Зачем я тебе

— А у меня голос пропал, — радостно просипел Лева, открывая входную дверь. Шурик от такого приветствия аж все нецензурные слова позабыл. — Ну охуеть, — сказал он наконец и размотал теплый шарф. — Как тебя угораздило? Лева неопределенно повел плечами, наблюдая, как Шура высвобождается из плена шубы и зимних ботинок. — Продуло, наверное. — Ты между Испанией и Москвой на Северный полюс завернул? — проворчал Шура. — Что врач говорит? — Да обычный ларингит. На кухне закипел чайник, но Лева сперва дождался традиционных между ними кратких объятий после разлуки и только потом пошел на звук, Шура не отставал. — Как лечишься? Ага, вижу, — сказал Шура, окинув взглядом открытую банку с медом, горку леденцов от кашля и порезанный на блюдце кусочек имбирного корня. Лева тем временем принялся методично заваривать чай. В горле першило и до дрожи в пальцах хотелось курить, но он сам себе временно урезал количество сигарет в день. Ларингит обычно проходит за пару дней и без последствий, но лишние предосторожности не помешают. И надо же было ему заболеть именно тогда, когда они планировали посидеть вдвоем над новыми песнями! Досадно, слов нет. — Обильное питье, — тихо объявил Лева, слабо улыбаясь знакомой всем с детства фразе. Разлил чай на две кружки, себе добавил молока. Потянулся за медом, зная, что Шура закатит глаза, и вот, пожалуйста: — От меда еще сильнее горло болеть будет. — Мне мама всегда с медом наводила, — упрямо ответил Лева. Они вели этот диалог столько раз, сколько простужались, но пока никто из них не победил в споре, как правильно лечиться. Шура лишь вздохнул. — Слушать не могу твое сипение. Лева страдальчески заломил брови и засунул ложечку с медом в рот. И ничего мед не вредил, наоборот, Лева чувствовал себя все лучше. Впрочем, это могло быть и благотворное воздействие Шурика, сложно сказать конкретно. Тем временем, Шура все не успокаивался: — Питье и полный покой, если по правилам. Зачем было прилетать, не мог дома отлежаться? — Я ж обещал, — теперь Лева был готов обидеться по-настоящему. Он, значит, выдержал перелет в громыхающей железяке, в обществе всех этих посторонних людей, а ему не рады. — Срочного ничего нет, а если голос испоганишь, что делать будем? Нет, молчи, где тут у тебя… Шура достал из ящика со всякой мелочевкой блокнот с карандашом, положил перед Левой. «Я тебе только для вокала нужен?» — крупными буквами медленно вывел Лева, мстительно заставляя Шуру ждать, потом повернул блокнот к нему. — У тебя температура? — ответил Шура и даже потянулся пощупать лоб. Лева печально опустил уголки губ, но прикосновения не стал избегать. — Значит, по жизни идиот, — постановил Шура и провел ласковой ладонью по волосам Левы, раз, другой. — Вместо тебя можно поставить у микрофона любого красивого мальчика с хорошим диапазоном, а вместо меня — любого умельца дергать за струны в ритм, только какая нам тогда будет с проекта радость? Закроем к чертям и поедем в Африку львов лечить. Или нет, лучше на Аляску золотодобытчиками, как тебе такой план? Лева не выдержал, улыбнулся. Другой реакции от Шурика он и не ждал, но все же с плеч будто соскользнула невидимая тяжесть. Порой он боялся, что удача отвернется от него и он станет для Шуры, для своей семьи обузой. И именно этот страх, да еще прирожденное упрямство, заставляли его вновь и вновь приступать к работе, хотя казалось, что лучшее, на что он способен, уже написано и спето. — Никакой сегодня работы, — поразмыслив, решил Шура. — Будем смотреть мультики в постели. Лева благодарно кивнул, мельтешение на экране телевизора — малая цена за приятную компанию. Несложно представить, что будет дальше: он быстро устанет от безделья и притащит в кровать ноут и немного повозится с моделью, а Шурик будет временами заглядывать через плечо и комментировать тихим голосом. Лева не произнесет вслух, что поэтому он и прилетел, больной и уставший, ради споров о меде, включенного телевизора, который толком никто не смотрит, ради тихого голоса и теплого взгляда. Но не потому, что нельзя разговаривать, а потому что Шурик, конечно же, и так все давно знает.