Все очень плохо

Он, кажется, только что сломал ноготь. Уилл тупо смотрит на свои пальцы, царапающие столешницу - знакомую. Но сейчас на ней не лежат ни бумаги, ни безделушки. Только сам Уилл, придавленный чьим-то тяжелым телом. Чужие руки крепко, но не жестко сжимают бедра. В заднем проходе ощущается давление, приятное и не болезненное. Теплая тяжесть в паху не оставляет никаких сомнений: все случилось добровольно. Уилл старается унять панику. Он понятия не имеет, как так вышло, что его кто‐то трахает в кабинете доктора Лектера. Думать связно не получается, удовольствие выбивает из разума слова, но взамен издевательски показывает сцены из недавнего прошлого, приправляя их ощущениями. (Тотемный столб из трупов, холод, ветер. Уилл перетаскивает окоченевшие запчасти финального аккорда своей мести, обвивает синюшные разложившиеся конечности веревкой). У Уилла не было секса несколько лет. А с мужчиной - и вовсе никогда. Ему внове ощущение, что он всецело в чьей-то власти, что кто‐то плавно и медленно толкается в него, будто щадя, целует шею, плечи, лопатки, чувствительно кусает в загривок - Уилл вскрикивает от неожиданности, и его тут же успокаивающе гладят по бедру, обхватывают напряженный член. Каждое движение внутри отдается в зрительном восприятии мини-фейерверком поверх реальной картинки, хочется кричать от острого, яркого наслаждения - сенсорная перегрузка, слишком много, слишком сладко, слишком восхитительно. (Отработанным до автоматизма движением он вскрывает живот Ника. Рукоять охотничьего ножа скользкая сначала от пота, потом и от крови. У Ника удивленные глаза, он прижимает ладони к ране, словно надеясь исцелить ее наложением рук). Уилл одновременно здесь и не здесь. Он поворачивает голову, прижимаясь щекой к столешнице, и ловит боковым зрением лицо Ганнибала, слабо различимое из-за темноты. Но это точно он, и Уилл окончательно расслабляется, доверяясь человеку, который - единственный в его окружении - заслуживает доверия. Ганнибал все сделает, как надо. (Смычком по струнам - низкий вибрирующий звук проходит сквозь пальцы, серенада переливается россыпью лиг, стягивающих темные силуэты нот. Пустой зал внемлет). Уилл кричит, забывшись, и не может понять, от ужаса или удовольствия. Перед глазами встает лесная поляна с проросшими сквозь человеческие тела грибами, и он кончает в ласкающую руку, слыша, но едва ли осознавая прерывистый вздох Ганнибала. Тишина. Он опирается на стол и встает, пошатываясь. Лектер помогает не упасть, обнимая за талию. Уилл прижимается к нему, чувствуя себя защищенно, огражденно от всего враждебного мира. Они целуются - ему стыдно за свою щетину: когда он в последний раз брился? Подбородок Ганнибала идеально гладкий, в чем Уилл убеждается, коснувшись его губами. В голове пусто. Пусто. Наконец-то пусто. Он моргает. На долю секунды смыкает веки. - Уилл? - окликает его знакомый голос. Уилл стоит возле лестницы, а Ганнибал выжидательно смотрит на него. В этом есть что‐то неправильное. Уилл готов поклясться, что его память в очередной раз выкинула какой‐нибудь безобразный фортель. Часть картинки снова выпала, и границы темной прорехи на ткани воспоминаний топорщатся грубыми нитками. - Я ничего не помню с момента, когда зашел к тебе. Ганнибал кивает с непроницаемым видом и без слов протягивает блокнот. У Уилла отчего-то неважно с моторикой, он чуть не роняет его на пол. Мелькают страницы. Взгляд цепляется за сгрудившиеся у края листа цифры, перечеркнутые стрелками, и приходится слишком много понять в один миг. Господи, только бы не выдать себя. Уилл стискивает в пальцах ручку. Холодная, металлическая. Спокойно. Наверное, стоит сделать томограмму еще раз, без Лектера. Наверное, надо учиться без него жить. Только б не забыть. Пожалуйста. Он начинает рисовать. - Меня зовут Уилл Грэм... Все очень плохо.