Ангельская пыль

Песни родом еще из советского союза бьют по ушам. Казалось бы, даже стены трясутся от такой громкости. Не исключено, что отвратительный музыкальный вкус соседей Яна запомнят надолго жильцы всего района. Одно хорошо — за всем этим грохотом совсем не слышно ударов, криков, а после — пошлых шлепков и стонов. — Заебали, твари, — рычит Ян и отстраняется в попытке хоть немного отдышаться, — Дай я поднимусь и вправлю им… Договорить не дают, больно сжимая волосы в пальцах, толкаясь в горячий рот по самые гланды. Вновь. Сколько это длится? От громкой музыки чуть ли не едет крыша, и думать о чем-то в таких условиях совершенно невозможно, как и принимать взвешенные решения. Этого и не требуют — просто трахают, наматывая волосы на кулак и не позволяя отстраниться. Зато в таких обстоятельствах приходится забывать обо всем, кроме горячей плоти, болезненно толкающейся в глотку, кроме властных рук и редких стонов, дурманящих рассудок. Забываешь даже о том, что завтра платить за аренду этой дыры с обшарпанными стенами и вздутым линолеумом бешеные бабки, спустя неделю оплачивать коммуналку, а совсем скоро возвращать долг, не имея на руках и копейки. — Не отвлекайся, — звучит холодно, спокойно. И Ян подчиняется. Вынужден, уговор есть уговор. А уговор дороже денег. Особенно когда отсутствие этих самых денег и вынуждает стоять сейчас на коленях, сдерживая желание свернуть кому-то шею. И одному Сатане известно кому больше: своему мучителю или оборзевшим соседям. Легко сказать! Как тут не отвлекаться, если одно и то же повторяется на протяжении нескольких часов? Без сомнений, в самых жутких кошмарах еще несколько недель будут сниться исключительно Киркоров и Ласковый май. В голове не укладывается, как у Змея при таком репертуаре вообще стоит. Рассеянность мальчишки явно не доставляет мужчине удовольствия. Говорить дважды он не привык, потому уже в следующую секунду оттягивает за волосы и рывком поднимает на ноги, разворачивая к стене. Не получает сопротивления. Ян отчаянный: безумец без тормозов, но явно не дурак. Он знает когда можно позволить дерзить, а когда стоит заткнуться. Чужие руки скользят по обнаженному, усеянному синяками и ссадинами телу. Жадный взгляд Змея падает на полную следов от укусов шею — его рук, а лучше сказать зубов, дело. Это не может не приносить удовольствия. Не церемонится — подтягивает ближе и толкается в задницу, выбивая из горла Яна хриплый несдержанный стон. Стонет он редко. Ян всё еще пытается делать вид, что всё происходящее ему противно. Выходит из рук вон плохо. Змею и не нужны стоны, чтобы знать, как кипит в содрогающемся теле желание и похоть. Он не дает передышки, вбивается резко и глубоко. Ян мычит, потому что сил стонать уже нет. Прогибается в пояснице и подается назад. Карты раскрыты, уже нет смысла скрывать наслаждения — себе дороже выйдет. — Сдохни, шваль, — шипит Ян, когда шеи вновь касаются острые зубы, остервенело впиваясь в плоть. Змей и доволен — такие резкие слова для них не новы. Близость, больше похожая на истязание, давно стала нормой. Что бы он не говорил, Ян слишком сладко сжимается внутри, чтобы Змей придал его словам хоть какое-то значение. Время течет медленно. Сладкая мука продолжается до тех пор, пока Змей не проникает особенно глубоко и вязкое семя не стекает по бедрам мальчишки. Тот содрогается в экстазе. В порыве страсти они совсем упускают момент, когда раздражающая музыка стихает. Ничто уже не скрыть в тишине.

***

— Иди ко мне, — требует мужчина, опускаясь в обшарпанное старое кресло. О том, что творилось всего час назад не напоминает ничего, кроме напряженной атмосферы животного и безнравственного секса висящей в воздухе. Змей и вовсе выглядит столь спокойно, словно не он вжимал Яна в стену и терзал бледное стройное тело. Одет с иголочки, опрятен и холоден. Сам Ян таким похвастаться не может: свежие раны всё еще саднят, а на поношенной рубахе видны кровавые следы. — Был уговор, — ворчит Ян недовольно, но подходит и привычно седлает чужие бедра. Змей это любит. Змей всегда этого требует, а на все вопросы отвечает просто: «Обожаю твою задницу на своих коленях». — Что ж, ты меня развлек… Открой рот, малыш, — Змей помнит об уговоре, да и условия каждый раз одинаковы. Секс за дозу — всё до смешного просто. Яну не нравятся эти приказы, но права выбора никто и не дает. Прохладные пальцы скользят в послушно приоткрытый рот, издеваясь цепляют язык, а после кладут за щеку капсулу фенциклидина. Ангельская пыль из демонических рук — глоток смерти, за который ему давно не жалко жизни.