***
— Кто ты такой? — Ты меня знаешь. — Я тебя не знаю. Кто ты? — Скоро ты все поймешь, Элизабет. В конце концов, ты принадлежишь мне… — Я никому не принадлежу. — Но станешь. — Я не понимаю…***
Элизабет проснулась, ее веки странно отяжелели, странная слабость сковала ее конечности. Каждая клеточка ее тела болела, и она тихо застонала, прежде чем заставить себя открыть глаза и посмотреть в лицо новому дню. Она не обращала никакого внимания на крошечные ранки на своей шее, тусклые, закрывшиеся и серые по краям. На следующую ночь ставни были открыты, и Элизабет ворочалась с боку на бок.***
— Опять ты? — Я. Похоже, я действительно недооценил твой ум, Элизабет. — Я не думала, что голос в моих снах должен быть настолько высокомерным. — Кто сказал, что это сон? — Я еще не проснулась. — Да, но сон, моя дорогая миссис Тернер, означает, что это не реально. А это очень даже реально. — Что? О чем ты говоришь? — Скоро, Элизабет, скоро тебе все станет ясно…***
На следующее утро Элизабет едва могла двигаться, а когда нашла в себе силы, то увидела, что ее кожа обескровлена, а все тело нестерпимо ломит. Её волосы больше были похожи на солому, нежели на привычные золотистые локоны, губы стали сухие и потрескавшиеся, и она инстинктивно облизнула их. Элизабет нахмурилась, ветер с моря, дающий их открытого окна, заставил ее вздрогнуть. В приступе беспокойства она захлопнула ставни со всей силой, на какую была способна. Именно тогда она дрожащими пальцами почувствовала ранки на своем горле. Ей не к кому было обратиться, не у кого было попросить помощи. Джек и Барбосса давным-давно уплыли в туманы легенд, а Уилл бороздил моря между мирами. Ее отец умер, а путь до материка занимал день в пути, и молодой человек, который раз в неделю привозил ей припасы, должен был вернуться только через три дня. У нее было мало сил, и ей было больно смотреть на солнечный свет, которым она когда-то так наслаждалась. Что с ней происходит? Как она могла остановить это? Она боялась за жизнь своего еще не родившегося ребенка, и ее рука интуитивно опустилась на живот, стремясь защитить маленькую каплю жизни, таившуюся в ней. Она найдет ответы, она будет бодрствовать всю ночь и увидит, что мучает ее каждую ночь. Она слышала рассказы о больших летучих мышах, которые проникали в дома и амбары, для того чтобы высосать кровь из скота, а иногда и из людей, хотя и очень редко. И она знала рассказы о другом существе, имя которому дала летучая мышь. Ужасному, чудовищному, мерзкому… Вампиру. Могут ли они вообще быть реальными? Может ли быть, что именно это существо и беспокоит ее? На мгновение сердце Элизабет закричало от боли. Почему именно она? Потому что ты моя. Элизабет подскочила и сбила чашку со стола, когда в испуге обернулась в сторону говорящего. Голос прозвучал у нее над самым ухом так ясно и отчетливо, словно кто-то действительно стоял в комнате рядом с ней. Страх заставил ее выбежать из коттеджа, из своего маленького садика и скрыться в пальмовых джунглях всего в полумиле отсюда. Страх сделал ее проворной, быстрой, придав ей силы, которых ей так не хватало. Туман надвигался с моря, катился по земле с неестественной скоростью, преследуя Элизабет, когда она пробиралась сквозь джунгли. Шипы кололи ее голые ноги, ветви тянули за волосы, но она знала, что сейчас нельзя останавливаться. Туман преследовал ее, окружая со всех сторон, и ей казалось, что сами деревья смеются над ней, над её тщетной попыткой сбежать. Они словно знали о том, что в этой слепой борьбе она уже проиграла. Это был не тот враг, с которым она могла бы сражаться саблей или стрельбой из пистолета. Сейчас она была бессильна. Силы покинули её в тот момент, когда на неё напала беспомощность, коварная, неудержимая, как и туман, который преследовал ее, окружал, ограждая непроницаемой пеленой, более холодной, чем ледяные моря, по которым она блуждала. Сухие, потрескавшиеся старые пальмовые листья зашуршали под ней, когда она в изнеможении упала на землю. Саркастический смех звенел в ее ушах, усиливая дрожь, пробежавшую по спине. Ее тело пульсировало от боли. Она коснулась своей шеи и была потрясена, обнаружив липкую кровь на своей лилейно-белой коже. Наступила тишина, весь мир вокруг замер, пока Элизабет сотрясала мелкая дрожь. В одно мгновение вся смелость исчезла, все силы покинули ее. — Кто ты такой?! — закричала она. — Что тебе от меня нужно? Месть. Ты уничтожила меня, разрушила мою жизнь, Элизабет Тернер, и теперь ты моя. Твоя кровь, твое тело, твоя жизнь… и твой ребёнок. — Но почему?! — воскликнула Элизабет. Это просто деловой подход, Элизабет… Она замерла. Она прекрасно знала этот голос, знала эту фразу, знала эту ненавистную интонацию. Но это было невозможно… Разве не так? Ты почти близко. — Нет… Нет, он умер! Он погиб на «Индеворе», мы убили его, — прошептала она, пытаясь найти в себе силы подняться, но теперь что-то другое, кроме слабости, удерживало ее. Это было похоже на физическую тяжесть, удерживающую ее на земле, и против этого она была бессильна. Внезапный хруст сухих пальмовых листьев и веток заставил её задержать дыхание и сжать кулаки. Шаги. Они звучали все ближе и ближе, и Элизабет казалось, что ее сердце вот-вот разорвется от страха и… предвкушения. Встань на колени. Вкрадчиво. Властно. Неотразимо. Она была бессильна. Она встала на колени, все ее тело двигалось под действием неясной силы, но она не подняла головы. Это был не акт покорности, а акт неповиновения. Если она не поднимет глаз, не увидит… его, это будет значить, что его здесь нет. Он не мог остаться в живых. Лорд Беккет был мертв, и если она не поднимет глаз, то он так и останется мертвым. Два лакированных сапога, начищенных до блеска появились в поле ее зрения, когда она начала дрожать не только от холода. Сама ее кожа казалась живой, и она чувствовала, как воля, удерживающая ее, велит ей посмотреть вверх. Но она этого не сделает. Рука, физическая, реальная, из плоти и крови, погладила ее золотистые локоны, и она прерывисто выдохнула. Над ее головой раздался веселый смешок, и на этот раз голос прозвучал в реальности, а не только в ее голове. — Вы всегда были сильной женщиной, Миссис Тернер. А теперь посмотрите на меня. Голос был нежным, но твердым, и под его успокаивающим тоном ясно звучало предупреждение, и если она не подчинится, он станет холодным и жестоким, и ее воля, то немногое, что от нее осталось, будет отнято у нее. Ее воля была его подарком. Элизабет медленно огляделась. Ее взгляд неуверенно скользнул вверх по дорогим сапогам, начищенным до зеркального блеска, к черным бриджам, плотно облегавшим стройные бедра, где взгляду встретился край черного атласного кафтана, отделанного серебряной тесьмой. Взгляд продолжал скользить вверх, Элизабет мельком увидев жилет, галстук, обхватывающий тонкую шею, и тень, скрывающую все лицо. Все, кроме глаз. Его глаза, надменные и насмешливые, сияли холодно, зло. Она вздрогнула, почувствовав себя околдованной, пойманной в ловушку этого ледяного взгляда, парализованной, словно птица перед змеей. Его взгляд выражал только одно. Моя. Его пальцы прошлись по ее лицу, по её тонким и изящным чертам, прежде чем откинуть волосы с шеи, только для того, чтобы почувствовать липкую кровь на ее теплом горле. Ее пульс резко подскочил от его прикосновения, кровь прилила к коже, словно отвечая на его зов, и она вздрогнула от холода его рук. Любая мысль о том, чтобы заговорить, спросить, что у него на уме, покинула Элизабет в тот момент, когда она увидела голодное желание в его холодных голубых глазах и суровых чертах его безупречного лица. Неужели именно это лицо должно быть покрыто ужасными шрамами? Сожженное взрывом, который разорвал «Индевор» на части? Разве его тело не должно быть сейчас на дне океана или в брюхе акулы? Или оно дрейфует по волнам, а незрячие глаза смотрят на бесчувственные звезды? Как же он выжил? Но Элизабет молчала, когда Бекетт опустился перед ней на колени и притянул ее к себе, обхватив руками за талию. Его гипнотический взгляд оторвался от её лица. Элизабет попыталась сопротивляться, но странная летаргия охватила ее, она не могла долго бороться. Вскоре он снова посмотрел на нее, и она обмякла в его объятиях. На ней не было ничего, кроме сорочки, и она казалась слишком тонкой на фоне всепроникающего льда его тела. Одной рукой он обнажил верхнюю часть ее тяжело дышащей груди, нежно поглаживая пальцами бескровную кожу. Элизабет задрожал, то ли от отвращения, то ли от желания: она не могла в этом разобраться. Это не могло быть второе. Этот человек убил ее отца, был ответственен за убийство тысяч людей и стал причиной порабощения Уилла Летучим Голландцем. Она ненавидела его. Но ничто из этого не могло заставить ее вырваться из его объятий, не могло дать ей силы бороться с ним. И снова этот веселый смешок. Она снова встретилась с ним взглядом. — Зачем ты это делаешь? — она задыхалась, каждое слово давалось ей с трудом, и легкое удивление в этих застывших глазах доставляло ей некоторое удовлетворение. И надежду. Его контроль не был абсолютным. — Всему свое время, моя дорогая, — прошептал он, и ее глаза слегка прикрылись от соблазна, обещанного наслаждения греховных ночей, проведенных… как? Скоро ей предстояло это выяснить. Его рука резко сжала ее волосы, потянув ее голову в сторону, вырывая крик боли из губ Элизабет. Беккет только усмехнулся, когда его губы скользнули по обнаженной плоти, прежде чем задержаться на ранах на ее горле. — Обещаю, тебе понравится, Элизабет. Тем более, что на этот раз ты это запомнишь, — выдохнул он, прежде чем боль взорвалась в глазах Элизабет, сосредоточившись на том месте, где рот Беккета прильнул к ее разорванной коже. Но ее тело не отпрянуло, она не попыталась оттолкнуть его, но выгнулась навстречу его смертельному поцелую, даже когда он по каплям выпивал из нее жизнь. Она смутно осознавала, что он опустил ее на землю. Ее руки безвольно лежали на мертвых листьях, а его рот все еще находился возле ее шеи. Одна рука отпустила ее талию, чтобы скользнуть вниз к ноге, а затем к бедру, прежде чем забраться под подол сорочки. Элизабет выгнулась дугой и вскрикнула в тот момент, когда его пальцы, более искусные, чем она могла себе представить, заставили её испытать вспышку удовольствия. В сочетании с болью и апатией, вызванной его нападением на ее шею, она была беспомощна перед волной удовольствия и боли, и умоляющий стон слетел с ее губ. Внезапно Бекетт оторвался от ее шеи, кровь окрасила бледную кожу вокруг его губ и подбородка. Ее кровь. Элизабет могла только лежать в его объятиях и смотреть на него, пока его пальцы мягко дразнили ее тело. Она смутно осознавала, что ее пальцы крепко сжимают его руки. — Почему ты так поступаешь со мной? — снова спросила она сухим скрипучим голосом. Но часть ее прежнего неповиновения вновь всколыхнулась в ней, даже когда ее дыхание стало прерывистым от потери крови и похоти. — Мы разгромили вашу армаду, уничтожили ваш корабль. Все кончено. Его пальцы замедлились, и Элизабет едва сдержала стон. Он грубо схватил ее за волосы и дернул, так что ее голова оказалась откинутой назад под болезненным углом. — Пока нет, — холодно ответил он, будто не он прижимал ее к земле, словно не он только что по каплями выпил кровь и жизнь из ее шеи. — Есть еще ты, и ты будешь… моей. Моя месть, моя компенсация, если хочешь. И ты ничего не можешь с этим поделать. — Каким образом? — это был следующий хриплый вопрос Элизабет. — Калипсо. Очевидно, она затаила на тебя такую же злобу, как и я, и поэтому дала мне шанс отомстить. Это просто деловой подход, Элизабет, ничего более, — ответил он. — Но… почему… вампир? — Ее собственное наказание за мою самонадеянность в попытке править морями. Однако я нахожу это весьма приятным, — хрипло прорычал он, снова взглянув на ее горло. Элизабет почувствовала, как кровь покинула ее шею, и вздрогнула, когда он наклонил голову к капле рубиновой жидкости и лизнул её. Его язык скользнул вверх по ее белоснежной шее к подбородку. — Я презираю тебя, — отрезала она. — Ты убил моего отца. Именно из-за тебя Уилл стал капитаном Голландца. — Это чувство взаимно, — ответил он, — но, похоже, наши тела не согласны. По правде говоря, Элизабет чувствовала, как что-то давит ей на живот, и изо всех сил боролась с желанием прижаться к нему ещё сильнее. Но ее тело больше не принадлежало ей. Мгновение спустя ее губы были накрыты его грубыми, кусающими, всепоглощающими поцелуями, порезавшими её губы. Она изо всех сил старалась оставаться в сознании, сопротивляться, но он был неумолим, и вскоре она поймала себя на том, что целует его в ответ с такой же неистовостью. В конце концов она оторвала губы и повернула голову в сторону, но это движение открыло раны на ее шее, заставив ее вскрикнуть. Она почувствовала, как его губы прижались к ним, холодные, успокаивающие жгучую боль, пульсирующую в ее шее. — Спи, Элизабет. Сохрани свои силы, они понадобятся тебе завтра ночью, — прошептал он ей на ухо, и ее веки начали опускаться, но не раньше, чем горькая слеза сбежала вниз по её щеке. Даже сейчас она не могла бороться с его властью над ней. Ох, Уилл…***
— Мисс? Мисс? Элизабет пробудило от тяжёлого сна озабоченное лицо Сэма, серьезного молодого человека, который раз в неделю привозил ей припасы с материка. Золота у Элизабет, благодаря ее статусу Короля Пиратов, было предостаточно, так что ему хорошо платили за его труды. Элизабет знала, что она ему нравится. Этот факт приводил Элизабет в ужас, заставив ее пожалеть, что она не может лишиться силы, заставляющей мужчин смотреть на нее. Все мужчины, которые любили ее, кончали одинаково. Ее отец, Джеймс, Джек, хоть он и смог вернулся назад, Уилл, связанный с Голландцем и все равно, что мертвый, Беккет… Откуда взялась эта мысль? Беккет определенно не любил ее, может быть, вожделел, но любил? Никогда. Элизабет была уверена, что это чувство было ему чуждо. И почему она вообще об этом думает? При мысли о Беккете она снова порадовалась, что спрятала сундук с сердцем Уилла глубоко под землей, в пещере, которую затопило приливом. Сердце было в безопасности, даже с бессмертием Беккета. Тем более, что Элизабет с трудом могла вспомнить, куда именно она его положила; только Уилл знал наверняка и чувствовал его местоположение. Он был в безопасности. — Мисс? — спросил Сэм, с тревогой глядя ей в глаза. — Вы в порядке? Элизабет была не в порядке. Ее тело болело, она чувствовала невероятную слабость, а дыхание было еле заметным. У нее саднило в области шеи. — Я в порядке, — прохрипела она, пытаясь сесть. — Что ты здесь делаешь? — Я как раз собирался доставить вам припасы, а когда вы не ответили на мой стук, я… забеспокоился, — смущенно пожал плечами Сэм. Элизабет вздохнула. — Тебе лучше уйти, пока не начался прилив, — пробормотала она, спуская ноги с кровати. И тут же рухнула на колени в тот момент, когда боль пронзила ее живот. Сэм наклонился, чтобы схватить ее, и вскрикнул, когда что-то теплое и липкое потекло вниз по ее ногам. Элизабет посмотрела вниз и увидела кровь. Она упала в обморок.***
Она потеряла своего ребенка. Беккет убил его так же точно, как если бы вонзил кинжал в его бьющееся сердце. Элизабет представляла себе маленького мальчика с непослушными волосами Уилла и ее глазами, возможно, с ее буйным характером, но сострадательностью своего отца. Правда, этому больше не суждено было случиться. Сэм остался и обеспокоено рассматривал её лицо, пока она приходила в себя, но Элизабет не произнесла ни слова и даже не пошевелилась, поглощенная собственными страданиями. Она чувствовала себя опустошенной, раздавленной, лишенной того, чего так отчаянно хотела. Когда её посещали девичьи мечты о любви, о приключениях, дети мало что значило для нее, даже когда Элизабет стала старше. Даже когда она была помолвлена с Уиллом, она не думала о детях. Они просто не обсуждали этот вопрос. Теперь Уилл никогда не узнает своего сына. К своему облегчению, Элизабет не чувствовала присутствия Беккета поблизости, как и не ощущала его мысленно. Он временно отпустил ее, и она не знала, благодарить его за это или ненавидеть. Она найдёт его, а затем убьет. Она отомстит ему. Она вспомнила несколько старых историй, которые она читала, тайком выкрав пару книг из библиотеки отца. В памяти запечатлились легенды с восточного континента, о существах, что ходили среди живых после похорон и пили их кровь после наступления темноты. Такие истории завораживали ее в детстве и пугали, но теперь… теперь они помогут ей уничтожить Беккета. Он придет за ней, и совсем скоро, она знала это. Последний этап соблазнения, все препятствия устранены, финальная схватка между ними. И Элизабет убьет его, она будет победительницей. Альтернатива была слишком ужасна, чтобы думать о ней. Вечность, связанная с ним в роли рабыни и любовницы? Никогда.***
В конце концов, через неделю Элизабет достаточно оправилась, чтобы покинуть свой дом. Действительно, она чувствовала себя почти помолодевшей, более сильной, более живой, чем была в течение всего прошлого месяца. Должно было пройти несколько недель, прежде чем она бы окончательно исцелилась, но Элизабет подозревала, что что-то или кто-то помог ей исцелиться быстрее. Беккет. Это имя всегда звучало ворчливо, словно проклятие, даже в мыслях, и Элизабет не забывала тереть чесноком дверные проемы и оконные рамы своего маленького домика. На шее у неё висело маленькое распятие. Сэм все еще оставался с ней, и он пытался уговорить ее поехать на материк. Элизабет обдумывала эту мысль, размышляя, не лучше ли было бы устроить битву между ней и Беккетом на поле битвы, выбранном не им, а ею. Возможно, это было бы разумно, поскольку Элизабет была уверена, что ее тело меняется. Ее отражение в зеркале было еще более расплывчатым, даже после того, как она его отполировала, ее кожа потеряла какой-либо намек на коричневый цвет, волосы блестели, а зубы были почти неестественно белыми, клыки удлинились, но не так ужасно, как она ожидала. Неужели она становится вампиром? Ее чувства обострились, тело было напряжено так, как она и не подозревала, и, несмотря на ее новое физическое состояние, горло постоянно горело. Еда была почти отвратительна, а вода больше не утоляла ее жажды. О, как бы она хотела закрыть окно в ту ночь, в ту первую ночь, когда он пришел к ней! Днем позже Элизабет стояла в своем маленьком домике, оглядывая место, которое она называла своим домом с того злополучного дня, когда «Индевор» затонул, а Уилл стал капитаном Голландца, и она потеряла его навсегда. Плащ скрывал ее бриджи и сапоги, свободная рубашка и жилет облегали стройное тело, золотистые локоны рассыпались по плечам. Крест все еще висел у нее на шее. Это заставляло ее чувствовать себя нелепо, и если бы не необходимость держать… его подальше, она бы рассмеялась. Больше нет. В ней больше не осталось веселья. Вздохнув, она откинула капюшон, защищающий ее белую кожу от солнечного света. Он не обжег ее, но через несколько мгновений ей стало… неуютно. Казалось, что вся ее кожа покрылась мурашками, как будто по ней ползали муравьи, но это ощущение исчезло, когда она отошла в тень. Сэм стоял на маленькой пристани, готовя свою лодчонку, чтобы увезти их подальше от ее острова. Снаружи было солнечно и ясно. Она нахмурилась. Он долго не мог прийти в себя. Она не рассказала ему о нападениях, об истинной причине выкидыша, боясь, что он сочтет ее сумасшедшей. Кроме того, она должна была сделать это в одиночку. Она должна была положить конец тому, что началось в тот момент, когда их глаза встретились в утро ее разрушенной свадьбы, тому, что обострилось после той встречи в его офисе глубокой ночью, а теперь снова расширялось с последней битвы между ними. Между ними всегда были битвы, и на этот раз Элизабет постарается, чтобы эта была последней. С этой мрачной мыслью она повернулась и ушла, оставив позади все следы своей прежней жизни, но не зная, что скоро она вернется в коттедж в последний раз. Снаружи было холоднее, чем думала Элизабет, и солнце скрылось за облаками. Мысленно пожав плечами, она начала спускаться к пляжу, устремив взгляд на тропинку, но ничего не видя, пока шла по шатким камням. Она была уже на полпути вниз по тропинке, когда почувствовала это. Его. Его присутствие пронизывало все ее чувства, захватывая ее, вторгаясь в ее тело, заставляя ее сердце подпрыгивать в предвкушении, а кровь кипеть от ярости. Как он смеет требовать от нее такой реакции после всего, что он сделал? Она остановилась, отчаянно ища глазами какой-нибудь знак, какой-нибудь его проблеск в тени, но ничего не увидела. Но он был где-то там. Страх пересилил гнев, она повернулась и побежала к берегу, не думая о том, что может упасть, метнулась к пристани, чтобы спастись. Она торопливо позвала Сэма, и подбежав, увидела его. Сэм был мертв.***
Он лежал рядом с маленькой лодкой, волны мирно плескались о ее корпус, являя собой ужасающий контраст с кровавой бойней рядом с ней. Горло было разорвано будто диким псом, а глаза широко раскрылись и остекленели от ужаса. У нее перехватило дыхание, и Элизабет вскрикнула от боли и отчаяния. Бедный, бедный Сэм. Он только пытался помочь ей, а Бекетт убил его. Она упала на колени, слезы застилали ей глаза, когда рядом раздался знакомый ненавистный голос. — Ты не можешь убежать от меня, Элизабет, глупо пытаться. Это только приведет к гибели людей, — мягко сказал он, когда Элизабет склонила голову, не сводя взора с глаз Сэма. — Он не заслужил того, что ты с ним сделал. И мой ребенок тоже, — прошипела она сквозь стиснутые зубы. — Я не имею никакого отношения к твоему выкидышу, — резко возразил он. — Лжец! Послышался стук сапог по дереву, и она почувствовала, что он стоит рядом и смотрит на нее сверху вниз. — Посмотри на меня, — последовал мягкий приказ, и Элизабет почувствовала, как его пальцы сжались под ее подбородком, заставляя ее содрогнуться, отвращение к самой себе вызывало тошноту. Она посмотрела на него, и в его холодных глазах не было блеска, а на лице не было ни злобы, ни обмана. — Я не имею никакого отношения к смерти вашего ребенка, Элизабет. Даю слово джентльмена, — сказал он ей, когда она сердито посмотрела на него. — Искренность? От тебя? Я должна записать это в дневник для потомков. Но даже если так, разве не это ты сказал Уиллу и Джеку, прежде чем вернуться к своей сделке? — спросила она. Веселая ухмылка слетела с его лица, сменившись высокомерным взглядом. — Я никогда не давал им слово джентльмена. Если бы я его дал, то сдержал бы, — холодно ответил он. — Только если это было бы в твоих интересах, — горячо возразила Элизабет. — Верно, что и сейчас так. Я не лгу, — возразил он, и Элизабет, взглянув ему в глаза, увидела, что он говорит искренне. Он не убивал ее ребенка. Ее шея пульсировала, но на этот раз от удовольствия, а не от боли, и она отвела взгляд. — Почему Сэм? — она вздохнула, слезы снова полились из глаз, но она смахнула их. — Зачем ты все это сделал? Почему ты не мог оставить меня в покое? Тебе не кажется, что остаться здесь на десять лет без любимого мужчины — уже достаточное наказание? Все силы, которые у нее еще оставались, давно покинули ее, она просто хотела выбраться отсюда. Из этой жизни, из этого кошмара, в котором все вокруг нее умирали, как будто она была проклята. В этот момент она желала смерти, думая о своем маленьком ребенке, своем сыне, своем Уильяме Тернере III. Его пальцы снова заставили ее посмотреть на него, и взгляд его был безжалостно нежным. Ей не нужна была его жалость, она ничего не хотела от него. — Убей меня, — выдохнула она, — Пожалуйста, я сделаю все, только перестань преследовать меня и положи конец этому страданию! Он ничего не сказал, когда она наклонилась вперед, ее гордость исчезла, гнев угас, ее дух неуклонно разрушался. Его руки обхватили ее, поддерживая. У нее не было сил сопротивляться, когда он поднял ее, унося прочь от пристани и кровавых следов смерти вокруг. Веки Элизабет вяло опустились. Спи, моя дорогая, спи. Она так и поступила.***
Элизабет проснулась несколько часов спустя. Когда она открыла глаза, стало ясно, что ее зрение слегка затуманилось. Она посмотрела на знакомую стену своей спальни в коттедже: грубые камни, позолоченные золотом от камина поблизости, воздух, слишком прохладный для ее горячей кожи. Она расслабилась на кровати, наслаждаясь ощущением покоя, переполнявшим ее, пока не поняла, что одета только в рубашку, свободное белое одеяние которой заканчивалось на бедрах. Ее глаза резко открылись и дрожь пробежала по коже, когда она вспомнила все, что произошло, и монстра, который привел ее сюда. — Ты проснулась, — раздался знакомый голос, и Элизабет села, глядя на мужчину, стоявшего у окна и смотревшего на полную луну в небе. — Сегодня прекрасная ночь. — С каких это пор ты интересуешься красивыми вещами? Все, что ты делаешь — это разрушаешь, — холодно выплюнула Элизабет. Бекетт удивленно посмотрел на нее. — У тебя восстановилась шея, — заметил он, прежде чем отвернуться от окна и подойти к ней. «Выслеживание» — было более подходящим словом. Он был как охотник со своей добычей, загнанной в угол. Его походка была медленной и неторопливой, как будто он знал, что ей некуда идти. Не раздумывая, Элизабет быстро отползла от него, прижимаясь к холодной стене, пока он жадно смотрел на нее. Вспомнив о мерах предосторожности, она нахмурилась, когда он снял кафтан, и бордовое одеяние беззвучно упало на пол. Не обращая внимания на его вид в жилете, который заставил ее сердце бешено колотиться, она спросила: — Я слышала о том, что вампиры… — Не выносят чеснок? Распятия? Вы думаете, что я не могу прийти к вам без приглашения? Что солнечный свет убивает меня? — Бекетт усмехнулся, покачал головой и расстегнул жилет, позволив ему присоединиться к кафтану на полу. — Я никогда не выносил чеснока, да и запах у него отвратительный, а что касается других легенд… все это вздор. — Все? — в ужасе выдохнула Элизабет. — Да. Солнечный свет раздражает, но не убивает меня, чеснок не ужасает меня, я не могу умереть, Элизабет, — он усмехнулся, когда она потянулась за ножом, который всегда прятала под одной из своих подушек. Он поймал ее запястье, когда она бросилась на него с поднятым оружием, и вырвал его, бросив Элизабет на матрас. — А что касается распятия… Он наклонился и снял крестик с ее шеи с таким же усилием, как если бы это была обычная цепочка. Ошеломленная тем, что крошечный крестик не обжег его, Элизабет попыталась снова сопротивляться, но он легко подчинил ее себе, прижав запястья к покрывалу одной рукой. Оказавшись под ним, Элизабет не смогла противостоять его твердому, тяжелому телу, более теплому, чем она ожидала. Его холодные глаза теперь горели, глядя на нее торжествующе, собственнически. Это зрелище вызвало у нее шок, пульс желания проник прямо в сердце. — Ты не сможешь убежать от меня, Элизабет, — прорычал он ей в губы, сдерживая силу и угрозу в каждом слоге, в то время как стыд и желание свернулись и смешались в крови Элизабет. — Ты принадлежишь мне. Ты не можешь убить меня, ты не можешь сопротивляться мне, и однажды, ты станешь равной мне. Мы будем жить вечно. Прежде чем она успела ответить, губы Элизабет были схвачены губами Беккета, мощно вытесняя все связные мысли, все сопротивление, весь стыд, пока не осталось только желание. Ее мир сжался, его стены сомкнулись, уничтожая все, что казалось важным, и все, что осталось — это его поцелуи, его прикосновения, его тело. Руки больше не были скованы, Элизабет подняла их, но не для того, чтобы оттолкнуть его. Она притянула его тело ближе, нуждаясь в его прохладе, для того чтобы погасить огонь, сжигающий её изнутри, она сорвала его парик, в то время как его зубы кусали ее нижнюю губу, вытягивая кровь и слизывая ее в изысканном танце агонии и удовольствия. Она зарылась пальцами в подстриженные волосы, чувствуя, как короткие волоски покалывают ее ладони. Внезапное прикосновение губ к шее заставило ее выгнуться дугой. Ее сорочка была сброшена, точно так же как его рубашка и бриджи. И ей ничего не оставалось, кроме как задержать сбившееся дыхание, когда их тела слились воедино. — Сдайся мне, — прошептал он, заставляя ее дрожать. Она была беспомощная, бессильная под мощью его тела, его руки метили, губы успокаивали только для того, чтобы быть замененными острыми зубами, которые прикусывали нежную плоть, выпивая ее насыщенную похотью кровь. Наконец, она почувствовала тот устойчивый подъем к небесам, который она знала когда-то ранее. Она вскрикнула, склонив голову набок, закрыв глаза. Одна рука, не зарывшаяся в его волосы, слепо потянулась через покрывало. Сильные пальцы нашли и обхватили ее, сжимая, когда зубы прорвались сквозь полузажившие раны на ее шее. Её мир рухнул, а разум улетел в другую реальность, где существовали только удовольствие и наслаждение. Она пошевелилась, открыла глаза и встретилась взглядом с Беккетом, в их бурно-синих глубинах появился легкий оттенок красного. На мгновение ее охватил стыд, когда она вспомнила, как страстно, слишком страстно приветствовала его в своем теле, прежде чем желание снова заглушило стыд. Она чувствовала, как тепло струится по ее шее, и знала, что истекает кровью от его неистовой страсти и голода. Вот-вот должен был начаться заключительный акт. Она почувствовала, как его рука обхватила ее затылок, поднимая вверх, поддерживая ее ослабевшее тело, пока другая рука потянулась к её груди. Гвоздь пронзил плоть и мышцы, освобождая его кровь, и Элизабет жадно посмотрела на алый след, внезапно почувствовав такую сильную жажду, как никогда прежде, нуждаясь в этом рубиновом эликсире больше, чем в воде, чем в кислороде. — Пей, — подбодрил он ее. — Сделай последний шаг и будь моей. Стыд оставил её в тот момент, когда она прижалась лбом к его груди, чувствуя запах его крови. Уилл, отец… мне очень жаль. — Пей, — выдохнул Бекетт, вытягивая шею и поднося губы к маленькому надрезу. В тот момент, когда кровь коснулась ее губ, она застонала, вытягивая её из Беккета, прежде чем жадно слизнуть алую дорожку, стекающую вниз по его торсу. Его рука сжалась в ее волосах, она вцепилась в порез, как ремора в корпус корабля, и начала пить.***
2011 Прошло 263 года с тех пор, как Элизабет Суонн выпила кровь Катлера Беккета. 263 года прошло с тех пор, как она перестала быть смертной, и 200 из них она провела в рабстве у Катлера Беккета. Она ненавидела его, ненавидела за то, что он мог так легко выманил ее, ненавидела за то, что он мог заставить ее мертвое сердце снова почувствовать себя живым, что ее тело трепетало от его прикосновений. Она ненавидела его смех, его глаза, его элегантный голос… И в тоже время любила его. Этот хитрый ублюдок заставил ее влюбиться в него. Вот почему в 1947 году она однажды ночью воспользовалась его отсутствием, чтобы бежать, и она продолжала бежать, стараясь держаться как можно дальше от него. Сначала они вернулись в Англию, в высшее общество, где Элизабет была вынуждена скрываться под псевдонимом жены Беккет, что она фактически и делала. К счастью, хотя многие и слышали о печально известной Элизабет Суонн, высокородной леди, ставшей пиратом, мало кто видел ее с детства, так что ее истинная личность оставалась скрытой. В конце концов им пришлось уехать, поскольку они не старели, и они отправились в Италию, а затем во Францию, чтобы увидеть разрушение французской монархии. После этого они отправились в Грецию и на Средиземное море, затем на Восток и в течение многих лет не возвращались в Европу до 1895 года. Элизабет видела начало войны, Первую Мировую войну, затем русскую революцию, Вторую Мировую войну, распад Британской империи, кубинский ракетный кризис, холодную войну, падение Берлинской стены, конец Советского Союза, войны в Персидском заливе, Миллениум, теракт 11 сентября, Ирак, Афганистан.… Когда она сбежала, то забрела еще дальше, чем с Беккетом, игнорируя его зов, борясь с его силой, избегая его шпионов, отправившись в Австралию, чтобы увидеть восход солнца над Айерс-роком, затем в Азию, чтобы подняться на Эверест, найдя мир в монастырях, скрытых от мира. В 1980-х она ненадолго вернулась в Европу, работая моделью в Париже, когда попытки Беккета найти ее привели Элизабет в Америку. В стремлении изменить свою внешность, она подстриглась во Франции, покрасив волосы в темно-каштановый цвет. Она работала в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе и других городах по другую сторону закона. В его тени она была в большей безопасности от Беккета. Она могла легко спрятаться от него, сменить имя, исчезнуть по собственному желанию. Она работала охотницей за головами, используя полученные ей сверхъестественные способности в своих интересах. Она следила за своим бывшим любовником. Беккет же, с другой стороны, выставил себя бизнесменом и филантропом, законным и могущественным. Если бы только его поклонницы и коллеги знали, кто он на самом деле. Боль от потери ребенка, жизни и воли все еще жгла Элизабет изнутри. Потеря отца жгла ее не так остро, это была тупая боль по сравнению с тем жгучим ударом, который она испытала, потеряв мужа и ребенка. Именно это чувство, смешанное с ужасом, заставило ее сбежать от Беккета и продолжать бежать даже сейчас, когда она обнаружила, что любит его. Это не было сладко, нежно и романтично. Это было пламенно, жестоко, болезненно и опасно; в равной степени одержимо и страстно. И теперь она была ему ровней. Она полагала, что его слова, сказанные ей в ту ночь, когда он обратил ее, в конце концов сбылись. Через 263 года после того, как она умерла и вернулась к жизни, Элизабет Суонн была свободна. Вот почему сейчас она была здесь, в Будапеште, преследуя своего бывшего любовника. Он осуществлял одну из своих прибыльных деловых сделок, встречаясь одновременно с несколькими из самых влиятельных политиков Венгрии в своем доме. Где сегодня вечером она позволит ему поймать себя. Наблюдая, как он расхаживает в толпе внизу, безупречно одетый в дорогой, сшитый на заказ смокинг, с искусно взъерошенными каштановыми кудрями, она ухмыльнулась тому, как изменилась мода за прошедшие столетия. И слава Богу. Исчезли парики, корсеты, нелепые слои одежды даже в жаркую погоду, которые были в моде вплоть до Первой мировой войны. После этого одежда стала более удобной, и теперь женщины могли носить брюки. Аллилуйя! В тот вечер она выбрала платье из бордового атласа с открытым плечом, которое обтягивало ее стройную фигуру и мягко струилось вниз. После того как Элизабет наскучили короткие волосы, она отрастила их снова и вернула прежний цвет волос, в эту ночь закрепив их в шиньон. Она не могла отрицать, что одним из результатов бессмертия было то, что ей больше не приходилось носить корсеты. Кошачья улыбка появилась на ее губах, когда она мысленно потянулась к нему, как он учил ее давным-давно, и позвала его по имени. Катлер… Было почти комично наблюдать за тем, как он поднял голову и напряг спину, прежде чем Беккет повернулся, игнорируя слегка ошеломленных гостей, с которыми он разговаривал, и смотря прямо на нее. Элизабет вздрогнула, когда их взгляды встретились, предвкушение заполнило все ее нервные окончания, когда она увидела голод, скрытый глубоко внутри этих ледяных глаз. Она никогда не скажет ему, что она скучала по нему, когда бродила по миру, и подозревала, что он скучал по ней. Не то чтобы они когда-нибудь говорили это друг другу. О некоторых вещах лучше умолчать, например о том, что она влюблена в него. Она смотрела, как он плавно покинул вечеринку внизу, исчезая из виду, и ждала, безразлично изучая людей внизу. — Знаешь, Элизабет, довольно невежливо появляться без предупреждения, — произнес знакомый веселый голос позади нее, и Элизабет усмехнулась. — Потому что я отказала тебе в возможности поприветствовать меня? В следующий раз я обязательно позвоню заранее, — сказала она, повернувшись и облокотившись на перила галереи, на которой они стояли. — И чему я обязан этому удовольствию? Или ты здесь по делу? — спросил Бекетт, подкрадываясь ближе, поскольку Элизабет не подавала никаких признаков бегства. Она только улыбнулась и подняла бровь со всей властностью королевы. — И то и другое, я думаю, — дразняще ответила она в тот момент, когда он прижал ее к перилам. Его руки обхватили ее запястья, его тело прижалось к ее телу, когда она откинулась назад. Она не чувствовала ни страха, ни опасности. В конце концов, она бессмертна. — Иногда, — хрипло начал он. — Я думаю, что жизнь была бы проще, если бы я просто убил тебя много лет назад. — Ну и что в этом было бы веселое? — саркастически спросила она, и в ее голосе послышалась легкая горечь. — Почему ты здесь? — спросил он, сжимая ее запястья достаточно сильно для того, чтобы сломать кости нормальному человеку, но не ей. — Ты забыл, какой сегодня день, любимый? — ответила Элизабет и дразняще улыбнулась. — Я решил на одну ночь прервать нашу маленькую игру в кошки-мышки. — Я вряд ли забуду ту ночь, правда, дорогая? — он закатил глаза, нежность в его словах была скорее саркастической, нежели искренней. Так было всегда между ними, никогда ни сладко, ни нежно. Его пальцы оставили ее запястья, чтобы подняться к волосам, мягко убирая непослушную прядь с её лица, и заставляя Элизабет вздрогнуть. Она даже не пыталась это скрыть. — Ты снова отрастила волосы, — прошептал он, нежно проводя рукой по ее золотистым кудрям. Ему всегда нравились ее волосы, в основном потому, что он любил зарываться в них руками, когда они занимались любовью. — Мне стало скучно, — последовал напряженный ответ. — И поэтому ты вернулся ко мне сейчас? Скука? Так вот почему ты ушла? — холодно спросил он, когда она подавила смешок. — Ответ на эти вопросы ты никогда не узнаешь. Но он догадался. Она видела это в его глазах, и, честно говоря, ей было все равно. Он никогда не заставит ее сказать это вслух. — Итак, ты наконец готова снова занять свое место рядом со мной? — прошептал он, одной рукой отпуская ее волосы и скользя вниз по спине, чтобы обвиться вокруг бедра, грубо притягивая ее к себе. — И в моей постели? — Я думаю, что правильнее было бы назвать это нашей постелью, дорогой, — пробормотала Элизабет, когда в его глазах вспыхнуло торжество, и она улыбнулась. — На данный момент. Я могу уйти в любое время, ты же знаешь. — Я это прекрасно осознаю, — прорычал он. — Вот что делает это интересным. — О, неужели мысль о том, что я больше не буду твоей беспомощной рабыней огорчает тебя? — язвительно пробормотала Элизабет. Бекетт фыркнул. — Едва ли. Ты никогда не была полностью беспомощной, иначе никогда бы не ушла, — парировал он, прижимая ее тело к своему еще крепче. Элизабет ахнула от этого трения, их одежда зашуршала, зажатая между их телами, и Элизабет обвила руками его шею. Рука, зарывшаяся в его волосы, притянула его рот, в то время как он настойчиво целовал ее, раздвигая ее губы и затем продолжая изгонять все разумные доводы из ее головы. Элизабет застонала, очарованная дикостью его поцелуя, напряжением его тела, которое буквально кричали: «Моя!». Элизабет знала, что ее тщательно уложенный шиньон постепенно разрушается, но ей было все равно, так как она лихорадочно провела своими пальцами по его волосами, наслаждаясь блестящими локонами. Слава Богу, парики больше не были в моде. Их поцелуй вновь воспламенил тело Элизабет, воображаемое сердцебиение застучало в ее груди, вызывая животное желание, которое она тщательно прятала глубоко внутри, там, где люди не могли его видеть, за исключением тех случаев, когда ей нужно было питаться. К счастью, с изобретением банков крови ей больше не нужно было убивать для того, чтобы выжить. Бекетт оторвался от ее губ и провел большим пальцем по ее распухшей нижней губе, дыхание сбилось. Элизабет взяла его в рот и укусила достаточно сильно для того, чтобы почувствовать каплю крови, скользнувшую на ее язык, тягучий стон вырвался из груди. Изумленный вздох прервал ее экстаз, когда она открыла глаза и увидела своего возлюбленного, в глазах которого плясал огонь. Его волосы были растрепаны, а грудь неровно вздымалась и опадала. Она заметила, что его клыки удлинились, как и ее собственные. Он жадно взглянул на неё. Беккет удивил ее, когда вместо того, чтобы впиться клыками в её шею, он наклонил голову и нежно поцеловал в губы, а потом взял ее за руку. — Пойдём со мной. Не вопрос, не просьба, а прямой приказ. Некоторые вещи никогда не меняются. Когда они вышли из галереи, Элизабет крепко взяла его за руку и изо всех сил старалась сохранить самообладание, хотя все, чего она хотела, это чтобы он прижал ее к стене и взял прямо сейчас. Вкус его крови, приправленный похотью и собственничеством, пробудил ее собственную жажду крови. — А как же твои гости? — холодно спросила она, надеясь, что он не почувствовал отсутствия её самообладания. Острый взгляд подсказал, что это было также очевидно, как ясный день. — Я выполнил все, что мне было нужно, — коротко ответил он, глядя вперед и поднимаясь по лестнице в отдельное крыло дома. Его личные покои. Элизабет видела их на чертежах дома, которые она выкрала из офиса архитектора. — Ты хочешь сказать, что закончил попеременно запугивать, очаровывать и устрашать этих бедных, несчастных политиков, заставляя их делать все, что ты хочешь, — саркастически заметила она. — Просто деловой подход, Элизабет. Это заставило ее снова закатить глаза. Комната, в которую он привел ее, была роскошной: темно-вишневые деревянные панели освещались мягкими настенными бра с открытым пламенем. Она выглядела удивительно похожей на комнату восемнадцатого века, вплоть до мебели, обитой темно-зеленым бархатом. Бекетт заметил ее пристальный взгляд и пожал плечами, когда она села в шезлонг перед камином. — Я почувствовал ностальгию по нашему веку рождения. Сейчас так мало всего, сделанного со вкусом, — вздохнул он, печально покачав головой и подойдя к танталу, наливая в стакан густую рубиновую жидкость. Кровь. — Надеюсь, ностальгия не распространяется на парики и корсеты, — пробормотала Элизабет, вызвав у Беккета тихий смешок. — Нет, дорогая, я определенно не скучаю по парикам. Отвратительные вещи, от которых у меня ужасно чесалась голова, — фыркнул он, протягивая стакан Элизабет и наблюдая за тем, как она пьет. Кровь была неплохая, но это в любом случае не заменит Беккета. — С другой стороны, корсеты… — Даже не думай об этом! — она злобно посмотрела на него, быстро допила остатки крови и поставила стакан на столик. Элизабет встала и побрела в другую комнату, чувствуя присутствие Беккета за спиной, и остановилась при виде кровати с сапфировым дамаском, когда властные руки обвились вокруг ее талии, притягивая ее обратно к нему. — Добро пожаловать домой, — прошептал он ей на ухо. Ее глаза закатились, а тело затрепетало от его прикосновений. Атлас не был преградой для его собственнических рук, они скользили по ее телу, следуя линии бедер, а затем талии. Кожа под ними нагревалась до тех пор, пока Элизабет не начала лихорадочно задыхаться. Она сбросила туфли, прежде чем повернуться и потащить его к кровати, не обращая внимания ни на его веселый лающий смех, ни на самодовольство в глазах, когда он последовал за ней на мягкую поверхность. Их губы встретились и горячо слились в жадном поцелуе. Она почувствовала, как он потянул бретельку ее платья вниз, обнажая ключицы и верхушки грудей, заставляя ее стонать, зарывшись руками в его волосы. Раздался треск, и платье упало, а за ним последовали костюм и рубашка Беккета. С облегчением вздохнув, Элизабет почувствовала, как он укусил ее за шею, в то время как она прикусила его плечо. Ее тело приветствовало его возвращение.***
— Знаешь, тебе необязательно было срывать с меня платье. Я очень любила его, — раздраженно заметила Элизабет несколько часов спустя, лежа на груди Беккета и чувствуя, как его грудь поднимается и опускается под ней. — Я куплю тебе новое, — последовал усталый ответ, когда Элизабет ощетинилась и встала над ним на четвереньки, встретив его невинный взгляд. Она чуть не фыркнула. Катлер Беккет и невиновен? Он не был невинен ни мертвым, ни живым. — Я вполне способна купить себе его самостоятельно, большое спасибо, — она хищно посмотрела на него, хотя он и ухмыльнулся. Его рука скользнула по свежим ранам от укусов на ее горле, пока она не выгнула спину и почти не заурчала. — Должен ли я напомнить тебе, что ты сорвала и мой костюм, — пробормотал он шелковым голосом, наблюдая за тем, как она закатила глаза. — Ты сделал половину работы, — сухо заметила она, глядя на груду разорванного коричневого атласа, белого льна и черного шелка на полу возле их кровати. — Верно, — согласился он. — И я с огромным удовольствием сорву с тебя следующее платье. — Это может дорого обойтись, — дразняще заметила она, когда он засмеялся под ней. — Да, если бы не тот факт, что я знаю, что ты накопила довольно большое состояние от всей работы, которую ты выполняла в течение последних нескольких лет, не говоря уже о карьере модели в Париже, — задумчиво произнес он. Элизабет пристально посмотрела на него. — Ты был очень наблюдателен, не так ли? — прошептала она, наклоняясь к нему, когда он попытался поцеловать её. — Как и ты. — Вы не очень-то мешали мне, Мистер-большая-шишка, — саркастически заметила она. — Старые привычки умирают с трудом, — пожал он плечами, обнимая ее и крепко целуя. Она застонала и упала в его объятия. Он скрутил ее под собой, заставляя обвить ногами его талию, когда он снова вошел в нее. Элизабет почувствовала себя цельной, снова живой. Она принадлежала ему, и он принадлежал ей, это было так просто. Это было грязно, и это было почти неправильно, но и они не существовали в обычном мире. Они были бессмертны, и он был всем, что у нее осталось, и пожалуй, Элизабет никогда не отпустит его. — Все еще жалеешь, что не прикончил меня? — прошептала она ему в губы, когда он двигался внутри нее. Ему удалось высокомерно приподнять одну бровь, клыки удлинились. — Каждый день, — хрипло прорычал он, заставляя ее засмеяться, прежде чем прервать ее, прикусив изгиб ее груди, и это действие превратило ее веселье в вздох, нежная улыбка искривила ее губы. Она прижала его к себе за волосы, когда он взял ее сердце, тело и душу.