***
Комендант Мальрё был очень любезен, предложив юной даме вина, чая и место у камина. Расстегнув полушубок и сняв перчатки, Варда грелась, слушала негромкий разговор и старалась привлекать как можно меньше внимания, но после очередного «леди?» с извинениями покинула кабинет. Раккам не ошибся: дрова достались избранным, а в коридорах веяло стылостью. Спрятав ладони в карманах и нахохлившись, Варда побрела прочь, твёрдо зная, что о ней ещё долго не вспомнят. От духоты и храмовых благовоний мутилось в голове. Ныли колени, а в груди грохотало так, что стало трудно дышать. Она не прошла от дверей и ста шагов, как боль подкосила ноги. Укрывшись за уродливой статуей, вслепую сев на пол и выдыхая, как учила мать, Варда взмолилась всем богам, чтобы это был просто приступ. От такого не умирают. Конечно, нет, это лишь боль, так бывает, бывает... «Вот господин Раккам разозлится, — подумала она, зажмуриваясь до слёз. — Везти меня через половину страны, останавливаясь у каждой лекарки, чтобы я тихо скончалась в Энци? А если мне не повезёт — сам и добьёт во славу Ока...» Вместо всхлипа вырвался смешок. Умирающие вряд ли так глупо хихикают. Значит, незачем реветь, нужно потерпеть и ждать. Тяжесть в груди начала затихать через несколько минут, головокружение — и того раньше. Для верности не торопясь, Варда посидела ещё немного, слушая, как этажом выше загрохотали шаги. Её пугала перспектива столкнуться в таком виде с будущими однокашниками, но, к счастью, никто из них не спустился во владения коменданта. Одинокий гвардеец у его дверей и вовсе дремал, убаюканный разыгравшейся за окнами вьюгой. Облизнув пересохшим языком губы, Варда неловко поднялась. Афишировать столь нелестную для будущей дознавательницы слабость не хотелось. Завтра же нужно разузнать у других девиц, где найти хорошую и не болтливую травницу, а сейчас, как и велел господин Мальрё, самое время осмотреться. На пробу глубоко подышав, она пошла в ту же сторону, куда, по звукам, выдвинулась толпа наверху, и вскоре нашла лестницу. У поворота к ней всю стену закрывал поеденный молью гобелен, изображающий сцену охоты на речных духов. Варда не сдержала ухмылки. Формально выполненное королевское постановление о благородных искусствах подталкивало к размышлениям, что его светлость Мальрё плут изрядной наглости. Или этот гобелен вышел из-под рук его любимой бабушки. С этой же ухмылкой Варда захромала вниз. Узнать, где выход во внутренний двор, не составило труда: её приняли за свою, обозвав дурындой и торопливо указав направление. По срокам выходило, что в Шалене время ужина. Тем лучше. Раскланиваясь со всеми, кто обращал на неё внимание, девушка выскользнула мимо охраны на улицу и вздохнула до боли в рёбрах. Слева снова кольнуло. Варда спешно заозиралась, отыскивая укромный уголок, не просматриваемый из окон. Поблизости такого не находилось, пришлось идти дальше. За большой тренировочной площадкой, между невысокой оградой и офицерским корпусом, расположился сад — его и избрали подходящим местом для преступления. Высматривая, нет ли кого поблизости, Варда нашарила заветный свёрток. В кармане осталось две самокрутки: одна сейчас, вторая — на случай, если посещение травницы придётся отложить. Самый дурной расклад, но выбирать не приходилось. Отойдя к раскидистому дереву, сохранившему половину листвы, Варда подпалила «щёлкалкой» самокрутку и успела сделать три или четыре глубоких затяжки, прежде чем услышала голоса. Утихшее сердце мигом заколотилось. Варда, поперхнувшись, выдохнула дым, обжигая ладонь о сжатую в кулаке самокрутку. Первым порывом было бросить её в кусты, но их обыщут... а вот на самовольный обыск благородной по одному лишь подозрению мало кто решится. Отступив под самые ветки, она притушила слабо тлеющий кончик, спрятала опасные улики в ворот нижней рубашки и затаилась. Она слышала хруст снега под дюжиной ног, негромкие голоса и сдавленный, всплесками прорывающийся смех, но в её сторону никто не шёл. Стоило уйти так тихо, как только можно, но что-то было не так. Выйдя на дорожку, Варда крадучись добралась до поворота и сошла с камней в снег, утонув всей ступнёй. Кадисские сапоги не промёрзли и через три десятка шагов, и девушка благополучно добралась до кустарника, отделившего ухоженную часть сада от поросшей кривыми яблонями поляны. На секунду перед глазами снова потемнело, но виски не сдавило, а в груди не проснулась боль. Только начавшие замерзать руки сжались в кулаки: за толстой стеной из веток и колючек, в густеющей белой пелене, пятеро колотили мальчишку. Ей следовало бежать и привести кого-то из наставников, но Варда не знала Шаленский дворец, хромала и понимала, что не успеет. Эти ребята были немногим младше неё, но выше, а рыжий мальчик выглядел слишком кругленьким и неуклюжим. Он отмахивался от тычков и затрещин, но медленно, и после очередного хлопка угодил в сугроб. Юнцы прыснули, зажимая рты, один коротко пнул рыжего, захихикал громче и ойкнул: снежок сбил с него шапку. Варда, обогнувшая проклятый куст с рекордной для себя скоростью, задыхалась. Подол юбки промок, шарф окончательно размотался, и за шиворот уже начал засыпаться снег, но это только подстегнуло поднимающееся внутри бешенство. Не останавливаясь, Варда пошла на несколько опешивших парней, запинаясь о корни яблонь. — Вы! — рявкнула она, насколько хватило дыхания. — Пошли прочь! — Почтенная? — обманувшись полуседой косой, скрючился в поклоне один, но лишившийся шапки оказался внимательнее: — Ты ещё кто такая? — фыркнул он и получил веером брызг в грудь: разъярённая Варда прошла мимо, широко шаркнув сапогом. — Ты что, дикая совсем?! Проваливай и не мешайся! — Не мешаться?! — Вместо благородного рыка голос сорвался на повизгивание. К лицу будто приложили распаренное полотенце, и свекольно-красная Варда с ещё большей злобой отпихнула вставшего на пути парня. Вышло плохо. — Трусливые ублюдки! — Рот закрой! — оскорбился тот, что отошёл было от приятелей, а другие выразились совсем уж непочтительно. — Не твоего ума дело! Рыжий завозился у них под ногами и тонко охнул. Варда, зашипев, снова толкнула заступившего ей дорогу крепыша, уворачиваясь от хватающих за плечи рук: она заметила и капли на снегу, и разбитые губы. — Ему это только на пользу, — на удивление ровно сказали ей почти в самое ухо, обхватывая уже за талию и пытаясь поднять; Варда брыкалась как кошка, но боялась, что от резкого движения наземь полетит и свёрток, и огниво. Пока над её барахтаньем хихикали. — Будет уроком. — Впятером на одного?! — взвыла Варда, стукнув наугад локтем. Её рванули вверх, рявкнув в сторону «Рей, за ноги эту бесноватую!». — Это не урок, а подлость! Отпусти, скотина! Только в башку такого грязного выродка может прийти идея бить того, кто слабее! Рей, побуревший и насупившийся, рванул к приятелю, больше не раздумывая, стоит ли бороться с девкой, и полетел наземь, получив в грудь каблуком. Державший Варду юнец и сам с трудом устоял, попятившись назад, но не разжав рук. К ним бросились остальные, позабыв об изначальной цели... Окрик прозвучал так резко, что Варда дёрнулась, оставаясь на весу — и тут же упала. Она не расслышала слов за грохотом крови и ещё несколько секунд сидела, морозя пальцы и силясь отдышаться. Её не тошнило от одуряющей слабости, и сердце билось ровно и жадно, как и полагалось настоящей воительнице. Она сильна как никогда и готова продолжать схватку! — Ай! Ухо сдавили крепче и потянули, безмолвно веля подниматься. Загребая сапогами и подолом снег, Варда поспешно вскочила и столкнулась взглядами с господином в наряде военного кроя без нашивок. Вывернув напоследок ухо ещё раз, он пустил, толкнул Варду в плечо и указал в сторону основного корпуса. Обернувшись, прошипел «шевелитесь!» мальчишкам и сам поставил на ноги рыжего, не давая повалиться обратно. Выражение его белого от ярости лица не обещало ничего хорошего.***
— Ещё чаю, матушка? — Я хочу водки, но ты не нальёшь. — Нет, матушка. Лизар, не смей. Не смей, я сказал! Варда сидела на табурете у стены и разглядывала то пол, то колени. Рядом с ней лекарь из лучей колдовал над сломанной рукой Шаеса, уже закончив с разбитыми губами и носовым кровотечением. Рыжий сидел смирно, бросая короткие взгляды на соседку. Она успела его рассмотреть по пути. Типичный намадец, лет шестнадцати или старше, но слишком низенький и круглый, короче неё самой на два пальца — оттого и показался мальчишкой. Не сказать, что симпатичный, да и с залитым кровью лицом не разберёшь, но с совершенно замечательными каштаново-рыжими волосами. С такими и в храм пустят только на последние ряды... — Не двигайте, — велел лекарь, затягивая узел на плече и укладывая зафиксированную руку поудобнее. — Вечером я проведаю вас. А вы? — обратился он к Варде, так и оставшись на корточках. На неё поглядели с обеих сторон: Шаес — так же украдкой, чернобровый Лаво — сумрачно и прямо. Его прикушенный во время удара язык изрядно опух. — Всё в порядке, светлейший, — шёпотом отозвалась Варда, но её услышали. — Всё в порядке, светлейший, у девицы пострадала только гордость. — Господин Эйден уложил щёку на раскрытую ладонь, а Лизар Ксанти приподнял уголки губ, украдкой подливая в чашки из красивой квадратной бутылки. — И хвала небесам, что не честь. Полагаю, излечение подобного недуга и вам не по силам? — Я воздержусь от обсуждения, господин Ксанти. — На лице лекаря не проступило ни единой эмоции. — Позвольте? — попросил он и, не дожидаясь, взял ладони Варды в свои. Светло-зелёные глаза затуманились: светлейший слушал. — Срыв занятия, — перечислял господин Эйден потолку, не глядя ни на брата, ни на вынужденную пить чай с ликёром мать, ни на учеников. — Избиение щенков. Сквернословие. Значит, «грязный выродок»? Глаза у него были золотисто-карие, тёплые и смешливые. Он и смеялся, словно бы нехотя опустив на виновницу взгляд. Варду пробрала зябкая дрожь. — Мне очень жаль, — сдавленно ответила она, но ашерийский дознаватель не отстал: — Что жаль? — уточнил он, улыбаясь мягче. Варда, высвободив пальцы из ладоней лекаря и прижимая их к животу, повела плечом. — Так вы говорили это или нет, милая? — Нет... то есть не знаю, — уточнила Варда, созерцая начищенный паркет и вышивку на лекарской накидке. — Как не знаете? — удивился господин Эйден. Он отпил из своей чашки и одарил младшего брата, поднявшего брови в невинной гримасе, гневным взглядом. Варда поспешила пояснить: — Я не помню, господин. — Вы не помните. Он говорил неспешно, почти лениво и точно никуда не торопясь. Разглядывал, перебрасывался безмолвными вопросами с братом и перебирал пальцами по подбородку с видом полной растерянности. В это даже можно было поверить. — Ваша милость, — качнулся он вперёд, решив, видимо, что дразнить тех, кто на тебя и не смотрит, не слишком весело, — вы не помните, но помнит господин Лизар. Слово в слово, благо, вы так орали... — Я очень напугалась. Я растерялась и... простите. — В висках зашумело, Варда без театральности тронула левый, чувствуя, как вспухла вена. На ушибленную коленку легла ладонь светлейшего, но она не почувствовала. — Вероятно, я и правда могла быть непочтительной, но не потому что этого хотела. — Если вы скажете, что это всё ваша девичья хрупкость, я велю вас здесь же высечь. Варда покраснела, но смолчала, и господин Эйден сощурился. Повисшая в кабинете тишина грозила перерасти в бурю, но вмешалась госпожа Ксанти. Опустошив чашку и откинувшись к спинке кресла, она скривила рассечённое морщинами и старыми шрамами лицо и кивнула: — Увидеть драку, испугаться, но вступиться — это требует храбрости. — Голос старухи звучал тихо и сипло. За высоким воротом не было видно, но все знали: шею знаменитой ведьмоловки не раз пытались передавить. И у кого-то получилось. — А размахивание кулаками — гнева. Гнева, я полагаю, праведного. Эйден Ксанти изогнул поджавшиеся губы в смиренной улыбке. — Матушка, вы... — Праведный гнев вкупе с пламенем в жилах даруется нам Оком, — не обратила на него внимания старуха. Жестом она велела младшему сыну наполнить чашку и на этот раз не портить напиток чаем. — По воле Его и во имя благих дел. Господин Эйден раздражённо цокнул языком. — Вы сами знаете, что всё это, — обвёл он рукой сидящих рядком мальчишек и Варду в середине, — уж точно им не во вред. Они не юные вышивальщицы. — И она, думаю, тоже. Кто мы, чтобы спорить с Его волей? На этот раз на госпожу Ксанти посмотрели и сыновья, и ученики, и даже замерший у ног Варды лекарь: издёвка получилась слишком неприкрытой. Старуха, нимало не смущаясь, сделала большой глоток и миролюбиво кивнула: — Глаза юницы увидели несправедливость, и в том, что она ошиблась, нет ничьей вины. А может, и не ошиблась. Всё, — резко прошелестела она, — оставь свои стенания: что сделано с жаром Его, то нам неподсудно. На этом проваливайте. — Вы не шутите? — Получишь собственную свору — будешь судить их бестолковость сам. А я закончила. Господин Эйден поставил ополовиненную чашку громче, чем прежде. — Ещё минуту, матушка. Лизар, — протянул он ладонь, — дай мне, пожалуйста, то, что ты нашёл. Младший Ксанти, в саду не показавшийся Варде робким или хоть сколько-то милым, замялся. На взгляд, полный свирепости, он всё же откликнулся, хоть и заметно нехотя: — Я не знаю, кому это принадлежит. Когда я подошёл, щенки начали грызться... — Но только от раккамовой суки несёт исмалевкой и верхоцветом, — зло, на выдохе оборвал его господин Эйден. — Матушка, светлейший, — кивнул он, — засвидетельствуйте, что именно это вместе с арцинией и янтарной смолой содержится в найденном свёртке. Не хочу давать повод обвинить меня в предвзятости. И пусть это будет для всех вас уроком, щенки: я не потерплю, пока вы числитесь за нами, ни нарушения устава, ни ереси. Руки сидящего рядом Лаво покрылись мурашками, а тесно прильнувшее с другой стороны плечо дёргает, как от озноба. Варда увидела, как под закатанными рукавами поднимаются рыжеватые волоски. Она знала, что не выдаёт себя только благодаря длинным манжетам. За столом двое из Ксанти разворачивали одну из самокруток, вороша содержимое двузубой вилкой. Старуха растёрла несколько крупинок и поднесла к носу, жмуря уставшие глаза. Конечно. Этот запах знают все, посещающие храм чаще раза в год. — Светлейший, — голос господина Эйдена гудел туго натянутой струной, — прошу вас. Варда едва не охнула, вовремя прикусив язык: колено обожгло болью. Лекарь отнял невыносимо разогревшиеся пальцы и поднялся, разглаживая накидку. — Незачем, господин Ксанти. Я знаком с храмовыми дурманами не хуже вашего. — Значит, — блеснули глаза дознавателя, — готовы подтвердить перед судом виновность девицы Альмо? — Только если у неё нет разрешения. А оно есть. Где вы его храните, миледи? Лаво колотило так, что дрожь отдавалась по всей руке. Прижавшийся справа Шаес взмок, медово-рыжие завитки на шее стали тёмными. Варда попыталась сглотнуть, но слюна пропала. — У его милости. У господина Ралы. Он боялся, что я порву в пути, и сложил со своими бумагами. — И кем же подписано? — Светлейшим Стелой Даймо. Эйден Ксанти сжал губы в нитку: имя мастера кадисского Храма он знал. — Я напишу ему. С чего же светлейший пожаловал вам разрешение и благословение? Ну? — нетерпеливо поторопил он, а Варда, окинув взглядом сидящих по обе стороны мальчишек, ссутулилась и потёрла висок. Вот и сохранила тайну... — Грудная жаба, господин Ксанти. — Как долго? — не дав сыну продолжить, заинтересованно спросила старуха-дознавательница, отодвинув безвозвратно испорченное лекарство и подняв обеими руками чашку. Пить она не стала, только глядела поверх, чуть вздрагивая светлыми ресницами. — Сколько себя помню, госпожа Ксанти. — Готов подтвердить слова её милости перед советом, комендантом и судом, если потребуется, — переплетя руки на груди и отстукивая носком сапога ритм, отчеканил лекарь. Лица его видно не было, но Варда могла поклясться, что по упрямству под гримасой вежливости оно спорило с лицом Эйдена Ксанти. — Это очевидно всякому, понимающему в медицине. Дознаватель развёл руками и улыбнулся, признавая поражение, и жестом велел подняться. — Альмо, — шутливо пожурил он, распахивая перед учениками дверь, — больше не мешайте моим щенкам. Фортас, плохо. В подворотне от родичей заговорщика вас не спасёт ни боевая девица, ни лекарь. Идите и больше не заставляйте Лизара бегать без стоящей причины. Варда встала вместе со всеми, но задержалась, согнувшись в поклоне перед столом. Оставшиеся на местах госпожа и господин Ксанти занимались чрезвычайно важным делом: наполняли чашки ликёром. На шальных девиц, побитых отроков и неодобрения Эйдена им было давно наплевать. — Госпожа, я благодарна... Алана Ксанти откусила кусочек печенья и сделала глоток. — Нет. Водка лучше. Как ты пьёшь это сладкое дерьмо? — С мыслью, что его не выпьет Эйден, — отшутился Лизар и поглядел на согнувшуюся девушку. — Ступай. И возьми, — смёл он ладонью распотрошённые самокрутки в измятую вощёную бумагу, — нам не надо чужого. Он рассмеялся, и Варда, снова поклонившись, бросилась прочь, пытаясь сохранить остатки достоинства. То, что разбитое колено почти не болит, она поняла уже за порогом. Улыбнувшись ей в спину, Эйден закрыл дверь. Когда он обернулся, уголки губ подрагивали. — Что, — чеканя и слова, и шаг, спросил он, — это было, матушка? — Дерзость, вероятно. Ты забываешься. — В чащу ваши шутки. — Он опустил кулаки на столешницу так, что подпрыгнули чашки. Алана придержала свою, а Лизар, не успев, выругался над липкой лужицей. — В чащу! Вам так нравится Рала в роли наставника? Или свора портовых шлюх, которых он сюда притащит? — Эта для шлюхи очень мила, — промакивая ликёр платком, заметил младший, но тут же поморщился: — А если их будет свора, ты хоть кого-то себе и найдёшь. Может быть. Если перестанешь так злобно моргать. Он качнул кресло, уклонившись от затрещины и замерев на двух ножках, и хохотнул: — Клянусь, когда ты заговорил о чести, девица покраснела. Не робей, братец, ты всё ещё хорош собой, а у неё прелестные глазки. Больная, правда, но и ты не подарок. Теперь выругался Эйден. Снова бить Лизара не хотелось, дурной выродок преуспел в фехтовании и увёртках куда больше, чем не к месту и пользовался. — Матушка, — выдохнул он, заставив себя растереть норовящие сжаться пальцы, — Рала — мерзость. Выдворить его с позором — наш долг перед страной. — Выдворяй, — лениво просипела госпожа Ксанти, — только не выставляй дурой меня. Кто угодно посчитает то, что видела девица Альмо, безобразной дракой. Кто угодно наговорит грубостей, а ты не король, чтобы с боем защищать свою честь от перепуганных криков. Ну а то, что девица плоха, видно всем, кроме тебя. Так, Лизар? — А? — Младший оторвался от созерцания испорченного платка и закивал: — Конечно, матушка. — Выродок, — уже вслух сообщил ему Эйден, и брат по-лесному хищно ухмыльнулся. — Если вдруг, — размеренно произнесла госпожа Ксанти, — ты обнаружишь поводы серьёзнее и убедительнее — действуй. Во всех прочих — заткнись, улыбайся и жди, иначе Раккам растопчет тебя, а мне придётся извиняться. А я могу не захотеть. — Перелив содержимое чашки сыну, она поставила её Эйдену под нос. — Чай. Мне нужно подумать.***
Они ждали в коридоре, ведущем в малый голубой зал. Лаво рассудил, что это место подходит больше прочих: тихое, отдалённое, редко посещаемое. Варда приходила сюда рано утром, чтобы не натыкаться на других любителей пофехтовать в уединении, но ленящихся встать затемно. Идеально. — Готовы? — еле слышно прошипел Лаво, кивая приятелям. Гильер скупо улыбнулся и подтянул перчатки, Тьемо, Адриан, Нол, Рей и Аэль просто закивали, обойдясь без красивых жестов. — Ждём. Пусть она... — Варда! Он едва не завопил от злости: чащин выкормыш Шаес рванул с места, не дожидаясь приказа, нелепым колобком запрыгав навстречу проклятой девке и своим воем уничтожив весь элемент неожиданности. Рыжие локоны горели в сиянии «солнышек» сигнальным флагом. — Любезная Варда, это вы? Как я рад вас встретить! — Здравствуй, Шаес. Высокий голос, эхом загудевший под потолком, заставил кулаки Лаво сжаться, а прозвучавшее восторженное «ах, неужели это ваша шпага, позвольте же взглянуть, любезная Варда, как она прекрасна, неужели тальская ковка?» — замахать руками. Отмена. Отмена, пожри пустота душу этой стервы! — Она оказалась при оружии, верно, прислали подогнанное по руке, — тем же утром сообщил он наставнику. Правая Рука госпожи Ксанти слушал молча, ничем не показывая истинных чувств. — И я велел отступать. Господин Эйден кивнул, прикрыв глаза. Потёр и сжал переносицу, медленно выдохнул. — Вы сделали всё верно. Шаес, зачем вы так поступили? Юный Фортас сидел, потупившись, и Эйден призадумался. Кузен мальчишки проходил обучение у госпожи Циллы и нареканий не вызывал. Способный, талантливый юноша. Что с этим не так? — Шаес? — сев перед учеником, позвал он тише и настойчивее. Парень прерывисто вздохнул. — Мне показалось, я слышал ещё шаги. Следовало проверить. — И когда вы убедились, что больше никого нет, попросили девицу обнажить шпагу, — понимающе кивнул Эйден, — дабы ваших друзей не посмели обвинить в трусости: поколотить безоружную девчонку — чести мало... Под смешки Шаес вздохнул тяжелее. — Она... Мастер, она здесь всего полторы луны и... — И девица. И хрупкая кадисская лилия, так нежно трепещущая лепестками, — показал наставник, как, под усилившееся хихиканье. — Вы забываете, Шаес, что кадисские лилии выживают на таком морозе, которого вам хватит, чтобы околеть. А наша — и вовсе не цветочек. Лаво, — встал он, щёлкая пальцами, — что она сделала, когда вы бережно и почтительно подняли её в прошлую вашу стычку, дабы спасти м-маленькую с-седенькую леди от синяков? — Ну... — промямлил Лаво и неосознанно тронул челюсть. Господин Эйден приподнял край рта. — Она ударила. Не захныкала, — ткнул он пальцем в сторону вспыхнувшего Нола, — не завизжала. Ударила. Девицы, Шаес, боятся бить, их этому не учат, — задумчиво произнёс дознаватель, поджимая губы. — Им страшно и непривычно, они не хотят. Но если девица не молит о пощаде, а бьёт, то она ударит снова. Как и было с тобой, Рей. И ваша снисходительность могла бы быть оправдана, стукни она инстинктивно и неумело. Но! Эту девицу, в отличие от многих, учили. Вас тоже. И то, что она здесь лишь шестую декаду, задачу вам не облегчает. Лаво, Аэль, Гильер и Тьемо закивали, Рей, помедлив, тоже, но на лицах Шаеса, Адриана и Нола застыло сомнение. Эйден даже умилился: совсем дети. — Её не заставляли приезжать в Шалену, — напомнил он сухо. — Миледи Альмо могла остаться дома и раздражать сводных братьев, пока один не сделал бы ей дитя или не утопил в заливе. Миледи могла поехать в столицу и попытать счастье при дворе. Могла стать благородной лекаркой, мастерски выучиться шитью или взять под покровительство кузнеца, раз ей так нравятся железки. Она могла выйти замуж, право слово, но она здесь. Её привёз Рала, значит, она как минимум догадывается, что дознание или тайная канцелярия — это не чаепитие в кружевах. Наша работа — служба Вингелену. За неё не хвалят, чаще бьют, оскорбляют и подкарауливают по пути в сортир. Любовница может оказаться явинской шпионкой, кухарка — дурой, которую подбили угостить вас супом с новой приправой, любимая собака — заражённой бешенством, лишившим рассудка её маленький собачий мозг. При желании и большой ненависти вас достанут, и задача хорошего наставника — подготовить к этому. Лучше сейчас лежать с переломанными костями под присмотром светлейших, отмеченных благодатью, чем в канаве лет через десять. Хотя не думаю, что с такой мордашкой леди Альмо столько проживёт. Выбив все зубы, вы окажете ей большую услугу: она или убежит отращивать новые и больше никогда не вернётся, или сделает всё, чтобы не дать этому повториться. Вы ведь не дали, Шаес? Ему показалось, что парень вот-вот заплачет, но нет. — Удачи, — без улыбки кивнул господин Эйден, — милостью Ока вы сумеете поколотить злую графскую дочку. Только небом молю, не бейте в голову и грудь, иначе мне придётся по всем помойкам искать некроманта, и нет гарантии, что я найду, а он справится. Выпроводив учеников, Эйден Ксанти расположился со всеми удобствами, вытянув ноги на пуфик и взяв недочитанный роман. Он не рвался проверять, как облажаются щенки в этот раз, доверив неблагодарную работу Лизару: тот поистине умел становиться призраком. Выбор оказался верным: через четыре часа несносный братец приполз, давясь от хохота, попросил воды, выпил вместо неё последнюю бутылку флавинийского красного и сообщил подробности. По его словам выходило, что засаду провели как положено, и девица оказалась в ловушке. На помощь она звать не стала. Не теряя времени, к ней выскочил коротышка Фортас, видимо, из благородства решивший одним ударом лишить возлюбленную чувств. Девица не оценила и разбила ему нос первой.***
Светлейший Паоло отошёл к столу, смешивая травы. Всё, что нужно, он перевязал и зашил, пообещав, что через полдекады от ушибов не останется следа, и теперь в виде любезности готовил успокоительный состав. Не дело, как он выразился, благородной девице ходить к лекарке за дурманом, когда половина её лица синее, чем нос у пьяницы. Варда, разглядывая себя в зеркальце, молчаливо соглашалась. — Поменьше говорите и остерегитесь злить господ Ксанти, — посоветовал светлейший на прощание, под руку ведя Варду до опустевшей приёмной. Здесь, к удовольствию девушки, тоже висели уродливые гобелены и два полотна с неё ростом, изображавших то ли лупоглазых лошадей, то ли рыб с копытами. — Обычно господин Эйден натравливает на жертву не больше четверых за раз. — Это не худшее, что со мной случалось, — попыталась бодро ответить Варда, но не смогла: левая половина рта и язык плохо слушались и норовили напускать на подбородок слюни. — Мальчишки, пф. Всё же капнуло. Варда покраснела, прижимая ко рту платок. — Тем не менее, — вежливо улыбнулся лекарь, не скрывая тревоги, но поднял руку, когда пациентка неловко поклонилась, ожидая благословения. — К вечеру вас навестит светлейшая Эйвет. Не запирайте дверь, леди. Варда побрела к дверям, радуясь, что ей откроют хотя бы их. В коридоре она первым делом ухватилась за стену, решив пожертвовать чистотой воротника: выбор между коробочкой с лечебным составом и рукой, сжимающей платок, был очевиден. Она дёрнулась, когда из оконной ниши на неё шагнула тень. — Любезная Варда... Слюна потекла ручьём — или ей так показалось. Девушка на секунду замерла, не зная, в правилах ли у местных добивать выживших. — Варда, — голос Шаеса дрожал и прыгал, уходя в гнусавое носовое «гх», но руки оказались твёрдыми, — позвольте помочь. — Благодарю, Шаес. Не нужно. — Вы — львица. — Отошедшая на пару шагов Варда, нахмурившись, обернулась, и Шаес с отчаянием сверкнул глазами: — Вы — настоящая львица. Вы видели львов, миледи? Я — да, матушка вхожа во дворец графа Кейно, там есть огромный зверинец. Граф не держит животных в клетках, как варвары, он отвёл им огромный сад. Я смотрел на львов с балкона и думал, что нет более благородных существ. У некоторых тоже седые гривы и пламя в сердце. Они прекрасны и отважны, миледи, они похожи на вас. Варда не выдержала и засмеялась, онемевшая после лечения половина рта приоткрылась, и она, хихикая, схватила скомканный платок. Шаес, засмущавшись, забрал коробочку, предложил локоть и, сам не веря своему счастью, повёл Варду в комнату. Хотелось разбавить молчание чем-то изящным и приятным, чтобы снова посмотреть на её улыбку. На языке вертелись восхищения битвой, но даже разомлевший юноша понимал, что одна против семерых — это поражение. Несмотря на разбитые носы, шатающиеся зубы и вывернутые пальцы. Пришлось промолчать. Когда они, хромая на три конечности из четырёх, поднимались по лестнице, наверху закричали. Приобняв вздрогнувшую Варду и получив слабый тычок, Шаес вздохнул: — Не обращайте внимания, миледи, это ваш наставник кричит на моего. Господин Рука имел несчастье заявить, что сделал господину Рале одолжение, проверив, чего вы стоите, прямо при коменданте. А у господина Мальрё мигрени, он очень не любит ссоры. На господина Руку часто кричат. Госпожа Ксанти говорит, что однажды его отравят, но мне кажется, что нет. Таких закалывают. А вы как думаете, миледи? — Я думаю, что у меня капает изо рта. — У Тьемо тоже. Настоящий поток и всё перекошено, ужасно просто. Но у вас не ужасно, — прибавил он, — вам можно, вы же львица. От смеха на губе разошёлся шов, во рту стало горько. Прижимая быстро мокнущий платок, Варда обернулась и поглядела вниз. От усталости, а может, и от вкуса крови её повело. — Простите, — пробормотала она придержавшему её Шаесу. — Не хочу вас обременять. Думаю, мне следует вернуться. — Ну что вы, мне не в тягость! Я не смею вас бросить! — Вас наверняка ждёт наставник. — Ну и пусть ждёт, — расхрабрился Шаес. — У госпожи Ксанти две Руки, они найдут, чем развлечься. Варда улыбнулась, капая кровью на форменный жилет, и он поспешно сошёл на ступень, протягивая прекрасной львице ладонь. Конечно, господин Эйден будет в ярости... Но Шаес не возражал.