Это мой выбор

Мне не было смысла соваться в лес этой ночью. Мне было категорически нельзя туда соваться! Когда встает Кровавая Луна, туда нет хода слабакам, таким, как я. Но я сделал свой выбор. Я пошел туда не потому, что хотел сразиться за место вожака в стае, нет, конечно! Я просто знал: Кайл и Яррек сегодня будут биться не на жизнь, а на смерть. А еще я видел собственными глазами, что Кайл давеча был в городе, у местного травника, покупал там сбор, который позволит его зверю на одну ночь стать в разы сильнее. Я бы мог тогда его остановить, но не стал. А потом осознал, что допустил, и чуть не взвыл от собственной глупости. Негоже лелеять в сердце обиду, если на кону жизнь того, кто тебе безмерно дорог. Это будет заведомо нечестный бой. Я не хочу вмешиваться в дела Стаи. Я, по сути, отщепенец. Городской житель. Слабак, которому не место в Стае. Я не могу нормально держать оборот, а мой волк слишком мелкий, почти как волчонок. Кому нужен такой дефектный? Ни одна волчица не посмотрит на меня. И ни одна людская женщина, потому что не сможет зачать от Двуликого. Поэтому я и стал жить в городе, прибился к местному кузнецу и обучился, став из подмастерья вторым мастером. Доход неплохой, работа мне нравится, хотя и кую я в основном подковы, гвозди да сельхозинструмент. Да мне и не важно это. Оружие я никогда не любил, в драках не участвовал. Да и не водился со мной никто в детстве, кроме разве что Яррека, сына шаманки. Его тоже странным считали — та зачала его как плату за ведовство, не пойми от кого, до самой смерти своей тайну отцовства так и не раскрыла. Так и получился черный волк в стае белоснежных. Статный, красивый, косая сажень в плечах, а его зверь в обороте на голову каждого из наших превосходит. За это его тоже недолюбливали. Но терпели. Сильный волк — сильное потомство, хороший защитник и охотник. Это я, немочь бледная, ни на что не сгодился. Хотя нас с Ярреком это не особо заботило. Он за мной тогда хвостом ходил, защищал от сверстников, которых Кайл науськивал, даже драться пытался учить. Тщетно, конечно, я его никогда побороть не мог, да и не хотел. Так что все наши уроки сводились к щенячьей возне и смеху, когда я начинал его, большого и грозного, щекотать под мышками да за пузо. А, порой, когда он приходил с охоты или после драк, я долго лечил его синяки и царапины, промывая ключевой водой и отварами. Он сидел спокойно, только щурил свои золотые глазищи, когда щипать начинало. А я его тогда по голове гладил, путая пальцы в черной гриве и приговаривал, что он самый-самый сильный, что все это — пустяки, совсем скоро заживет и следов не останется. Раньше я считал его своим побратимом. Да и как сказать, что считал… Мы как-то на Новую Луну смешали кровь и принесли друг другу клятвы — всегда вместе быть, поддерживать и помогать. А через два года, когда нам казалось, что мы стали совсем уже взрослыми и можем делать вообще все, что хотим, то стали ныкаться по кустам и сеновалам, ласкаясь, как одержимые. Ни дня пройти не могло, без того, чтобы Яррек меня не зажал бы в каком-нибудь укромном месте и не зацеловал до опухших губ и красных от смущения ушей. А потом я переехал в город. Это было моим решением, Яррек отпускать меня от себя не желал совершенно, предлагал перед всей стаей меня защищать, глотку обидчикам моим обещал перегрызть. Да только я не согласился. Где это видано: волчара, который в вожаки метит, нянчится с каким-то недомерком? И еще поняли бы, если бы я волчицей был. Так нет, кобелек, пусть и неказистый. Мы тогда поссорились крупно, но он от своего не отступился — бегал ко мне в город тайком, даже несколько раз ночевать оставался в моей комнатушке, раньше бывшей сараем, в котором кузнец хранил мешки с углем. Только год назад, сразу после Красной Луны он пришел, пошатываясь и не таясь, с заживающими ранами и шрамом на лице. Сказал, что выиграл бой и теперь вожак. И буквально требовал, чтобы я вернулся. Говорил, что без меня не может, что любит… И это было просто ужасно больно. Потому что так нельзя. Ему бы волчицу выбрать, щенов с ней заделать и думать обо мне забыть, а не по мне тосковать. Так правильнее будет. Пусть я тоже его любил, видит Луна, сильно, всем своим сердцем, но отказался снова. Сказал, что у меня теперь в городе новая жизнь, что про Стаю и слышать не желаю. И что не вернусь никогда. И чтобы он обо мне забыл и дороги к моему дому больше не протаптывал. Он тогда дверью хлопнул уходя так, что она с петель верхних слетела. А я рыдать бросился, совсем как в щенячестве, когда ни за что тумаков получал. Только теперь плакалось куда горше, да и тумаков сам себе отвесил. Теперь же, наблюдая за воровато оглядывающимся Кайлом, который пришел рано утром к травнику, я уже подумал, что что-то тут не так. А потом, расспросив почтеннейшего Дарума о его посетителе и о том, что тот у него приобрел, у меня все кусочки тут же сошлись. И про сбор горького лунника, и про грядущую ночь Кровавой Луны, и про традицию, что можно в эту ночь бросить вызов вожаку… У меня был выбор. Остаться в городе, продолжая жить как жил, занимаясь любимым делом, или бежать со всех ног к лесу, чтобы предотвратить то, что теперь уже точно не должно меня касаться. Я его сделал. Написал кузнецу записку, что если не вернусь через сутки, то пусть уж и не ищет, и побежал, даже не стараясь приберечь сил до ночи. Главное — прокусить волчью шкуру, пустить кровь. Та будет серебриться в лунном свете и сразу станет ясно, что поединок был нечестным. Только вот от настойки шкура становится куда прочнее, чем обычно, практически неуязвимой, и мне нужно будет постараться. Конечно же, это будет стоить мне моей никчемной жизни. Но я не могу поступить иначе. Просто никак. Главное — успеть добраться до места сражения. А там уже разберусь… Ноги сами несли меня мимо удивленных стражников, которые даже спросить не успели, куда я так тороплюсь. Мимо нищих у городских стен, мимо караванщиков, которые ждут пропуска в город. Мимо пары деревушек и длинной череды полей, засеянных пшеницей. До родного леса был долгий путь, а обернуться я не мог — это уже выжмет меня практически досуха, а надо успеть до восхода луны очутиться на месте. К древнему капищу — кругу из огромных камней, поставленных тут предками, я еле приполз. И понял: чуть не опоздал. Когда я, не обращая внимания на ветки, хлеставшие меня по лицу, на подвернутую впотьмах ногу, делал последние шаги, то Кровавая Луна уже залила все своими алыми лучами и со всех сторон послышался волчий вой, приветствующий ее. Эти двое уже были в кругу, а за камнями, обступив капище, сидели волки и смотрели за происходящим. Бой, казалось бы, начался совсем недавно, но Яррек, черный огромный волк с серыми подпалинами на брюхе, уже хромал на заднюю лапу, а вся его морда была в крови. Кайл же вился вокруг него, выбирая, куда бы лучше броситься, чтобы измотать противника еще больше. Не раздумывая я кинулся в круг, не обращая внимания на сородичей, которые от неожиданности даже не пытались меня остановить. Так и не сменив облик, я из последних сил прыгнул на мерзавца, посмевшего нарушить священное правило Кровавой Луны и тупыми человеческими зубами впился ему в горло, сжимая челюсти и молясь Луне, чтобы пролилась хотя бы капля его крови. Вокруг снова завыли волки — еще бы, в ритуал посмел вмешаться, да и кто — заморыш, отщепенец, одиночка! Да еще и в человеческом теле! Если меня не разорвет Кайл, то прикончат свои же. Ха! Яррек смотрел на происходящее своими золотыми глазами, которые в кровавой полутьме светились ярко-желтым и не мог вмешаться. Он скорее меня бы поранил, чем дотянулся до подлеца, тот не погнушался бы использовать меня как щит, знал же… Шерсть забивает мой рот и нос, я практически не могу дышать. Волк валится на бок и начинает рвать меня лапами, задним и передними — куда дотягиваются его длинные мощные когти. А я все сильнее смыкаю зубы и рычу от злости и боли. Руки, которыми обхватил мощную волчью шею, цепляются совсем уж судорожно, еще немного и я просто отключусь от боли. И все будет напрасно, если… Слышу хруст, чувствую ужасную боль во рту — кажется, я сломал несколько зубов, но продолжаю осколками впиваться все глубже и глубже, пока не чувствую на языке горечь. Еще секунда и я падаю на взрытую когтями землю, обессилев и почти в забытьи вижу, как рядом со мной капает серебристая кровь, которая практически незаметна на серой шкуре Кайла. — Ты не имел права входить в круг, — плюю кровью, которая заполнила мой рот прямо в нависшую надо мной морду. И вой сотни волков, наблюдавших за поединком, вторит моим словам. Над моей головой уже занесена огромная лапа, которая вот-вот оборвет мою жизнь, но что-то идет не так. Яррек бросается на обманщика, со всех своих сил и выталкивает его из круга. Они кубарем катятся еще несколько шагов, а потом их обступают остальные волки. Я же смотрю на полностью взошедшую на небе луну ярко-алого цвета и улыбаюсь. Яррек мне почти грезится. Так и не обернувшийся, перепачканный в крови, он, тихо поскуливая, ложится рядом со мной и тычется своим носом мне в шею. А я с трудом протягиваю к нему израненную руку и зарываюсь пальцами во влажную шерсть. — Потому что я люблю тебя. Не мог иначе. Это мой выбор, — шепчу ответ на так и не заданный вопрос. А Яррек продолжает поскуливать, даже видя, что раны на моем теле заживают буквально на глазах, слегка искрясь красным. Кровавая Луна жестока, но справедлива. Сегодня она подарила нам двоим милость и, возможно, второй шанс. Я счастливо выдыхаю и наконец-то закрываю глаза. Чтобы, открыв их, увидеть того, кого я больше не в силах буду отпустить.