Лгун?

- Брател, ну поживи ты с ним, че те стоит-то?! – Ник уже раздражен и смотрит на Микки, угрожающе нахмурившись. Микки видит, что еще чуть-чуть и ему не миновать ухотрепства, потому молча дергает плечом и идет собираться. А что поделать, если его старший братец съезжается с девушкой – любовь у него, видите ли! – и младшенького в поле видимости и слышимости иметь не желает? Микки и сам особо не горит желанием слушать все подробности котлетно-минетного периода и переехал бы куда-нибудь с радостью, но не к Нему же! А «Он» – это лучший друг Ника, двадцативосьмилетний представитель вида «мачо обыкновенный», а по совместительству – мечта всех фанатов гей-порно. Почему? А потому что этот извращенец его снимает, причем так, что последнее его «творение» зачислили в коллекцию шедевров мирового кинематографа. Микки скривился, ну вот непруха, не мог Ник кого-нибудь другого попросить приютить младшенького? Раздался звонок в дверь, Микки услышал голос брата, звучные приветствия и пожелания долго жить. - Долго копаться будешь, Мышь? Вот за это «Мышь» Микки готов был его удавить немедленно, мог бы – прошил бы взглядом насквозь, постаравшись задеть все нервные окончания. Уж он-то их знает, зря что ли второй курс в Меде халат протирает? Кир окинул черным взглядом колючего Микка и, подхватив сумку, двинулся на выход. - Ладно, Кир, звони, как устроитесь, - давал последние напутствия брат, - Не давай ему много апельсинов, он их килограммами жрать может, если не остановить! Микки скривился, поправил лямку рюкзака с ноутом и помахал брату ручкой – новая жизнь, на старт! - Мышь, мать твою! Чего не разбудил?! Микки блаженно втянул запах кофе – утро сегодня задалось, значит день будет удачным. А что? Если этот гад так орет, значит опять опаздывает, а значит на утреннее доставание его, Микка, у него времени не будет, а значит… в общем найс-утро, сегодня! Кир судорожно метался по квартире, собирая кейс, завязывая галстук, разыскивая часы и в промежутках прихлебывая кофе – из Микковой кружки! Микки к этому отнесся индифферентно внешне и взрывоопасно внутри, в красках представляя, как будет трепанировать череп этого гада. А что – он вообще образец сдержанности, иногда правда срывает, но Кир пока свидетелем этих катаклизмов не был, потому пребывал в блаженной уверенности идиота, что ему все можно. Ага-ага, и по голове потрепать, взлохматив любовно зачесанный хвост - можно, и облапать на пути из ванной в прихожую – тоже можно, и чмокнуть в ухо, обдав горячим дыханием – тоже! Микки прокручивал в голове трепанацию уже без наркоза и мечтал, чтобы кто-нибудь сердобольный кинул под ноги этому чудовищу банановую кожуру, желательно устелил ею весь его путь от двери до навороченной, звероподобной тачки. И так каждое утро, за редким исключением, когда извращенец не просыпал – тогда он выходил из душа мокрый, в одном полотенчике, ничего не скрывающем, и смущал Микки неприлично волнительным видом. Микки вообще парень сдержанный, где-то даже холодный, но все, что касалось секса, вызывало у него одну реакцию – экстренную маскировку под помидор. А тут перед глазами – чистый секс в концентрированном виде! Ко всему прочему этот вид активно двигался, шумно дышал, зарывался носом в волосы Микка и пускал свои руки куда не просят. Да еще так пускал, что Микки впервые в жизни терялся между двумя ответными действиями – вмазать, как обычно, или растечься лужицей и позволить делать с собой все, что угодно. Звонок в дверь заставил оторваться от остатков ароматного кофе и поплестись открывать. Очередной курьер с очередным подарком от поклонника творчества незабвенного Кира, пардон, Кирса Слеш. Стандартный букет, стандартная подпись, и совершенно нестандартный, жадный взгляд курьера, что чуть ли не облизываясь, пялил на Микки. Микки оглядел его в ответ, бросил: - Не встает, – и захлопнул дверь. А что? Ну если реально не встает. Микк вообще – девственник и вобла, потому как с девушкой не вышло, а парни не возбуждают. Опыт с Милой был, конечно, фэйловый, но что поделать – судьба его видимо такая, ловить жадные взгляды обоих полов и всем отвечать одинаково. Микки вздохнул, ну не всем конечно. Но мысль об извращенце штырит почище кокса, потому нафик, нафик – пополнять легион его любовников? Ползать, выпрашивая ласку в латексе и цепях? Удостаиваться снисходительного черного взгляда? И никогда ничего не получить, кроме равнодушной маски – Микки видел, как Кир увел в уголок патлатую актриску, как требовательно склонил ее голову, как та профессионально работая языком, смотрела на него преданным щенячьим взглядом, а он говорил по телефону – спокойно, ничего не выражающим голосом, отчитывал кого-то за какой-то косяк. Тогда Микки заявил брату, что никогда больше ни под каким предлогом не полезет в этот ад, по недоразумению зовущийся студией. - Кир, хватит его доставать! Он мне плешь проел! «Сваливай из нашей квартиры к этой, своей, а мне жить не мешай, я скоро свихнусь с этим извращенцем» - очень похоже передразнил Ник интонации младшенького. - А я что виноват, что он так себя ведет? Какого хера строить из себя незабудку, когда сам едва из чужой постели вылез? - Да ты чего? Не знаешь что ли? - Знаю я все. Видел , как на него все реагируют, поверь моему многолетнему опыту, просто так никого такими взглядами не провожают. Да при виде него блядины восьмидесятого уровня стыдливо глаза отводят! А он мне: «Не лезь в мою комнату, я переодеваюсь!» Голос Кира в трубке звучал уже обиженно, будто ребенку не удается разгадать загадку. А на самом деле его просто бесило, когда люди вели себя нечестно – и Микк, по его мнению, был первым лгуном на планете, ибо не может мальчик-одуванчик так по-блядски смотреть из под ресниц, затягиваясь тонкой сигаретой так, будто задался целью завести всех и вся. - Да не знаешь ты, - рассмеялся Ник, - Он всегда такой. Даже когда мелкий был. Учителя его приходили, социальные службы приводили, мол, у ребенка травма, он слишком странно себя ведет, это потому что дома наблюдает картины разврата и оргий! Как мы ржали с родителями над их вытянутыми лицами, когда выяснялось, что мы образцово-показательная семья. Игрушки там, лыжи, Новый год все дела. А Микки вот кошкой уродился. - Видал я эту кошку, мартовскую, бля!... – по новой завелся Кир. - Слушай, мне надоело! Вам еще минимум месяц вместе жить, пока мы с Наей ремонт в ее квартире не закончим. А вы меня уже до печенок достали! Оба! Что мне сделать, чтобы ты перестал мне мозг иметь? - Помоги вывести его на чистую воду. - А я тут каким боком? Это ты у нас, мастер разводов на секс, мне до тебя, как с земли на луну плевать. - А мне твое, братское, кхе-х, разрешение нужно! – расхохотался Кир. - Слушай, я хочу это видеть! - Заметано. Микк в ахуе. Причем в ахуе очень глубоком, потому как за время его отсутствия его успели прижать к стене, развести коленом ноги и прижаться стояком так, что не осталось сомнений, чего это незнакомец такого от него хочет. Место пустынное, фонарь едва дотягивается мигающим светом, неподалеку шуршат кусты. Все это Микк автоматически отметил, пока врезал агрессору промеж ног, добивал в спину локтями и смачно, от души, завершал месть носком тяжелого ботинка по почкам. - Цветочки забыл подарить, дубина! Выдав это, Микки поднял упавшую сумку, оправил толстовку и затянулся последней сигаретой, чудом не сломавшейся в таких экстремальных условиях. Его шаги стихли за поворотом, неудавшийся горе-насильник уполз, постанывая, куда-то в другую сторону, а из кустов донеслось обсуждение: - Ну, убедился? - Это не показатель! Может он долгие ухаживания любит? - Не ты ли говорил, что твой ходячий секс Майкл заведет кого угодно и где угодно? Не свезло, или у него сегодня по карме черный день? - Все равно! Еще две попытки. Микк опять в ахуе. Что за тенденция последнее время? На этот раз причина его временного отсутствия в этом прекрасном из миров заключалась в перевязанном ленточками подарке у него на кровати: подарок вращал бедрами, гортанно стонал, смотрел голодным взглядом и заставлял беспокоиться – как бы спина не сломалась под тяжестью груди, пятого, вероятно силиконового, размера. - Ну и какого художника здесь происходит? – раздался за спиной голос Кира. Нет, он все конечно ожидал увидеть, от кончающего от одного вида сопляка, до жаркого траха с его лучшей натурщицей, но представшая картина просто перевернула все его представления о том, как ведут себя порно-дивы. Нонна, завернувшись в одеяло, смеялась, чуть с хрипотцой, рассказывала, как косячно первый раз ей сделали грудь, а Микки сматывал ленточки, что до этого видимо с нее снял. Полные губы сжимали тонкую сигарету в обычной похерфейсовой манере, дышал он ровно и никакого намека на стояк не было – не может возбужденный человек сидеть, развалившись в кресле, и болтать одной, закинутой на подлокотник, ногой. Кир попытался убить взглядом облажавшуюся актрису, та хмыкнула - Не зачет, - и позабыв про одеяло, прошествовала к выходу. - Твоя работа? – хмуро уточнил Микки, глядя на Кира в упор светлыми глазами, за дымом, казавшимися пьяными. Плавно он стек с кресла, чуть покачивая бедрами приблизился, выдохнул, запрокинув голову: - С хуя ли? – Кир никак не ожидал за этой томностью, словить смачный хук снизу в челюсть. – Ты чо, блядь, на износ решил меня взять? Не сам, так кого другого подослал поиметь мня? Те чо, своих шлюх мало?! - Ну почему мало, - стирая кровь с разбитых губ, ухмыльнулся Кир, - Мне новую хочется, для коллекции. Такого экспоната у меня еще не было! И уклонившись от очередного хука, зажал выдирающееся тело в угол, накрыл своим телом, оттянул за хвост: - Ты такой неприступный. Просто пай-мальчик, - пальцы забрались под пояс растянутых джинс. - А это что тогда? Микки зашипел рассерженной кошкой, попытался отдавить ногу – но куда там голыми пятками по крокодиловой коже ботинок. Холодные пальцы обхватили член, сжали, нырнули под мошонку, щекоча – приходилось плотно сжимать зубы, чтобы не выпустить судорожного вздоха. Микки ненавидел его сейчас – сука! – а члену было пофик, он ждал продолжения банкета! - Ну как ты быстро, - ухмыльнулся на ухо Кир, выпуская содрогающегося Микки из хватки, - Просто верх чувствительности. Или ты любишь пожестче? - Я те щас дам, пожестче – прохрипел Микк, разворачиваясь и глядя волчьими глазами. - О даже так? А я-то все ждал, когда же ты это скажешь, - Кир ухмылялся, Кир еще не знал, что только что сорвал чеку с осколочной гранаты. - Я ему это, апельсины принес,- слышался глухой голос за дверью. -Микк, он же не любит, - отвечал Ник. - Зато я люблю, и пока он будет у меня прощения просить, буду их есть! Дверь распахнулась, являя встрепанного Микка – глаза горят, черные пряди выбились из кривого хвоста, на плечах халат и сумка с ноутом. - Что, горе, оклемался? Кир прикрыл глаза, мечтая поскорее проснуться. В самом деле, не может же быть реальностью, что худосочный, на голову ниже его Мышь исколотил его до сотрясения мозга и двух треснувших ребер? К сожалению, может – сказался год в армии, где по-кошачьи соблазнительное тело пытались оценить по достоинству этим самым достоинством, и черный пояс по каратэ. - Ну и чего притих, я тут между прочим с утра сижу, приема дожидаюсь? – Микк уселся рядом, обдавая ментолом от сигарет, сандаловыми духами и чисто своей – животной, магической сексуальностью. - Ты это, давай говори чего-нибудь, а то я решу, что мир сошел с ума и тебе стыдно. - Наклонись, - тихо шептать было сложно, главное, чтобы вышло правдоподобно трагически. Микки настороженно наклонился, светя светлыми, сейчас опять очень по-блядски спокойными глазами. Потому он почти успел увернуться от взметнувшейся руки, почти. Поцелуй вышел жесткий, на уровне боли, ни один уже не хотел уступать и отрываться первым. У Кира заныла шея и он опустил голову на подушку, притягивая Микка за собой. Тот уперся локтями в матрас, стараясь не задеть перебинтованную грудь, зарылся пальцами в пегие волосы, сжимая сильно, будто стремясь выдрать. Кто застонал первым было не понять, кто оторвался первым – тоже. Только дышали тяжело да смотрели друг другу в глаза, не мигая, ловя сумасшедше разбежавшиеся мысли. - Да хочу я тебя, ублюдок. - Та же фигня. Почему Микки согласился? Потому что так сумасшедше на него сейчас смотрел именно высокомерный, холодный монстр Кир. Когда-то очень высокомерный и очень холодный. Квартира вылизана по второму кругу, даже холодильник помыт, обед готов и дымится на плите, Микки сидит на полу, сжимает подушку и пырит в телек. За спиной хлопнула дверь, отдаваясь звучными мурашками по коже. Микки вздрогнул – Кира не слышно было, а обернуться он не решался. Как бы он не прислушивался, как бы не напрягался, все равно дернулся, когда шеи коснулось горячие губы, а руки зарылись под майку: - Что Мышь, ждал меня? – голос такой, довольный. Вот сука! - Еще чего! Руки убрррал! – рычал Микки, выдираясь, но куда там. Только в этот раз было по другому. Только в этот раз они оба понимали, что блефуют, что как только Микки перестанет судорожно дергаться, Кир сбавит напор и будет обволакивающе нежен, как коньячный шоколад. Микк уже уткнулся носом в ковер, уже дышал тяжело, уже поджимал пальцы на ногах – прохладные ладони проходились по ногам, оглаживали ягодицы, забирались под живот, заставляя пошло выпячивать зад. Кир шумно дышал, кусал-целовал шею, горячее маленькое ушко, сдирал с такого желанного тела джинсы, как же долго ему это снилось! Только Микк там томно стонал, просил еще и болезненно отзывался на каждое прикосновение. Реальность оказалась… острее. Микк шипит, сдерживается изо всех сил, но его потряхивает от каждого касания – действительно сверх чувствительность. Направленная только на Кира. Он выгибается кошкой, тянет руки и стремится выбраться из под него, но лишь притирается ближе, выпластывается ниже, приглашающее, так… крыша вон. Микки стонет, всхлипывает от болезненного щипка за сосок, уже не стыдясь, вжимается спиной в твердую, горячую грудь. Ему кажется, его сейчас разрывает надвое, так больно и горячо двигается в нем Кир, резко, с оттяжкой, будто вколачивая в ковер. Щеки пылают, он орет в голос – дергается, сжимаясь, и падает придавленный отяжелевшим телом. - Слезь с меня, уебок! – раздается через миг, Микки подрывается и, светя красными щеками и голой задницей, смывается за дверью ванной. - Хочешь второй раунд там? Ну я не против. Разомлевший Кир еще не знает, что теперь мелкий Мышь станет еще более невыносимым лгуном. - Отъебись от меня! – орет Микки, уворачиваясь от протянутых рук. - Мышь, что за пляски вокруг костра? Мы же все вроде выяснили? – Кир хочет Микка и его бесит, что ему не дают. - Ничего мы не выясняли, и вообще, я на пары опаздываю! – Микки пылает щеками, пятится к двери и старается не смотреть на то, что полотенчик вот-вот слетит с загорелой талии, открывая… самое интересное открывая! И так каждое утро, за исключением тех дней, когда Микки не опаздывает. А опаздывает он теперь всегда, потому как выбраться спросонья из под утреннего стояка Кира – это миссия невыполнима. - Кир, мы тут ремонт, боюсь, еще на месяц затянем, вспомнили, что хотели камин, приходится заново все делать. Ты потерпишь мелкого еще немного, а? - Потерплю, - Кир улыбается так, что если бы друг его сейчас видел, десять раз бы подумал, прежде чем отдавать младшенького человеку с таким маньячным огнем в глазах.