»…каждый раз, когда я ловлю на себе твои взгляды, клянусь, моё сердце замирает, пропуская несколько ударов. Ты когда-нибудь слышал об эффекте «бабочек в животе»? Если меня когда-нибудь попросят рассказать о нем, я, вероятно, смогу написать целую диссертацию, которая непременно войдет в историю Хогвартса. Знаешь, я все богатства вселенной за один только взгляд твой отдам.»
Юноша улыбается грустно, смотря на пергамент с выведенными на нем буквами. Перо бережно в сторону откладывает и бутылек чернил закрывает, дабы не пролить случайно: он бы чуть рукой махнул и задел бы бутылочку точно, разливая чернила по всей постели. Плавали, знаем. В считаные секунды письмо, в несколько раз аккуратно сложенное, Юлиан прячет в конверт вместе с парой желтых сухих цветочков — Лютиков. Конверт заклеивает заботливо, несколько раз проводит пальцами аккуратными по шершавой бумаге и откидывается спиной на мягкие подушки. Конверт к груди прижимает и улыбается глупо-глупо так, влюбленно. Глаза прикрывает, волю фантазии дав. В мыслях сразу же вопросы возникают, а ответы Юлиан картинками пытается воспроизвести в голове, додумывает что-то, представляет, потому что тут, в реальности, на эти вопросы ему никогда не ответить. Он ведь такой…робкий, застенчивый до ужаса, когда влюбляется, для решительных действий несозданный совершено. Ему проще в письмах о чувствах своих кричать, душу изливая. Юлиан в лицо не умеет, его не учили. Иногда ему за себя такого стыдно, только сделать с этим у него не получается ничего, и не сказать, что он пытается как-то. Чего боится, Юлиан и сам сказать не может. Осуждения, возможно, или насмешек. Он ведь общество современное знает и сталкиваться с ним не хочет совсем. И в обществе ли дело? Одного Юлиан в этой ситуации точно боится: разочарование в любимых глазах увидеть. Он ведь, может, девушку ожидает с талией тонкой, губками пухлыми и взглядом наивным, доверяющим. Юлиан под описание подходит в какой-то степени, вот только не девушка он, однозначно нет, и, если перед ним со своими признаниями появится, восхищения точно не встретит, а разбитое сердце мальчишке ни к чему: он с этой любовью долго рука об руку ходит, пусть уж лучше все так и остается. Юлиан конверт на тумбочку около кровати откладывает и в одеяло кутается, как в кокон, на секунду задумываясь, каково было бы спать в его объятиях. Они у него крепкие, уютные и теплые ужасно. Он в этом уверен почему-то, хотя ни разу в его руках не был. Хотя бы на пару секунд в его объятиях оказаться, думает мальчишка, руками себя за плечи обхватывая как можно крепче. Всего пару секунд, ему больше не надо, хотя очень хочется. Юлиан иногда взгляд свой, завистью нескрываемой пропитанный, на нем с Йеннифер задерживает, желая на месте девушки оказаться хотя бы разочек. Об их отношениях Юлиану известно…не очень много, а если точным быть — ничего совсем. Он не интересовался лично. Хогвартсовские слухи разное говорят: кто-то о том, что они встречаются рассказывает, в доказательства приводя лишь «я видел», а кто-то утверждает, что ничего между ними, кроме дружбы крепкой, нет. Юлиан ничему из этого верить не хочет, но увиденное часто само заставляет в правдивость рассказов поверить, а потом в ночи в слезах задыхаться, губы кусая, одеяло обнимая крепко и ненавидя всех вокруг, но в первую очередь себя самого. Мальчишка думает о том, как его мечты рассыпаются с треском и звоном мерзким каждый раз, когда на Йен смотрит, что смеется так звонко постоянно, в кольце его рук крепких оказываясь. У Юлиана с ним такого никогда не будет. Разве что в мечтах и снах, терзающих хрупкое сердце.***
Неприятная трель будильника заполняет комнату, солнечным светом окутанную. Юлиан потягивается, улыбаясь широко и горящими голубыми глазами смотря на погоду за окном. Солнце в октябре — явление крайне редкое и, как успел заметить мальчишка за все время учебы тут, не всем нравится. Ленивые студенты-старшекурсники предпочитают спать дольше остальных, считая учебу уже не столь нужным занятием, оправдывая это тем, что на последнем курсе обучения учителя, в большинстве своем, закрывают глаза на проделки выпускников. Юлиан такой политики не понимает и не придерживается, глупой ее считая, хоть и сам является выпускником. Поднимаясь с постели теплой, Юлиан взгляд снова на окно устремляет, за суматохой на поле для квиддича следя. Стрелка настенных часов едва пересекла девятку, а местные спортсмены уже во всю летают по полю, к скорой игре готовясь. Мальчишка не вглядывается особо. Юлиан любовь к квиддичу не питает даже после новостей о том, что он состоит в команде Гриффиндора. Просто сердце к этой игре бессмысленной, по мнению Юлиана, не лежит. Сердце его другим занято, в нем для глупостей места нет и, кажется иногда, не будет вовсе. Ни через год, ни через два, ни в ближайшем будущем. Иногда Юлиан свои чувства к нему ненавидит, и его самого не меньше. Проклинает, кожу на ладонях терзая короткими ногтями, и слушает причитания Цириллы — беловолосой девочки с детскими чертами лица, которую он с гордостью называет подругой, наставления какие-то, советы, до которых ему и дела нет, и в итоге оказывается в нежные женские объятия сжат, руку чужую в волосах своих чувствуя. Взгляд у него в такие моменты, по словам девочки, пустой абсолютно, холодный. Мальчишка на это только кивает, улыбается натянуто и говорит, что когда-нибудь чувства эти пройдут. Не могут же они его вечно преследовать. Цири кивает, мальчишку по волосам треплет и вздыхает тяжело. Она друга разбитым видеть не может, ей тоже больно. Когда стрелки часов показывают половину десятого, Юлиан к себе свою сову подзывает, бережно держа в руках конверт с письмом, ночью написанным. — Держи, девочка, — Лютня, милая ручная сипуха Юлиана, берет квадратик бумаги в маленький клюв и хозяина своего взглядом одаривает недовольным. — Не смотри так, дорогая, я не могу подойти и всё ему рассказать, — он перышки птицы гладит нежно, осторожно, задобрить стараясь и за услугу поблагодарить, а после окно открывает и сову выпускает на волю. Она знает, что делать. Мальчишка смотрит пару секунд на удаляющуюся птицу и после комнату покидает, окно оставляя открытым, дабы Лютня смогла вернуться и в комнату попасть наверняка. Погода сегодня теплая, так что особого вреда температуре комнаты открытое окно не нанесет. В гостиной его уже ожидает Цири, сидящая в одном из мягких кресел и весело хихикающая. Рядом с ней крутится Серая Дама — приведение Когтеврана, и о чем-то девочке рассказывает. Лютик ни слова не говорит, подходит к подруге тихо, со спины, и остается слушателем на несколько секунд. — Твой друг пришел, милая, — Серая Дама улыбается с какой-то родительской теплотой, приветствует мальчика и за несколько секунд скрывается за стеной. Женщина не присоединяется к разговорам студентов, предпочитая лишь помогать скоротать время ожидания, если кому-то, конечно, эта помощь нужна. Студенты других факультетов зачастую называют Серую Даму странной, аргументируя это тем, что женщина ни с кем из них ни разу не заговорила, но когтевранцы знают обратную сторону привидения и никому постороннему о ней не рассказывают. Болтливость Серой Дамы — секрет всех студентов Когтеврана. — Ты снова сделал это, я права? — Цири в миг оказывается рядом, подхватывая того под руку и утягивая прочь из темной гостиной. — Сделал что, Цири? — мальчишка строит крайне удивленное лицо, а в глазах — наигранное непонимание, хотя он знает, о чем его спрашивает девчонка. Конечно, он знает. — Не прикидывайся дурачком, Юлиан. Ты снова отправил Лютню к нему с очередным письмом. Я вот только одного до сих пор не понимаю, — девочка отпускает чужую руку около лестницы и прыгает на первую ступеньку. — Почему ты просто не подойдешь к нему? Вы ведь общаетесь иногда, так в чем же проблема? Он же не ребенок Арагога, не сожрет тебя за твое признание. Господи, я говорю тебе об этом уже в сотый раз! Юлиан в ответ лишь плечами пожимает и ни слова не произносит. Она все равно знает, что он ей скажет, так зачем повторять одно и то же тысячу и тысячу раз? До слуха мальчишки доносится тяжелый вздох, и он готов поспорить, что Цирилла еще и глаза закатила. — И на что я только надеялась? — Я просто не хочу портить себе и тебе настроение. Ты же знаешь, что я не люблю всю эту тему своих чувств, — Юлиан догоняет девочку, уже успевшую порядком обогнать друга. — Ты знаешь, какие факультеты будут играть в Квиддич? Сегодня на поле с самого утра тренировка! Я только проснулся, а на стадионе уже куча народа. Иногда я, знаешь, задумываюсь над тем, возможно ли вообще сдержать этих спортсменов. Они даже выходные посвящают глупым гонкам на метлах за маленьким крылатым шариком. — Квиддич — это не только гонка за шариком, — Цирилла заливисто смеется и пихает друга в плечо. — Но я, конечно же, в курсе, кто играет! Слизерин против Пуффендуя. На стадионе сейчас вторые. Тренировка Слизерина после обеда и он, Лютик, по-любому там будет. Мы, кстати, тоже можем сходить. — Он тоже? — удивленный взгляд устремляется на лицо Цири, а после мальчишка кивает сам себе и тихо смеется над собственной глупостью. — Ну конечно, он же тоже играет… Мы могли бы, но ты же знаешь, я не поклонник и все такое. Давай лучше сходим на игру? Она явно не такая скучная, как тренировка, — взгляд Лютика можно описать как умоляющий, и Цири сдается под ним, мягко улыбаясь и кивая. — Без проблем! Игра послезавтра в десять. И захвати салфетки: я знаю, что ты не будешь следить за игрой, а у меня нет желания глядеть на твои слюни каждый раз, когда ты будешь смотреть на него. Юлиан глаза на слова подруги закатывает, но смех ее подхватывает. Мягко ударяет в плечо, а после кивает вперед и срывается вниз по лестнице под громкий смех догоняющей его девушки. Ещё на первом курсе их предупреждали, что бегать по лестницам — травмоопасно, но уже освоившись в новой школе, Юлиан и Цири носились по лестницам, получали от старост и снова носились. Старосты быстро поняли, что бессильны в попытках переучить детей, и вскоре начали пожимать плечами, мол, ну что мы сделаем. За время своего обучения он и Цири нарушили кучу правил безопасности и получили столько выговоров, что все уже и не вспомнить. Юлиан даже пару раз получал «кричалки» от родителей, из-за которых над ним еще несколько месяцев смеялись студенты, а Цири припоминает до сих пор. Она «кричалки» не получала, но без нравоучений от родителей в обычных письмах все равно не осталась. Их ей припоминает Юлиан и посмеивается гаденько каждый раз над тем, как Цири злится, наблюдая.***
В Большой зал, в котором завтракают всего пара студентов, друзья буквально влетают. Взгляды, недовольные и колючие, устремляются на смеющихся ребят, которые все происходящее игнорируют и пытаются отдышаться. — Ничья, но я тебя еще обгоню, Юлиан, будь уверен! — Цири подходит к пустующему когтевранскому столу и устало присаживается на длинную деревянную лавку, подхватывая с круглых блюд несколько еще не остывших пирожков и яблоко. Лютик за подругой повторяет и головой на ее плечо падает. — Конечно-конечно, — по-доброму язвит мальчишка, откусывая кусочек сладкой выпечки, и выпрямляется. — Когда-нибудь мы собьем кого-то в попытках обогнать друг друга. В таком случае я точно отдам победу тебе и без лишних разговоров. Цирилла в отместку Юлиана локтем в бок пихает и, недовольное шипение слыша, тоже в бок получает. Голову повернув, девушка с хитрым взглядом друга встречается и успевает в сторону отклониться от летящего в нее мармелада. Юлиан смеется гаденько, руки потирает, стол на наличие «снарядов» осматривая. Под рукой только мармеладки и яблоки, но кидаться вторым — опасно, а получать — больно. На колено мальчишки приземляется печенье, что несколько секунд назад о его щеку ударилось. Цири с едой под рукой повезло явно больше. Со стороны слышится чье-то недовольное «детский сад», заставляющее друзей глаза закатить и прекратить кидаться друг в друга сладостями. Когда-то, вспоминает Лютик, на втором курсе их с Цири обучения Когтевранцы со Слизеринцами устроили массовую войну завтраком, а потом получили выговор от директора и угрозы вылететь из школы. Никто их, конечно, выгонять за подобное не собирался, но бои едой было решено прекратить. Лишь изредка кто-то мог пошвыряться друг в друга печеньем, как они с Цири сейчас. Юноша яблоко подхватывает, когда они с Цири доедают свой завтрак, и поднимается с насиженного места, вновь потягиваясь, плечи разминая. Девочка следом поднимается, отряхивает синий плащик от крошек и на Лютика смотрит пару секунд, после чего за руку того вновь подхватывает и думает уже Большой зал покинуть, когда за их спинами раздается громкое «Лютик!» — Эй-эй, Лютик, подожди, — мальчишка голос чужой узнает сразу, чувствуя, как глупое сердце стучать начинает в несколько раз чаще. Кожа легонько покалывает и мурашками покрывается, стоит только ему на голос любимый обернуться. — О, Геральт, — юноша голоса собственного не узнает и мысленно себе по лбу дает, эту вот особенность голоса при волнении проклинает и взгляд чужой, любопытный, выстоять с честью пытается, хотя на самом деле убежать хочется отсюда сейчас же. Геральт стоит перед ним с улыбкой уверенной, даже нахальной какой-то, будто о том, кто ему письма любовные отправляет, знает, будто он этим вниманием довольствуется, хочет его в положение неловкое поставить, взглядом одним унизить и растоптать, поиздеваться вдоволь над влюбленным мальчишкой, над чувствами его посмеяться противно, показать, какой он с этими самыми чувствами неправильный. Взгляд у него любопытный, рыскающий по хрупкой юношеской фигуре, оценивающий. Юлиану под этим взглядом неуютно до ужаса и, будь его воля, он бы расплакался давно, но позволить себе этого не может. Не сейчас, ни в этой ситуации, ни перед ним. Юлиан лицом в грязь ударить не может, поэтому стоять продолжает, маленьким себя чувствуя. Рука Цири мягко юношескую спину гладит, успокаивает. Она знает, понимает, как он нервничает, и думает, стоит ли радоваться подошедшему и заговорившему с Юлианом Геральту. Геральт голову набок склоняет, а улыбка его в разы нежнее становится. Он мальчишке в глаза заглянуть пытается и побороть желание прижать к себе чужое тело тоже. Делает шаг ближе, прежде чем вновь заговорить. Геральт его пугать не хотел, но, кажется, именно это и сделал. — Мы с Йен хотели сходить в «Три метлы». Составишь нам компанию? Можешь взять Цири с собой, — Геральт взгляд на девушку переводит и рычать готов от того, что руку, за спину Лютика заведенную, замечает, но на деле лишь улыбаться продолжает. — Йеннифер давно хотела с ней познакомиться.***
Замок Хогвартса, возвышающийся над длинной извилистой дорогой остается позади под непрекращающийся диалог Йеннифер и Цириллы. Первая сразу же схватила Цири под руку и повела вперед, стоило только двум друзьям показаться из массивных дверей школы, будто они с ней давние подруги. Он подойти к Геральту вот так легко, схватить за руку и начать отвешивать кучу комплиментов не может. Смотря вперед, Юлиан улыбается как-то излишне печально, невольно сравнивая себя с Йеннифер. Он находит девушку красивой. Одной из самых красивых девушек, которых ему только посчастливилось когда-либо встретить, если совсем откровенно. Йеннифер не симпатичная или милая, она именно красивая. Есть во внешности девушки что-то будоражащее, высокомерное, заставляющее ее опасаться. Иногда, на совместных занятиях или в Большом зале, Лютик замечает ее взгляд на себе и невольно вздрагивает, встречаясь с ним собственным. Девушка всегда смотрит пронзительно, не стесняясь, и с каким-то сожалением, будто о чувствах чужих догадывается. Он боится однажды увидеть в ее глазах насмешку, вероятно, ровно настолько же, насколько боится увидеть аналогичные эмоции у Геральта. Йеннифер всегда окружена людьми. Юлиан, честно, не знает, с чем ее популярность связана: то ли с красивой внешностью, то ли с большим умом, то ли с дерзкими выходками в адрес преподавателей. Мальчишка слышал, как на одном из занятий она бросила преподавателю вызов устроить дуэль волшебников и победила его без особых усилий. Он в этот слух не верит и о его правдивости не спрашивает. Не то, чтобы ему не интересно, просто не хочется в очередной раз убеждаться в чужом превосходстве. На самом деле Йен кажется Юлиану идеальной парой для Геральта и именно это заставляет его понимать, что с девушкой ему точно не тягаться. Он ведь…просто он. Не такой красивый, не такой умный, решимостью не отличается и даже болтливостью умудряется людей от себя отпугивать. Последнее Лютик считает самым несправедливым. Из мыслей своих Юлиана выдергивают руки теплые, сжимающие его плечо и талию, и только через пару секунд мальчишка понимает, что умудрился о собственные ноги запутаться. — Чем таким заняты твои мысли, что ты даже под ноги не смотришь? — чужой голос звучит как-то излишне раздраженно, тогда как рука мальчишку ближе к крепкому телу прижимает. Нежно, бережно. У Лютика происходит диссонанс, заставляя подвиснуть на несколько секунд и переосмыслить происходящее. Мальчишка голову поднимает, улыбаясь виновато, а Геральт в ответ смеется тепло и рукой чужое плечо поглаживает. — Придется тебя защищать от внезапных падений, да, Лютик? — Я часто путаюсь в ногах. Тебе очень быстро надоест за мной присматривать, — мальчишка смеется тихо, неловко, и опускает взгляд, рассматривая дорожку под ногами. Чужая рука покоится на его плече, не переставая мягко гладить, но еще пара секунд и Лютик чувствует, как приятная тяжесть Геральтовой руки исчезает, а по нагретому плечу пробегает холодок. Мальчишка вздох разочарованный сдержать пытается, губу нервно закусывая. — Кто знает, — Геральт плечами пожимает и замолкает на пару минут, прежде чем его голос снова разрывает напряженную тишину. — Они неплохо смотрятся вместе… — Йен и Цири? — голову подняв, Лютик устремляет взгляд на двух девушек, что-то увлеченно друг другу рассказывающих. Цирилла звонко смеется, а Йеннифер смотрит тепло и улыбается так же, мягко девушку в плечо толкая. Лютик впервые видит свою подругу такой счастливой с кем-то, кроме него. В груди резко теплеет и губы мальчишки растягиваются в улыбке такой же теплой, как улыбка Йен. — Да, они…смотрятся хорошо. Знаешь, Цири редко сходится с кем-то так быстро. Я даже не могу вспомнить, когда она последний раз улыбалась кому-то, с кем общается впервые. Йеннифер делает удивительное! — О, она мне столько дней про Цириллу говорила. Наверняка готовилась к разговору. — Ох, ты что, только что сдал Йеннифер? Тебе точно нельзя доверять секреты, ты же совершенно не умеешь ничего хранить! — Лютик смотрит на сероволосого с притворным удивлением, вызывая у того тихий смешок. — Думаю, Йен уже давно рассказала мой главный секрет твоей подруге. Остается только надеяться, что Цирилла не такая болтливая.***
Юлиан взгляды на Геральта бросает вот уже десятую минуту, кончиками пальцев постукивая по кружке так до сих пор нетронутого сливочного пива. Он не то, чтобы не любит пить, скорее просто не умеет. Одна кружка и его уже развезет. Язык развяжется, а тело перестанет подчиняться голосу разума. Он это свое состояние невменяемое не любит, особенно тогда, когда на утро осознание того, что натворил, приходит. Пьяный Юлиан не думает, а просто делает и говорит, после за последствия расплачиваясь чувством стыда, ходящего за ним по пятам, и иногда выслушивая чужие смешки и слова осуждения за своей спиной. Мама над ним смеется, когда Юлиан с семьей на праздниках выпивает, и каждый раз задается вопросом, в кого ее сын пошел. Цирилла его коленом пинает периодически, когда Юлиан совсем в мыслях своих теряется. Он вздрагивает, голову на девушку поворачивает, улыбаясь благодарно, а потом снова рассматривания свои продолжает. Геральт или не замечает взгляда любопытного и долгого на себе, или только вид делает. Он надеяться на первое хочет, но сам кричать готов, чтобы старший его заметил. Но Геральт сидит, отпивает по глотку пива раз в несколько минут, и в сторону Юлиана смотреть не собирается, кажется, разговор с девушками поддерживая. Юлиан их слушать перестал после очередного восхваления наряда Цири, да и за нитью разговора он не следил особо. У него занятие лучше есть, оно ему побольше нравится. Мальчишка руку с кружки убирает, в локте сгибает и голову небольшим кулачком подпирает. Смотрит мягко так, влюбленно, и задумывается, как он до жизни такой дошел. Они познакомились два года назад в одном из коридоров Хогвартса, когда за Юлианом хвостом увивался Пивз, рассказывая истории из запретного леса под недовольные возгласы и просьбы замолчать уже, наконец. Геральт появился неожиданно, будто вылетел откуда-то как одно из местных приведений, наградил горе-компанию недовольным вздохом и посмотрел на Пивза с нескрываемым раздражением. — Снова рассказываешь о своих вымышленных похождениях пугливым студентам? — юноша останавливается рядом с плечом когтевранца и склоняет голову набок, взгляда с полтергейста не сводя. Голос чужой по коже Юлиана мурашки посылает. — Я бы попросил! — полтергейст звучит оскорбленно и руки на груди складывает. — Ни единого события не придумал. Все было ровно так, как я всегда и рассказываю. — И куда только Филч со своей кошкой смотрит? — На результаты нашего процветающего бизнеса. Я детей пугаю, а они ночами по коридорам не шастают и проблем не доставляют. Тут все схвачено! — А директор про ваш бизнес слышал? — Геральт смеется тихо, коротко, смотрит исподлобья. — Да ну тебя, Геральт, с твоим директором вместе, — Пивз пыхтит обиженно и исчезает через несколько секунд в потолке. Юлиан выдыхает расслаблено и смотрит на Геральта с благодарностью. Тот руку протягивает, представляясь, и о рассказах чужих спрашивает. Мальчишка тогда до самой лестницы не затыкается, а потом прощается неловко, довольно улыбаясь, и вверх на свой этаж убегает. Геральт за ним следит еще несколько дней подряд, но не подходит, не заговаривает, а после Йеннифер про парнишку рассказывает с трепетом и нежностью неподдельной. Девушка улыбается подозрительно, но ни слова не произносит. О чувствах своих Юлиан редко с кем-то говорит. Считает, что это личное слишком. Он их с Геральтом в письмах разделяет, потому что так, почему-то, проще. Это все вообще не планировалось: ни влюбленность, ни письма, но как-то получилось. Первое свалилось, как снег на голову, Лютик даже сказать не может, когда точно. Будто проснулся однажды, а в мыслях только он, и в груди тепло, и сердце бьется часто-часто. Он влюбленность эту боялся сначала, неправильной считал и Геральта всеми способами избегать пытался, самому себе говоря, что, мол, пройдет, а потом решил первое письмо написать, высказать в нем все, что он о Геральте думает, чувства своих на бумаге вылить, проклянуть тысячу раз, сердце глупое успокоить, убедить, не зная в чем. Затея провальная с самого начала была, потому что Лютик еще раз за написание письма сел, и еще раз, и еще. Когда-то письма обычные были, рассказывающие о том, как у Юлиана день прошел; иногда письма теплые были, чувственные, нежностью пропитанные; иногда письма гневные были, с оскорблениями и проклятиями, и капельками слез, засохшими на бумаге. Последние мальчишка больше всего не любил, но всплески свои подавить не получалось, как и желание Геральта обвинить во всем. Лютик толчок в плечо легкий чувствует и вновь вздрагивает, глазами хлопая пару раз. Спереди смешок раздается, а после он с улыбкой геральтовской встречается и сам в ответ улыбается глуповато. Цири смотрит на него, брови вскинув в удивлении и беспокойстве. — Задумался, — оправдывается тихо, взгляда с Геральта не сводя. Тот в ответ смотрит впервые, кажется, за последние полчаса, а после подмигивает, в краску вгоняя.***
— Цири тут обмолвилась, что ты поешь неплохо, Лютик, — старший интонацией выделяет полюбившееся прозвище, в шаге с юношей равняясь. — Спой нам. Юлиан одаривает Цириллу недовольным взглядом, шепча «предательница», а в ответ получает улыбку и толчок в плечо. — Спой нам, Юлиан, спой! — звонкий женский голос раздается прямо рядом с ухом, и мальчишка морщится, девушку легонько отталкивая от себя. Цири, уже заметно охмелевшая, хихикает и за руку его хватает. Сбоку слышится геральтово «ну же» и Лютик, вздыхая, прикрывает на секунду глаза, прежде чем нарушить воцарившуюся в ожидании тишину. — «…A storm raging on the horizon Of longing, and heartache, and lust She’s always lose-lose So tell me love tell me love How is that just? «* Лютик взгляд быстрый на Геральта кидает, вздыхая тихо совсем, едва слышно, прежде чем продолжить. В голове мыслей ворох, а вокруг — тишина. Даже звуков шагов не слышно почти. Прерывать Лютика никто не хочет, а он бы, на самом деле, хотел ужасно, чтоб кто-то выкрикнул «хватит». В груди от строк, которые он сам же поет, боль острая, потому что песня эта в порыве чувств о чувствах же написана. Почему он ее выбрал, Лютик и сам не знает. Йеннифер, впервые притихшая, вновь смотрит на Юлиана с сожалением. Он знает, что девушка догадалась обо всем, поэтому на взгляд ее плечами пожимает, тишину нарушать продолжая.***
У Лютика в голове последние пару дней только вопрос Геральта о том, кому песня его посвящена, и взгляд хитрый, недоверяющий. Они после этого разошлись как-то слишком быстро, без прощаний или «увидимся позже». Хихикающая Цирилла Лютика за руку потянула, что-то рассказывая по дороге к двери гостиной Когтеврана. Он ее не слушал особо, кивал только и все на этом. А на следующий день он, путаясь в мантии и спеша на прорицание, неожиданно для самого себя понимает, что Геральт, как и Йеннифер, обо всем догадался. Отсюда и смешки его, взгляды хитрые, изучающие, улыбки странные, насмешливые. Лютик тогда останавливается на несколько секунд, чувствуя, как внутри все холодеет и кожу будто иголками колит, а после срывается в кабинет и у Цири долго выпытывает, не проболталась ли та ни о чем. Девушка глаза на него таращит и плечами пожимает неуверенно. Может, сказала что, а может нет. Она не помнит. Лютик пальцы в волосы запускает и, под слова профессора о том, что скоро тот, кого он любит, сам к нему придет, взвыть готов. Лучше от этого предсказания не становится совсем, потому что мальчишка убедить себя во взаимности не может. Не пара он Геральту, абсолютно точно нет. Цирилла рядом улыбается, учебником прикрываясь. Она уже все наперед знает. С письмами Лютик не завязывает, но о чувствах в них не говорит совсем. Рассказывает о завтраках, обедах, ужинах, уроках ненавистных, о Пивзе, что на него смотрит подозрительно и хихикает, о странном поведении подруги, имя которой предусмотрительно не называет. Цветы в конверты подкидывать тоже перестает. После Квиддича находит в своей комнате конверт и пару любимых леденцов из Хогсмида. В письме короткое «Сегодня в 7 у школьных дверей. Можешь опоздать на пару минут ;)». У Лютика в этот момент сердце в пятки уходит. Цирилла, сидевшая в гостиной за книгой травологии, взвизгивает, когда Лютик приземляется рядом и обрушивает на нее свое «тут такое!». Она выслушивает его терпеливо, лицо серьезное сохранить пытается, а после говорит, что понятия о планах Геральта не имеет. Лютик ей, конечно, не верит. Серая Дама просит передать «красивому сероволосому юноше, чтоб он перестал шастать под дверью каждый вечер».***
Ровно в семь вечера Лютик несется по многочисленным лестницам на первый этаж школы, где к нему, отвлекаясь от нескольких студентов, подлетает Пивз. — Куда собрался? В запретный лес? Приключений захотел, студентик? Лютик на полтергейста взгляд недовольный кидает, а тот ему палец вверх показывает, улыбаясь, и просит лицом в грязь не упасть. Пивз явно знает, куда мальчишка так спешит, но за жест он полтергейсту благодарен. Выбежав за дверь, Лютик внимательно оглядывает школьный двор, проходит чуть вперед и с нескрываемым разочарованием замечает, что вокруг никого нет. Геральта, кстати, тоже. Он уже собирается разворачиваться, когда на его плечи опускаются чужие ладони. — Почти вовремя. Я собирался подниматься за тобой, — над головой раздается тихий голос и Лютик готов поспорить, что слышал улыбку. — Серая Дама просила передать, чтоб ты не ходил под дверью. Пускать тебя она категорически отказывается, даже если ты отгадаешь все загадки, — мальчишка осторожно оборачивается и не без гордости замечает, что улыбка на чужих губах присутствует. — Я думал, что это сработает, — руки с плеч Геральт убирает и голову склоняет набок. Лютику кажется, что он им любуется. — Это может сработать, на самом деле, потому что Серая Дама, я думаю, когда-нибудь точно сдастся. Она крутая. Многие ее, почему-то, не любят, но не когтевранцы. Мы ее обожаем! — голос Лютика звучит восторженно, а Геральт тихо смеется и понимающе кивает. — Йеннифер пытается найти способ незаметно проникнуть в вашу гостиную. Она немного…помешалась на Цирилле, — задумчиво произносит старший, обходя Лютика. — Обещала показать мне, если вдруг сможет пройти и остаться незаметной. Было бы неплохо сторожить тебя и твои сны. — Меня? Ты…ты догадался, да? — он медленной поступью идет за Геральтом, кусая от волнения губы. — То есть, ну конечно, ты догадался. Это же было так очевидно! Я совершенно не умею скрывать чувства, да и я, ну, не особо старался, кажется. То есть, знаешь, я хотел, чтоб ты узнал, но и не хотел тоже. Это все так запутанно, я и сам мало что понимаю. Цири говорила мне подойти и признаться, но говорить о чувствах на бумаге гораздо пр… Геральт дергает мальчишку за руку на себя и хваткой крепкой чужую талию сжимает, губы поцелуем накрывая. Остаток фразы Лютик в поцелуе проговаривает мычанием неразборчивым, ладонями в крепкую мужскую грудь упираясь от неожиданности, а после медленно скользит ими вверх и в конечном итоге на щеках останавливает, обхватывая их ласково, нежно. Он губы осторожно размыкает, позволяя поцелуй углубить. Старший осторожничает, будто спугнуть пытается, а Лютик в происходящее поверить не может. Ладонь крупная, грубая под мальчишеский свитер ныряет, кожу горячую поглаживает и ближе жмет еще и еще. Лютик от этих прикосновений плавится и в поцелуй стонет едва слышно, а после отстраняется и утыкается лбом в Геральтову шею, пряча раскрасневшиеся щеки. Над головой смешок раздается и Лютик поцелуй в волосах чувствует. Руки чужие все еще талию сжимают. — Как ты понял, что это я? — Лютик шепчет тихо, голову приподнимая и в чужие глаза заглядывая. — Все поняли. Твою сову каждый студент знает. Лютик снова в шею Геральта утыкается, произносит тихое «какой я идиот» и думает, что, в принципе, он счастлив.