ID работы: 9005306

Восстание

Слэш
PG-13
Завершён
17
ViktoriaHomyak соавтор
Размер:
19 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
17 Нравится 40 Отзывы 1 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
       Сидя в старинном кресле возле медленно тлеющего камина, когда рядом сидит дорогой сердцу человек, приложившись к твоему плечу и мерно отдавшийся дрёме на нём же, мысли о текущем положении и произошедшем ранее вызывают уже лишь трепетную улыбку на устах, а мысли о грядущем сами собой забываются.        Произошло это в конце лета 1860 года. В ту пору я был молодой дворянин, двадцати годам отроду. Покойные мои родители оставили мне, как единственному наследнику, всё имущество, включая и поместье с близлежащими землями. А вместе с поместьем мне перешло около тысячи душ.        Мои родители скончались, ещё когда мне было 16 лет. Этот год не славился чем-то хорошим для всей страны. 27 марта 1854 года Англия и Франция объявили войну Российской Империи. Мой отец, как знатный и военнообязанный дворянин, с честью согласился пойти воевать. Но вскоре, после начала военных действий, батюшка попал под обстрел, где и погиб. А матушка... Матушка прожила чуть более года после смерти отца, и тоже скончалась.        В итоге к 17 годам из близких для меня людей остались лишь мои крепостные и семья Нюкем, что были не значительно, но богаче. Но это положение никак не мешало нашему общению, что подтверждали мои частые встречи с младшим сыном, Никитой.        Никита был так же молодой дворянин двадцати двух лет. Он был довольно грамотным молодым офицером, который уже успел послужить в Петербурге и благополучно вернулся назад, к семье. В свои двадцать два, Никита до сих пор жил со своими батюшкой и матушкой, часто посещая трактиры, в которых, признаюсь, я так же часто бывал и куда тогда направлялся.        Подъезжая уже к трактиру, куда меня так же пригласил всё тот же Никита, кучер стал потихоньку тормозить лошадей. Когда повозка окончательно остановилась, я отворил дверцу.        Быстро отослав кучера, я прошёл в трактир, где меня уже дожидался Никита. Пройдя к нему, я уселся за небольшой столик. Там уже стояли стаканы для рома, а рядом и сам напиток. — Так вот, — после очередного стакана рома проговорил Нюкем, — давече моему батюшке с Москвы генерал Р** в дар за благую службу отослал французишку, что намедни приехал в Россию послом. Но яко он мне сдался? Мой Бопре обучил меня и обучает французской грамоте.        Я лишь задумчиво кивал. Никита намного лучше знал французскую грамоту, и спокойно владел двумя языками. — Михаил, я слышал, вы плохо владеете языком? — вдруг спросил Нюкем, обращаясь ко мне, на что получил моё очередное кивание. — Коли так, завтра я отошлю его тебе.        Я удивлённо глядел на моего дворянина, не ожидая такого великодушия. Был ли это близкий друг-дворянин, али кто-то из милосердных богачей - такое счастие, достался чистокровный француз, так ещё и посол - что-то из невообразимого. Сердечно поблагодарив Никиту за щедрость, мы разошлись, что стало последним воспоминанием того дня.        Что случилось подле, я не помнил. Проснулся я уже утром, когда в мою комнату зашёл взволнованный Панфилыч - один из крепостных, что ещё при жизни родителей был назначен мне в учителя. Конечно, глубоких познаний в арифметике, грамоте русской, а уж тем более французской и прочих науках я не получил. Но он научил меня быть человеком и воспитал во мне чувство долга и тяги к саморазвитию. А после несчастия в семье он стал мне не просто учителем, а дедьей, из-за чего я стал периодически его называть дядюшкой.        Вот и тогда он в очередной раз причитал, что я опять до полуночи в трактире был, когда я лишь молчал. Я прекрасно осознавал всю грешность моих поступков, но всё равно поступал так же. — Ох, свет вы мой, батюшка Михаил, — запричитал он, расстроено глядя на меня, — приведёт вас этот злосчастный ром в могилу. На кого же вы меня оставите? Батюшка вы мой, сопьётесь вы, сопьётесь. — Панфилыч, ну прекращай, — миролюбиво проговорил я, потирая голову.        Тот лишь устало вздохнул и махнул рукой, качая головой. Старик, ещё раз вздохнув, удалился прочь, лишь остановившись на пороге. — Михаил, к вам от Нюкема повозка была подана. Велели передать, что некий француз приехал к вам учителем.        Панфилыч редко когда называл меня по имени, не вставляя "батюшка" и подобное. Это явно значило - он расстроен или недоволен мной. Договорив, он вышел, теперь точно уж недовольный происходящем в целом. Я схватился за голову, начиная припоминать вчерашнее.        Наскоро одевшись, но так и не отзавтракав, я вскорости вышел из дому, быстрым шагом приближаясь к подъехавшей карете. Там меня встретил Панфилыч и незнакомый ранее молодой человек. Был он среднего роста, чуть ниже меня. Волосы серовато-белые. Но что более поразило меня - это его разные по цвету глаза. Один был ярко голубой, а второй глубокий красный. Но он явно не смущался своей особенности. На нём был приличный чёрный жакет без рукавов, а под ним белая рубашка с расклешёнными в самом конце рукавами и чёрные брюки. Француз, как я понял по внешнему виду, спокойно стоял подле моего дядюшки. — Bonjour, Michael. Je viens de Nikita Nyukem. ((Приветствую вас, Михаил. Я от Никиты Нюкема.)) — твёрдо, без какого-либо акцента проговорил неизвестный. — Bonjour... comment... vous appeler? ((Здравствуй... Как... вас звать?..)) — на ломанном французском проговорил я, пытаясь вспомнить все свои предшествующие уроки, но тщетно.        Незнакомец усмехнулся, явно смеясь над моей фразой. — Je m'appelle James. Vous ne pouvez pas être zélé, je comprends votre russe. ((Я Джеймс. Можете не усердствовать, я понимаю ваш русский)) — уже абсолютно спокойно проговорил иноземец. —Vraiment? ((Реально?)) Кхм... то есть вы меня понимаете... Джеймс? — более смущённо проговорил я, пытаясь в точности переводить его слова.        Джеймс кивнул. Но далее наш разговор стал более вялым и стал сходить на "нет", что вызвано не только усталостью с частых путешествий иноземца, но и моим невежеством в языке. ***        С тех пор Джеймс стал проживать в моём поместье на правах учителя. Панфилыч изначально невзлюбил француза, но со временем он свыкся с новым учителем. Лишь изредка с уст старика срываясь разные ехидные фразы, на которые учитель лишь кивал или просто не обращал внимания.        Джеймс был хорошим учителем, но странным человеком. Благодаря его урокам я стал намного лучше понимать французскую грамоту и науки в целом. Но несмотря на это, француз был очень скрытным и загадочным, но чем больше он жил в поместье, тем меньше казался мне иноземцем и католиком, кем себя он представлял.        На протяжении полутора месяцев проживания Джеймса в России, Панфилыч стал замечать и докладывать мне интересные вещи. По воскресеньям, когда и у католиков, и у православных день отдыха и похода в церковь, он уходил один и возвращался под самый вечер. Но вскоре, как подметил Панфилыч по рассказам других крепостных, католическая церковь была в другой стороне. Так же в католические праздники Джеймс уходил всё в ту же сторону или на рынок. Но как бы я не расспрашивал его, тот лишь молчал или отнекивался, но никак не отвечал по существу.        Не вытерпев, в один из дней я всё-таки решился на один из не из лучших поступков - проследить за моим французом. Тот день, как узнал я после, был важным днём для католиков. Джеймс по привычки сказал Панфилычу и мне, что уходит. Не долго размышляя, я быстро сообщил моему дядюшке, что ухожу сегодня на рынок. И как бы старик не пытался отговорить меня от столь "безумной" идеи, я в итоге смог убедить его и спокойно скрыться следом за французом.        Выйдя за пределы своего поместья, я заметил, что Джеймс быстро оглянулся и отправился в сторону рынка. Это несказанно сыграло мне на руку, так что я медленно пошёл за ним. Аккуратно ступая следом, мы в скором времени добрались до того самого рынка. Дважды чуть не попавшись на внимательный взор иноземца, я быстро успевал растаять в толпе купцов, горожан и крестьян. Но из-за этого я упустил из вида француза, вынужденный сделать задумчивый вид и невзначай искать того.        Но благо, эти поиски были недолгими и успешными. Попетляв недолго по рынку, я заметил знакомый силуэт. Безусловно, это был Джеймс. Аккуратно приблизившись к соседней палатке, я стал присматривать за ним. Постояв минуты две у прилавка, к нему навстречу выбежала невысокая девушка, искренне улыбаясь французу. Тот аккуратно прошёл за прилавок, обнимая незнакомку.        Карты сошлись. Предо мной был ответ, почему тот постоянно уходит в другую сторону от церквей и куда тратит всё жалованье. Но странное обстоятельство, случившееся далее, оборвало все догадки.        Подойдя ещё чуть ближе, я стал вслушиваться в их разговор. Теперь я отчётливо слышал два голоса, правда не разбирая в точности слова. Но это не мешало мне понять - говор русский. Присмотревшись к Джеймсу, я стал пытаться сопоставить говор и слова, что в итоге дало свой плод. Мой француз, что клялся в неумении говорить и писать русским, в чёткости и без акцента с запинками говорил по российски.        Но поразмышлять об этом мне толком не дали. Вскоре Джеймс с незнакомкой быстро вышли из палатки, направляясь куда-то вдаль отсюда. Но стоило мне отойти следом, как в голову мне прилетел удар. А далее всё в небытие. ***        Очнулся я в какой-то небольшой деревянной комнатушке. Я сидел на стуле с закинутыми за спину руками. Но попробовав высвободить руки, я осознал, что даже не привязан. Этот относительно приятный факт в данном положении заставил меня слегка улыбнуться и подняться.        Оглядевшись, я не заметил ничего кроме обычной деревянной двери и свечи, освещавшей комнатушку. Вокруг только стены, ни окна, ни ковра - ничего. Я находился в небольшой каморке, похожей на кладовую.        Подойдя к двери, дабы наконец выбраться из данного помещения, я резко остановился, услышав голоса за стеной. — Костя, но это полный бред! Если мы отступим или начнём из Нижегородской губернии сразу, то останемся ни с чем! Лучше в Московскую губернию! — настойчиво протестовал довольно юный голос, но по речам можно было сказать, что это точно разумный юноша. — Ронжин, послушай, — тут же в противовес раздался до боли знакомый голос, который я никак не мог узнать, — если мы сейчас отступим в Москву - это будет опасно. Только подумай, если поднять первую часть восстания в Московской губернии - его тут же подавят, а нас и прочих просто сошлют на каторгу. А если это будет ничем не примечательная Нижегородская губерния - шансы на успех возрастают.        Договорив, оба голоса замолчали. В этой тишине были отчётливо слышен стук моего сердца, но она не продлилась долго. — Ладно, согласен, — со вздохом произнёс первый голос. — Тогда после первого восста...        Голос оборвался на полуслове. Вздрогнув, я сильнее припал к двери, пытаясь расслышать происходящее. В другой комнате раздались лёгкие шаги и скрип старых полов. — Костя, Слава, вы ещё долго будете спорить? Вы в окошко хоть выглядывали? Под шесть вечера клонит. Кость, ты же знаешь, что у тебя и так хлипкое положение, так и барин твой тут, — заговорил нежный, обеспокоенный девичий голос. — Всё, хорошо-хорошо, Линочка, — произнёс тот голос.        Дальше голоса утихли, а шаги стали громче, явно приближаясь сюда. Я в спешке отскочил от двери, садясь на прежнее место. Тотчас же дверь в каморку отворилась, а на пороге появился мой француз. Теперь я осознал, что за знакомый голос я слышал. Это был говор Джеймса, непривычный мне из-за российского произношения, что был без какого-либо акцента, что и его французский. — Monsieur, vous êtes évanoui lors d'un voyage au marché. J'ai été obligé de vous amener chez mon ami, où vous existez maintenant. Je m'excuse pour un acte aussi peu humain. Je pense que nous devrions rentrer à la maison, car il commence déjà à faire nuit. ((Месье, вы потеряли сознание во время похода на рынок. Я был вынужден донести вас до дома моей знакомой, где вы сейчас и находитесь. Прошу прощения за столь не гуманный поступок. Думаю, нам бы следовало отправляться домой, ибо уже начинает темнеть.)) — проговорил Джеймс, явно скрывая правду, часть которой я знал. — Хорошо. ***        После того случая прошло ещё около недели, на протяжении которой я стал пристально следить за моим французом. Тот старался вести себя, как всегда, что у него удачно получалось. Уроки проходили по привычному режиму. Но как бы мне не хотелось порасспросить Джеймса о произошедшем и о внезапном даре разговора на русском, возможности просто не предоставлялось. Из-за моей пропажи в тот день, Панфилыч чуть ли не запер меня в поместье, не выпуская никуда. А если я и был свободен, то никак не мог выловить француза.        И тот факт меня очень напрягал. Поэтому, дождавшись воскресенья, я смог вместо похода в церковь остаться дома под предлогом болезни. Притаившись подле моей комнаты-кабинета и прочих комнат моих слуг, что ими, по факту, не являлись, я стал выжидать моего француза.        Панфилыч и прочие домашние уже час, как ушли. В это время Джеймс, обычно, тоже уходит, но сегодня он значительно задержался, что сыграло мне на руку. Подождав за поворотом на лестницу вниз, я уже стал терять терпение, а вместе с тем волнение новыми волнами накатило на меня. Но это волнение тут же притихло. По коридору раздались спокойные шаги, приближающиеся сюда.        Мысленно досчитав до трёх, я внезапно выскочил из-за угла. Джеймс удивлённо уставился на меня, но не успел даже и слова сказать, как я смог его прижать лицом к стене, подняв руки вверх. Тот попытался сопротивляться, но приперев коленом меж его ног, француз перестал пылко противиться, но и не отказался от своих позиций. — Monsieur, que faites-vous?! Libérez mainten... ((Месье, что вы творите?! Отпустите, сейча...)) — быстро, но спокойно проговорил Джеймс, повернув голову на бок, явно пытаясь посмотреть на меня.        Но я прижал его сильнее к стене, не дав возможности ни закончить, ни пошевелиться. — Michael, que faites-vous?! Lâchez maintenant! ((Михаил, что вы творите?! Отпустите, сейчас же!)) — Нет, уж. Джеймс... — громко и отчётливо прошептал я, заставляя француза вздрогнуть. — Que veux-tu de moi? ((Что вы от меня хотите?)) — тихо пробормотал он, прижимаясь сильнее к стене.        Я видел, как иноземец сильно смутился. Как бы то не было, я осознавал, что этот поступок был абсурдным и безумно некрасивым для моего личного учителя, но с ложью, а тем более в такой форме, я смериться не готов. — Я хочу, чтоб ты врать перестал, Константин, — с нажимом проговорил я, надеясь, что правильно понял. — Je ... je ne comprends pas de quoi tu parles... ((Я... я не понимаю о чём вы...)) — парень в конец смутился, но очень старался быть спокойным. — Всё прекрасно понимаешь. Я отчётливо слышал твой русский. Кто ты?!        Джеймс вздрогнул, как от удара. Он перестал сопротивляться и отнекиваться, понимая, что его раскусили. — Отпусти... — тихо, едва слышно прошептал горе-француз.        Он, развернувшись, осел на колени. Я видел изменившееся выражение на лице Джеймса-Константина и едва примечательный румянец, который исчез, стоило только вздохнуть.        Я сверху вниз смотрел на француза, осуждая и даже в какой-то степени сожалея о поступке, но не желая отступать. Джеймс встал, а его разноцветные глаза спокойно сверкнули. — Пройдём, — тихо сказал он, будто смущаясь от своих же слов и поведения.        Не дожидаясь ответа, француз прошёл в кабинет, где всегда проходили уроки. Я также зашёл внутрь. Приблизившись к столу, напротив которого располагалась меловая доска, я уселся на край. Около окна маячил Джеймс, размышляя.        Я покорно ждал, постукивая пальцами по столешнице, пока француз наконец не остановился и, вздохнув, заговорил, не поворачиваясь ко мне, а смотря в окно. — Прошу прощения за ложь, месье. Виноват и могу перед вами покаяться, что лгал о незнание российской грамоты и обмана с именем. Признаюсь, не должен был Вас обманывать, но поступок иначе грозит одной семье и девушке, у коей Вы были в гостьях. Прошу прощение у Вас... — Стой, подожди, — перебил я, когда тот в раздумиях остановился ровно напротив меня. — Мне разницы нет, лгал али нет. Конкретно причину назови, без прикрытий и прочего.        Мой голос, на странность, прозвучал холодно и строго, чего Константин явно не ожидал. — Я сделал это для обеспечения блага Лине, — скрыв правду, что открыта мне на часть, спокойно ответил он. — Хорошо, — я не стал далее допрашивать француза.        Отпустив того, я остался в кабинете, размышляя о правдоподобности услышанного. Обдумывая всё произошедшее, я никак не мог отпустить мысль, что Джеймс или же Константин всё так же продолжает лгать. Но предпринимать действия далее я не мог. Угнетения совести действовали сильнее, чем жажда справедливости. Поэтому, заперев дверь на ключ, я достал из домашней библиотеки книгу и углубился в чтение. ***        Следующим днём я был всё время в разъездах. Вернулся ближе к вечеру. На улице уже сделалось темно. Не заходя домой, я прошёл до беседки, спускаясь вниз по холму. На странность, эта осень была довольно тёплой. Поэтому, остановившись где-то посреди холма, я улёгся на траве, закинув руки за голову и рассматривая звёзды.        Тем временем в поместье, как мне позже рассказали, Джеймс подошёл к кабинету. Сегодняшний наш урок был перенесён ближе на вечер из-за моих постоянных разъездов по городу, а так же отлучки самого француза. Постучав, он прошёл внутрь, но не увидел там никого. Нахмурившись, он вышел назад.        С непониманием спустившись вниз, Джеймс дошёл до кухни, где всегда по вечерам собирались все домовые. Найдя Панфилыча, он стал пытаться расспросить моего дядюшку, что удавалось очень с натяжкой. — Да Бог его знает, где он. Повозка была подана к дому, значит у себя, — отмахнулся Панфилыч, что было странно для него. — Il n'est pas là. Où peut-il être? ((Его там нет. Где он ещё может быть?)) — но старик явно не понял француза, из-за чего тот стал пытаться выкрутиться.        Активно жестикулируя, и пытаясь объяснить Константин наконец смог узнать, где я мог примерно находиться, ведь никто конкретно не знал, где я сейчас.        Выйдя к беседке, француз огляделся. Он постоял ещё пару минут, наслаждаясь видом, а потом вздохнул и, будто бы по шестому чувству, начал спускаться вниз, где и заметил меня. — Michael? ((Михаил?)) — окликнул меня Джеймс. — Каким образом ты меня нашёл? Хотя, без разницы, — вздохнул я, усаживаясь на склоне. — Скажи, восстание под Нижним Новгородом ваших рук дело?        Вопрос привёл его в ступор, но француз не стал отнекиваться, а просто уселся рядом, смотря на деревню, располагавшуюся снизу, около небольшой речушки. — Да, — продолжил на русском Константин. — Всё-таки ты тогда следил. Не стыдно? — Стыдно врать, — вздохнул я. — Значит ты и правду организовываешь восстание против правительства?        Француз кивнул. Я искоса наблюдал за его задумчивым лицом. Тот явно колебался над каким-то важным для него вопросом. — Декабрист? — спокойно спросил я. — Да, — уже шёпотом проговорил Джеймс. — Мне нужно будет уехать... — так же тихо прошептал француз, отводя взгляд.        Кивнув, я вздохнул, приложившись к его плечу и закрывая очи. Бунтовшик вздрогнул, ни в какую не ожидая этого. — Михаил?.. — Просто посиди так, — тихо ответил я.        Дыхание моё становилось мерным, а сознание стало погружаться в темноту - в сон. Но не смотря на дрёму, я почувствовал, как меня слегка отстранили, а потом накрыли тёплым плащом и робко приобняли. ***        Следующий день прошёл куда спокойнее, чем предшествующий. Утром я проснулся у себя в комнате. Я отчётливо помнил, как, полежав вечером ещё какое-то время, Константин растормошил меня, говоря, что уже поздно и меня давно Панфилыч потерял. Кивнув, я тогда поднялся и ушёл к себе, по приходу в комнату сразу же падая на постель и погружаясь в крепкий сон. Что случилось тогда далее с французом, я не ведал, да и не хотел.        Урок французского был опять передвинут ближе к вечеру уже из-за приезда Нюкемых, где должны были обязательно быть и я, и Джеймс. После положенного кушанья я стал всё больше замечать, как мой француз всё более и более стал вслушиваться в наши диалоги о восстание под Нижнем Новгородом и прочие детали об этом инциденте. И этот факт изрядно напрягал меня, ведь я уже знал о его полном причастие в декабристском восстании и возможных последствий подле.        Вот, когда уже время подходило к уроку, ко мне в комнату постучали. Открыв дверь, я увидел Константина с книгами в руках. — Bonjour mousieur. Puis-je passer? ((Здравствуйте, месье. Можно пройти?)) — вежливо спросил тот, на что получил кивок. — Allons! Commencons? ((Хорошо, давайте начнём?))        Но я не ответил. Оставив француза подготавливать учебники, я так и не обратил сразу внимание на сонливость и бледность учителя, поэтому со спокойной душой взял книгу со стола, прислоняясь к стене и отдаваясь чтению, вместо урока.        Этот факт не остался без внимания, и вскоре Джеймс прервал урок, обращаясь ко мне. — Mousieur, ranger litterature. Moi a toi j'explique Le sujet, tres difficile pour compendre. ((Месье, уберите литературу. Я вам тему объясняю, весьма сложную на понимание.))        Но я опять промолчал, бегло читая книгу.        Мое безразличное отношение к уроку явно поразило его, заставив его окончательно остановить урок. Закрыв учебник, француз положил его на стол, подходя ко мне. — Михаил, вы специально? — уже на русском заговорил он. — Вы специально это делаете? Уберите сейчас же постороннюю литературу!        Я усмехнулся, видя неудачные попытки Джеймса. И это явно раздражало того, из-за чего француз выхватил из моих рук книгу, кидая её туда же, куда и учебник. — Михаил!.. — прикрикнул он, но тут же замолк.        Резко схватившись за живот, тот скривился, делая пару шагов назад и падая навзничь к кровати. Но прежде чем он успел упасть, я смог подхватить его под спину. Аккуратно подняв Константина, я уложил того на кровати, вылетая из комнаты.        Через какое-то время я вернулся назад вместе с доктором, что тут же принялся за осмотр. Дойдя до своего рабочего стола, я отодвинул стул, садясь на него. Откинувшись на спинку, я прикрыл глаза.        Вскоре, доктор отстранился, подзывая меня рукой. — Джеймс слёг в лёгком недомогании. Мне позвать слуг? — спокойно заговорил старик, что всегда лечил меня при первом же недомогании. — Нет. Можешь быть свободен, — отмахнулся я, отпуская того.        Дождавшись, когда доктор выйдет, я поднялся со стула, подходя к кровати. Аккуратно поправив одеяло, я присел рядом, облокотившись спиной на подушки. Закрыв глаза, я погрузился в дрёму.

***

       Мерные лучи солнца падали на моё лицо, заставляя проснуться. Резкая головная боль с силой накрыла меня. Невольно поморщившись, я вскоре открыл глаза. Но, посмотрев только вверх, я сразу осознал своё нахождение не в своей комнате.        Уперевшись локтями в постель, что была конкретно больше моей, я смог наконец сесть. Оглядевшись, я увидел привычный рабочий стол и домашнюю библиотеку, а рядом большое окно.        Zut alor... ((Чёрт возьми...)) Это же комната Михаила... Каким образом я тут оказался?        Взявшись одной рукой за голову, я подвинулся к стене, осмысляя произошедшее. Посидев какое-то время, волей не волей ко мне пришло смущение от осознания своего положения. Собравшись с мыслями, я вздохнул и, уперевшись в кровать ладонями, свесил ноги вниз.        Но прежде чем я успел подняться с барской постели, дверь в комнату отворилась, а внутрь прошёл сам господин. — Константин, ты уже проснулся? — спокойно спросил он, заметив, что я сижу на кровати, хотя ответ был очевиден. — Как самочувствие?        Договорив, он прошел до своего кресла, усаживаясь напротив меня. —Excusez Moi... ((Прошу простить меня... )) — тихо заговорил я, опустив голову вниз. — Константин, прекрати. Мы тут одни, — перебил меня Михаил, пристально следя за моими действиями. — Ляг немедленно. Доктор сказал неделю покоя, без занятий и прочего, — будто слуге, приказал он, заметив, что я по прежнему сижу на краю постели.        Я покачал головой. — Non, me besoin de aller... ((Нет, мне надо идти...)) — тихо пробормотал я, чувствуя сильное головокружение. — Константин, всё, — вздохнул он, поднимаясь и подходя к кровати. — Ляг поспи, — присев рядом, проговорил он. — Отлежись и, как только поправишься, можешь быть свободен.        Но эти слова были словно вдалеке. И как бы я не хотел сейчас ещё что-то возразить, я не смог. Не было даже сил просто сдвинуться, поэтому я сидел на барской кровати, не поднимая взгляда на самого хозяина.        И стоило этой мысли проскочить, как я почувствовал лёгкое прикосновение к лицу. Слегка приподняв мой подбородок, Михаил заглянул в мои глаза, будто пытаясь в них что-то увидеть.        Но в итоге он сам и не выдержал, отворачиваясь в противоположную сторону. — Через неделю ты уезжаешь, — коротко бросил он, поднявшись с постели и, по непонятной для меня причине, быстро выйдя из комнаты.        En fin de compte j'ai été laissé seul ((В итоге, я остался один)).        Закрыв глаза, я упал на кровать спиной, не в силах более сидеть или что-то вообще делать. Веки потихоньку сомкнулись, и я стал потихоньку погружаться в сон, так и оставшись лежать поперёк кровати. ***        Похандрив дня три-четыре, я не выдержал и, в конечном счёте, вернулся к своим "прямым" обязанностям, к проведению уроков французского, хотя и оставалось три дня до моего уезда.        Все уроки проходили однообразно и монотонно, как и должно быть. Да, Михаил сидел и внимательно делал все записи, но нельзя было не заметить, что барин был в своих мыслях, а прилежность - это лишь прикрытие, дабы я его не трогал. — Donc, sur ce tout ((Итак, на этом всё)), — закончил я, но на что не получил никакой реакции. — Mersi par lecon, mousieur ((Спасибо за урок, месье)), — поклонился я.        И опять ничего в ответ. Возражать или предпринимать какие-либо действия, дабы привлечь внимание, я не имел права. Но в данной ситуации это не совсем корректно. — Michael?.. ((Михаил?..)) — позвал я, остановившись около прохода. — Quelque chose s'est passe, mousieur? ((Что-то случилось, месье?))        Прижав к себе учебники, я сделал пару шагов вперёд. — Михаил? — на русском продолжал я. — Вс...        Но меня резко прервали. Подняв руку, барин сделал знак, чтобы я помолчал. — Джеймс, до свидания, — закончил Михаил с явным нажимом. — Au revoir ((До свидания)), — послушно кивнул я, скрываясь за дверью. ***        Оказавшись за пределами поместья, я увидел, как солнце клонилось вниз. Скоро уже закат, скоро выдвигаться в дорогу. В последний раз кинув взгляд на дом, к которому волей не волей привязался, я ожидал было увидеть у выхода Михаила, как было при первой встрече, но, в итоге, не увидел никого. — Джеймс, пора ехать, — окликнул кучер, на что я кивнул.        Зайдя в крытую повозку, я поставил напротив себя малый багаж, усаживаясь на сиденья. Прислонившись к стенке, я стал с некой грустью осматривать меняющийся вид. И вот, когда мы проезжали мимо самого дома, я увидел чёрный силуэт, в котором я узнал Михаила. Но, прежде чем он окончательно скрылся из поля зрения, я успел увидеть, как барин присел на небольшом деревянном крыльце, всё так же смотря вслед удаляющийся повозке.        Мы ехали молча, но довольно недолго. Перед тем, как окончательно уехать из Петербурга, я окликнул кучера, остановив повозку около рынка. Кое-как объяснив ему, что скоро вернусь, я выскочил наружу, оказываясь посреди рыночной площади. Всё торговцы уже позакрывали свои палатки да ушли, и только одна была до сих пор открыта. Она ещё ждёт.        Дойдя до этой палатки, я увидел за прилавком невысокую, каштановолосую девушку, что уже устало и безразлично оглядывала своими карими глазами окружение. Увидев меня, на её лице сразу же появилась улыбка, и Лина быстро выбежала на встречу. — Я думала, что ты уже не придёшь, — проговорила она, обнимая меня. — Лин, ты же знаешь, я приду с тобой всегда попрощаться, — с грустной улыбкой отстранился я, доставая из внутреннего кармана безрукавного жакета небольшое письмо.        Протянув его девушке, я отошёл на шаг назад. Лина подняла на меня полный печали, прижимая к своей груди свиток, в то время, когда лёгкая слезинка поскользила по её щеке. — Не плачь, сударыня, — улыбнулся я, в последний раз поцеловав её. — Прощай, Ангел мой...        Не дождавшись ответа, я вскорости удалился, решив не причинять ей большую боль. Кивнув кучеру, я сел назад в повозку, закрывая глаза.

***

       Слушая очередные нравоучения Панфилыча, я в который раз послушно кивнул, соглашаясь с его словами. Но это было лишь бесцеремонное прикрытие усталости и безразличия. Отведя взгляд в окно, находившееся в моей комнате, где ранее я обучался французской грамоте, я невольно заметил последний осенний лист, круживший над белым облаком снега.        Много воды утекло и времени ушло с момента последнего урока французского. Вроде бы один месяц, но он был совершенно иным, непривычным и даже печальным. Жизнь вернулась в своё русло, коим было до приезда Джеймса. Никто из домашних не заводил о нём разговор, да и не вспоминал. Может причина была и та, что никто не понимал его, а может и правда, вскрывшаяся неделею после уезда. Вся страна, буквально, бушевала. Из самых разных уголков страны в столицу пришли слухи о новых очагах восстания против крепостного права, что не могло быть не замеченным.        Но вместе с новыми очагами поползли слухи об организаторах восстания. И, к большому удивлению всех домашних, один из "слухов" ведал, что Джеймс был прямо замешан. Этот факт сильно озадачил и напугал всех, из-за чего все разговоры резко прекратились, решив, что так будет лучше для всех.        И вот, очередной раз кивнув Панфилучу, мой взгляд скользнул на рабочий стол, где до сих пор в том же положении белый конверт с аккуратной подписью "Pour Michael" (("Для Михаила")). — Михаил, свет вы мой! Будьте хоть немного посерьёзнее, — устало запричитал дядя, с мольбой смотря на меня. — Вы же знаете, не дай Бог, с вами что-то случиться, я не стерплю! — с болью смотрел на меня Панфилыч, что подтверждали его высказывания. — Панфилыч, ну не преувеличивай, — добродушно улыбнулся я, поворачиваясь к нему.        Но несмотря на данные действия, я уже в мысленно был далеко, открывая письмо. — Михаил-Михаил, — вздохнул старик, махнул рукой и ушёл из комнаты, оставив меня одного.        Горькое сожаление покарило меня, но это было лишь недолгое мгновенье. Взяв письмо с рабочего стола, я уселся на кровать, аккуратно разворачивая его, что явно было от Джеймса.        Да, я увидел это письмо ещё в день уезда француза. Вернувшись в тот вечер в свою комнату, я приметил этот белый свёрток на столе. Но бушевавшие внутри меня чувства не дали мне открыть или даже прикоснуться к белому конверту, из-за чего в скором времени я просто забыл про него.        И вот, спустя месяц или даже более, я смог привести мысли в порядок и, наконец, со всем разобраться. А вместе с осмыслением руки сами дошли и до письма. Проведя пальцами по аккуратному и бережному почерку Константина, я невольно вздохнул. Но, взяв себя в руки, я развернул письмо.        Что мне сразу бросилось в глаза, так это был русский почерк, коим было написано всё письмо, кроме первой фразы:        « Bonjour, Michael. ((Здравствуй, Михаил.)) Вероятно, Вы удивленным моим письмом, что я оставил у Вас на столе. Но, поверьте, я не мог уехать не попрощавшись.        Не ведаю, когда Вы прочтёте сию рукопись, но, точно, не в день уезда. По неизвестным мне причинам, Вы были сегодня не в духе, из-за чего я чувствую свою вину и прошу у Вас прощения.        Вероятно, прошла неделя-две, а может и три месяца, и Вы только сейчас решились взять моё письмо. Думаю, вся страна сейчас крайне обеспокоена и ищет зачинщиков восстания, т.е. меня и моих соратников. Не ведаю, как у Вас сейчас дела в Вашем поместье, но, надеюсь, что всё хорошо. Но, увы, я не смогу сказать также. Если бы Вы спросили, откуда я это знаю, то я бы ответил, что не ведаю. Просто знаю и всё, ведь это логично.        Каждый, кто устраивал восстания, оказывался на виселице, даже если его мысли мудры и приняты после. Так что, я уже наверняка в розыске, как и другие. Но если Вам интересно, для других эта беда эта не страшит, лишь один я буду за это отвечать, как и положено.        Поэтому, я хочу попросить Вас, если вдруг, но надеюсь, такое в ни коем роде не случиться, Вас начнут расспрашивать обо мне, отвечайте, что я был лишь Вашим учителем. Я прекрасно знаю, что Вы слышали мой разговор с Вячеславом, из-за чего Вы меня так скоро и отпустили. За это я Вам бескрайне благодарен и прошу ради Вас же, будьте аккуратны, ведь любое лишнее слово может грозить вам.        Но далее писать я уже не в силах. Поэтому, хочу ещё раз пред Вами извиниться и поблагодарить. И на этом попрощаюсь. Ваш покорный слуга и учитель, Джеймс. »        Глаза бегали по строчкам, где каждая буква, будто специально, была каллиграфически выведена чёрными чернилами. Невольно помяв листок, я откинул его в сторону, падая спиной на кровать. — Дурак, просто дурак... — тихий шёпот сорвался с моих уст.        Я карил про себя француза за столь глупую, хотя действенную попытку поменять образ жизни страны, а конкретнее большей части страны - крепостных. Но при этом я прекрасно понимал, что поступить иначе он не мог, ведь ему повезло родиться и жить в нужное время, в нужном месте.        Вместе с размышлениями в голову пришла безумная мысль, что с каждым мгновением становилась всё более заманчивой. Из-за чего я вскорости поддался и, подскочив с кровати, выбежал из комнаты. *** — Михаил, вы что?! Вы куда собрались? В такую погоду не то что поезда не ходят, сейчас даже на санях не проедешь! — взмахнул руками Панфилыч, поймав меня, когда я собирался было выходить из дома. — К лучшему, — отмахнулся я, выходя вон.        Дверь за мной ещё раз скрипнула, а сзади послышались скорые шаги, поскрипывающие из-за снега. — Ну как же вы, батюшка вы мой? В такую непогоду, куда вас тянет? — запричитал старик, когда мы подошли к конюшне.        Я промолчал, заходя внутрь. Стряхнув с себя снег, что успел уже изрядно покрыть мои одеяния, я подошёл к стойлам. — Не пущу! — схватился за мой рукав Панфилыч, пытаясь остановить. — Панфилыч, прекращай, — высвободил руку я, выводя из стойла чёрного борзого коня. — В конце концов, я уже не ребёнок да и вернусь я, — обернувшись, сказал я, хоть и знал, что последние не факт, что будет так.        Оседлав коня, я вывел его на улицу, где снег всё также продолжал сыпать. Забравшись на Вестника, а именно так звали коня, я кинул короткий взгляд на старика, заметив, как он переменился в лице от беспокойства и страха. Но не сказав ни слова, дабы не расстраивать дядю ещё сильнее, я слегка ударил пятками в бока, одновременно подтягивая на себя поводья. И Вестник поскакал мелкой рысцой.        Я сотни раз успел пожалеть о предпринятом решения, но отступать уже поздно, тем более сейчас, когда я мчусь прямо к Москве. Да, я прекрасно знаю, что за один день не доеду до Нижегородской губернии, где по словам Джеймса началось восстание, и Вестник не вытерпит столь долгой дороги без отдыха, тем более в такую непогоду. Но, сейчас слишком поздно менять что-то, поэтому лучше уж не останавливаться. ***        Несмотря ни на какие невзгоды, через три дня я уже приближался к Нижегородской губернии. Удача сопутствовала мне, благодаря чему, я надолго не задержался в Московской губернии, где во всю бушевал народ. Поэтому, проскочить Москву - было чем-то на уровне невероятного.        Но, тем не менее, погода была ужасной: непроглядная метель и вьюга. Вестник стал заметно уставать, из-за чего я был вынужден слезть с него и взять коня за поводья, ведя через белый непроглядный "туман".        Да, время для таких метелей и вьюг не то, слишком рано по календарному году, но погода резко стала холодной, хотя, буквально, месяц назад было тепло, как летом.        И вот, где-то впереди я вдруг заметил свет. Не раздумывая, я уверенно зашагал туда, крепче прижимая к себе поводья. Вестник уже еле-еле передвигал копыта, но я не позволял ему остановиться, упорно шагая к дому.        Пробираясь сквозь сугробы, я кое-как дошёл до этой хижины, что позже оказался постоялым двором. Постучав в дверь, я слегка отошёл назад, прикрывая ладонями лицо. Сквозь непогоду я услышал, как замок провернулся, а дверь отварилась. — Боже ж ты мой! Господи, проходи скорее сюда, молодец! — раздался приятный женский голос, а на пороге появилась добродушная женщина.        Пройдя внутрь, я краем глаза заметил, как мимо меня на улицу вылетел молодой парниша, уводя Вестника под навес, где спали другие кони. Тем временем хозяйка забрала у меня лёгкий, но промокший насквозь плащ. Разувшись около самого входа, я прошёл за добродушной спасительницой, что уже скрылась на кухне. — Как же вас в такую глушь занесло? — ахнула она, увидев при свете мои одеяния, что были сшиты на заказ по наставлению Панфилыча. — А где же мы? — спросил я, не зная что ответить.        Прислонившись к стене, я перевёл взгляд на хлопотавшую хозяйку, что возилась около печи, растапливая её. И вот, обернувшись, она зажгла керосиновую лампу, ставя на стол. — Барин, что же вы стоите? Присаживайтесь скорее и отогрейтесь, али-то замёрзли в такую непогоду! — запричитала она, параллельно заваривая самовар.        Послушно пройдя на кухню, я присел на скамейку. — Ваша правда, — улыбнулся я, тут же прикрывая руками, дабы согреть их. — Так где же мы находимся, хозяюшка? — Мы в Выске - в уездном городке близ Нижнего Новгорода, — пояснила она, добродушно улыбнувшись в ответ. — А вы, барин, откудава к нам прибыли? И как далеке путь держите?        Я вздохнул, обдумывая слова хозяйки. Находясь около цели, странно останавливаться на пути, хотя я об этой цели уже не один десяток раз пожалел. Но, если продолжу путь в метель с вьюгой, я обреку себя вместе с Вестником на верную и ужасную смерть. — Я из Петербурга. А путь держу как раз-таки в Нижний Новгород, — с привычной бодростью и спокойствием пояснил я. — Прошу прощения у вас, за то что причинил хлопоты. Как только метель с вьюгой стихнут я поеду далее, — поспешил добавить я. — Ах, молодец, вы что?! — воскликнула женщина, удивлённо смотря на меня. — Куда вы собрались ехать в ночь-то? Али себя и коня на верную смерть ведёте?! Нет уж! До утра даже не надейтесь уехать! — запротестовала хозяйка этого постоялого двора, в коим образе я увидел Панфилыча, что так же трясётся из-за пустяков.        Вздохнув, я кивнул. Возражать не было смысла, да и осознавая, в каком я положении, лучше согласиться переночевать. — Вот и прекрасно, — будто наверняка уже зная ответ, заявила женщина. — Вы простите уж, свободных комнат не осталось. Есть одна, но там живёт молодой парень, что так же помогает мне с работой тут... — она резко прервалась из-за скрипа входной двери.        Сзади послышался хлопок двери, а через несколько мгновений и усталые шаги сюда. — А вот и он, — добавила хозяйка, поворачиваясь к пришедшему. — Костя, проходи, погрейся! — окликнула она.        Невольно обернувшись, я увидел относительного высокого молодого беловолосого парня. Его глаза я не смог разглядеть, но гадать было не нужно. Я узнал зашедшего с первых шагов.        Но, он не прошёл на кухню, а лишь остановился в проходе. Я чувствовал его напряжённость и удивление, что он скрыл за маской ледяного спокойствия. — Хорошо, — кивнул я, возвращаясь назад к разговору. — Сколько я дол... — Я заплачу, — моментально отозвался бывший француз, не давая вставить ни слова. — Акулина Павловна, я проведу гостя в комнату? — спросил он, хотя и знал уже точный ответ.        Хозяйка лишь успела кивнуть, как Константин скрылся опять в проходе. Быстро поблагодарив хозяйку, я поднялся из-за стола, выходя из кухни.        Во мраке дома я едва смог различить тёмные очертания лестницы, на верхних ступеньках которой стоял чёрный силуэт, явно дожидавшийся меня. Но с первыми моими шагами вверх, тот скрылся за углом. Поднявшись наверх, я увидел Константина, что ту же скрылся за приоткрытой дверью.        Аккуратно пройдя внутрь, сквозь тьму моё внимание привлекала комната: небольшая комнатушка, где напротив входа находилось окно, а рядом стоял рабочий стол. Справа от входа находилась одноместная кровать, а слева - шкаф. Левая часть комнаты по принципу была очень пустой, лишь зеркало украшало тёмную стену. Некая мрачность и уныние чувствовалось вокруг.        Но стоило мне сделать пару шагов далее, я наконец заметил Константина, что до этого времени был не различим в темноте. Он стоял, прислонившись к столу, чуть ли не сидя на нём. Голова слегка опущена, но при этом было видно, что он следит за моими действиями. — Михаил, зачем вы сюда приехали? — напрямую, без приветствий и прочего спросил он, в чьём тоне не чувствовалось никаких эмоций. — Какую цель вы преследовали? — Уже никакую, — отмахнулся я, присаживаясь на край кровати.        Прикрыв глаза, я прислонился к стене, но тут же открыл назад, почувствовав, как кровать сбоку прогнулась. — Врёшь... — тихо прошептал бывший француз. — Ну вот зачем вас тянет искать приключения, когда и так у вас проблем из-за меня много?..        Последние слова были едва слышны. Константин тихо вздохнул, облокотив голову на руки, из-за чего чуть ли не в два раза согнулся. — Что-то случилось? — аккуратно спросил я. — Нет, — всё так же сидя, ответил он. — Конс...        Но он прервал меня, резко выпрямившись и подняв руку, будто призывая к молчанию. — Monsieur, tout va bien ((Месье, всё в порядке)), — на французском начал он, но, передумав, перешёл на русский. — Могу ли я вас просить о помощи? — резко спросил он, на что вскоре получил согласное кивание. — Мне неловко вас просить, но не могли бы вы помочь мне с поиском прикрытия от правительства?        Не сказать, что его вопрос стал громом среди ясного неба, но ответить сразу и точно я не смог. Переведя взгляд на Джеймса, что сейчас спокойно стоял напротив меня, хотя явно чувствовалось напряжение, повисшее в комнате, я взвесил все "за" и "против". Здравый смысл говорил тут же отказать, но, вспомнив наставления Панфилыча, что твердил: "Если можешь - помогай, мало ли когда окажешься в ещё худшем положении", я сделал задумчивый вид. — Хорошо. Я найду тебе место, где ты сможешь спокойно жить дальше, — кивнул я. — Но, тогда к тебе одно условие... — протянул я, наблюдая за реакцией. Но, вздохнув, я решил не томить его ожиданием. — Ты живёшь со мной.        Мой ответ явно успокоил Константина, но, вникнув в суть условия, он опешил, изумлённо смотря на меня своими необычными разноцветными глазами. — В... в каком смысле?.. — прошептал он. — Просто, скажи, согласен на такие условия?        Джеймс послушно кивнул, не произнеся не слова. Подняв взгляд назад, я прочитал в его глазах испуг, перемешанный с неким облегчением. — Нам надо будет в ваше поместье вернуться? — тихо спросил он обречённым тоном.        Я покачал головой. — Не совсем. Заехать надо, но я туда не вернусь, — вздохнул я, наконец спокойно закрывая глаза и облокачиваясь на Константина. — М-ми...        Вздрогнув, дрожащим голосом начал было француз, но я не дал ему закончить. — Прошу, посиди так же, — прошептал я, медленно погружаясь в сон.        В ответ я не услышал ничего. Мысли улетали вдаль, становясь всё более далёкими и безумными. Но через эту пелену я почувствовал, как меня робко, но аккуратно обняли, а далее лишь темнота. ***        Что было далее - долгая и довольно нудная история. Как и сказал Константин, он следующим же днём расплатился, хоть я и был против. Забрав последние вещи и коня, кой был дан добродушной Акулиной Павловной, мой французишка поскакал следом за мной.        Путь мы взяли объездной, дабы особо не светиться в Московской губернии. Поэтому, лишь спустя пятые сутки мы подъехали к Петербургу, а на следующие - въезжали в моё родословное поместье.        Ни сказать, что нашему приезду были не рады. Стоило мне заехать во двор, как через несколько мгновений из дома выбежали встречать слуги, работники, в том числе и Панфилыч, что первым пробился ко мне, начиная расспрашивать, где я так долго был. Но эти расспросы резко прекратились, как только во двор прискакал Константин на бело-чёрном мустанге.        Не дав сказать кому-либо хоть слова, я тут же объявил, что через двое суток, чуть солнце взойдёт, это поместье переходит во владения Нюкемых, в то время как я получаю дальние земли на краю Эстляндской губернии.        На лицах всех находившихся в тот момент на улице читался жуткое изумление и испуг. Ещё до приезда во свои владения, я отдельно заехал к Никите, оставив Джеймса дожидаться в каком-то постоялом дворе. Сам же Нюкем встретил меня привычным радушием, но, услышав мою просьбу, он немало озадачился. Посудив и так, и этак, его условием, дабы согласиться на такую сделку, стал тот факт, что мои крепостные переезжают со мной ибо в самом крайнем случае остаются тут же.        Но прежде, чем "толпа" налетела на нас, я успел им поведать это "условие", что отчасти смягчило их недоумение.        Далее последовало куча вопросов, одними из которых являлись, почему я вдруг решился на такой шаг. Все, будто разом, забыли о Константине, переключаясь на более важную ситуацию.        Множество раз повторив, что делается это ради их блага, прослушав десятки недовольств и прочего, я смог наконец-то зайти домой, где тут же скрылся у себя в комнате, не желая далее участвовать в этом.        Но прежде чем я окончательно смог наконец успокоится и привести мысли в порядок, ко мне в комнату постучали. Открыв дверь, я увидел, что это был Константин. Он тихо, будто боясь чего-то, попросил пройти внутрь, кое-что обсудить. Нехотя согласившись, я впустил бывшего учителя, подходя к окну. Кивнув ему, чтобы он присел куда-нибудь, я стал дожидаться вопросов.        Джеймс лишь покачал головой, вставая рядом и начиная расспрашивать, зачем вообще эти спонтанные действия, к чему всё так резко менять, ибо он, как и домашние и другие крепостные, недоумевали, что случилось.        В тот момент, в голове витало множество мыслей, но "схватив" правильную, я ответил, что выполняю часть "договора". Этот факт в прямом смысле поразил Константина, ибо он, по своим же словам, не ожидал такого.        Но далее я не стал отвечать или продолжать разговор. Покачав головой, я собрался было попросить оставить меня одного, дабы я в конце концов смог отдохнуть после дороги, как я резко почувствовал, что меня робко обняли. Положив на моё плечо голову, Джеймс тихо прошептал "спасибо", закрывая глаза. Возражать более я не стал, всё так же в изумлении стоя у окна. ***        Именно с тех пор, я и стал проживать близ Ревеля, что к нашему времени был уже довольно популярным городом, благодаря железной дороге. Но тем не менее, это было намного лучше, нежели оставаться под столицей.        Как и всегда, первое время привыкать и жить тут было донельзя сложно. Но, как говорят, со временем ко всему привыкаешь. И вот, уже жизнь не кажется такой ужасной, коей была ранее.        И так, спустя четыре года жизнь вернулась в своё русло. Крепостное право в тот же год, когда свершились те события, было отменено, а поиск зачинщиков слегка приутих. Возможно, именно по этой причине, а может и благодаря другим факторам, но вместе со мной под Ревель согласились ехать немногие, но это не огорчало.        Ещё тогда я понимал всю суть происходящего и абсурдность моего предложения, но, когда через два дня на утро с нами согласилось ехать около сотни человек, это опровергло в приятный шок.        И вот сейчас я уже могу объективно оценивать всё случившиеся. Тихо вздыхая, я отогнал все прочие мысли. Аккуратно отстранив от себя Костю (который давно попросил меня называть так), мирно дремавшего у меня на плече, я спустил того с подлокотника к себе на колени.        Он тут же сонно зашевелился, обняв меня за шею и нехотя открывая глаза. — Что-то случилось?.. — пробормотал бывший бунтарь и глава восстания.        Я покачал головой, облокачивая его на себя. — Ничего, спи спокойно, — прошептал я, блаженно закрывая глаза и прикасаясь губами к его шее.        Костя лишь тихо вздохнул, положив голову мне на плечо. — Спасибо... спасибо тебе за всё... — Могу сказать: взаимно...
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.