В своих кругах я как-то прослыл известным выдумщиком. Люди чаще говорили про меня «чудак», но это лишь потому, что завидовали. Сам я знал ведь, что они имели в виду.
После встречи с ведьмаком я на время потерял свою былую удаль. Мне требовалось много энергии, чтобы написать и исполнить баллады о его подвигах, которые, несомненно, были нужны этому миру так же сильно, как я нужен Геральту. Но из-за этого люди, так вдохновившись ведьмаком, начали забывать меня самого.
Теперь я стал «чудаком, таскающимся за ведьмаком».
И в этом я больше не слышал зависти тому, что я что-то мог. Теперь все завидовали, что это я приручил белого волка, а не они. На это заявление все каждый раз смеялись и переставали наливать эль в пабах, но это лишь проявления зависти, однозначно.
Но такой расклад меня не устраивал. Важно было, чтобы простой люд знал, на что я способен. Именно я, а не ведьмак. В их умах я должен был закрепиться как самостоятельная личность, как кто-то, кто своим великим разумом мог преобразить весь наш бренный мир!
Хвастливым я никогда не был, поэтому писать балладу о самом себе я не мог. Все должны были именно убедиться воочию, на что способен сам Юлиан Альфред Панкрац виконт де Леттенхоф. А он способен на многое! Уж я-то знаю!
Так что мне полагалось серьёзно задуматься над тем, что следовало бы сделать, чтобы обо мне заговорили. Это должно было быть чем-то броским, возможно даже дерзким, немного опасным и совершенно безрассудным. Что-то в моём стиле. Но при этом я не мог надолго оставлять Геральта одного, ведь он несомненно будет переживать за меня.
Мой потрясающий мозг сразу же начал накидывать варианты.
И практически все из них тут же сгорали, потому что аргумент «Геральт будет против», как ни странно, работал. Быть того не могло, чтобы он не забеспокоился, если я решу в одиночку порубить кикимору на мелкие кусочки или что-нибудь в таком духе. Нет. Нужно было самую малость, буквально на крошечное зёрнышко, поменьше безрассудности. И вдруг – вот оно!
Идея!
Невероятно замечательная, просто восхитительная и такая же умопомрачительная, как все мои песни. Да что уж там, такая же сногсшибательная и неотразимая, как я сам!
Преисполненный уверенностью в том, что придумал нечто гениальное, я подошёл к Геральту. Какой-нибудь проходимец наверняка сказал бы по его виду, что он уже заранее против моей идеи, потому что он закатил глаза и ускорил шаг, будто бы надеясь, что я не догоню. Но это не так! Мой дорогой ведьмак всегда готов поддержать меня, я знаю!
— Геральт, я... — начал было я, но он невоспитанно меня перебил.
— Не сейчас, Лютик.
— Почему это?
— Ты только что молчал. Долго. Для тебя – слишком долго. Ты что-то задумал, и я не хочу знать, что.
Пришло время закатывать глаза уже мне. Перенял эту привычку у этого невежи. Наверняка сейчас бухтел именно потому, что соскучился по моему голосу. И сейчас обижен, что я так долго не разговаривал с ним. Но ничего, я был готов исправляться.
— Геральт, давай дуэтом?
Показалось, или он чуть не споткнулся?
— Что?
— Балладу мою исполним. Вот в город вернёмся, в бар зайдём и...
— Нет, — вновь бессовестно перебил он меня.
Я начинал сердиться. Ну как это – нет? Это же моя идея. Моя!
— Ну пожалуйста, — тихо пробормотал я тайное заклинание, действующее на всех. На Геральта в особенности. А когда я ещё и смотрю побитой Плотвой, то безотказно даже тогда, когда мои идеи всё-таки чуть-чуть слишком дерзкие.
Как я и ожидал, Геральт многозначительно хмыкнул. Никто не знал, но я до дрожи в коленках обожал, когда он так делал. Он глянул на меня так уставше, будто на его плечах все грехи этого мира, а я смотрел на него в ответ той самой тайной техникой. Он, конечно же, не выдержал.
— Может быть.
— Ты согласен?!
Самую малость я, если честно, был удивлён.
— Чем бы дитё не тешилось, — с мерзкой улыбкой сказал он. И это меня подкосило. Я ведь взрослый!
— Ты... ты только что назвал меня дитём?
— Ага.
— Тогда ты... ты...
— Кто?
Я крепко задумался. Дитём меня ещё никто не называл. Так оскорбить! Так унизить! Понизить! Занизить! Не будь он моим другом, то я бы уже его избил. Да-да. Но как-нибудь уколоть в ответ этого злыдня было моим делом чести. Ответ пришёл сам собой.
— Педофил!
В этот раз Геральт действительно споткнулся.
Он глянул на меня. Очень зло глянул на меня... А я не успел состроить тот самый взгляд, потому что ещё сам не осознал, что сказал.
— Нет.
Сказал, как отрезал. Нет – не педофил? Нет – не будет петь со мной? То, что он оседлал Плотву и пустил её рысью, подсказывало мне, что и то, и другое. Обидно.
— Геральт, подожди! Стой! Геральт!
Странно, но он не остановился...
Ну и дьявол с ним! Другого ведьмака найду и с ним дуэтом спою! Один он такой что ли, особенный? Неповторимый? Нужный? Самый лучший?..
<'"'>
К вечеру, блуждая в лесу, я вдруг осознал, что да. Он один такой.
Как минимум – в этом лесу. Потому что ни единой живой души за всё то время, что я здесь бродил! Геральт где-то там, а я здесь. Совсем один. Одинокий. В одиночестве. Волк одиночка. Ужасное слово.
От великого несчастья я начал разговаривать с деревьями.
— Где город, а, сосна? — дерзко спросил я у одного из них.
Мне не ответили.
— Где люди? — задал вопрос я другой сосне.
Мне снова не ответили.
— Где моя любимая? — я спросил у ясеня. Откуда он здесь?
Не ответили. Удивительно!
По крайней мере меня не посылают. И не кидают в меня хлебом. А лучше бы кинули. Есть охота...
Чёртов Геральт. Как он вообще посмел бросить меня? Меня, такого прекрасного и чудесного? Ему разве не будет скучно?
Одиноко?! Опять только с Плотвой и сможет поговорить. Уныние!
Я сжал лютню в руках. Вот люди и заговорят о барде, что выжил один в лесу. Без помощи, еды, поддержки и, что самое невозможное, без собеседников. В такие моменты только и остаётся, что петь свои худшие – они не плохие, просто не такие же блестящие, как остальные – песни.
Привалившись спиной к тому ясеню, я снова задумался о Геральте. О том, что я действительно хотел бы услышать, как он поёт. Какой у него голос? Меняется ли он? Пробовал ли вообще ведьмак петь?
Если честно, вряд ли он будет лучше меня. Так что в нашем дуэте за пение отвечал бы я, а вот он... мог бы просто говорить текст своим брутальным голосом. Рифмованный, под броскую дерзкую музыку. И играл бы мускулами! Создали бы новый жанр.
А сейчас он брёл ведь где-то, скучал наверняка по мне. И однозначно точно жалел, что бросил меня. Может, он уже одумался и ищет? А я куда-то сам ушёл и заблудился, и он не мог меня найти? Надо подать ему знак! Нас связывали ведь высшие силы, которые точно смогли бы привести его ко мне!
Я начал петь. Громко. Ничего не изменилось.
От досады я пнул дерево. Лучше бы Геральта.
Задумался. А что, если это дерево представить Геральтом? А что, похож! Молчалив, суров, высок, бревно. Идеально.
Сначала я просто начал его бить. Ещё одна схожесть дерева и Геральта – если их бить, то больно не им, а тебе. Потом одумался и начал просто забрасывать камнями. Потом одумался снова, понял, что это, вообще-то, обидно, и перестал. Поцеловал веточку в знак примирения. В знак ещё чего-нибудь поцеловал ствол.
Душа пела. Я запел тоже. На удивление, Геральт тоже запел.
Точнее, не запел, а затрещал.
И не Геральт, а ясень.
Стоп, погодите. Что?
<'"'>
Очнулся я уже вне своего тела. Что-то мне настойчиво подсказывало, что я умер. Более того, что меня убили. Дерево меня убило.
Я не волновался, нет. Ведь видел, что к моему растерзанному телу уже бежит мой Геральт. Настоящий. Он точно придумает что-нибудь, чтобы меня оживить. Ну, ведьмак он, или где?
Пусть сам волнуется. Нечего бардов одних оставлять.
Правда, кое о чём волновался и я. И не о своей жизни, право слово, нет. О репутации. Если вдруг Геральт не воскресит меня, то я запомнюсь людям, как «чудак, убитый деревом». Все проигнорируют, что виноват во всём ведьмак, и что дерево было чудищем, а я останусь несправедливо окрещён такой нелепицей.
Следовало срочно помогать Геральту воскрешать меня!
Тогда, может, я запомнюсь, как восставший из мёртвых?..
<'"'>
Когда я очнулся в следующий раз, мне показалось, что я больше никогда не стану прежним. Об этом я и сообщил рядом стоящему Геральту.
— Говорить можешь, — грустно вздохнул он. Напускное. — Значит, живой и тот же.
На пробу я запел. Тоже могу!
— Геральт, прости меня. Ты не педофил, — решил сообщить я своему дорогому другу. Он глянул на меня недоверчиво. — Ты жопа лошадиная.
— Меня моими же фразами?
— Да.
Он почти по-настоящему улыбнулся и потрепал меня по волосам. Приятно. Убедившись, что я живой, он уже собрался уходить куда-то, поэтому я его остановил, схватив рукой за ногу. Его крепкую, упругую ногу. Возможно, не совсем ногу.
Ну, перепутал немного. Не каждый день восстаёшь из мёртвых. Надо будет кстати потом спросить, как у него это получилось.
— Ты чего?
— А поцеловать? — решил действовать я напролом.
— А я не педофил. Сам же сказал.
— Мне эта смерть лет тридцать прибавила. Посмотри, морщины уже появились?
Вообще-то я искренне надеялся, что никаких морщин на моём прекрасном лице не было.
— Ну да. В морщинах, поседел даже весь.
Это неправда. Это неправда. Это неправда!
Геральт улыбнулся снова. Да у меня сегодня праздник. День рождения. Буквально!
— Я тебя и такого с собой брать буду, — сказал мой ведьмак, и это прозвучало как самое поэтичное признание в любви.
— Я тебя тоже, — ответил я. Для кого-то могло прозвучать странным, но Геральт понял, что я имел в виду. Наверное.
А что, если запомниться людям, как «чудак, влюбивший в себя ведьмака»?
