Замечательный выходной.

Мужчина сосредоточенно смотрит на горящий экран ноутбука через стекла очков. На столе разложена куча бумаг, конец месяца снова выдался нелегким, а потому даже в собственный выходной приходится брать работу на дом. Он сам этим жутко недоволен, но помимо его недовольства присутствует ещё и кошмарно нервная девчонка, которая полдня дует губы и фыркает в ответ на каждое его слово. Вот и сейчас она сидит на диване и демонстративно читает книжку, агрессивно перелистывая страницы. Мужчина отвлекается от экрана и устало трёт переносицу под очками: — Лиз, черт побери, я не виноват, что так вышло. Девушка поднимает взгляд и поджимает губы: — Вторые. Выходные. Подряд. Фыркает она и снова опускает взгляд на мелкие строчки. Раздражает. Неужели нельзя свалить хотя бы часть бумажной работы на подчинённых? Ну так нет же! Лучше взять самому на дом, чем задержать на час после работы несколько человек. Её руководство почему-то так о своих людях не заботится. Чтоб его… Когда Байльшмидт выдыхает и снова начинает что-то печатать, Элизабет тихонько опускает книгу и смотрит на мужчину из-под светлой чёлки. Узкое бледное лицо, прямой нос, очки, тонкие губы и такой сосредоточенный взгляд. Рядом на столе лежит смартфон, несколько ручек и три папки с документами. Весь такой занятой, деловой, рукава домашней рубашки закатаны до локтя, чёрная майка торчит из-под её воротника… Вот же черт. Девушка недовольно ерзает на диване, стараясь не привлекать к себе внимания. Вторые выходные подряд он сидит носом в компьютере, а вечером валится спать от усталости. Конечно, пахать неделю без продыху. Балбес. Она снова фыркает себе под нос и ещё раз пробегается глазами по слишком красивому, по её мнению, лицу. Черт. Это просто невозможно. Достал. Хедервари кладёт книгу на диван, легко поднимается на ноги и одергивает вниз домашние шорты. Реакции ноль. Девушка втягивает в себя воздух, выдыхает, а следом неспешно подходит к мужчине и встаёт рядом. Сердце бьётся о ребра. — Лиз? Байльшмидт поднимает на неё удивлённый взгляд из-за стёкол очков и перестаёт печатать. Он ожидает чего угодно, но только не того, что она перекинет ногу через его бедра и устроится на его коленях, как будто так и нужно. Мужчина замирает, цепенеет, а девушка уже мягким движением снимает с него очки. — Элизабет? Голос предательски хрипит. Байльшмидт моргает несколько раз, чтобы привыкнуть к миру без линз перед глазами и смотрит на слишком загадочное выражение лица Хедервари, которая сидит сейчас слишком близко. Она чуть улыбается, кусает свою нижнюю губу и мягко кладёт руки ему на плечи. Молча. Абсолютно молча. Гилберт рвано вдыхает и опускает ладони на тонкую талию, ведет пальцами и безотрывно смотрит в зелёные глаза. Сердце заходится бешеным ритмом, кровь шумит в голове, а девушка аккуратно касается его щеки и тянется ближе, ведет носом по коже, а следом накрывает его губы в мягком, но настойчивом поцелуе. Байльшмидт выдыхает в её губы, прежде чем ответить на поцелуй. Глубоко, горячо, так, чтобы не осталось воздуха, потому что это выше его сил. Элизабет довольно жмется ближе сжимает руками его плечи, ерзает на коленях, а ладони мужчины уже на её спине, ползут ниже, сжимают поясницу, спускаются на бедра и нетерпеливо дёргают ближе. Девушка разрывает поцелуй и хрипло тянет прямо в его губы: — Ги-ил… Байльшмидт дуреет, запускает ладонь в её волосы, давит на затылок и жмёт ближе, вовлекает в новый поцелуй, а второй рукой с силой жмёт бедро. Чертовка. Хедервари сдавленно мычит, обнимает мужчину за шею и снова ерзает, срывая с тонких губ шумный выдох. — Чер-тов-ка. Хрипит он, подхватывает девушку под бедра, резко отодвигает стул и поднимается на ноги. К черту работу, к черту все, он закончит потом. Сейчас есть только он и такая желанная девчонка на руках, которая так податливо жмется ближе, ловит его губы и коротко целует, сжимая пальцами волосы на его затылке. Она отстраняется, смотрит мутными зелёными глазами и улыбается. Улыбается довольно, словно получила желаемое. Хотя. Почему «словно»? Мужчина вслепую огибает диван в гостиной. За столько времени, которое он провел в этом доме, он в любом состоянии сможет дойти до каждой комнаты. Даже с Элизабет на руках. Особенно с Элизабет на руках. Гилберт вваливается в спальню и, не размениваясь на мелочи, опускает Элизабет на кровать, тут же нависает сверху и горящим, голодным взглядом окидывает то, что видит перед собой. Пшеничные волосы раскиданы по покрывалу, девушка дышит приоткрытым ртом, красные от поцелуя губы, подернутые пеленой зелёные глаза… Байльшмидт сдавленно рычит и обводит руками её тело, жмёт, гладит и смотрит, впитывает эмоции, жадно ловит тихий стон, дуреет с зажмуренных глаз и в пару движений стягивает с себя рубашку и майку. Жарко. Кошмарно жарко уже сейчас. Гилберт нависает снова, а девушка поднимает руки и обводит пальцами его торс, ключицы обнимает за шею и тянет ниже, к себе, почти вплотную. У мужчины сердце грозит выломать ребра от этой ебаной инициативы он хватает ртом воздух и снова целует. Жарко, властно, перехватывая ведущую роль, потому что так сильно хочется довести её до предела, так хочется, чтобы она извивалась в его руках. Даже мысли об этом — раскаленной лавой по телу, а когда его ладони скользят по коже под свободной футболкой… Гилберт кусает нижнюю губу девушки, ведет короткими ногтями по её животу до бедра. Ткань шорт под пальцами выводит из себя, но Хедервари выгибается в спине, поддается под его касания и тихо стонет. — Господи, Ли-из… Мужчина дёргает бесящую ткань вниз, а девушка послушно поднимает бедра и помогает освободить себя от этой ненужной детали. Шорты летят к черту, а Байльшмидт смотрит сверху вниз, слушает её сбитое дыхание, ловит взглядом полоску кожи из-под задравшейся футболки, а следом почти нежно ведёт ладонью по девичьей щеке: — Чер-тов-ка. Привычно раскладывает он слово и тут же срывается на хриплый грудной стон, потому что Элизабет уводит руку вниз и с нажимом ведёт ладонью по его ширинке в которой сейчас до ужаса тесно. Хедервари кусает губы, сорвано дышит и снова ведёт ладонью, сползая по кровати чуть ниже, чтобы было удобнее. Гилберт жмурится, напрягает руки, рычит и подаётся пахом навстречу прикосновению. Ближе, ближе, черт тебя дери! Рычаг срывает в следующий миг, когда Байльшмидт видит на припухлых губах слишком уж довольную улыбку. Мужчина пересекает чужую инициативу, рывком стаскивает с девушки футболку и тихо шипит ей на ухо: — Не дёргайся, Лиз. Хедервари почти урчит от удовольствия, а потому поворачивает голову и сипло, довольно тянет: — Как скажешь, Ги-и-ил. Мужчина дуреет, плывёт от этих слов, касается губами её шеи, прикусывает и в это же время снова ведёт ногтями по её животу: — Люблю тебя, Э-ли-за-бет. Хрипит он и целует её плечо, ключицу, рукой мягко поверх бюстгальтера сминает грудь. Он обожает Элизабет. Обожает до безумства, до умопомрачения, до дури, настолько, что сносит крышу. Даже спустя немало времени, что они живут вместе, он все ещё не может спокойно реагировать на то, что она так ему отвечает. В голове набатом бьётся тупое «моя», когда мужчина снова кусает за шею, когда девичий стон током по нервам, когда ладонь чертит по коже вниз и пальцы легко проходятся по ткани белья. Черт. Влажно. Боги… Гилберт снова мажет пальцами по белью, а Хедервари стонет и жмёт пальцами подушку у себя под головой. Не дёргается, слушается. Вот же… — Ты с ума меня сведёшь, Элизабет. Хрипит мужчина и целует её в приоткрытые губы, обводит языком, а пальцами снова касается влажной ткани, чуть давит, так, чтобы выгнулась, чтобы застонала в поцелуй, чтобы к чертям воздух из лёгких. В штанах отвратительно тесно, но Байльшмидту слишком не хочется сейчас отрываться от такого приятного занятия. Он разрывает поцелуй, смотрит на румяное девичье лицо, смотрит как та жмурится от удовольствия, когда он вновь двигает пальцами. Красивая, до безумия красивая. Гилберт тихо матерится и отнимает руку от её тела, рывком встаёт на ноги и в пару секунд освобождает себя от чёртовых джинс. Так хочется вернуться обратно к Элизабет, и Байльшмидт не отказывает себе в удовольствии. Он наклоняется к ней, касается губами виска, скулы, губ, переходит на шею, а следом ниже, до груди, где натыкается на чёртов бюстгальтер. Блять. — Мешает, Лиз. Рычит он, а девушка послушно приподнимается и позволяет снять с себя то, что так раздражает сейчас Гилберта. Он доволен, доволен настолько, что обхватывает губами сосок, обводит его языком, а рукой чертит ниже, срывает новый громкий, глубокий стон с девичьих губ. Она выгибается, поддается, разводит шире колени, а мужчина сходит с ума от этой реакции. Гилберт переходит ко второй груди, с нажимом ведёт пальцами внизу и чувствует как ужасно ноет у него в паху. Ничего, плевать, ещё рано, он ещё в полной мере не взял то, чего так сильно хочется. А хочется её стонов, её реакции, её выгнутой спины и своего имени с её губ. Черт. Черт! — Байльшмидт… Прекрати дразниться… Едва собравшись с силами шипит Хедервари, а мужчина только ухмыляется, поднимается выше и, щурясь, смотрит на неё: — Что, так не терпится, Ли-из? Он отодвигает край её белья и, едва касаясь, проводит кончиками пальцев по влажной коже. Ответом ему — надрывный стон и запрокинутая голова, ответом ему — шея с бьющейся жилкой, к которой он и припадает губами, по которой ведёт языком, а следом… Следом двумя пальцами внутрь, до упора, до движения бёдер навстречу и тихого, хриплого, протяжного «да-а-а», слетающего с девичьих губ. Это выше его сил, выше самообладания, а потому — несколько сильных, почти грубых толчков внутрь, а потому вязкий туман в голове от ощущения, чужой влаги на пальцах. Элизабет выгибается, стонет, подмахивает бедрами и почти сходит с ума от желания, жара и того, как ноет внизу живота. Ей хочется больше, хочется глубже, она сжимает пальцами несчастную подушку и только чуть сильнее разводит ноги. Гилберт резко вынимает пальцы, мутным быстрым взглядом смотрит на чужую смазку на коже, одним движением освобождает девушку от белья, а следом рывком открывает ящик тумбочки рядом с кроватью, достаёт оттуда небольшую квадратную блестящую упаковку и с тихим матом отстраняется от Элизабет. Снять с себя белье, порвать фольгу, натянуть презерватив, устроиться снова между ног у Хедервари — все это занимает считанные секунды. Он смотрит на неё, распаленную, заведенную, ерзающую от нетерпения, и его накрывает с головой, вышибает землю из-под ног. Мужчина ведет головкой по влажной коже, горячо выдыхает сам и жмурится. — Ну же, Байльшмидт. Хрипит девушка и получает такой желанный, такой глубокий толчок внутрь, до упора, до искр их глаз. Байльшмидт рычит и запрокидывает назад голову, почти полностью выходит и снова толкается во всю длину. Ему хорошо, до дрожи хорошо, а потом он наклоняется ближе к девушке, коротко целует её губы и ловит новый стон, ловит её движение навстречу. Девчонка. Она просто сводит его с ума. Гилберт плюёт на обыденность позы, сейчас слишком не хочется никакой лишней возни, а потому он попросту задаёт ритм, такой, чтобы толком не вдохнуть, чтобы глубоко, до пятен перед глазами, до сорванного дыхания, до новых стонов и расчерченной её ногтями спины. С последнего он срывается настолько, что отпускает себя, роняет надрывный стон, сжимает пальцами простыню, жмурится и хватает ртом воздух. Вот же… — Красивый. Гилберт резко вдыхает, открывает глаза и смотрит на девичье лицо. В зелёных глазах муть и восторг, от этого ещё сильнее топит в эмоциях, ещё сильнее хочется её довести. — Нечестно, Лиз. Хрипит Гилберт и входит на всю длину, давит, ведёт бедрами по кругу и смотрит во все глаза, как девушка кусает губы, как мычит от удовольствия, чувствует, как она сжимает пальцами волосы на его затылке. Господи. Он видит её такой далеко не первый раз, но готов все отдать, чтобы видеть чаще. Она его, только его, и это подстегивает, заставляет нарастить темп до предела, до чёрных пятен перед глазами, до ощущения, что сейчас мир взорвётся к чёртовой матери. Элизабет полностью тонет в ощущениях, теряется, растворяется в чужих прикосновениях, а потому стоны слетают с губ сами собой, а по венам поднимается такое странное и такое желанное ощущение. Девушка дышит часто, коротко, жмурится изо всех сил, а следом протяжно, рвано стонет, почти срывается на крик, выгибается в руках Байльшмидта и расчерчивает его спину яркими красными полосами. Гилберт смотрит во все глаза, следит за тем, как Хедервари падает обратно на кровать, а следом, почти без остановки, он делает ещё пару движений и замирает внутри. Жар вперемешку с дрожью накрывают его с головой. Мужчина рычит, стонет и запрокидывает голову. В голове вакуум, сердце бьётся в бешеном темпе, перед глазами яркие всполохи, а внизу живота так горячо, словно внутри разожгли огонь. Волна потихоньку начинает спадать, мужчина наклоняется к девушке и нежно касается губами её виска. Он пытается восстановить дыхание, руки дрожат, а тихий стон, когда он выходит из Хедервари мурашками катится вдоль позвоночника. — Дай мне минуту. Просит он и, пошатываясь первые пару шагов, идёт в ванную. Всего пара минут, чтобы привести себя в порядок, всего пара минут, чтобы вернуться обратно в комнату, надеть белье и улечься в уже разобранную постель, а не поверх покрывала. Элизабет все ещё смущается смотреть на него обнажённого, он к этому привык, а потому его топит нежностью, и он мягко обнимает разомлевшую и довольную девушку. — Получила, что хотела, а, Лиз? Мужчина касается губами светлой макушки и даёт девушке устроить голову у него на плече. — Сполна, Гил. Даже по голосу слышно, насколько она довольна. Плевать. Работа катится к черту. Этот выходной они проведут вместе. Возможно, даже не вылезая из кровати. Разве этого не достаточно для счастья?