lost stars

Когда поздней, одинокой ночью засматриваешься на укрытое гладью звёзд небо, ты всегда видишь самую яркую. Она отдаёт люминисценцией, светит непоколебимо, твоему взору заметны яркие вспышки, ты прощаешься со своим зрением. Эта звезда горит огнём вечного страдания, ты хочешь себя растерзать, уйти под льдины шумного моря, что по ночам шепчет тихое: "окунись в меня с головой". Трудно просто смотреть, как она догорает, невозможно заставить себя прекратить вглядываться в эту сверкающую глазурную точку на черном полотне. Чонгук стоит на балконе, докуривая сигареты, что ему не так давно оставил друг во время своего недолгого пребывания в чонгуковом доме. Погода встретила тёплым летним ветерком, который колышит широкую чёрную футболку. Меж губ появляется сигарета, кою держат указательным и большим пальцем, что хранят на себе серебряные кольца, оставшиеся от отца. В нос ударяет не только жесткий запах никотина, что так приелся ему в обычном быте,  но и преследующие его тонкие шлейфы цветов из клумбы напротив панорамного окна. Вглядываясь вдаль, парень прищуривается, замечая, как листья деревьев раздувает шлейфом горячего воздуха. Пепел с сигареты осыпается, летя прямиком к черным спортивным штанам, опадая на тапочках с белой подошвой и перегородкой на пальцах. Везде, в каждой частице его стиля, дома, жизни присущий минимализм, что не напрягает, дарит свободу, возможность рационально поразмыслить. Чонгук смотрит на небо, что ночью особено ярко раскинулось до краёв горизонта своим необъятным куполом. Хочется дотянутся до него рукой, но одной он курит, а вторая расположилась в кармане спортивок, стараться ради невыполнимого особо не хочется, а потому он остаётся статичен. Над головой раскинулась Большая Ведмедица, заполучив огромное количество территории космическоцй картинки. Разве не прекрасно чувство надменного величия? Её дочь, ведмедица поменьше, как заметил Чонгук, скрывалась помеж остальных звёзд, не желая оказаться увиденной. Нет ничего лучше спокойствия и непоколебимости. Ореон опять светил ярко, напоминая о своем одиночестве. Мы всегда сгораем одни, никто не поддаётся самосожжению вместе с нами. Мир глуп, но не настолько отчаян. Чонгук понимает звезды, он читает их, словно раскрытую книгу. Но одна. Одна звезда, что светила ярче всех, накрывая заревом северную сторону неба,  не давала ему покоя. Парень не может уснуть, не глядя на неё. Звезда, что горячим пламенем своим очерчивает лицо Чонгука, столько лет уже висит на одном и том же месте, не исчезая, не улетая, показываясь во всей своей красе лишь одному здесь человеку. Пепел последний раз падает на белую гладь балкона, а после  окурок приземляется в пепельницу. Чонгуку так не хочется спать. Он стоит ещё долгие секунды, то прищуриваясь, глядя на пылающий огонек, разрезающий небо, то сменяется в эмоции, убирая меж бровей залёгжую морщинку. Его  скрещённые руки покоятся на белых колоннах балкона, которые холодом щиплют кожу. Недавно выпитое виски отдаёт в голову утренним стучанием соседского молотка по стенам дешевых комуналок. Он помнит, что снимал такую пока не переехал в частный, в свой дом. Градус подымается всё выше вместе с температурой в воздухе. Чонгук не знает, от алкоголя ли это или действительно повеял тёплый ветер с южной стороны его двора. Даже не холодный,  не щипающий щёки,  а тёплый, нежный воздух прикусывает шею, щекочет морозцом кончики ушей и Чонгук уже не может спокойно реагировать на всё вокруг. Его сжирает одиночество. Звезда горит всё ярче, она не блекнет. Ещё чуть-чуть и вовсе исчезнет из горизонта яркой новой вспышкой. Чонгук хочет чтобы она исчезла,  пропала, растворилась в густой патоке Млечного Пути и свет её не знал дороги к его взору. Он хочет,  ждёт,  надеется. Но белая, никогда не прекращающая светить точка, никак не исчезает. Ему жить с вечным чувством потери, лелеять в себе мнимую веру, что всё пройдёт, что он успокоится как только всё исчезнет. Беспокойство отражается на лице расстроенной эмоцией, он легко вздыхает, смирившись. Тёплый ветер обнимает его сгорбленные плечи, оставляя мягкий поцелуй на макушке, будто чьи-то тонкие ладони окольцевали талию и греют нежную щеку о чонгукову щею. Как же Чонгук хочет ощутить это тепло вновь. Он плохо знает, чьё именно тепло, но тело необъяснимо хочет в нёго нырнуть. Он представляет себя пленённой рыбой, которую выловили тонкой сетью и заточили в комнате с прозрачными стенками. Его дом где-то там, где волны должны бушевать, где мягкий бриз омывает ноги, а не там, где болото воняет промерзглой сырой травой. Но пока что ни одно море его не приняло, ни одно тёплое течение не радо, чтобы Чонгук в нём освоился. Он перекидывает ногу через балкон, ставя стопу между белыми низкими колоннами, давая себе опору. Цепляется руками за ограду и перекидывает ещё одну ногу, упираясь спиной в холодные выступы балкона. Он так и стоит, когда под окном третьего этажа лает Церб, его любимый пёс. Чонгук прекратил запускать того в дом с тех самых пор, как собака не унималась, ганяясь за воздухом по коридорам дома. Ветер лелеет его смоляные волосы, разрешает тяжелому вздоху скатится холодным туманом к земле. В окне соседского дома горит свет, чей-то силует иногда мелькает влево-вправо. Кто-то не спит в столь поздний час. Будет весьма иронично, если с утра новоиспеченные соседи прибегут за солью и найдут только запах свернувшейся крови на, устеляной бежевой кладкой, земле. Он не в ответе за их эмоции. Хочешь одиночества - организуй его себе сам. Чонгук организовал. Оборвал все связи,  уехал в малозаселённый район, купил, на заработанные к тридцати годам деньги, дом. И что это ему дало? Лишь жуткое желание напиваться и упасть на землю уже мертвым,  чтобы не чувствовать боли сломанных костей. Нет. Не так. Всё не так. Не то место. Не то состояние. Не то чувство свободы. Не та причина. А нужна ли она? Самоубийцы не заинтересованы в объяснении своих действий. Они просто делают то, на что остаются хоть какие-то силы. Ему не жаль родных,  если им сообщит полиция. Ему жаль, что это только третий этаж. Он уже прозвал себя самоубийцей? Чонгук перелезает обратно через балкон, падая руками на землю от морального давления. Опрокинутая пепельница разрушает ночную тишину ударом о каменную плитку у собачьей будки. Церб вновь лает. Уродливые осколки еле сияют звездным блеском. Кажется,  словно слезы распостранились по земле. Чонгук заходит в дом, направляясь к лестнице, что ведет на крышу. Она встречает своей гладкостью, без единого рельефа, горизонтальной, не скошенной как обычно,  поверхностью. В правой части есть ограда и маленький столик с двумя стульями. Для кого? Для Чонгука и его самобичевания? У него нет никаких подруг. Выступ на краю чувствует на себе давление чужого тела. Иная материя... Чонгук больше и больше подходит к самому краю. Как хорошо, что сейчас ночь и никто не видит этой жалкой драмы, которая стала быть разыграна одним актёром. Его бы начали отговаривать, убеждать в неправоте действий, кричать, что жить - хорошо. Но актёр чувствует ложь, он видит игру и никчёмный блеф. А потому играть хочется и самому. Он смотрит вдаль, вновь присматриваясь к раздувающимся ветром листья. Он колышет верхушки деревьев, раздувает чёрную оверсайз футболку и ласкает раскинутые в стороны чонгуковы руки. Он наслаждается этой феерией. По венам течет адреналин мелкими струйками багровой крови. Глаза смотрят в небо, звезда стала только ярче. И почему космос сводит его с ума? Умопомрачительные дали, неизвестные галактики, неизмеримые масштабы. И как давно человеческая жизнь обезценилась в поисках неземной? Не важно. Секундная стрелка на наручных часах тикает у Чонгука в голове. Кровяное давление, пульс, перекатывание мелких импульсов. Разве он хочет, чтобы это всё прекратилось? Чонгук с улыбкой на лице разворачивает корпус на сто восемдесят градусов, зная, что сейчас уляжется в холодную, отрезвляющую постель и весь алкоголь выветрится за какую-то жалкую ночь. Свет в соседском окне погас. Он делает шаг, чтобы спуститься с выступа на крышу, но не учитывает того, что вспотевшие  пятки выскользнут из обуви. Нога находится на переферии с крышей дома и пустым воздухом. Чонгук не успевает ни о чём подумать, когда тело охватывает поток прохлады и спокойствия. Это то, чего он хотел, но то, чего он не сделал. И если он где-то и слышал о том, что в такие моменты вся жизнь мелькает перед глазами, то в данную секунду самолично готов это оспорить. Он видит только звезду, которая, взрываясь яркой вспышкой, исчезает из горизонта. Он больше не увидит её, он больше не увидит ничего. Тело достигает земли, душа с последним вздохом ощущает эйфорию, глаза стали тяжелее ещё в полёте, мозг прекращает функционировать. Чонгукова жизнь утекла сквозь пальцы тонкой струёй морской пены,  рыбу выбросило на берег, ветер прекратил шуметь. Жаркий воздух стал невыносимо душным. В нём проблема или это лёгкие проткнуло сломаными рёбрами, Чонгук не знает. Восемь метров высоты оказались смертельными. Наверное, восемь секунд ему оставалось, чтобы проблема решилась, вспыхнув ослепляющим светом. Это Чонгук тоже не знает. Последний вздох сорвался с тонких бледных губ, падать было больнее, чем приземлиться. А падать в чужих глазах невыносимо прескорбно. Он видит исказившееся в плаче лицо. Кровь растеклась под его головой. За каких-то восемь секунд... Тэхён бежит, сломя голову, спотыкаясь о густую траву уличного бордюра. На крыше соседского дома оказался человек и парень не может сидеть, сложа руки. Тэхён выключил свет и заглянул в окно, когда враз стало тревожно, он мигом выбежал из дома. Чувство стыда, одиночества, эйфории, мышечных спазмов, отсутствие голоса, чтобы кричать. Ему передавило всё тело грубым тросом, врезалось под кожу, разпяло на молекулы. Парень на крыше развернулся. У Тэхена есть надежда? Он начал бежать ещё быстрее, с трудом осиливая этих двести метров. Забегая в калитку, он скрещивает пальцы, закрывает глаза,  идя наобум. Длинные ресницы вздрагивают. Тэхён хочет умереть и воскреснуть, отдав свои крылья. Чужое тело ударяется о ровную кладку, слёзы срываются градом из-под тэхёновых век. Кровь разливается под головой парня, его указательный палец вздрагивает. Тэхёна трясёт не от ветра, не от ужасной картины, его трясёт от ,пронизывающего иголками кожу, света, от горя утраты, что заполонило сердце, от недостачи воздуха в лёгких. От потери... Тэхёновы руки трясутся и он падает на колени, протягивая ладони к чужому лицу. Касается кончиками пальцев и ,отодвинувшись от мёртвого тела, ложится рядом на холодную бежевую плитку. Слева валяются какие-то осколки. Тэхён бросает на них взгляд, а после улыбается, отдавая всё своё внимание небу. -Ты опять меня не нашёл... И жить без него ничто, Тэхён знает, он помнит... В темноте мелькает блеск стекла, звук разрезающейся кожи и запах метала. Голова тяжелеет с каждой секундой, он чувствует, как из него вытекает жизнь. На тёмном небе, что заволокло тучами, видно только одну звезду. Это душа человека, который был любим в прошлой жизни. И если вам не суждено вновь быть вместе, ты должен подождать, переродиться без памяти и начать искать свой горящий Ореол. Чонгук искал слишком долго и от того на небе вспыхивает вторая. Как жаль, что никто их не увидит. Где-то разносятся крики новорожденных младенцев, своё последнее слово говорят старики и истошно воет Церб.