Травмированные живые

За стеклом безмятежно падают с неба девственно-белые хлопья снега. В квартирке на втором этаже тихо и царит полумрак, простительно раскроенный светом огня в камине, у которого хозяйка, подогнув под себя ноги, читает в кресле книгу. Каштановые её пушистые локоны рассыпаны по плечам, на лице — сосредоточенность, а губы неслышно повторяют слова с бумаги. Гермиона Уизли, как и всегда, увлечена настолько, что её не отвлекают ни возгласы, ни звуки, доносящие с улицы. Этажом ниже расположен всем известный магазин «Всевозможных волшебных вредилок», где Джордж Уизли на пару с младшим братом Роном добродушно помогает покупателям утолить их надобность. В волшебном магазине, что прозвучит, возможно, абсурдно, глазам воодушевлённых покупателей открываются чудеса. Ждут своего часа громкие хлопушки, пленяют умы и желудок коварные сладости, привлекают внимание хитроумные вещицы, способные скрыть голову или превратить владельца в жуткое создание. Порою кажется, что удивительным поделкам здесь нет конца, как и нет предела фантазии владельца магазина, мистера Уизли. Перед очарованием этого коренастого и среднего роста зрелого мужчины с подобными небесной выси глазами сложно устоять. Его открытая и широкая улыбка способна коснуться даже самых чёрствых сердец, а голос, чистый и жизнерадостный, заражает восторгом других. Младший брат иногда завистливо поглядывает в сторону старшего, не понимая причины его успеха среди дам, как и обожания в кругу смеющихся ребятишек, но ему не дано ощутить всей глубины и болезненности неспособной никогда зажить раны, что сокрыта под личиной весёлого и сильного человека. Рон, как и большинство, смотрит поверхностно и видит возле брата лишь стайку восторженных и привлекательных девиц, чьё общество тот без дела не делит. Что видят сами эти девушки догадаться нетрудно — привлекательного и вполне обеспеченного мужчину, который, судя по его манерам, к тому же и джентльмен. Будь у них возможность, они давно бы опоили героя своих грёз любовным напитком или пленили красотой. Но вся беда в том, что Джордж Уизли уже давно покорён, и никакие чары на его ожившее и израненное сердце подействовать не могут. Его не подкупает ни иллюзорная красота, ни показное чувство юмора, ни обезоруживающая простота, ни сопряжённые со страстью безумства. Его ангел — как ему хочется иногда её величать — не идеал красоты и не сосуд, вместивший в себя все добродетели, но у неё есть то, что редко встречается в этом мире. Её проницательность и чуткость, которые не каждому удается разглядеть под видом невероятно умной, решительной и отважной девушки. И это её рука легла в его ладонь и потянула за собой, когда всё вокруг покрылось мраком, и жизнь как таковая замерла. Джордж Уизли хотел бы не вспоминать тяжёлые времена, но страшная рана на его сердце по сей день даёт о себе знать. Иногда для этого достаточно остановиться у зеркала и взглянуть на отражение. Грустное и одинокое, оно никогда не станет тем, кто всегда умел радоваться жизни и вдохновлять других на смелые поступки. Брата-близнеца, имя которого Джордж всё реже произносит вслух, нет в живых, а вместе с ним нет и половины души, явно данной им свыше на двоих. Иногда Джордж не уверен, что с того дня имело смысл продолжать влачить жалкую жизнь. На его памяти свежи пустые безрадостные дни, похожие один на другой, когда магазин был закрыт, а единственным местом, где было не настолько худо, как в окружении родных, являлась могила любимого брата. Казалось, Джордж жил там в течение целого года. Когда за стеклом сгущается тьма, едва досягаемая для света рассыпанных по небу звёзд, а на полках кончаются последние хлопушки, Рон вновь выпроваживает из магазина задержавшихся посетителей, а Джордж расслабляет на шее галстук и взмахом палочки тушит на стенах сиянье разноцветных гирлянд. — Управитесь сами, — с усталым видом сообщает он брату и милым девушкам-помощницам и отправляется по лестнице наверх. Дверь едва слышно открывается от его руки, и Джордж осторожно ступает в оберегаемую им обитель тепла и уюта. Его взгляд скользит по гостиной, пока не находит в кресле девичью фигуру, чья голова расположена поверх рук, сложенных на подлокотнике. Утерянная книга в раскрытом виде лежит на ковре. Джордж совсем тихо подбирает её и откладывает на столик, затем опускается возле девушки и любуется ею какое-то время. Как-то ему сказали, что она не того поля ягода — её, определённо, не привлекают забавные поделки, да и с чувством юмора у неё как будто бы проблемы. Раньше Джордж бы над этим серьёзно поразмыслил и привёл множество аргументов, но тяжёлое время и невосполнимая потеря отобрали у него словоохотливость и желание откровенничать. Теперь он только знает, что его глаза и сердце не могут ошибаться. Только им он и верит. Гермиона слабо шевелится, когда Джордж с аккуратностью берёт её на руки и несёт в спальню. — Прости, я не дождалась, — сонно бормочет она. — Ерунда, — откликается он, укладывая её в постель. В ту же минуту, когда он накрывает девушку одеялом, её рука обхватывает его за затылок и тянет к себе. Их губы соприкасаются, и Джордж наклоняется всё ниже, пока не оказывается в объятиях. — Погоди… я ещё не… — улыбаясь, пытается он сказать, но Гермиона возвращает ему то же замечание: — Ерунда. Её руки нетерпеливо расстегивают его рубашку, чтобы добраться до горячего тела, а губы с пылом отвечают его губам. Её тело настолько прижато к нему, что это начинает сводить с ума. Джордж падает на спину под напором своего ангела и целиком отдаётся его власти. За стеклом всё продолжают падать снежинки, которым невдомёк, сколько раз их предшественникам довелось побывать свидетелями самых разных сцен. Одной такой же зимой у могилы по странному стечению обстоятельств оказалось двое. Джордж заслышал шаги за спиной и разозлился, решив, что снова пожаловал младший брат, чьи нотации засели в печёнках. — Убирайся! — не повернувшись, бросил он. — О, прости, я… я не хотела тебе мешать, — неуверенно прозвучал девичий голос. — Я только… Ничего, если тоже посижу? Было необычно видеть вместо брата его девушку, и от растерянности осталось только кивнуть. Гермиона уселась в каких-то футах от него, и поначалу её присутствие вызывало напряжение — Джордж всё ждал очередных упрёков или море сожаления, должное якобы его омыть и унести с собой всю боль, но ни того ни другого не случилось. Минуты молчания мучительно долго тянулись, и вместо ожидаемых и ненавистных слов слуха парня коснулся странный звук, и он невольно повернул к девушке голову. По её щекам катились слёзы. — Это несправедливо, — сдавленным голосом сказала Гермиона, не сводя влажных глаз с безмолвного надгробия, — чудовищно несправедливо — больше не увидеть тех, кто нам дорог. Не обнять их… — она шмыгнула носом и провела ладонью по щеке, — и не сказать ни слова. Джорджу показалось, что его израненное сердце пронзило стрелой, что безостановочное течение крови из раны словами лучше бы никто не выразил. Он не мог отвести от случайной спутницы взгляд, а она лишь на миг повернула голову и посмотрела ему в лицо. — Сегодня я могла бы обнять родителей… но этому не суждено случиться. — Что… что стряслось? — встревоженно спросил он. — Самолёт разбился, — только и ответила она, прежде чем подняться. В тот же момент ему захотелось её догнать, схватить за руку и крепко обнять. Ему захотелось сказать, что он понимает её лучше, чем кто-либо. Но она ушла, не нуждаясь ни в чьём понимании или поддержке. — Я что, не говорил? Мы расстались, — неохотно сообщил Рон, подвергшийся немногим позже расспросам брата. — Да как ты мог позволить такому случиться! — и сам не понимая почему, рассерчал Джордж. — Оставить её в такой момент! Рон в ответ сердито проговорил, что они с Гермионой взрослые люди, и ни в чьём участии не нуждаются. До Рождества девушку никто не видел. В «Нору» её пригласили как друга семьи, и Джордж впервые серьёзно задержался дома, прежде чем отправиться к могиле брата. В доме стояла чудесная атмосфера. Сверкали гирлянды на ёлке, как в прежние времена, висели ждущие подарков яркие носки, носился сам собой по рельсам крохотный паровозик, издавая при приближении к очередной преграде в виде человеческих ног свист. Стол радовал обилием блюд. Единственная сестра не отрывалась от избранника в лице Мальчика, Который Выжил. Старшие братья вели оживлённый разговор. Рон о чём-то спорил с отцом, пока мама не переставала ухаживать за каждым из гостей. Джорджа не интересовал здесь никто, кроме одинокой фигуры в кресле, которая, как и он, не проявляла ни к чему особого интереса. Когда их взгляды встретились, Джордж поднялся на ноги и двинулся к ней. — Не хочешь прогуляться? — спросил он. — К Фреду? — проницательно спросила она, отчего он невольно сглотнул и потупил взгляд. — Прости… я не хотела тебя задеть. Её рука нашла его ладонь и осторожно сжала. — Да, к нему, — спустя короткую, но тяжёлую паузу подтвердил Джордж и, подняв голову, прочитал положительный ответ по глазам девушки. Они шли молча, каждый погруженный в свои мысли, и так же сидели какое-то время у надгробия. — Как думаешь, как он там? — спросила Гермиона. Джордж вдруг просто усмехнулся. — Наверняка всех достаёт своими проделками. Это же Фред. Он не угомонится и на небесах. Гермиона почему-то не улыбнулась его словам. — А мне кажется, он несчастен, — помолчав, сказала она. — Что? Почему ты так думаешь? — ошеломленно спросил Джордж и натолкнулся на внимательный взгляд тёплых глаз. — Потому что человек, которого он любил больше всего на свете, похоронил себя заживо. А он бы этого вряд ли хотел. — Но я не!.. — Мои родители точно бы не хотели, — прибавила она, поднимаясь на ноги. На этом он снова потрясённо смотрел ей вслед, не в силах ни возразить, ни броситься по пятам. Её слова что-то сделали с ним, как-то его задели. Её взгляд проник в его душу и лишил покоя. Джордж отмечал возле себя вещи, которые упорно отказывался видеть раньше. Он находил под дверью квартиры письма, где бывалые покупатели просили возродить магазин и снова продавать полюбившиеся им экземпляры вредилок. Он бесцельно прогуливался по Косому переулку и видел несчастных детей, словно бы разучившихся улыбаться. Предприимчивому Фреду это бы не понравилось. Джордж не заметил, как его злоба на тусклый без брата мир перешла к себе самому. Он опустил руки, когда многие так нуждались в нём. Брат оставил ему дело их жизни, а он его подвёл. Идея возродить магазин перестала казаться нелепой, и Джордж взялся за неё со всем усердием. Подрядился помочь и Рон. Вернулись милые подчинённые, стали поступать открытки от друзей с поздравлениями. Когда магазин снова открылся, Джордж улыбался так, как не случалось за весь прошедший в одиночестве год. И ночью, погашая огни, он смотрел на отражение в стекле витрины и утирал слёзы, которые, казалось, лил погибший близнец, счастливый за него. Тогда в темноте раздался характерный хлопок, и за стеклом появилась она. Из всех посетителей, кого Джордж успел повидать за день, ей он был рад больше всего. — Прости, я опоздала, — печально произнесла Гермиона, когда он открыл дверь. — Хотела тебя поздравить с… Он не дал ей договорить и, шагнув, заключил в объятия. — Тебе можно приходить сюда в любое время дня и ночи. Она скромно улыбнулась, отстранившись от него. — Фред бы тобою гордился, — тихо сказала, заглянув ему в глаза. — И да, поздравляю. На этом она оставила в его руках какую-то худенькую книжку и ушла. В квартире, при свете ламп, Джордж обнаружил удивительный дневник экспериментов некоего неизвестного волшебника, мечтавшего запустить ракету в другую вселенную. От подаренной книжки парень не отрывался всю ночь, выписывал себе интересные идеи и советы, а потом впервые за долгое время взволнованно строчил благодарственное письмо Гермионе. Она коротко ответила, что рада, раз угадала с подарком. Он видел её два, в хорошем случае три, раза в месяц, и каждый раз забывал обо всём остальном. Вряд ли пробуждавшееся в нём чувство при её виде можно было назвать влюблённостью или страстью. Для него это была нужда. Он нуждался в ней, как в глотке свежего воздуха, нуждался в проникновенном её взгляде и мудрых суждениях. Он нуждался в ней настолько, что не задумывался, почему она приходит. Не задумывался, что, возможно, она нуждалась в нём не меньше. Перелом в их отношениях произошёл тоже на праздник. В день, когда все родные и друзья снова собрались за столом. Гермиона благородно вызвалась помочь помыть посуду, и Джордж не удержался, чтобы не подхватить гору тарелок и не уйти за ней на кухню. — Давай сюда, — сказала она, ловко вынимая мокрую тарелку из раковины и протирая её полотенцем. Джордж разместил свою ношу у раковины и, поддавшись порыву, просто шагнул к девушке. Его рука легла на её затылок, а губы припали к губам. Тарелка упала и разбилась, чем привлекла на кухню мать семейства. Не зная, что и сказать, как объяснить своё поведение, парень резко развернулся и ушёл в гостиную. Гермиона немногим погодя тоже вернулась, и за остальное время ни разу не бросила в его сторону взгляд. Джордж мрачно решил, что собственноручно разрушил их дружеские отношения и покинул родительский дом. Почти неделю он плыл как по течению, не в силах придумать ничего нового для магазина, не выходя на улицу для прогулок, не посылая писем. А потом пришла она. Гермиона прошлась по магазину и остановилась напротив него. Она ждала, и Джордж нашёл мужество взглянуть ей в лицо. — Прости, я не удержался, — сказал он, ожидая самой суровой кары. Гермиона продолжила молчаливо стоять рядом. «Ты мне нравишься», — хотелось ему прибавить, но губы отказывались озвучивать такую глупость. Сердце как назло стучало громким молотком, будто призывая к честному ответу. — Я схожу без тебя с ума, — хрипло признал он наконец и сглотнул образовавшийся в горле комок. Вместо грома, который, как он полагал, должен был обрушиться на его голову, девушка шагнула к нему ближе. — Но почему же ты тогда ушел? — спросила она, проникновенно глядя снизу вверх в его глаза. — А что я мог тебе предложить? Магазин волшебных вредилок и парня со сломанной душой? — Ты мог бы мне предложить узнать интересного и чуткого человека, которого я вижу перед собой сейчас. — И ты бы на это согласилась? Вместо ответа она поднялась на носочки и коснулась губами его губ. Он крепко её обнял, продолжая нежный поцелуй, и оторвал от пола. Этот день сохранился в его памяти как один из тех, когда на него снизошёл неземной исцеляющий душу свет.

* * *

Поутру из окна можно наблюдать крыши домов, добродушно укрытые снежным покрывалом, редких сов, уже спешащих куда-то со своей ношей, и пустые улицы, куда ещё не ступала ничья нога. Гермионе нравится вот так стоять у окна с кружкой чая, над которой поднимается пар. Нравится, когда муж подходит и обнимает её со спины. В его объятиях хочется раствориться, его губы одним лишь касанием к нежной коже на её шее отгоняют грусть и вызывают улыбку на губах. Джорджу достаточно лишь движения, чтобы развернуть её лицом к себе, а ей — взгляда, чтобы передать все свои чувства. Иногда она думает, что не заслуживает такого светлого, хоть и раненного, парня, думает, что урвала чужой кусочек счастья, а потом смотрит в его глаза и видит там себя. Настоящую. Живую. Сильную. Ту, что как-то потерялась, а потом нашлась благодаря ему. Даже если они и зависимы, как ей, бывает, кажется, она бы не променяла эту зависимость ни на что другое. — О чём задумалась? — спрашивает её Джордж. — О нас, — отвечает Гермиона. — Со стороны мы выглядим как ненормальные, тебе так не кажется? — А разве так и не должно быть? — отвечает он с улыбкой, отчего уголки её губ тоже непринуждённо приподнимаются. Большего и не надо, хочется ей сказать, утопая в его объятиях. После очередного поцелуя она желает ему хорошего дня, уходя с мыслью, что он, как и всегда, будет ждать её в том же магазине, где приветливо горит вывеска, и разносятся восторженные возгласы ребятишек.