Манера вождения / driving habits

Сэм редко водит машину, и тому есть причина. Дело не в том, что он плох как водитель. И не в том, что, стоит ему сесть за руль, как на шоссе выметаются орды одержимых демонами грузовиков. На самом деле, причина даже не в Сэме. А в Дине. Дин как пассажир — это ужасно. Когда за рулём сидит Сэм, то обычно это означает, что Дину слишком хреново, чтобы оставаться в сознании; или что рана Дина слишком серьёзна, чтобы его заботило что-то кроме того, что обивка сиденья заливается пинтами его крови (момент, в который степень кровопотери Дина приводит к потере им сознания, наступает гораздо раньше момента, когда он перестает беспокоиться о состоянии внутренности Детки и начинает беспокоиться о состоянии своих внутренностей). Ещё Дин изредка вручает Сэму ключи в знак восстановления отношений после эпического разосрача. В то время, когда они ходят вокруг друг друга в достаточной мере на цыпочках, чтобы Дин смог заставить себя пересесть на пассажирское сиденье. В общем, у Дина мало возможностей прокачать свои отвратительные пассажирские навыки. Хотя иногда они оба как-то ухитряются забыть причину, по которой идея, что Сэм просто может сесть за руль и они поедут, не является блестящей. Сэм даже не понимает, с чего вдруг сегодня утром им пришло в голову такое, но трёх часов вождения ему хватило за глаза, чтобы вспомнить, почему этого никогда, никогда не надо повторять. Во-первых, они ставят кассеты Дина. Да, музыку выбирает водитель. Но водитель ограничен коллекцией кассет, а она — Динова. Попытки вмешаться в пополнение этой коллекции приводили к революционной ситуации такого накала, что Михаил с Люцифером начинали казаться идеалом любящих братьев. И да — "Металлика". Почему-то с этого сиденья она звучит ещё большей какофонией. Потом, если Дин не сидит за рулем, у него есть время как следует порыться в аннотированном атласе автомобильных дорог США, содержащемся в его голове, и найти там кучу альтернативных маршрутов и пунктов назначения. Нет, он вовсе не собирается заставлять Сэма их принимать. Он просто не может перестать перечислять места, куда они могли бы добраться, и дороги, по которым они смогли бы это сделать — каждый из перекрестков. Каждый. Долбаный. Перекрёсток. Иногда он даже озвучивает имена официанток тех забегаловок для дальнобойщиков, где они могут пообедать по пути. А в отдельных случаях — что там есть на десерт. В очень отдельных — официантки и десерт сливаются в единый гнусный анекдот, и у Сэма уши в трубочку сворачиваются. Но хуже всего — неприкрытый и неподдельный Динов страх. Сэм видел равнодушие брата к смерти, — кровавой, мучительной смерти, за которой следовали муки Ада — видел чаще, чем ему бы хотелось помнить. Но, судя по всему, вой Адских Гончих не идёт ни в какое сравнение с негромким тиканьем поворотника — каждый раз, когда Сэм собирается сменить полосу движения. Сегодня Сэму ни разу не удалось совершить обгон и при этом не увидеть, как руки Дина вздымаются в трогательном, безнадёжно умоляющем жесте, словно у человека, пытающегося умилостивить Жнеца. Правда, если бы это действительно был Жнец, то Дин выглядел бы преисполненным сарказма и нахальства. А вот когда Сэм перестраивается в абсолютно пустой, насколько видит взгляд, левый ряд — Дин весь полон ужаса и отчаяния. В конце концов Сэм не выдерживает. Он резко сворачивает к обочине шоссе и затормаживает там с визгом колодок. Без единого слова выдергивает ключи из зажигания, бросает их Дину, обходит машину и плюхается на пассажирское сиденье, едва дождавшись, что Дин его освободит. И хлопает дверью со мстительным грохотом. Безо всякого удивления, словно этого только и ждал, Дин лениво потягивается и неторопливо огибает машину. Сэм смотрит, как брат садится за руль, весь словно бы расправляясь и одновременно выдыхая, как машинально поглаживает приборную панель, прежде чем повернуть в зажигании ключ. И внезапно всё становится хорошо. Даже более, чем хорошо. Вот были годы Дина опустошенного, отчужденного, отчаявшегося — а вот Сэм получает обратно своего брата. Получает стопроцентно настоящего Дина, в равной мере раздражающего и героического — два отличных вкуса, прекрасно сочетающихся, как жирное и солёное, например. Сэм улыбается такому образу Дина, и начинает задрёмывать, краем глаза ловя профиль брата на фоне пролетающего за окном пейзажа.