Крапива, холод, ползунки.

Он не мог повесить на нее ярлык, не мог дать ей значение, пометить ее маркером, как что-то обыденное. Относящееся к одной из категорий. Марина — его личная (а это он знал наверняка) экзотическая птичка, молодая ведьма, сладенькая любовница. Он ничем не был ей обязан, она ничего не просила. Это были просто встречи. Александр увидел Марину однажды, уже не студентку, в кабаке, она и двух слов связать не могла после мега крепкого алкоголя. Когда так озлобленно смотрела вокруг, проклиная всех мужчин на свете после очередного расставания и искусственные сиськи бывшей подружки. С броским макияжем, наспех наложенным на заплаканное личико, Марина выглядела особенно беззащитной. Александра она конечно же узнала. Назвала тогда карельским повелителем кисок. И пьяно рассмеялась. Спросила, утешит ли он ее, ведь чувствует она себя очень плохо и одиноко. На что он подумал, что ему несказанно повезло, отыметь рыжую королеву, в отместку Хельви. Оплатил счет, поднял дезориентированную девушку на руки и увез. Сначала были дорогие гостиницы. Потом — пустая, холодная, но постоянная квартира. Специально для их встреч. Марина выбрала сама. По его настоянию. Но своеобразную, чтобы обозначить свое отношение ко всему этому. Не семейное уютное гнёздышко. А место для траха, удовлетворения. Где после не захочется оставаться. На полу лежал хороший матрац, в прихожей — старый деревянный стул со спинкой, куда он клал свое пальто, а она сумку. Голые, холодные стены. Витражные окна. 23 этаж. Главное — страсть остаётся там. Внутри этих комнат. И никто об этой страсти не догадается. Когда в нем слишком много огня — ее тоненькие болезненные вскрики жадно поглощают стены. Впитывают. Марину это тоже устраивает. Воздух затхлый, окна никто не открывает. На широком матрасе, шелковых, вульгарно — красных простынях сливаются два горячих тела, два металла, два культа. Сила и юность. Опытность и неукротимая жажда. Тяжесть пройденных столетий. То, что мог дать ей только он. Отсутствие равности. Ее тонкие сжатые запястья, изгиб спины, почти покорность. Слишком неопытна, слишком молода для него, слишком не ровня. Его тихое рычание в конце, когда он приходит к финишу. Немигающий взгляд. Синяки от его пальцев на ее теле. Следы укусов. Засосы. Он даёт — она принимает. Это был их негласный закон, язык тела. И их это устраивало. Она сжимает его волосы в своем кулачке, всхлипывает, пытается нормально вдохнуть. Он лежит на ней, безжалостно давя своим весом и не останавливается ни на секунду. Разводит ее ноги донельзя широко, пошло, даже больно. Их языки сплетаются, взгляды светятся в темноте, жалят друг друга. Мертвенный северный холод. Жгучая молодая крапива. И под конец, когда молодая ведьма чувствует приближение оргазма, взгляд ее теряет весь запал. Будто готовится принять поражение. И взрывается чувственным фейерверком, бьётся под этой огромной горячей скалой, выгибаясь, отдаваясь победителю полностью, беспорядочно и бешено расцарапывая мужчине плечи, спину, бедра. Протяжный крик, глубокие сумасшедшие стоны, переходящие в почти плач. Практически вместе с ней приходит и он, упиваясь женской чувственностью. После этого восхитительного водоворота Марина не смотрит ему в глаза. Не хочет. Не будет. Не посчитает нужным. Ни слова не скажет после. Просто отворачивает голову. А он продолжает лежать на ней. Прижимает лоб к ее виску. Шумно дышит. А за окном неоновые огни ночной Москвы освещают влажные тела. Эти встречи продолжаются почти 8 месяцев. Волков сильнее прикипает к Человечку между мирами. Ещё немного. Запах волос, духи, немногословие. И он уже не может без нее. Ласки становятся чувственнее, изысканнее, уходят варварские синяки, уродливые засосы. И девушка позже, гораздо позже, дарит ласку в ответ. Он больше никогда не захочет без нее, понимает, когда она больше не приходит. Связь не держит, боясь потонуть, но какая разница, если она давно сделала это. Колдун настигает девушку через месяц, голодный до нее, ее запаха, вкуса, жестов. Прижимает к холодной стене парковки, смотрит неотрывно в глаза. Ключи больно звенят, упав. Марина начинает беззвучно плакать. И смотрит. Прямо в глаза. Крапива ещё никогда так не обжигала. — Марина, я умоляю. Его голос мучительно тихий. Говорит почти по слогам, пытаясь передать, насколько сильно нуждается. В этот момент девушка старается думать, что мужчина ей не нужен. Что она не нужна. Что ей надо забыть его и идти дальше. Что она никогда не забудет его. Девушка сидит в салоне авто, смотрит на мелькающие здания и продолжает беззвучно плакать, а Волков обещает себе, что Марина не уйдёт он него, не захочет уходить.

***

Просыпается колдун резко, как от кошмара. До сих пор не может привыкнуть. И чувствует теплые руки на плечах. Переполненный нежностью голос. — Саш, что такое? — Все хорошо. Просто сон. Ласкающая крапива и северная прохлада встречаются в темноте. Пальцы рук неспеша переплетаются и мужской лоб снова прижимается к ее виску. Неоновые огни ночной Москвы освещают два обнаженных тела. И ползуночки на спинке стула.