Часть 1
26 января 2020 г. в 18:28
Твои слова как-то странно отразились на мне.
— Оу… Как же…
Я не нахожу ничего лучше, чем обвить тебя руками и прижаться так сильно, словно в последний раз. А ведь я правда не знаю, когда ещё тебя так обниму. Когда ещё мы также вместе сможем сидеть в темноте, заключённые в тёплые объятия друг друга.
От стен до наших ушей отдалённо доносятся звуки энергичной музыки и голоса тренеров, они сейчас только раздражают меня, хотя возможно и сглаживает ситуации и тишину, постоянно появляющуюся на полуслове, потому что ни ты, ни я не знаем, что сказать и как.
Мы сидим здесь внизу. Ты — около часа, я — пару минут от силы. Ты стараешься не плакать, но при первой же фразе голос твой срывается. Я не вижу тебя, глаза ещё совсем не привыкли к темноте, в которой я могу ощущать только пол, на котором мы обе сидим, и твою руку. Ладонь поначалу кажется холодной, но быстро мягчится и теплеет, сжатая моими пальцами. С тобой всегда так. Ты говоришь мне об этом, рассказываешь, как тебе важно это тепло, когда тебе так плохо. Я не разу не ощущала рядом с тобой холода. Твои слова даже радуют меня. Выходит, я дарю тебе это тепло всегда, в какой бы момент не обняла тебя.
— Мало кто делает это. — О нет. Я! Я это делаю!
Я обнимаю тебя, потому что не хочу, чтоб ты так думала. Я люблю тебя обнимать. Обожаю. Мне становится наплевать, что вместо зала мы находимся в темноте под лестницей. Глаза постепенно привыкли к темноте, полоска света, что пробивается сквозь щель дверей сцены за нашими спинами, освещает твоё лицо. Я вижу твои глаза. Они чуть ли не плачут. Такие красивые. Большие карие глаза. Я постоянно теряю в глубине этой радужки зрачок, и в этот момент глаза твои кажутся бездонными.
Ты запуталась, потерялась. Пожалуйста, не плачь. Я чувствую, как сердце ёкает в момент, когда ты опускаешь голову и в нервном смешке всхлипываешь. В груди все сдавило словно при ломке рёбер. Мне приходится крепче сжать твоё тело в объятиях, ты ложишься мне на колени, поглаживая мою руку, что с момента моего прихода не выпускаешь из хватки своей тёплой ладони.
— Всё будет хорошо.
Я говорю это. Говорю не в первый раз, потому что правда надеюсь на лучшее. На тебя навалилось сразу слишком много невыносимого. На тебя кричат, тебя обижают, а я не могу ничего сделать, ведь я живу даже не в одном с тобой месте. Я вижу тебя только по выходным и то не каждую неделю. Но нам хватало сбегать под лестницу во время занятий и разговаривать. Часто сюда приходят и другие, но тогда я их так ненавижу, хоть на самом деле обожаю. Но в эти моменты нарушается всё. Падает с треском с лестницы, как и задорное «вы здесь?».
Я никого не виню. Я не могу. Но я знаю, что и тебе лучше, когда мы только вдвоём. Когда свет, если на небе луна или ещё не севшее солнце, пробивается сквозь лёгкую, прозрачную тюль и падает, если так случится, на нас, когда мы сидим на лестнице. В эти мгновения я люблю разглядывать твои грустные глаза, полуопущенные ресницы, а ты в ответ смотришь на меня.
Это так странно, но нам плевать.
Сейчас так не происходит. Ты не знаешь, как объяснить, я недоумеваю, как подбодрить.
— Только… Не делай себе больно, пожалуйста.
Ты киваешь, но клянёшься, что отправишь распечатанные фотографии своих изрезанных острым канцелярским ножом рук всем, кто был этому виной. Мне кажется, будто ты изрезала не запястья, а меня, сейчас. Я давно знаю, что ты делаешь это. Ты говорила, что так наказываешь саму себя. Это.странно. Ты утверждала, что от этого легче. Я разрывалась тогда: накричать на тебя, возмутиться, зареветь или исцеловать твои порезы, чтоб больше ты о них не вспоминала. Твоя кожа бледная, поэтому шрамов не видно, но я знаю, что они там есть.
Ты сожалеешь. Сожалеешь о том, что уходишь. Я понимаю, тебе надо отдохнуть. Ты называешь себя слабой, но тут ты не права. Даже не думай больше так себя называть. Будь ты слабой, ты бы давно всё бросила, но ты идёшь через это. Я прошу тебя поверить мне. Поверить, что все в конце будет лучше.
Ты улыбаешься и киваешь, утыкаясь в мою щёку носом. Твои повадки часто напоминают мне котёнка. Маленького, беззащитного, ласкающегося котёнка. Так мило.
Я говорю тебе об этом, и ты смеёшься. Я чувствую, что делаю что-то правильно.
Мы говорим уже вовсе не о твоём уходе. Не хочется думать, что теперь, единственное, что нас будет связывать, это твои недописанные фанфики, и что будем общаться мы лишь сухими пикселями, которые якобы должны передавать твоё состояние и выражать эмоции. Но без этих объятий. Без тебя. Как я буду… Как будешь ты. Я чувствую, что и тебе будет плохо, и от этой мысли мне становится невыносимо грустно. Я понимаю, что тоже начинаю подавлять слезу.
Мы отвлеклись. На какую-то незначительную тему. Я тебе помогла, ты сама так сказала, и я рада. Я рада этому. Но…что, если это последний раз, когда я помогаю тебе. Я не хочу. Я сделаю так, чтоб это было неправдой.
Мы смеёмся. Я люблю твой смех. Он такой настоящий. Ты можешь кататься по полу, задыхаясь, или тихо хихикать — мне безумно это нравится. Мы говорим о парнях. Почему мы пришли к этой теме?
Ты давно рассказала мне, что не относишься к типу девчонок, фанатеющих по мальчикам. Вернее, только по мальчикам. Чонгук и Юнги не в счёт, конечно же.
Разговоры о парнях мне не нравятся. Не нравятся в твоей компании. Ты даже не восхищаешься ими, но меня дико раздражает. Я позволяю и поддерживаю разговор. Тебе нужно отвлечься.
Мы быстро меняем тему. Напряжение рассеивается в воздухе, чему я слёзно радуюсь. Мы обе понимаем, что, как только ступим в светлый коридор, оно вернётся. Поэтому мы не собираемся возвращаться в зал до конца занятия.
Ты замолкаешь также внезапно, как и начинаешь бурно рассказывать о новой безумной, дико интересной! , идее. Крепко обнимаешь меня, до такой степени, что я грудью чувствую, как бьётся твоё сердце. Мы сидим так долго. Я чувствую бой не только твоего, но и своего сердца. И отчего-то мне кажется, что они сливаются в один ритм. Тудум-тудум-тудум. И бой этот усиливается. Я невольно улыбаюсь.
Дверь над нами скрипит, и по лестнице кто-то спускается вприпрыжку, беспечно отбивая пальцами ритм по перилу. Человек окликает нас, и нам приходится подняться. Мы не отпускаем рук друг друга, но без объятий становится так пусто и холодно. Хочется назад, но нужно идти.
Мы поднимаемся. Свет ламп бьёт по глазам, ослепляя. Мы ещё с минуту бродим, похожие на кротов, пока не заходим в зал.
Всё как обычно, будто ничего и не случилось. Мы отходим друг от друга и вливаемся в беседу, но чувство пустоты уже не покидает меня, а ведь ты пока рядом.
Я заставляю себя улыбаться и разговаривать, хотя сама хотела бы молча наблюдать за тобой.
Нас отпускают. Мы спускаемся по лестнице. Другой лестнице, и хорошо, иначе я бы не удержалась, чтоб, схватив тебя за руку, забиться под ступеньки.
На улице тепло, но ты все равно кутаешься в шарф. Тебе опять холодно и тоскливо. Ты так и не сказала никому. Ты боишься, но уходить, не попрощавшись тоже не планируешь. Написать. Как это ужасно, ты об этом знаешь. В общий чат… Я не буду его читать.
Я прощаюсь со всеми, и мы снова обнимаемся. Мы стоим, заведя руки за спину друг друга, неприлично долго. Но кому какое дело.
Твои губы касаются моей щеки. Ты делала так уже, и не раз. Но сейчас мне так хотелось, чтобы твои губы сдвинулось чуть влево.
Как это глупо.
Мы выходим на улицу и расходимся. Неловко улыбаясь, машем друг другу рукой.
Обогреватель в машине не помогает мне согреться. Телу зябко, глазам сыро, а щёки и ладони бьёт противный жар.
Только сейчас, увидев тебя, заворачивающую за угол дома, я позволяю солёным каплям прочертить дорожку на моём лице. Хочется зарыдать, но я держусь. Вижу уставший взгляд отца в зеркале. Он вздыхает, а я, закрывшись ладонями, горблюсь, опуская голову на колени.
Капюшон и звук заводящегося двигателя заглушают мои хныканья.
Почему мне так не хочется домой? Я хочу обратно. На лестницу. К тебе. Я чувствую, что…хочу только к тебе. Хочу только твоих объятий.
От мыслей этих только больше трещит голова. Я не хочу этого принимать.
Я должна сказать себе это. Должна уже наконец!
— Люблю…чёрт дери этот мир, люблю…