Что же ты делаешь со мной, Уилсон?

Быть мизантропом и одновременно быть другом для человека с нескончаемой верой в людей — трудно, однако, как говорится, противоположности притягиваются. Несомненно притягиваются. Та сила, которая притягивает Хауса к Уилсону, сжигает его наигранную холодность и саркастичность на публике. И полыхают они голубым пламенем, а он лишь наблюдает со стороны и жалеет, что потерял контроль над чувствами и они медленно, но верно начали пожирать его изнутри. Как жаль, что нельзя избавиться от чувств, как от опухоли. Симптомы до ужаса схожи и будь он ипохондриком, то бегал бы по врачам и искал надуманные недуги. Но он не ипохондрик и не идиот, потому ему известно, что это всего лишь симпатия. Ничего такого интересного, что могло бы по-настоящему заинтересовать. Ведь даже опухоль любопытнее, ведь её можно удалить, а вот влюблённость излечить невозможно. — Просто решил предупредить, что она, должно быть, курит. Возможно могут быть проблемы из-за этого. Сделать ей рентген? Хотя рак легких в её возрасте… Монотонная речь прервалась и обладатель столь усыпляющего голоса затих. Легкое прикосновение до плеча заставило вынырнуть из размышлений, дернувшись и отрешенно взглянув на собеседника, Хаус немного смущенно захлопал глазами. Уилсон надулся и нахмурился, как он делал всегда, когда его игнорировали. — Твоя пациентка больна и есть подозрения на рак, почему бы тебе не послушать онколога, Хаус? — Это не онкология. Однако курение могло вызвать некоторые симптомы. Спасибо. Неловко повисшая тишина немного начала нервировать и диагност недоверчиво приоткрыл глаза и поднял бровь, когда увидел, что его друг был в полнейшем шоке. Он так удивился, что он подверг его гипотезу скепсису? Кажется, что такое происходило и раньше. После протяжного «вау» Грегори начал раздражаться, ещё более смущенно, но уже сердито поглядывая на Уилсона. — А я уже и забыл когда ты последний раз говорил «спасибо»! Стой, у тебя все в порядке? Это повод начать переживать за тебя? — Ты смеешься надо мной? Мне нужно было сказать тебе, «идиот, твоя информация бесполезна, уйди, ты бесишь»? Смех Джеймса хотелось запомнить и никогда не забывать, потому что приятно-щекотное чувство разлилось по телу, а сердце стало конечной остановкой. Или это у него тахикардия развивается? — О Боже… Я бы не удивился так сильно, как сейчас, правда. — мужчина словно заискрился и просиял, кажется шутка получилась на славу и настроение Уилсона улучшилось и перешло из «я-важный-и-деловой» в «ладно-можно-расслабиться». — Сейчас у меня будет последний приём, подождёшь меня? Кивка было достаточно и онколог покинул кабинет, а на душе словно что-то оборвалось. Уже было поздно и немного необычно, что на такое позднее время есть записи, но делать ничего не оставалось, кроме как выпить таблетку Викодина и расположиться на кресле, размышляя о пациентке. Хотя это и давалось с трудом, потому что в голову лезла лишь ненужная информация о симпатии к Джеймсу и о рефлексии. Никогда ему не приходилось сталкиваться с тем, что он полюбит мужчину. Да, он милый и по внешности, и по характеру, а ещё они долго знакомы, однако отшутиться и забыть не получалось. Мысли лезли и лезли, не давали подумать ни о чём другом. Но что он не был готов почувствовать, так это нежное поглаживание по голове. Ловкие пальцы зарывались в короткие и вечно спутанные волосы. Хаус что-то промычал и удивленно поднял голову, ну конечно, это был Уилсон и он насмешливо трепал его волосы, смотря с неподдельной нежностью, от которой кружилась голова и начиналась гипервентиляция легких. Хоть и прошло какое-то время, но Джеймс продолжил задумчиво разглядывать вид за окном и рука его никуда не делась, она все ещё мучала его волосы, оттягивала, пропускала сквозь пальцы и делала многие другие манипуляции. — Джеймс? Ах, я заснул. — Да, Грег, — эта фраза прозвучала слишком отчаянно, от этого сердце в очередной раз сжалось. — Ты уснул. Его рука внезапно одернулась, но Хаус заворчал и поднял взгляд на покрасневшего друга, который очаровательно улыбался, но не смотрел на него, поэтому казалось, что эта милая улыбка адресована кому угодно: стене, плакату или люстре, но не ему. — Положи руку обратно. Это не меньше удивило его бедного друга, который все больше и больше удивлялся от поведения Грегори. Но руку положил и слегка сжал, явно нервничая. И это, похоже, было точкой невозврата, когда мужчина поднялся и взглянул в глаза своему милому доктору Уилсону. Поцелуй вышел смазанный и чересчур невинный, хотя поцелуем это было трудно назвать, быстрый и неловкий чмок, на пробу. После того, как негативной реакции не последовало, Хаус нетерпеливо и более уверенно начал выцеловывать чужие губы, которые начали слабо, но отвечать. Рука, которая переместилась на шею, трогательно прижимала его к Джеймсу, чтобы быть ещё ближе. Когда легкие обоих начали отключаться, пришлось отстраниться, чтобы не потерять сознание. Оперевшись лбом о лоб Джеймса, Грег прикрыл глаза и тяжело вздохнул. — Я… Я не знаю что сказать. — Возможно слова здесь излишни, — после этих слов последовало теплое объятье, которое, казалось, может защитить от всех опасностей и трудностей в жизни. Печально лишь то, что никто из них не уверен в серьезности другого и остается лишь слепо верить, что у человека перед тобой нет гнусных намерений. Эти чувства ранили насквозь, и у Хауса уже не осталось литературных сравнений, чтобы описать то, что происходит между ними с Джеймсом. Им не положено, они взрослые мужчины и вот, на старости лет, жизнь подкинула ещё больше проблем и поводов для саморефлексии. — Что же ты делаешь со мной, Уилсон?