Одержимая (Любовь - ничто?)

— Бени, я тебя очень люблю, конечно, но ты всё равно не прав. Рыжеволосая женщина смотрела на него с лукавинкой, но Бени уже знал: это не простой смешок. За этим смешком внутри сидит что-то задумавший чертёнок. — Но почему, Ми? — он опёрся подбородком на руки. От этого движения точка опоры под ним немножко сместилась. Сместился и он — чуть ближе наклонился к ней, своей любимой, восседающей на пушистом ковре подле дивана, где примостился он. — Да потому, Бени, — голос чертёнка неожиданно стал серьёзным, — что мало осталось людей, которые ждут от меня каких-то произведений искусства, вроде тех клипов, что снимал Бутонна. Чего-то осмысленного, глубокого, символичного — помимо обнажённой или просто развратной меня и счастливых от этого мужчин. А остальные… Да им только скажи «Милен Фармер» — они уже и рады кушать всё, что я ни дам. — Ми, ты зазналась, — покачал Бени головой, разжал руки, замахал ими. — Ты в корне неправа. Именно сейчас зритель требователен как никогда, особенно к смысловой части. Предложишь им фальшивку — и всё… Рука горестно взмахнула: мол, всё. Действительно всё. — Нет, знаешь, легко не уйдут. Но в памяти и в сердце останется: Милен… прокололась. А если так будет и дальше… Руки снова сжались в замок. Бени — в миру режиссёр Бенуа ди Сабатино — выразительно посмотрел на Милен. Он знал, как они похожи — и внешне, и внутренне. У них похожи лица и очень похожи глаза. А ещё… они оба были страшно упрямыми. И Ми сейчас не согласится с его доводами. — Знаешь, просто рассуждать — скучно, — повела плечами Милен. — Давай проверим, права я или нет. Вот давай! Я всё придумала. Режиссёр покачал головой: до чего же изобретательна его любимая подруга! — Поделись, — заинтересованно протянул он. — Смотри, — Милен поднялась. Потянулась, отчего лёгкий шёлковый халатик будто заструился по телу. Заструился вместе с неярким светом из окна — сегодня было пасмурно. Впрочем… У Бени перехватило дыхание: как хороша — картина, Мадонна, даже свет к ней будто тянется! Хотя Милен — и Мадонна… нет, Ми — чертёнок, вполне самобытный, с собственным творческим псевдонимом… но до чего славный, славный!.. А Фармер тем временем упорхнула к проигрывателю, находящемуся в той же комнате, где они расположились. Быстрым движением выбрала нужный диск. Вставила его. Пощёлкала кнопками. Из динамиков полилось: Obsédée du pire et pas très prolixe Mes moindres soupirs se métaphysiquent…* Под свой же собственный голос, чуть шевеля губами, повторяя свои же слова из песни, Милен плавно задвигалась в игривом танце — слегка непродуманном, но очень притягвающим. Аккуратно с её плеч уронился прямо в руки халатик — и полетел прямо к немного оглушённому Бенуа. Так же с её тела исчезли лифчик, трусики и пара чулок. Песня ещё не кончилась, но Милен сама выключила проигрыватель. Обернулась, блеснула лукавыми карими глазами, широко улыбнулась: — Эй, дружок! Я гляжу, тебе уже нужна песня про сладкие половинки**, а вовсе не игры слов с любовью, сексом и отсутствием! Вот что это, если не подтверждение моих слов? А Бени и правда — только позови, и он падёт… Впрочем, режиссёр всё же нашёл в себе силы спросить: — Ты… собралась станцевать простой стриптиз под… эту песню… и назвать это… клипом Милен Фармер? — Самое интересное: смысла — никакого! — развела певица руками. — Только продающая свою песню обнажённая женщина. Купятся все, и никто, уверена, никто не скажет: где же смысл, Милен? Разве что… не стоит, я думаю, демонстрировать все свои прелести на камеру. И эффект притяжения, и… — И что? — придушенный желанием, спросил Бенуа. Его тёмные глаза буквально горели — и, кажется, даже не только страстью, но и рабочим интересом. — В 45 трясти телесами перед камерой… поздновато уже, не находишь? — Ты! Ты ещё и кокетничаешь! — Бенуа отбросил в сторону уже порядком измятый его руками халатик и кинулся к ней — своей рыжеволосой музе. Всё, что она успела сказать перед тем, как влюблённые упали на ковёр, чтобы любить друг друга — это «хорошо, но снимать меня будешь ты». *** — Давно не держал в руках камеру, — пожаловался Бени Милен. Та подмигнула: — Не прибедняйся, любовь моя! Представь, что она — это я, тогда всё будет хорошо. — Да ну тебя, — прыснул режиссёр. Но представил. Впрочем, ненадолго. Зачем представлять, если скоро в видоискателе будет настоящая Милен — живая, тёплая… чувственная до самой последней косточки. — Бени, — услышал он, — на самом деле я почему-то нервничаю. Несмотря на то, что в съёмочном павильоне ещё не выставили нормальный свет, всё равно было видно: Ми и впрямь погрустнела. Даже несмотря на привычную ширму из белозубой улыбки и лукавых глаз. Впрочем, сейчас даже глаза так не сверкали. Что-что, а глаза Милен ему никогда не врали. И никому — даже самому далёкому зрителю и слушателю, хоть из Америки, хоть из России — не врали. — Может, я всё-таки погорячилась? Всё-таки я… давно уже не раздевалась на камеру. Вдруг и правда… отпугну? Или… вдруг все почувствуют фальшь?! — Ты?! Отпугнёшь? Ты — и фальшь?! — Бени сильно удивился. — Ми, да что с тобой? Ты же… самая красивая и умная женщина на земле! — Которая стареет, но всё ещё поёт о любви, сексе, разочарованиях, перемешивает это с прочитанными книгами… а самой уже в гроб пора. — Прекрати, — Бени оставил камеру, подошёл к Милен, обнял любимую — крепко-крепко. Та прижалась к нему в ответ. Прошептала: — Я так нечасто чувствовала себя маленькой девочкой, Бени. Спасибо, что помогаешь мне почувствовать себя ею… маленькой любимой девочкой, у которой всё получится. — Главное — мне не почувствовать себя педофилом, — растерянно ляпнул Бени, как-то внезапно сам расстроившись, будто впитав чужую боль. Но Ми быстро подняла ему настроение: — Всякую ерунду с таким лицом, Бени! Сразу видно — режиссёр. — Эй, что за дискриминация благородной профессии! — Сам себя в оператора переделал, никто тебя не заставлял, — подмигнула Милен. — Этот «никто» всего лишь попросил, не сомневаясь в том, что я не откажу, — улыбнулся он ей. — Ага! Вскоре в павильон прибыли ассистенты. Поставили свет. Второй оператор занял своё место. Песню подготовили. Милен была в гримёрной: макияж, одежда… Огромной работы не предстояло: нужно было всего лишь отснять одну-единственную танцующую женщину, взять крупным планом её лицо — и отснять её пластичное тело. Крупный план Бени взял себе: он был уверен в том, что эта часть работы в данном клипе — самая важная. А ещё… Он опасался, что не сможет продолжить работу, если вновь увидит обнажающуюся Милен. Лучше уж просто смотреть на любимое лицо. Всё было готово. Милен была готова. Она чертёнок — но какой же она изумительный профессионал. Всегда вовремя готовый, продуманный, точно знающий, что хочет сказать и как подать. Как он, Бени, понимал такой вид самовыражения. Ведь и он был такой же. Они были так похожи — внутренне, не только внешне. — Камера. Мотор. Начали! Obsédée du pire et pas très prolixe…* Лёгкий наклон головы. Поворот. Она смотрит прямо в камеру и широко улыбается. Я точно так же улыбаюсь ей в ответ. Хорошо, что сейчас она этого не видит. Moi sans la langue, sans sexe je m'exsangue…*** С неё уже понемногу спадает плащ, под которым — блуза и… юбка или пояс для чулок? Ещё б знать. Снова поворот головы, снова лукавый взгляд, брошенный прямо в камеру. Чуть-чуть камеру вниз — получается интересно: остаются только глаза — счастливые, безумно красивые глаза. L'amour c'est rien…**** А здесь по-другому: тут камеру вверх — сначала улыбка, потом лицо целиком, внезапно посерьёзневшее. Ах, да. Улыбка… мелькнула и исчезла, словно солнце из облаков прорвалось на миг. Из-за этого и глаза другие — не лукавые, глубокие… омуты, тянущие за собой. Ох, какие же там черти!.. J'ai dans la tête des tonnes de pirouettes…***** Взгляд превратился в мечтательный и задумчивый — под такую-то строчку он просто обязан был стать таким! С Милен понемногу исчезает одежда… Нет. Нет. У меня другая задача — ловить оттенки эмоций на лице. Господи, такое лицо — как книгу читать, столько полутонов, столько… всего. Mon sang bouillonne, je bous de tout, en somme…****** Руки поднялись к лицу, жест — изумлённость, лёгкий шок. «Ой, как же меня кружит!» Глаза буквально на секунду — в камеру, в саму камеру! И раз — в сторону, и не возвращаются. Манит, манит за собой в пучину песни и страсти. La vie est bien, elle est de miel Quand elle s'acide de dynamite qui m'aime, me suive…******* Иногда я стараюсь плавно двигать камеру — словно следовать за танцем Милен. Получается хорошо. И сейчас — тоже, будто чуть-чуть опрокидываю её вслед за её движением — и она вознаграждает меня. Манит пальцем — так откровенно, Ми, ведь ты же и так уже всё сказала взглядом, жестами, о… но как же это к месту и как это чувственно, и как… и как невозможно не перейти к совсем другим крупным планам. Я снимаю уже не лицо. Мне трудно не ласкать взглядом, спрятанным в камеру, знаменитые на весь мир «округлости, которые должны быть нежными»**. Мне трудно не показывать ещё более хитрый взгляд — взгляд из-за совсем обнажённого плеча. — Стоп. Снято. Милен медленно выпрямилась. Смело окинула всех взглядом. Ассистентка моментально подала ей подготовленный халатик. — Благодарю, — белозубо улыбнулась Милен, облачаясь. И почему-то эта фраза разрядила обстановку, как-то накалившуюся (после такого-то напряжения!) на съёмочной площадке, и все зааплодировали — сначала тихо, потом громче, и вот павильон будто утонул в трескучем звуке хлопков. Бени тоже хлопал и смотрел в любимые глаза — такие знакомые и такие счастливые. Сегодня Милен точно победила всех. *** — Знаешь, Бени, ты выиграл. Я действительно была неправа. Рыжеволосая женщина устроилась на его груди — они спали на том самом диване — и сквозь полудрёму неожиданно сказала это. Бенуа даже проснулся от такого её высказывания: — Ми, ты… признала проигрыш? Но почему ты решила… — Да, признала — перебила Милен, не дослушав, и в голосе её не было ни капли сожаления. — Наверное, это звучит смешно, мы ведь пока что даже не опубликовали нигде видео, даже не смонтировали… но. Знаешь, я поняла буквально сегодня, пока танцевала. И притихла. Бени ждал. Она ждала. Она не выдержала первая: — Я увидела в моём танце смысл. И я поняла, что на эту мою песню нельзя было снять клип лучше, красивее и символичнее. — Знаешь, я согласен, — улыбнулся в ночи Бени, вспоминая себя вместе с камерой. Милен в знак признательности пожала его руку: — Я люблю тебя, Бени. Оказывается, проигрывать споры тоже бывает приятно, особенно тебе. — Ведь мы… — …так похожи, да. 31.10.19 ред. 25.01.20