Рассвет

Люси. Люси Мод Монтгомери. Это имя отдаёт алым. Таким же алым, как её волосы. А ещё, кажется, раскалённой кочергой, холодными стенами и обморожением. И изумрудом. Потому что глаза у неё такие. Изумрудные. Странные ассоциации, странные мысли, странные чувства. Когда он увидел её впервые, земля исчезла из-под ног. В частности потому, что пришлось прыгать, дабы не попасть в руки куклы Энн. Но это ведь мелочи, правда? Потому что потом он понял. Понял, что она такая же. Такая же, как он. Разбитая. Сломленная. Покалеченная. Глядя на Люси, Накаджима Ацуши думает, что ему повезло. Повезло встретить Дадзая, который привёл его к свету, что излучало Вооружённое Детективное Агенство. Хотя и они в какой-то степени преступники. Не святые — это точно. А Люси не повезло. Потому что её нашла Гильдия. И она зацепилась, потому что больше ей цепляться было не за что. Ацуши ненавидит себя за то, что доломал её. Забрал у неё то, чем она жила долгое время. Забрал у неё дом. И надежду. Надежду, которую сам же ей и подарил. Он обещал вернуться, но не вернулся. А она ведь ждала. А он подвёл. Он идиот. Ацуши смотрит на Люси и ему кажется, что никого прекраснее в этой жизни он не видел. Её волосы. Её прекрасные ало-рыжие волосы. Наверняка они мягкие и приятные на ощупь. Ацуши хочется расплести её толстые косы и потеряться в длинных прядях. Её тонкие бледные руки с аккуратными длинными пальцами, все в мозолях и ссадинах, потому что работа у неё такая. И не заживает. Но Ацуши готов бесконечно целовать их и говорить, как же она, чёрт возьми, прекрасна. Её худые и острые плечи, несущие на себе непосильный груз. Ацуши готов взвалить этот груз на себя, только бы она позволила. И её глаза. Такие глубокие, завораживающие и далёкие. Дадзай что-то щебечет над ухом, а Ацуши смотрит. Он так часто стал спускаться в кафе лишь ради того, чтобы иметь возможность видеть Её. Он так сильно виноват перед Люси и всё, что ему остаётся делать, — это молча наблюдать. Он улыбается, когда Люси чихает и смешно морщится. А потом она поворачивается. И в её глазах застывает жгучая, сильная боль вперемешку с всепоглощающей обидой. Ацуши ненавидит себя. Он не достоин Люси. Он ужасен. Он отвратителен. Он — отребье. Бесполезный кусок мусора, недостойный жизни. Его в приюте так научили. И, сколько бы он не пытался отпустить всё это, не выходит. Никак не выходит. И он готов бесконечно рассыпаться в извинениях просто за то, что он существует. Ещё бы это приносило облегчение. — Жалость к себе — худшее из чувств, — тихо произносит Люси, ставя перед задумавшимся человеком-тигром чашку зелёного чая. — Иногда нужно быть смелее. Ацуши не знает, что это может значить. Ацуши засиживается за бумажками и отчётами, которые, кстати, должен был сделать Дадзай, допоздна. Глаза слипаются. Руки устают печатать. Голова перестаёт работать и Ацуши почти засыпает, но дверь в кабинет внезапно открывается. И сон сразу куда-то уходит. Потому что на пороге стоит Люси. — Кошмары. — коротко бросает она, прижимая подушку к груди, и садится на диван, не спрашивая разрешения. Как будто так и надо. Он ведь всё равно ей не откажет. — Я здесь посижу. — Приют? — спрашивает Ацуши, не зная, что он вообще должен делать в такой ситуации. В ситуации, когда у Люси руки дрожат, а губы сжаты в тонкую линию, потому что ей с т р а ш н о. — Или Гильдия? — Ты. — и сердце падает куда-то вниз. Монтгомери поджимает колени к груди и утыкается в них носом. Её хрупкие плечи дрожат. От холода или от беззвучного плача — не понятно. Ацуши резко встаёт с кресла и порывается подойти, но улавливает тихий, чуть слышный шепот: — Только не подходи. Делай, что делал. И человеку-тигру не остаётся ничего, кроме как действительно вернуться к написанию идиотских отчётов. Ему ведь сейчас совсем не до них. Тут Люси. И она плачет. И он не может ничего сделать, потому что он бесполезен. Потому что она его ненавидит. Хотя, вообще-то, он не прав. Люси украдкой смотрит на то, как Ацуши с силой сжимает в кулаке свои волосы. Раскаивается. Сожалеет. Было бы ещё за что, он ведь сказал, что искал её. Это Люси не дождалась. Она не злится на него уже очень давно, но ей невыносимо смотреть ему в глаза. Какой же он идиот, раз всё ещё винит себя в её бедах. Люси вскидывает голову и тихо зовёт его по имени. — Ты в порядке? — выдавить это из себя получается не с первого раза, потому что глаза Люси слишком сильно завораживают. Так, что дышать практически невозможно. — А не видно? — Люси кривит губы и становится такой похожей на себя «обычную» и такой не похожей на себя десять минут назад. Она колючая. Она холодная. Острая, как сталь. И одинокая. Пустая. Потерявшаяся. — Ты закончил? Может, пойдём? — Куда? — Ацуши как-то уж совсем по-идиотски хлопает своими большими жёлто-фиолетовыми глазами. Люси закатывает глаза. — На крышу! — говорит она так, будто это была самая очевидная вещь на земле. — Светает скоро. И Ацуши остаётся только пойти следом. Потому что она снова разговаривает с ним. Монтгомери сидит, свесив ноги вниз, вдыхает морозный воздух и смотрит на небо, которое постепенно начинает менять свою палитру, окрашиваясь в тёплые и нежные цвета. Люси любит это буйство красок. И любит небо. Оно дарит ощущение спокойствия. Оно ведь такое разное бывает, но всегда одинаково прекрасно. — С тех пор, как покинула стены приюта, всегда смотрю на небо. Там оно казалось далёким, как и сам свежий воздух в принципе. А сейчас вот оно. Прямо перед глазами. Когда смотрю на него, то кажется, будто бы я вырвалась из клетки, — тихо произносит Люси и её губы трогает едва заметная улыбка, от вида которой сердце Накаджимы Ацуши пропускает удар. Ей следует почаще улыбаться. Желательно только ему. — Мне нравится небо. В голове всплывает образ флиртующего с девушками Дадзая. — А мне нравишься ты, — и это вырывается как-то спонтанно, но отступать уже некуда. Особенно когда она так на него смотрит. Сначала широко распахивает глаза, а потом хмурится и смотрит с недоверием. А щёки всё равно предательски алеют, прямо в тон её волос. Ацуши, на самом деле, выглядит не лучше. Но хотя бы решительно. — Не Кёка? — шепчет Люси, всё хмурясь и хмурясь. Это слишком сильно похоже на какую-то затянувшуюся шутку. Полный бред. Не может быть такого. Она ведь…Люси. Как она вообще может кому-то нравиться? Немыслимо. — Что? — вся серьёзность в миг улетучивается и Накаджиме хочется рассмеяться. Но он держится. — Я спрашиваю: тебе не Кёка нравится? — недовольно шипит Люси и тут же отворачивается, потому что всё лицо горит от стыда. Он что, издевается? — Глупый тигр, если ты решил надо мной поизде… — Люси. — Ацуши берёт её лицо в свои руки и аккуратно поворачивает к себе, тут же прислонившись своим лбом ко лбу Люси. — Люси, — её имя из его уст звучит даже красиво, — ты мне нравишься. По щеке скатывается одинокая хрустальная капля, а в следующую секунду Монтгомери уже плачет навзрыд, уткнувшись носом в рубашку человека-тигра. Рассвет.