Теплый

      Когда начинает светлеть, Глен уже уверен, что ему не снится: Шинья сидит на его кровати и, как обычно, широко улыбается. Они говорят всю ночь, препираются, даже шутят. И Глену наконец-то так легко, как не было уже давно после всего произошедшего. Будто до этого, до Апокалипсиса, у него не было такой близости ни с кем, как сейчас, когда он смог оживить Гоши, Мито, Саюри, Шигуре и Шинью. Он казался себе одиноким, единственным, кто может сам себя понять, и был сосредоточен на своей цели. И только на ней, пока не потерял всех из-за собственной глупости, гордыни и самоуверенности. Только тогда он смог понять, что натворил. И принялся исправлять.       И сейчас, когда Шинья похлопывает его с утра по плечу, Глен раскрывает глаза заранее счастливым. От того, что друзья с ним, им почти ничего не угрожает, и еще минимум восемь лет все будет в порядке. А за восемь-то лет он найдет, как им помочь, как оживить насовсем. Целых восемь лет, и они вшестером. Справятся.       Глен встает впервые за долгое время сразу, махом, а не растягивает до последнего, чтобы опоздать, и идет умываться. Шинья уже гремит на кухне, пытаясь сварить плохонький в таких условиях кофе. И смотрится просто умопомрачительно, когда вот так занят уютным бытовым делом, не затянут на все пуговицы и ремни в форму, даже не язвит. После всего пережитого Глен не просто не может, а не собирается сдерживать порывы и желание тактильности — он обнимает Шинью со спины за талию и устраивает подбородок на его плече, до звездочек в глазах стискивая зубы от того, насколько же он теплый. Теплый, живой, он не повисает безвольно в руках и не поддается, когда его сжать.       И Глен сжимает крепче.       — Хах, Глен, ты решил меня сломать? Мне хватило вчерашних приключений, так что заканчивай, — Шинья посмеивается, треплет бережно Ичиносе по руке и подает ему чашку кофе. Дрянь редкостная, но Глен уж как-нибудь переживет. Сейчас главное не это.       Весной они сидят в кафе, со странным умиротворением наблюдая, как опадают розовые лепестки и пургой кружатся по залитым солнцем улицам. Редко выдается возможность посидеть между заданиями, служба не дает расслабляться. Хиираги — тоже. Теперь они не дают покоя никому из них. Но вся компания старается урвать минуту, чтобы вместе отдохнуть.       Когда идут по улицам, Шинья держит в руках бутылку мугитя, подставляет лицо ветерку. На белесых ресницах то и дело оседают вишневые лепестки. Глен — не может не любоваться. Сейчас, когда он уже узнал, каково терять ребят, он не может позволить себе так запросто упускать моменты с ними, которые упускал раньше. Поэтому жадно пожирает взглядом, как в седых прядях путаются розовые блики, как Шинья смеется, рассказывая что-то, и прикрывает глаза. Он слишком гармонично сочетается с весной: со свежим голубым небосводом, с бело-розовым шумом цветущих деревьев, с прохладным после стаявшего с гор снега воздухом. Так же хорошо смотрится и с неестественно синим небом, желтыми отблесками фонарей на воде, когда гуляет с Гленом вечером по набережной канала, любуется бликами на темных волнах и улыбается настолько счастливо, что сводит с ума. Именно тогда Глен его впервые целует и обещает, что никогда не отпустит.       Во что бы то ни стало.       Глен чувствует себя самым счастливым на свете. Теперь каждый его день начинается не с внутреннего протеста и нежелания подниматься, а с того, что его ладони нащупывают теплое крепкое тело рядом. Шинья смеется, поглаживает его руки, касается губ своими, утягивает в поцелуй. Вместе кажется, что весь мир — с разрушенными домами, вампирами, Всадниками Апокалипсиса, службой Хиираги, отчетами, совещаниями с лицемерной любезностью, со всем этим противостоянием — подождет. Такой мир можно, абсолютно ничего не потеряв, отложить на задний план и заняться друг другом. Наблюдать, как Шинья, что-то напевая, колдует на кухне. Падать к нему на диван, когда он котом разваливается на нем и едва ли не мурлычет. Обнимать его тайком на заданиях или то и дело незаметно касаться пальцами его ладони. Едва ли иметь желание отрывать от него глаза в бою, когда его взгляд, уверенный и острый, направлен в окуляр оптического прицела. Слушать перед сном его мягкий голос.       Ладонь Шиньи покоится в ладони Глена, тот крепко сжимает пальцы, когда выслушивает информацию о предстоящем задании.       — В Хиконе? А нам обязательно ехать туда всем? — он удивленно переглядывается с Шиньей и покачивает головой на предложение Гоши. Они справлялись и с куда более серьезными проблемами. Съездить в Хиконе не проблемно, а целый отряд вызовет подозрения. Им там дел-то на два выстрела буквально.       — Тебя все равно одного никто не пустит, глупый Ичиносе, — парирует Мито и смахивает пряди волос за спину. Превосходства ей это не придает.       — Мы с Шиньей справимся и вдвоем, — Глен подмигивает Хиираги и сжимает его теплые пальцы сильней, слегка разминая.       Саюри испуганно прикрывает рот ладонью. Гоши с Мито переглядываются.       — Каким Шиньей, Глен?.. Шинья погиб. На то Рождество — Махиру убила его.       Молчание.       — Глен?.. — Гоши делает шаг навстречу, но невольно останавливается. Он не понимает. Он не знает, что сказать. Зовет снова.       Молчание.       Глен смотрит на свою пустую руку. Между пальцами играет холодный ветерок.       «В моей жизни был смысл. Я встретил тебя. Поэтому я не стану убегать. Я встречу смерть. Считается ли это моей победой?»       Так значит, он все-таки снился?..       Губы Глена растягиваются в улыбке.