглядеть невозмутимым и не показывать никаких эмоций. Особенно своему врагу. Своё же спокойствие он нередко оправдывал ведьмачьим кодексом, которого в реальной жизни не существовало. По этой же причине он называл себя выходцем из Ривии, что прокатывало абсолютно везде, в правдивости его слов никто не сомневался, а, может, просто боялись лишний раз спорить, увидев обычный грозный, непринужденный вид ведьмака. Хотя, по факту-то, он не выглядел внушительным, скорее, опасным. Что-то хищное считывалось в его взгляде, когда он смотрел на своего собеседника (или собеседницу), но что... Для многих оставалось загадкой. Как и сама его личность. Он показывал ровно то, что хотел показать, и не каплей больше. Кстати, люди из Ривии славились своими честностью и благородством. А человека, подчиняющегося определённому кредо, чтят охотнее всего, отдавая на сохранение свои жизни. А ещё кошельки. И грех было бы не воспользоваться столь незапятнанной репутацией. Тем не менее некоторое количество нравственных норм и установок он соблюдал. Ведьмака резко выбило из сна. От нескрываемого испуга Геральт буквально подскочил верхней частью туловища и, проснувшись, прилёг обратно. Рядом горел костёр, от которого шло приятное тепло, и оно с истомой разогревало все его конечности. Геральт лежал на холодной и сухой земле, под хвойным деревом, на чьём-то поношенном, старом и пропахнувшем потом, плаще. Когда и где он успел его уцепить, мужчина не осмелился вспомнить. — Так и о чём был твой сон, говоришь? – задорно спросил Лютик. — Это слишком личное. – со сталью в голосе ответил Геральт. — Настолько личное, что ты кричишь по ночам. Мне кажется, ты нуждаешься в помощи. – позитив в голосе уже поубавился. — Это всё ещё касается только меня. – продолжал настаивать мужчина. — Да. И твоего детства. – ни грамма комичности в голосе. «Уж слишком серьёзно для Лютика», – подумал ведьмак. — Не твоего ума дело. – Геральт не был силён в общении. Зато, благодаря молчаливости, он научился придавать больше значения действиям, предпочитая качество количеству. В отличие от Лютика. Но только не сейчас. Сейчас Лютик был непривычно серьёзен и лаконичен. — Хорошо. – было начал Лютик, – Но, послушай, что я тебе скажу, Геральт: даже ведьмакам порой нужна помощь. – под конец голос заметно поник. Лютик вообще не привык к такому сорту людей, как Геральт, ибо он являлся полной противоположностью седовласому (однажды, шутки ради, шатен назвал его этим словом, чего Геральт, естественно, как всегда, не смог оценить по достоинству): он болтлив, любознателен, но, в некотором плане, легкомыслен (из-за чего нередко впадал в разного рода передряги). Однако, чем он не уступал хмурому и костному ведьмаку, дак это в знании жизни, являясь человеком более мудрым, нежели противоположный ему по характеру Геральт. Бард был очень предан своим друзьям — можно сказать, настолько, что в критических ситуациях себя не жалел, и был даже склонен к глупым и бессмысленным самопожертвованиям, поспешно забывая о том, что он, в общем-то, до этого момент считал себя трусливым. Всё, на что был способен Лютик, по своему собственному мнению, дак это на то, чтобы развлечь какого-либо путешественника, пока он в дороге, составляя ему дорогу (например, как Геральту), или королевские лица, дабы повеселить очередной прибауткой их гостей. И ему хотелось быть достойным чего-то большего, чем воспринимать себя как шута с певучим голосом. Лютик полагал, что замкнутость ведьмака – исключительно его ответственность и вина. В его каштановую голову не приходила мысль, что Геральт от жизни успел получить немало смачных тумаков, прежде чем покрыться грубостью и цинизмом. В случае с ведьмаком его познания в людях почему-то слабо работали. — Ты не думал, что твои советы ни к месту? Может, вспомнишь тот отрезок времени, в котором я тебя просил это сделать? Если нет, то дальнейшее развитие диалога мне не интересно. – даже сам Геральт понял, что вышло как-то слишком резко. — Ты точно несносен. Как ты с таким снобизмом можешь вообще кому-то нравиться? – Лютик осознал, что получилось с укором. — Вот именно поэтому, Лютик, я никому не нравлюсь. Трубодур почувствовал, как где-то под рёбрами защемило сердце. Он всегда был восприимчив к грубости, но это было иного рода чувство, которое Лютик не мог распознать. Обида? Скорее, досада. Но из-за чего? Что именно вызвало подобное чувство из слов ведьмака? И было что-то ещё, в чём Лютик не хотел признаваться, потому, что не знал, как сформулировать. Или потому, что боялся... — Ты лжёшь сам себе. – раздалось эхом в тишине, отчего обоим показалось, что голос Лютика разбил её на части. — Ты о чём? – долгое молчание барда удивило Геральта, посему он не смог скрыть нотки любопытства. — Думаю, ты знаешь. И признаёшь, что я прав. И мой первый вопрос по этому поводу не воспринял всерьёз. Ведь так? Отчего-то Лютику надоела эта бессмысленная ходьба вокруг, да около. Он даже не понимал, почему. — С чего ты взял? – решил так некстати произнести ведьмак. — Ты прекрасно осознаёшь все свои положительные черты и умеешь ими пользоваться. Уже проще парировал Лютик. — Годы тренировок. Общаясь с людьми, я понял, что нравится окружающим, но это всё ещё не значит, что ты прав. – расслабленно прозевал Геральт. — То есть ты просто копируешь те повадки, которые вызывают симпатию у окружающих? Откровения ведьмака вызывали сомнения у барда. — И не только симпатию. Но, в общем-то, да. Лютику, почему-то так захотелось убедиться в том, что Геральт привирает, ведь быть тому не может, чтобы ведьмак себя где-то недооценивал. Но Геральт отвернулся, всем своим видом показывая, что диалог стоит окончить. Второй раз уточнять у Геральта было бесполезно, как и продолжать диалог, который потерял смысл ещё после «Не твоего ума дело». На этом стоило прекратить. Но Лютик же глупый… правда? Снова со своей ненужной помощью, которую хотела оказать одна сторона, но не хотела принимать другая. И так было всегда. Лютик был открыт людям, всячески предлагая поддержку, но не все были готовы принимать столь щедрый подарок судьбы. Особенно уколола неготовность ведьмака. «Наверное, я слишком приставуч», — подумал он. Ведьмак бы опроверг его мысли, да вот только за годы безупречно выточенной брони, состоящей из различных защитных механизмов, мужчина разучился различать людей со светлыми порывами и людей, делающих поступки из корысти и выгоды. А довериться Лютику так хотелось.