Папочка

Был глубокий вечер. Руки Матильды блуждали по собственному горячему телу, щекоча нежную кожу. Она раскрыла одеяло и предавалась мечтами, кто бы мог подумать, об отце. О собственном отце. Его серебристая жесткая щетина, высокие скулы, мягкие сероватые волосы не выходила у девочки из головы, а очерченный подбородок и пронзительные глаза не давали спать. С недавних пор она увидела отца в новом свете. В том, в котором не должна была видеть. Ровно тогда, когда подслушала из его кабинета на приеме маму Бутча. Женщина не скрыто флиртовала с отцом Матильды. А отец сухо, незаинтересованно, но интеллигентно отвечал, переводя тему. Флирт был неожиданностью для девочки, ведь она была несведуща в таких вещах, но даже ей он показался слишком банальным и надоедливым. Отцу точно не импонировала эта женщина. А вот Джеймс нравился всей половине женского общества, и Матильде с того для в голову ударило резкое осознание этого. Ее отец был желанным для всех них, и сплетни с говорами велись усердно, на постоянной основе. Он отличный врач, очень умен, молод, высок, а еще чертовски красив. Красивее всех мужчин в убежище, уж точно. И, конечно, уж точно красивее всех знакомых Тильде мужчин. И образ совершенного мужчины неожиданно и очень неправильно закрался в голову к девчонке, не выходя оттуда. Ее ли винить, что, по совместительству, этим мужчиной был ее родной отец? Матильда, в темноте комнаты, прикрыла глаза. Она возбудилась от воспоминаний о собственном отце. Опять. Но почему-то не особо чувствовала угрызений совести по этому поводу, видно из-за того, что возбуждение было ярче. Медленно потянув молнию своего комбинезона, она обнажила белую, маленькую грудь, затем посмотрела на нее. Маленькую и готовую к ее собственным прикосновениям. Твердые розовые соски торчали, а Матильда возбудилась еще больше, хотя, казалось, куда еще. Легонько сжав пальцы на правом соске, она резко вдохнула. Приятная истома прошлась в районе груди. Даже от прикосновений они были такими же твердыми и это приводило девочку в экстаз. Пальцами второй руки она сжала другой сосок и выгнула спину, закусив губу, принялась их мять. Поглаживая, едва проводя пальцами, еле касаясь отзывчивой кожи твердой горошины, она сжимала мышцы своих бедер между ног, думая о нем, о его серых глазах и сильных руках. Правая рука неспешно залезла вглубь комбинезона, прошлась по мягкому животу и, нащупав лоно, пальцы коснулись горячего клитора. Пока левая рука теребила девчачий сосок, пальцы правой водили по клитору вправо и влево. Матильда быстро приходит к разрядке, когда думает об отце. И уже, только начав, она чувствовала, что скоро кончит. Но вдруг услышала звук приоткрывшейся двери. Джеймс, уставший от очередного трудового дня в качестве доктора убежища, закрыл дверь комнаты и тихонько вошел в помещение. Тильда, кажется, спала в своей комнате. Он, стараясь не шуметь, вошел в комнату, прошелся. По вечернему обычаю достал из тумбочки виски и налил себе в граненый стакан. Он не был зависим от алкоголя, но так крепче спалось. Да и уже долгое время в этом убежище существует лишь одно расслабление для него. Сделав большой глоток, он сел на кровать. В его комнату, незаметно, как кошка, вошла дочь. Он увидел ее в сумраке комнаты. — Привет, Матильда. — Привет, пап. Она прошла в комнату и неожиданно присела напротив, подойдя к нему. Тильда принялась развязывать шнурки его тяжелых ботинок. Это было странно. И выходило за рамки обычной заботы, которой одаривала его любимая дочь. — Эй, малышка, тебе совсем не обязательно это делать. Ты же знаешь, старик и сам может развязать себе шнурки. — Не называй себя так, па, — ответила Матильда, смотря на него тем сбивающим с толку взглядом, и ловко продолжила орудовать пальцами. Ее комбинезон был слегка расстегнут и, не желая туда смотреть, Джеймс отвел взгляд. Развязав шнурки, девочка потянула за ботинок, освобождая сначала одну ногу, потом другую. Все это было как-то странно. — О, это виски? — улыбнулась дочка, смотря на стакан. Не дожидаясь ответа, она бесцеремонно взяла стакан и, поднеся к губам, быстро осушила. — Эй, эй, ты чего, тебе такое нельзя, — запротестовал Джеймс. — Раз тебе можно, то и мне тоже, — весело, с искринкой в глазах, ответила Матильда. — Тильда, это для взрослых, больше не делай так, пожалуйста, — Джеймс с секунду замялся, затем потер переносицу. — Ты как-то странно себя ведешь. Матильда замолчала на пару секунд, задумавшись. — Папочка... — сказала девчонка нарочито жалобно и распахнула глаза, глядя в лицо отцу, у которого защемило в сердце от этого ее взгляда. — Может, меня стоит наказать? Джеймс был в шоке с минуту. — Ти, я не... Девочка опустила глаза и переместила свою ладонь на напряженное колено отца. — Паааап, — протяжно пропела она, лукаво смотря на отца из-под опущенных ресниц, а затем заерзала на коленках. — Ты такой красивый... Кажется, виски начал действовать. На них обоих. Все внутри Джеймса било тревогу, а Тильда продолжала что-то странное: взяла широкую ладонь отца и, как в замедленной съемке, положила ее на свою маленькую упругую грудь. — Потрогай меня, здесь, папочка, пожалуйста, — она накрыла ладонь отца своей рукой, прижимая к груди сильнее и возбудилась. — Потрогай меня за сосочки, пожалуйста, папочка... Я очень хочу, чтобы ты меня потрогал... Уже давно. Джеймс был в шоке, он отдернул руку, широко распахнув глаза в недоумении. Матильда разочарованно простонала, затем нащупала пальцами свою грудь сквозь комбинезон и застонала уже по-другому. — Тебе ведь это нравится, да, папочка? Фантазии о своей маленькой дочке, — Девчонка красноречиво посмотрела на вздыбленный горячий член Джеймса. — А мне нравятся фантазии о своем взрослом папочке и я хочу его член в себе... Матильда наконец встала с колен и уселась на пах отцу, расставив ноги в стороны. Она поерзала на твердом члене мужчины, который заскользил между ее ног сквозь комбинезоны. Джеймс не верил в происходящее, а его член изнывал от желания собственной дочери. Как в плохом сне его руки легли на грудь Тильды опять, в этот раз умело нащупав маленькие тугие горошины и ловко водя вокруг них пальцами, Матильда закусила губу и гортанно застонала. Джеймс коснулся центра сосков и сжал их между пальцами, а дочь ерзала на его члене уже отчасти мокрым комбинезоном. Его член был твердым как камень и изнывал от смазки. Матильда начала расстегивать молнию на комбинезоне отца, обнажая крепкие белесые плечи, мышцы под которыми ходили ходуном, когда она к ним прикасалась. Ее нежные девчачьи пальцы на его плечах были восхитительны. Матильда кротко поцеловала его плечо и принялась расстегивать синий комбинезон дальше. Показался натренированный пресс, который она часто видела после того как ее отец выходил в одном полотенце из душа. Заскользив пальцами по кубикам, она неумело провела языком вдоль них, оставляя влажную полосу. Руки Джеймса заблуждали по узкой спине горячо любимой дочери. Матильда освободила мужчину от комбинезона, сняв его через ноги, но не спешила вставать с колен. Вместо этого она многозначительно смотрела на выпирающий из трусов член отца. Ей это все было в новинку, но она сотню раз представляла все в своем воображении. Нужно было действовать, пока отец не пошел на попятную. Он завороженно наблюдал за дочерью, а девчонка легонько прикоснулась к выпирающей плоти через трусы, Джеймс вздрогнул. Он очень давно не испытывал ничего подобного. Тоненькими пальчиками Матильда приподняла резинку трусов и, проскользив одной рукой внутрь, взялась за безумно твердую и горячую плоть. Отец застонал, а Матильда поняла, что ему приятно, даже если она настолько не уверена в своих действиях. Девушка сжала член отца в своей ладони и заскользила ею вниз вверх, размазывая по стволу смазку. Джеймс прикрыл глаза и закинул голову назад. — Папочка... я тебя люблю, — сладко простонала Матильда, увидев реакцию своего отца. Джеймс посмотрел на свою дочь, держащую в руках его член. И в тот же момент, заметив, что отец наблюдает, она быстро лизнула языком головку, попробовав солоноватую смазку на вкус. Джеймс дернулся и хрипло проговорил: — Иди сюда, Ти. Дочка послушно отдернула руку и забралась на отца, сев на коленки, обхватив ими бедра Джеймса и взяв его за крепкие плечи. Джеймс смотрел в глаза своей дочери, которая наблюдала за ним, а руки его потянулись к ее комбинезону, расстегивая замок все ниже. Показалась бледная грудная клетка, Джеймс медленным движением освободил плечи Матильды от комбинезона, потянув его вниз. А девушка смотрела на его красивое лицо в приглушенном свете ночника. Джеймс перевел взгляд на грудь дочери, на маленькие твердые соски и проскользил по ним своим большим пальцем. Матильда тихо застонала и заерзала бедрами вперед-назад, скользя на отцовском члене. — Папочка, я хочу его в себе... пожалуйста — молила его собственная дочь, смотря ему в глаза. Джеймс не мог противиться этому тону и взгляду одновременно. Он расстегнул комбинезон дочери ниже, показались трусы, а Матильда привстала, помогая окончательно снять с себя этот ненавистный комбинезон. Джеймс окинул взглядом худую, наверное слишком худую фигуру его дочери, но все равно прекрасную, затем положил руку на ее затылок, гладя волосы, и поцеловал ее в левый сосок. Матильда, изнывающая от желания, сама спешно стянула с себя трусы. Джеймс прошелся пальцами, постукивая, по ее животу, а спустившись вниз, нащупал горячий клитор, начав его массировать, параллельно целуя грудь. Матильда, завывая, нащупала его член и прислонила к половым губам, наконец ощутив его без одежды. Поерзала немного, положила свои руки на плечи Джеймса и попыталась насадиться. Она почувствовала половину головки в себе, но дальше двигаться было больно, и девушка разочарованно застонала. Джеймс, заметив и в полной мере ощутив ее телодвижения, извиняюще поцеловал дочь в плечо и, приподняв ее, уложил на кровать, чтобы оказаться сверху. Она так неопытна, невинна и лежала под собственным отцом, находясь в его власти. Джеймс проговорил горячим шепотом, опаляющим все ее естество, на ухо: — Прости, малышка Ти, я сейчас все сделаю. Он взглянул на ее выступившие слезы и в тот же момент Матильда потянулась к его лицу, жалобно прося желанный поцелуй. Джеймс помедлил немного, а затем наклонился и коснулся своими губами нежных девичьих губ дочери. Она набросилась, жадно, по-отчаянному прося еще, а он повиновался, приоткрыв губы, а ее язык оказался внутри и блуждал там. Руки Джеймса параллельно развели ее бедра в стороны, большой палец снова лег на клитор, а средним он медленно вошел в ее податливое, пренадлежащее ему, тело. Матильда простонала отцу в рот и начала двигаться бедрами навстречу ему, насаживаясь. Джеймс оторвался от ее губ и переместился покрывать грудь поцелуями, затем прибавил еще один палец, который вошел во влажное лоно уже с трудом. Матильда замерла, но затем опять содрогнулась и принялась двигаться в такт пальцев отца. Затем Джеймс отодвинулся, вытащив их и, взяв свой член в ладонь, направил его в Матильду. Оперевшись сильными руками по бокам от ее головы, мужчина начал двигаться бедрами вниз, постепенно проталкивая член внутрь, Матильда расставила ноги еще шире и опять тянулась к губам отца. Он ее целовал, а член вошел по головку. "Да, папочка, да", — Матильда прошептала ему в губы. И, хотя ей все еще было больно, она находила утешение в губах собственного отца. И эти умелые губы, как ни странно, действовали как морфин, а мужчина продолжал двигаться. Сладкий спазм прошелся по позвоночнику Матильды, она ощутила, что член отца вошел глубже и, закусив его губу до крови, приобняла того за спину. Она было подумала, что член вошел полностью, но это оказалась только головка, а сладкая пытка продолжалась. "Пожалуйста, продолжай"... Джеймс поддался уговорам и, положив руку на плечо Матильды, плавно дернул бедрами, продвигаясь дальше и дальше. Тильда, уже не скрывая боли, застонала Джеймсу в лицо, а он, извиняюще, проскользил губами по ее щеке, оставляя кровавый след, затем сделал последний толчок, и член вошел полностью. Мужчина замер, а Матильда прислушалась к ощущениям: боль почти угасла и вновь появилось желание двигаться. Она толкнулась бедрами навстречу отцу, а он, поняв дочь, начал двигаться в ней. Каждое скольжение его члена внутри сопровождалось пошлыми хлопками, а Тильда постанывала им в такт. Джеймс, спохватившись, переместил руку на ее клитор и начал быстро массировать его. Девочка находилась между раем и землей: каждую секунду сладкая дрожь проходила по всему ее телу, а бабочки порхали в ее животе. Напряжение было на пределе, а Тильда максимально выгнула свою спину и протяжно застонала, обмякнув. Она кончила так быстро, но ощущение оргазма не ушло, как бывало после мастурбации, оно продолжилось, раздавая телу все новые и отличающиеся друг от друга импульсы, которые били ее тело вновь и вновь. Джеймс, поняв, что дочь кончила, старался двигаться еще быстрее, чтобы догнать ее. Увидев ее, обмякшую и такую соблазнительную, он поцеловал ее в лоб как делал в детстве перед тем как уложить спать, и, выйдя из дочери, принялся надрачивать член своей рукой, а затем, вздрогнув сильной спиной, излился ей на живот. Прилег рядом и услышал дрогнувший голос дочери, которая от чего-то потеряла всю свою былую уверенность: — Папочка... Я тебя люблю. Люблю больше жизни, люблю как не должна любить... Джеймс смотрел в ее глаза и сказал неожиданную даже для него самого фразу: — Ты так на нее похожа... Матильда перехватила руку отца и спешно прижала ее к своему лицу, отчаянно трясь о нее щекой. — Я могу быть как она... как мама. Я могу быть кем угодно ради тебя, только будь со мной, будь, пожалуйста, всегда... Джеймс молчал и проклинал себя.