Зеленый или черный?

— Зеленый или черный? Длинные волосы, собранные в неряшливый хвост, легко мажут по пояснице. Молодой человек в растянутой домашней футболке и клетчатых пижамных штанах маленьким ураганом носится по крошечной кухне захудалой многоэтажки, заглядывая во все шкафы и ящики вперемешку. Босые ступни звонко шлепают по линолеуму. Здесь и впрямь тесно: вдвоем что-то делать практически невозможно, если кто-то из этих двоих не сидит за столом, оказываясь при этом почти в дверном проеме. Отстраненно подумалось, что парень никогда так ничего не найдет, потому что какие-то дверцы открывает уже по третьему разу, а к каким-то до сих пор не притронулся. — О, Лань Чжань! Остался тот, что с жасмином… Я думал, он давно кончился. Парень задумчиво потирает затылок, растрепывая остатки прически еще сильнее, зажимает в пальцах кончик алой ленточки, которую неизменно повязывает поверх резинки, и складывает его в гармошку. Слова юноши доходят до Лань Чжаня, как сквозь толщу воды, постепенно становясь громче и яснее, будто он выныривает. — Ты любишь? — Вэй Ин резко оборачивается, едва не снося локтем только что поставленные кружки. Потряхивает полупустой зеленой пачкой. На лице — вечная улыбка, самая прекрасная из всех, что когда-либо видел Лань Чжань. Длинная челка лезет в глаза, и юноша сдувает ее, фыркая, но та все равно возвращается на место. — Люблю. — Отлично, тогда заварю его. Лань Чжань любит. И чай здесь ни при чем. Он любит солнечную улыбку. Светлые глаза цвета селенита, что неизбежно притягивают к себе внимание, слишком яркие на фоне почти черных волос. Невероятный, редкий и такой завораживающий контраст. Лань Чжань любит эти по-кошачьи гибкие, плавные, перетекающие движения. Не может не сравнивать их с водой, с тихим журчанием накатывающей на крупную темную обточенную океаном гальку. Лань Чжань любит человека, заправляющего сейчас выбившиеся волосы за ухо быстрым движением, бездумно хватающегося за ручку алюминиевой кастрюльки, в которой кипятит воду, потому что чайник давно сломался. Привычно обжигается и шипит, ворчит что-то вроде: «да сколько можно уже». Вэй Ин часто так делает. Лань Чжань видит впервые, но теперь знает, откуда у юноши шершавая полоса на правой ладони. Вэй Ин тем временем сдергивает дырявое махровое полотенце с крючка и прихватывает им длинную ручку. С уютным журчанием наливает вскипевшую воду в заварник, который у него каким-то чудом есть, вешает уже ненужное полотенце на крючок. Лань Чжань подозревает, что не любящий заморачиваться Вэй Ин проделал дырку специально, чтобы вешать прямо за нее, а не пришивать петельку. — Ну вот, скоро будет готово, — говорит себе под нос, снова сдувая с лица челку. Он стоит спиной и явно витает где-то в своих торопливых мыслях. — Вэй Ин. — Я! — даже не обернувшись. — Лань Чжань, будешь что-нибудь к чаю? Я не уверен, что у меня что-то есть, но… Парень снова потянулся к ближайшему шкафу чтобы открыть его в четвертый раз. Лань Чжань знает, что печенья там нет, там стоят только миска с солью и несколько пустых прозрачных банок для крупы. То, что он ищет, находится в другом месте. — Сядь. — Что? Сейчас, погоди, я найду что-нибудь. — Вэй Ин, — голос звучит более настойчиво, заставляя юношу обернуться. — Сядь. Лань Чжань кивает на табуретку, стоящую у мойки и перегораживающую, кажется, половину кухни. Вэй Ин пару секунд просто смотрит, а потом пожимает плечами и садится. — И что теперь? — он склоняет голову набок и провожает взглядом поднявшегося с места мужчину, наблюдая, как тот открывает самый дальний от места, в котором искал Вэй Ин, шкафчик, доставая оттуда наполовину опустошенный пакет печенья. Юноша надеется, что еще не слишком зачерствевшего, потому что не помнит, когда его купил. — Когда ты успел узнать, где и что у меня лежит, если ты здесь впервые? — звучит почти возмущенно. — Даже я не знал, что оно там есть, — деланно обиженно бурчит себе под нос, вновь сдувая челку. Лань Чжань почти усмехается, но со стороны этого, конечно, не видно. Кладет пакет на стол и расставляет чашки. Ставит кипятиться новую порцию воды. И все это время чувствует на себе чужой внимательный взгляд. Делает вид, что не замечает. На улице по-ноябрьски быстро темнеет. Лань Чжань ищет глазами выключатель, а не найдя, поднимает взгляд к потолку: здесь даже нет лампы. Слышит усмешку и переводит взгляд на Вэй Ина, с улыбкой кивающего куда-то ему за спину. — Вытяжка, Лань Чжань, — веселым голосом произносит он, указывая на старый и вряд ли еще работающий по назначению агрегат над плитой. — Чем богаты. Удивлен? Впервые такое видишь? — задорно спрашивает он, заметив едва уловимую растерянность в глазах мужчины. — Находчивость, Лань Чжань, находчивость, — поднимая указательный палец вверх, явно кого-то пародируя, наставительным тоном протягивает он. Длинная челка почти скрывает искрящееся во взгляде лукавство. Зачем он ее такую носит? Это красиво. Лань Чжань протягивает руку и нажимает на маленький переключатель, зажигая на кухне тусклый свет единственной оставшейся из двух работающей лампочки. Такое освещение больше прячет, чем помогает увидеть, думает Лань Чжань. Он больше не видит блеска чужих глаз под челкой, не видит, как юноша, сидящий перед ним, усмехается одним уголком губ, потому что правая сторона лица оказывается в тени. — Лань Чжань. — …Мгм. — Вода. Она вскипела, — теперь уже вовсю улыбается, подловив мужчину на этой заторможенности. Лань Чжань резко оборачивается к плите и, не подумав, тянется к кастрюльке, запоздало слыша чужой взволнованный окрик. Его хватают за запястье, свободной рукой выключая газ, подносят ладонь к свету. Он не обжегся, не успел схватиться, вовремя остановился. Лань Чжань хочет сказать об этом, но все, что он может — смотреть на сведенные в беспокойстве брови, длинные ресницы и теплые пальцы, бережно обхватывающие его ладонь. — Лань Чжань, ты не обжегся? С ума сошел, голыми руками хвататься? Ладно я, но ты… — Вэй Ин. Встречается с обеспокоенным взглядом таких ярких серых глаз. — Надо под холодную воду, иначе… — Вэй Ин. Я в порядке. Я не обжегся. Юноша еще пару секунд всматривается в чужие глаза и еле слышно облегченно выдыхает, отводя взгляд и отстраняясь. — Давай лучше я сам? — вновь улыбка. Тонкие лучистые морщинки в уголках глаз. Берет полотенце, заливая кружки кипятком вслед за Лань Чжанем, орудующим заварником. Снова фыркает, сдувая с лица непрошенные пряди, жестом приглашает сесть и садится сам. Но Лань Чжань не следует его примеру. Встает за спиной юноши и, хватаясь за ленточку, медленно тянет на себя, развязывая. Та с тихим шуршанием поддается. — Сиди смирно, — голосом, не терпящим возражений, останавливает Вэй Ина. Тот и впрямь не двигается, явно шокированный — видно по напряженным плечам. Тихо выдыхает, когда Лань Чжань аккуратно стягивает с волос резинку, проводя бледной рукой по темному шелку. В таком освещении очень яркий контраст. Он медленно и аккуратно перебирает льющиеся сквозь пальцы тяжелые пряди, распутывая узлы, возникшие из-за частого неряшливого затягивания хвоста. Видит, как расслабляются плечи, а Вэй Ин чуть откидывает голову назад. Лань Чжань скользящим движением зарывается в его волосы, с нажимом ведет от затылка к вискам. Слышит что-то похожее на мурчание. Улыбается, пока никто не видит. Собирает пряди в высокий хвост, перевязывая их одной лишь этой лентой, но те все равно держатся, чему Вэй Ин изрядно удивлен. И челка больше не лезет в глаза. Он говорит тихое «спасибо», отчего-то слишком спокойное для взбалмошного юноши, и Лань Чжань все-таки садится к столу, придвигая табурет, стоявший у мойки. Вэй Ин раскрывает пакет с печеньем, подтягивая к себе, пытается на ощупь понять, как давно он все-таки его купил. Решает, что не очень, потому что, раз зубы целы, то и срок годности вряд ли вышел. Дует на чай, пытаясь остудить, осторожно отпивает, все равно немного обжигаясь. Вэй Ин рассказывает что-то о том, как прошла неделя, какой строгий у него начальник, о том, как недавно ездил к племяннику, что тот уже совсем большой. Что каждый раз он сначала косо поглядывает на Вэй Ина, когда тот приезжает, а потом смелеет и к вечеру уже не хочет слезать с коленей. Что-то о том, что скучает по уехавшему за границу брату… По кухне разливается тонкий аромат жасмина. Лань Чжань слушает, погружаясь мелодию чужого голоса, вновь ныряя с головой. Как в замедленной съемке видит движения рук, губ, различает малейшие изменения во взгляде, едва заметные движения смоляных бровей. Ловит каждую эмоцию, каждый ее тон и цвет, стоит ей совсем немного измениться. Радость, любовь, веселье, нежность, забота, светлая тоска. Так много. Так быстро сменяют друг друга. Они существуют одновременно, живут в этом неунывающем человеке все и сразу, скручиваясь в невероятный вихрь, сплетаясь в красочное пестрое полотно. Легкое, как газовая ткань, тяжелое, как бархат. Спокойное и тихое, как хвойный лес после дождя, бурлящее и шумное, как штормовые волны, бьющиеся о камни. Лань Чжань уже перестал спрашивать себя, как это возможно. Как возможно быть таким человеком. Единственный ответ сидит сейчас перед ним, согревая руки о кружку. Вэй Ин — такой солнечный человек в этой обветшалой потрепанной квартирке полусгнившего панельного дома. Комочек тепла в холодной сырости осени. Он пытается создать свой маленький уют из ничего: вешает яркие полотенца, красивые занавески, лепит на них искусственные маргаритки, раскрашивает дверцы шкафов, ставит горшок с лианой в подставку под потолком и уже много лет пытается вырастить ее, чтобы пустить по всей стене. Она тоже каким-то чудом еще живет, каждый раз отчего-то загибаясь и прорастая снова и снова, вопреки здравому смыслу. У Вэй Ина всегда чисто и свежо, потому что форточка открыта даже зимой. В холода он стелет на пол большой мягкий ковер, а на Новый год делает елку из всего, что попадается под руку. Из швабры, проволоки и потертой белой простыни, бросая внутрь разноцветную гирлянду для подсветки. Вешает старые игрушки и мишуру, прикалывая к ткани булавками. Потом сворачивает гнездо из одеяла и смотрит телевизор, чей экран меньше монитора ноутбука Лань Чжаня. Каждый день один в этой квартирке живет неунывающий человек. Каждый день он радуется мелочам, пьет чай из кружки с отколотой ручкой, кипятит воду в алюминиевой кастрюльке. Желает доброго утра лиане под потолком и разговаривает с лампочкой в вытяжке, прося ее продержаться еще немного. Маленький теплый человек, способный согреть целый мир. Вэй Ин звонко смеется, рассказывая очередную историю, одной своей улыбкой освещая всю эту кухню лучше любой лампочки, крепко обхватывает пальцами кружку с отколовшейся ручкой. Нужно будет принести сюда новую. И чайник… — Лань Чжань, ты почему не пьешь? Чай уже остыл. Ты ведь говорил, что любишь? Пронзительный взгляд серых глаз с искрами любопытства, немного неловкая улыбка. Теплая мозолистая рука ложится на запястье. — Люблю.