Эхо греха

«Всё началось не со зла, Всё началось, как игра… Но лестницу в небо сожгла — Плата за стыд твой и страх»,  — Ария, «Улица роз»

Она пришла поздно, далеко за полночь. Не успело восходящее солнце осветить своими лучами городские ландшафты мегаполиса, как её тёмная фигура прошмыгнула мимо двойной стеклянной двери, задержалась на пару секунд подле неё, раздумывая, входить или нет, и, очевидно, избрав второй вариант, двинулась дальше в темноту, куда не сочится яркий электрический свет внутренней подсветки бара. Курогири отлично знал, куда она направилась, ведь пойти теперь она могла только в одно место. Человек-туман дал ей время, выждал несколько минут и сделал шаг, активировав Варп-врата. Таким образом, подошва его лакированной туфли, оттолкнувшись от деревянного паркета, опустилась на холодный промёрзший бетон, покрытый затвердевшим инеем. По дымообразной причуде тут же пробежалась сухая рябь, подгоняемая ледяным декабрьским ветром, также пошелудившим ткань жилетки злодея.  — Томура. Она сидела прямо на бетонной плите, сейчас играющей роль пола, но обычно — крышей второго этажа «Альянса злодеев», спиной к пришедшему, но не обернулась, даже заслышав глухой звук шагов. Холодный ветер грубо подхватывал и задирал вверх полы её плаща и её светлые окрашенные волосы лазоревого цвета, но она и не предприняла никакой попытки закутаться в верхнюю одежду.  — Томура, — снова позвал он, — сколько человек ты сегодня лишила жизни? Тишина. Морозный шелест ветра в ушах.  — Тенко?  — Не считала, — грубо и нехотя отрезала синеволосая. Курогири молча попытался всмотреться в сидящую тёмную фигуру, но из-за ночной темени смог более-менее отчётливо разглядеть только волосы, поэтому извлёк из кармана прихваченный с собой фонарик. Мягко-жёлтая струя света тут прорвала мглу, фигура встрепенулась.  — Сколько же теперь в Альянсе членов? Шигараки, щурясь, медленно и нехотя развернулась, придвинув лежащую подле неё забальзамированную человеческую кисть, навеки застывшую в одном единственном жесте. Теперь ядовито-жёлтым глазам предоставилась возможность лицезреть часть её кожи в искусственном свете, благодаря которому злодей мог рассмотреть каждый вздыбившийся под напором ветра волнистый голубой волос, каждую снежинку, застрявшую в кудрявых волнах, каждую недобрую искорку, ярко блестящую в прищуренных алых глазах. Увиденное его ничуть не удивило. Как он и ожидал, лидер перепачкана в крови. В чужой и, куда без этого, своей.  — Не знаю. Яркие алые глаза на секунду упёрлись в хищные зелёные, с трудом сопротивляясь давлению света, и тут же перевели взгляд куда-то в сторону, во мглу. Испачканные пальцы, сплетённые в нежной и удушающей хватке, оторвались от искалеченной ранами свежими и ранами старыми шеи и скользящими от липкой крови движениями пробрались к лицу. Приблизившись к подопечной поближе, Человек-туман разглядел два крупных прозрачных осколка, торчащих из подбородка и щеки девушки. Томура, оттянув упругую плоть щеки, дёрнула хвостик осколка и моментально избавилась от одного инородного тела. Попыталась провернуть это с другим осколком, который поддался далеко не так просто. Шигараки шикнула, едва поборола желание дотронуться до него всей пятернёй, но её всё же остановила мысль о том, что лучше иметь изуродованный с гноящей раной подбородок, чем не иметь подбородка вообще, поэтому не рискнула использовать причуду вблизи собственного тела.  — Хватит так смотреть. Я сделала всё правильно.  — Надеюсь.  — Всех крыс нужно убрать с корабля, пока они его не потопили, — она с тихим рыком выдернула осколок, который оказался немного крупнее, чем на первый взгляд. К красной жиже на шее присоединилась ещё одна струйка. Томура медленно поднялась. — Мне ведь просто нужно проследить, чтобы никто из чёртового Лже-Альянса не подох раньше времени, вот я и избавилась от лишней заразы, пока она не погубила всех.  — Надо же, — мужчина взглянул на городскую линию горизонта, где через несколько часов начнётся восход. — Сегодня Рождественская ночь, а ты устроила Варфаламееву. Шигараки зыркнула на него, но тут же поймала траекторию его взгляда и проследила за ней.  — Ненавижу это место.  — По-моему, оно ничем не отличается от Токио.  — Отличается. — отрезала девушка. — Чем так примечателен этот городишко?  — Городишко. — едва слышно усмехнулся злодей. — Это ты так о Нью-Йорке-то? Между прочим, это самый крупный город в США, известный во всём мире своей архитектурой и культурными достопримечательностями, — пояснил мужчина, прекрасно понимая, что спрашивала она совсем не об этом. — Но тебе куда интереснее будет другое. Именно здесь скрывался Всемогущий после того, как бежал из Японии.  — Ясно. Меня сплавили путешествовать по родным местам Символа мира, — невесело усмехнулась она, но кривоватая ухмылка мигом слетела с её уст. — Только вот… что мне теперь делать в этой помойке? Тёмный, окутанный в кожаный плащ силуэт быстро шмыгнул к лестнице, вниз по ней и довольно быстро двинулся в сторону проулка между соседствующими зданиями.  — Ты разве не идёшь домой? — Курогири материализовался у другого угла здания бара, предполагая, что подопечная направится в ту же сторону. — Не опасно ли тебе гулять именно сейчас?  — Мой дом за тысячи километров отсюда! — огрызнулась Томура. Она неловко наклонилась, опираясь об угол какого-то здания, назначения которого они пока не знали, и, зачерпнув горсть снега, морщась от неприятных ощущений, растёрла ею лицо и шею, чувствуя, как кожа немеет холодом. К её ногам упал уже бурый испачканный снег. *** В этот же момент, когда подошва Курогири лишь коснулась бетона, в небольшой квартирке совсем неподалёку раздался стук в дверь. Седоволосая женщина в простом домашнем платье честно подождала ответа целую минуту и только после этого снова постучала костяшками о деревянную поверхность межкомнатной двери, но в этот раз заметно сильнее.  — Эй, не смей меня игнорировать! — прикрикнула она, когда ответа так и не последовало. — Не смей, я сказала! Однако юноша, сидящий прямо на подоконнике наполовину открытого окна, не отреагировал даже на это. Только лишь раздражённо выдохнул, да и только, чувствуя, как холодный ветер бередит отросшие тёмные волосы, как дёргает лёгкую ткань одежды, отчего вся кожа ощутимо покрывается мурашками, щиплет обветренные губы. Но он только плотнее прижался спиной к холодному стеклу, делая очередную за ночь затяжку, стараясь второй ладонью прикрывать дымящийся конец сигареты от зимнего ветра, и запрокинул голову назад, медленно выпуская клубящийся дым изо рта, наблюдая, как мягкие вихри потоками уносит в сторону, как они быстро тают в воздухе, как ночной ветер быстро закручивает крупинки стряхнутого пепла. Немного печальное зрелище, отчего-то. Лишь когда оставшийся окурок самокрутки оказался выброшенным на улицу, он медленно и лениво поднялся на ноги, зябко поёжился, с характерным хлопком и дребезжанием стекла захлопнул деревянную створку. И, не торопясь, направился к двери своей комнаты.  — Да, мама.  — Льюис, может, откроешь дверь?  — Боже, я ведь чёртову дюжину раз просил не называть меня так… — юноша скривился так, будто слова причинили ему физическую боль, поворачивая ключ в замочной скважине и чуть приоткрывая дверь.  — Не называть как? По имени?  — Луис, раз уж на то пошло, — светло-карие глаза слегка сощурились, когда он из своей тёмной комнаты вышел в ярко освещённый коридор их маленькой квартирки. — Вы с отцом, когда я родился, забыли в календарь посмотреть, или что? Сейчас не восемнадцатый век, чтобы детей так называть. — Луис утомлённо выдохнул. Мать из раза в раз совершенно не меняется. Всё те же тонкие, сомкнутые будто в одну линию губы, всё та же глубокая складка между нахмуренными бровями, всё тот же пронзительный голубой взгляд, холодный и прозрачный, как оконное стекло зимней ночью, всё те же худые руки, вечно скрещенные на груди, всё та же безразлично-белая аура, незаметной дымкой витающая над её плечами и уже поседевшей головой. — Ты что-то хотела?  — Хотела посмотреть на своего сына. Или мне уже даже этого сделать нельзя? — насупилась женщина, дергаными движениями откидывая за плечи длинные распущенные волосы. — И, может быть, заодно узнать, зачем он снял со стены фото Элен.  — Так будет правильно. — коротко ответил юноша. Мать хмуро посмотрела на сына.  — Так вот всё просто? Потому что правильно? — пальцы её скрещенных на груди рук заметно вжались в кожу предплечий, а белое облачко ауры подёрнулось красным оттенком. — Давай-ка мы сейчас с тобой, чтобы в лишний раз не ссориться на ровном месте, поступим следующим образом: я забываю об этом небольшом казусе и отправляюсь ко сну, а утром, когда я проснусь, рамка будет висеть на том же месте, то есть там, где она и должна быть. Как тебе такой расклад?  — Мне не нравится, — Луис, подобно матери, сложил из рук Андреевский крест и опёрся спиной об угол дверного косяка. — Давай лучше по-другому: сейчас мне неохота лезть в шкаф, поэтому я сделаю это завтра утром и засуну эту фотку в коробку с остальными вещами Элен. Давно уже пора это сделать.  — Льюис Майрон, — с особым нажимом проговорила женщина, всё ещё стараясь сохранять внешнее спокойствие, что давалось ей сейчас не особо легко, — сейчас же повесь на место фотографию моей дочери. Её нет уже три года. Если тебе так хочется поскорее вычеркнуть из памяти собственную сестру, то я не могу так просто забыть собственного ребёнка, но тебе этого не понять пока что. Может, ты и хочешь поскорее уйти от этого, но я так никогда сделать не смогу.  — Я просто пытаюсь двигаться дальше, — Луис одарил мать хмурым янтарным взглядом. — И желаю тебе того же. Разве это так плохо? Мы с тобой это уже обсуждали. Но ты всё равно вновь злишься, когда я пытаюсь помочь тебе.  — С чего ты взял, что я злюсь? Парень легко покрутил пальцем в воздухе, имитируя вихрь, и указал им в пространство над её головой, где краснело фантомное пятно.  — Ну да, точно, ты ведь у меня эмпат… — усмехнулась миссис Майрон с наигранной едкостью и вновь нервным движением отбросила за спину длинные светлые пряди, всё продолжая прожигать сына взглядом и уже заметно распаляясь в злость. — В таком случае ты также, должно быть, понимаешь, насколько это для меня важно. Так почему ты тогда не можешь просто пойти на уступку и повесить обратно несчастную фотографию?! Это дело принципа? Объясни, для чего тебе нужно раздувать посреди ночи скандал из ничего? Фото Элен будет висеть в гостиной, я имею право видеть собственную дочь. Сейчас же верни его на место! Парень раздражённо выдохнул, продолжая изучать взглядом поведение её ауры, полностью залившейся ярко-красным оттенком. От него отчётливо пахло куревом и уличным холодом, и женщина плотнее пождала губы.  — Я жду! — прикрикнула она. Луис скрылся за дверью и через минуту вернулся уже с небольшой рамкой в руках, которую тут же без лишних слов вручил матери. Женщина с нежностью посмотрела на старую фотографию, изображающую её единственную дочь, столь рано покинувшую мир живых. Бережно погладила пальцем гладкое стекло, будто границей разделяющее их теперь, и вновь непроизвольно подловила себя на мысли о том, как же внешне схожи её дети — одинаковые угольно-чёрные волосы, обрамляющие ужасно похожие друг на друга лица с практически идентичными чертами, одинаковые карие глаза, ярко горящие на фоне белой кожи. Элен и Луис не были двойняшками и появились на свет с разницей в шесть лет, поэтому миссис Майрон только и оставалось, что дивиться случившемуся генетическому раскладу. Однако, к великому её сожалению, внешность — это всегда было единственным, что близко роднило сестру и брата.  — С Рождеством, мамочка, — хмуро пробормотал юноша, наблюдая за действиями матери.  — Неужели тебе совсем не жаль сестру? Да, знаю, в последнее время вы с ней совершенно не ладили и часто ссорились, но ведь в детстве вы были не разлей вода, неразлучны. Или ты уже забыл об этом? Скажи, тебе совсем не жалко её?  — Конечно, я же здесь главный злодей, — юноша так резко развёл руками, что весьма болезненно ударился кончиками пальцев о стену за своей спиной и от неожиданности зашипел. Он схватился за ручку двери, но после нескольких секунд немых раздумий сорвался и двинулся по коридору в противоположную сторону. — Всё, заканчиваем на сегодня. Хватит. Мать молча смотрела, как он быстро накидывает куртку, явно намереваясь снова отправиться куда-то в ночь.  — Совсем как твой отец. Тоже сбегаешь, как только что-то идёт не по-твоему.  — Не надо сравнивать меня с тем уродом! — прикрикнул Луис, в спешке зашнуровывая свои кожаные ботинки, после чего быстро скрылся за входной дверью, даже не оглянувшись назад. Лестничная клетка встретила его ледяным запахом в воздухе, звонким хлопком железной двери и абсолютной темнотой. Парню пришлось на ощупь искать во тьме деревянную периллу с давно облупившейся краской и, постаравшись до предела обострить чутьё, медленно спускаться по каменной лестнице, отдающей шаркающим глухим звуком мелкого хлопка каждый раз, когда подошва его обуви касалась её. И только оказавшись наконец на улице, освещённой небесными огнями — звёздами — и далёкими огнями вывесок и фонарей, он смог снова увидеть что-либо, кроме зияющей черноты. Тогда Луис, выдохнув облачко белокурого пушистого пара, побрел куда глаза глядят. Впрочем, направление пути для него сейчас не имело особого значения. *** Дрожащая мужская ладонь со всей силы, до онемения, сжала складку одеяла, пытаясь перенести всю ломящую боль в одну точку. Рассеянный взгляд покрасневших глаз попытался уцепиться хоть за один предмет в гостиной, но не смог этого сделать, и отёкшие веки с неприятной резью сомкнулись. Всё, что он только мог сейчас делать — это зябко жаться в угол дивана и просить помощи у единственного человека, способного оказать ему помощь и даровать великое облегчение.  — Эдди! — в очередной раз раздался в комнате хриплый сухой вскрик немощного голоса. — Эдди! Как бога тебя прошу! — когда ответа ниоткуда так и не последовало, мужчина, всеми силами опираясь на подлокотник, сделал очередную попытку приподняться на диване, но трясущийся локоть непроизвольно согнулся, и тот обессиленным с едва слышным стоном привалился к спинке, до боли зажмуриваясь и вновь сжимая перед собой дрожащие пальцы в кулак. — Эдисон Линтон, какая же ты сука всё-таки! В комнате на некоторое время воцарилось глубокое молчание, почти даже тишина, которую таковой никак нельзя было назвать, ведь её всё же прерывало заводное тиканье настенных часов и звуки тихих голосов, доносящихся из телевизора, включенного на минимальную громкость, но даже негромкие, едва слышные, колебания звука нестерпимо капали на воспаленный разум, прожигая его пульсирующим раздражением и головной болью. Заковав голову в цепкие оковы собственных пальцев, пытаясь заглушить фантомный гул в ушах, он не слышал уже ничего, и даже гадкого скрипа дверных петлей, и даже звуков шагов. Он не сразу заметил, что из соседней комнаты к нему вышла невысокая женщина арийской наружности, одарила его тяжёлым антрацитовым взглядом и сразу же скрестила руки над объёмным животом, свидетельствующем о последних сроках беременности, молча прислонившись к закрытой за собой двери.  — Эдисон, пожалуйста… Если бы я только мог, я бы не просил…  — Голос подаёшь, — процедила Эдисон, — значит, живой. Стоило ли мне беспокоиться… Видимо, нет.  — Блядь, стой, — мужчина рывком ударил о подлокотник и снова съёжился от ледяной судороги, сжался в комок, впился руками в одеяло, насколько только позволила угасающая в теле сила. — Прости меня, пожалуйста… Ты ведь это хочешь услышать?  — Это то, что хочу услышать я, но одновременно и то, чего ты не хочешь говорить.  — Прости меня, — повторил он уже чуть громче, чувствуя, как дерёт пересохшая глотка, — этого больше не повторится. Клянусь, это было в последний раз. Прошу, помоги мне, чтобы мой следующий раз наступил, иначе без тебя я не доживу до момента, когда смогу исправиться в твоих глазах. Я понимаю, что это исключительно моя задача, но сейчас я без твоей помощи просто не справлюсь… — блондинка на это только закатила глаза, и мужчина, уже дорывая тонкую ниточку терпения, вновь повысил голос, уже окончательно теряя надежду убедить её. — Эдисон, в конце-то концов, прояви сострадание к ближнему, чёрт тебя дери.  — Мне проявить сострадание? — Линтон безразлично вскинула одну бровь, на самом деле искренне не понимая поведение своего мужчины, который и понятия не может иметь, сколько усилий ей приходится прикладывать, чтобы казаться невозмутимой и равнодушной, когда хочется просто выть от колкой обиды и распирающей нутро злости. — Я тебе ещё что-то должна? — девушка нервно стиснула челюсти, чтобы только не заорать во всё горло, чтобы только не разрыдаться на его глазах. В спальне — можно, раз уж их разделяет целая стена, но никак не перед ним. — Ты, кажется, тоже мне был кое-что должен, насколько я помню. Но ты не сдержал своё слово, и теперь будешь корчиться здесь до самого утра, хотя даже эти муки не пойдут ни в какое сравнение с тем, что испытываю я весь сегодняшний день. Эдисон нервно обхватила себя руками, приобнимая за плечи, почувствовав, что начинает замерзать, пусть и была в махровом халате, надетом поверх шерстяного платья, в котором она так и легла в постель, решив этой ночью не раздеваться. Девушка внезапно почувствовала, что окончательно расклеивается, что вот-вот готова сдаться и выполнить его просьбу, лишь бы только не слышать больше криков, лишь бы только успокоиться.  — Знаешь, — снова заговорила она после недолгого молчания, — так больше продолжаться не может. Я, конечно, многое умею прощать, но даже моей снисходительности и доброте иногда подходит конец. Возможно, ты этого даже и не знал, ведь нужно ой как постараться, чтобы добраться до этого самого конца. Я всегда тебя прощаю, и мне, если честно, уже надоело. Я в этот раз прощаю тебе твой срыв. Я прощаю тебя то, что довёл меня сегодня до слёз и не давал спать своими криками. Однако не этом акция доброты и прощения заканчивается, потому что взятые из нашей маленькой заначки деньги я тебе ни за что не прощу. Ты ведь прекрасно знаешь, на что мы их с тобой откладываем… — девушка, легко тряхнув блондинистыми прядями, ласково погладила рукой свой уже прилично округлившийся живот, будто пытаясь приободрить и успокоить ещё не рождённого малыша или же саму себя. — Нет, это, к счастью, выше моих сил.  — Вообще-то, там и часть моих денег лежала, — хмуро пробормотал в ответ мужчина, выползая из-под скомканного одеяла.  — Ах, твоя! — Линтон даже пришлось сдержаться, чтобы не взвизгнуть от жгучей обиды, в очередной раз проклиная свою восприимчивую натуру, заставляющую её слишком остро воспринимать всё вокруг и бросаться в эмоциональные крайности. — Там, блядь, деньги лежат на вещи для ребёнка! Для нашего ребёнка! Да, чёрт возьми! На те самые, которые уже самое время приобретать! Причём давно! Чёрт… — женщина шумно выдохнула, перевела дыхание, быстро смахнула вновь возникшие на глазах капельки. — Мы ведь ещё ни одной пелёнки не купили. А ты спустил половину на героин!  — Если дело только в каких-то чёртовых деньгах, то я всё верну тебе.  — Не стоит, лучше подавись ими. — блондинка запустила пятерню в пышную гриву палевых волос, легонько сжав пальцы. Возлюбленный одарил её мрачным взглядом, но ничего не ответил на это. Эдисон глубоко вздохнула, особенно остро почувствовав, как лёгкие наполняются воздухом и избавляются от него. Медленно прошествовала в сторону дивана и, оперевшись кулаком о стол, поймала его взгляд, стараясь выглядеть как можно твёрже и решительнее. Сейчас она больше всего жалела, что, чтобы стоять с ровной спиной и расправленными плечами, ей нужно было второй рукой упираться в ноющую поясницу. — Сделаем так, любимый: я прямо сейчас пойду и достану для тебя дозу, но сделаю это лишь для того, чтобы утром ты смог подняться с этого чёртового дивана. А потом мы с тобой серьёзно, очень серьёзно переговорим. Момент назрел уже давно, но я согласна оставить разговоры до утра. Соседи нам за это благодарны будут.  — Как скажешь, — с напускным равнодушием просипел мужчина, решив, что в данный момент с ней проще согласиться, чем затевать скандал и начинать выяснять отношения до того, как благословенная доза попадёт в вену. Он человек неконфликтный, поэтому всегда давал Эдисон сначала остыть и успокоиться, хотя ссоры в их семейной жизни и были нечастым явлением и всегда касались одной-единственной темы — его наркозависимости и беспочвенных попыток от неё избавиться. — Клянусь, завтра мы поговорим, но сначала…  — Ты что-то про номер орал, — отрезала блондинка. Он молча — рука дрожала, каждое движение отзывалось ломящей болью в суставах — потянулся к столу и подал ей заранее приготовленный вырванный из календаря лист со вчерашней датой (отмеченной красным, Рождество ведь) и написанной на полях последовательностью цифр, номером телефона. Она так же молча приняла лист, запрятав его под чехол смартфона, так же молча скинула с плеч халат прямо на пол, так же молча побрела в коридор.  — Надеюсь, ты не помрёшь, пока меня не будет. Если ко всем моим проблемам прибавится труп в моей квартире, то я просто не знаю, что сделаю, — Линтон набросила на себя пальто, потуже замотала шею в шарф, медленно осела на тумбочку, чтобы обуться. «Я сегодня будто герой какой-то, — мысленно усмехнулась сама себе Эдисон, запирая на ключ дверь своей квартиры, — какая же ирония». *** Город блестел и переливался всеми возможными красками. Мириады ярчайших огней усеивали чёрное поле утонувшего в пучине тьмы мегаполиса, вызывая отчего-то ассоциацию с детской книжкой-раскраской, где требуется соединять точки с номерами и, таким образом, самим создавать рисунок. Миллиард звёзд на небе, некоторые из них можно сгруппировать в определённое созвездие. Точно так же и огни Нью-Йорка — если очень постараться, можно отыскать в них смутную фигурку. Сотни освещённых окон, сотни пёстрых гирлянд, сотни ярких автомобильных фар, создающих в совокупности на городских трассах световые дорожки, будто венами и артериями пронизывающие тёмную землю. Таким престаёт главный мегаполис Соединённых Штатов туристам и местным жителям, которым посчастливилось жить в центре. Однако совсем не в таком виде он предстал антрацитовым глазам Эдисон. Пара мигающих фонарей — максимум света, который только мог предоставить окраинный район Арго в пользование заплутавшим посреди ночи людям. Девушка нервно оглянулась, спешно шагая по низкому заснеженному тротуару и в очередной раз задаваясь вопросом о том, какой чёрт снова продал героин её наречённому. Всех его сомнительных друзей и товарищей, она обошла ещё после прошлого срыва, поэтому, очевидно, её сейчас ждёт новое знакомство, особенно учитывая то, что голос, говоривший с ней по телефону, она слышала впервые. Нервозно отбросив длинные пряди за спину, она осторожно пересекла наискось перекрёсток, на котором не было светофора, естественно, перед этим тщательно осмотревшись по сторонам, и свернула в довольно узкий проулок, зная, что, пройдя его, она окажется перед нужной многоэтажкой, такой же серой и мрачной, как и все здесь. Дворик приветливо встретил её горящим огоньком нам входом в подъезд, чему Линтон несказанно обрадовалась — разгуливать по незнакомой местности гораздо спокойнее, если она освещена. Она медленно, уже замедлив шаг, приблизилась к стальной входной двери, вперив взгляд в восседающего перед ней молодого человека. Эдисон заприметила его ещё издалека, но надеялась, что заметив подходящего, тот оторвётся от двери и пропустит её. Однако он, свободно развалившийся на единственной ступеньке и покуривающий самодельный косяк, лишь одарил её коротким янтарным взглядом.  — Мистер, может быть, пропустите меня?  — А что же, вы хотите посреди ночи сходить в квартиру прилично напившегося торговца наркотиками? — с неким укором в тоне спросил он, с пристальным вниманием оглядывая подошедшую и делая глубокую затяжку. — Поверьте моему опыту, это максимально плохая идея.  — Я бы поверила, но, понимаешь, у меня хобби такое — каждую ночь я бегаю по жилищам знакомых наркоманов и проверяю, прилично ли они напились, — натянуто улыбнулась Эдисон.  — А вы с юморком. Люблю людей с чувством юмора, — сидящий негромко засмеялся, блеснув белозубой улыбкой, и только теперь Линтон заметила, что ещё недавно этого паренька называли мальчиком. Светлокожий, темноволосый, со светло-янтарными глазами. Навскидку она дала бы ему не больше пятнадцати-шестнадцати.  — Эй, тебе мама-то разрешает со взрослыми тётями на улице разговаривать? — усмехнулась блондинка. Тот с напускным интересом картинно огляделся по сторонам и так же играючи пожал плечами.  — Моей мамы здесь нет. — при каждом слове с губ Луиса Майрона срывался сизый щекочущий горло дымок, остатки которого юноша выпустил через ноздри. Он заинтересованно пробежался по ней взглядом, задержав его сначала на округлом выпирающем животе, затем на её лице, а затем на какой-то непонятной ей точке, находящейся над блондинистой головой. Отчего-то снова улыбнулся. — Я как раз тоже брал дозу. Слышал ваш звонок. Вам как, героин под роды или просто для расслабления? Эдисон физический почувствовала, как от лица отходит кровь. Любое упоминание, любая мысль о предстоящих родах не на шутку пугали будущую мать.  — Не пойми меня неправильно, — всё-таки совладав с голосом, пренебрежительно ответила она, привычным жестом поправляя волосы, — я не из таких. Была бы моя воля, я бы сейчас преспокойно спала дома, а не плелась чёрт знает куда посреди ночи, в лишний раз напрягая ноги, да ещё и по холоду. Я вообще не хочу здесь быть, так что, давай, подвинь свой зад в сторону и дай мне пройти.  — Вы очень красивая, — всё так же глядя куда-то в пространство над ней (Линтон оглянулась, однако ничего необычного не увидела и быстро пришла к выводу, что парень либо под уже кайфом, либо обладает причудой видеть что-то скрытое от многих других глаз), усмехнулся Майрон и, сделав последнюю затяжку, отбросил тлеющий окурок самокрутки в снег. — Очень сглупил ваш бойфренд. Окажись я в подобной ситуации, сразу женился бы на такой красотке.  — Как благородно, — девушка будто впервые в жизни взглянула на свои пальцы, ни на одном из которых не было кольца, даже простой бижутерии, на удивление, чувствуя себя спокойнее в компании этого незнакомца. Её даже смешило то, что школьник, пытается вести себя как взрослый и вроде бы даже заигрывать с ней.  — Не благородно. Нормально. Порыв ветра принёс собой снежный хоровод, потерявший множество звеньев, застрявших в складках одежды и волосах. Где-то сзади, на горизонте, за преградами домов уже начинала вырисовываться полоса света, которая должна будет в скором времени окончательно сокрушить ночь, уступив место дню. Луис медленно поднялся на ноги, отряхнулся.  — Мне тоже сегодня непосчастливилось идти куда-то из дома, и вот мы с вами пересеклись именно здесь… Не худший вариант развития событий. — с этими словами парень медленно, чтобы не встревожить собеседницу, прошествовал в сторону выхода со двора. — Fatum. Дайте малышу красивое современное имя, чтобы он не мучился по жизни, как я.  — О чём это ты? — синие глаза недоверчиво покосились на него. Майрон только махнул рукой, мол, не обращайте внимания, и шагнул на тротуар, однако тут же отскочил назад, пропуская кого-то движущегося напролом. В ярком отсвете фонаря Эдисон успела разглядеть только тёмный плащ да развеваемые ветром длинные голубые волосы. — Видимо, не только нам пришлось выходить куда-то в ночь, — проговорила она тихо, потом добавила погромче: — Счастливого Рождества.  — Счастливого, — бросил ей в след юноша, наблюдая, как девушка скрывается за тяжёлыми железными дверьми. Потом посмотрел на удаляющуюся во тьме фигуру и задумался, куда ему идти дальше. Рассудок звал в тепло родного дома, душа — куда угодно, лишь бы не домой. Луис, погрузившись в скопление противоречивых мыслей, двинулся дальше по улице, часто проскальзывая по тёмным проулкам, которые в этих местах были ему знакомы как пять собственных пальцев. Особого направления у него не имелось, да он и не видел в нём надобности. Иногда хочется не мучить себя очередным выбором и просто довериться воле случая. Fatum. Судьбе. *** В этот раз судьба вывела его к бару, пустому, но всё равно открытому в это время суток. К «Альянсу злодеев», если быть точнее. Последние несколько дней это заведение постоянно крутилось у Луиса на уме, поэтому он даже не удивился, что интуитивный выбор дороги привёл его именно сюда. И вот теперь, сидя за барной стойкой напротив бармена с довольно необычной и эффектной причудой, юноша был рад, что оказался здесь в идеально подходящее время.  — Эй… Курогири же, да? — Майрон не мог оторвать глаз от завораживающе клубящегося фиолетово-чёрного тумана перед собой.  — Верно.  — Слушайте, — утомлённый полуночными блужданиями парень решил говорить без обиняков, — мне бы встретиться с вашим лидером.  — Не совсем понимаю вас, — ядовитые жёлтые глаза ещё раз пробежались по позднему посетителю.  — Всё вы отлично понимаете, не нужно этих игр в дурака, — Луис сцепил разбитые ладони в замок, опустил на них подбородок и немного нахально улыбнулся, полностью ощущая себя в своей стихии. — Альянс злодеев. У вас тут, так сказать, структурные изменения произошли, уж я это точно знаю. Лидер сменился. Иностранец, и имя не американское, как же там…  — Шигараки Томура?  — Встретиться бы с ним, — задумчиво вздохнул брюнет, постукивая пальцами о тыльные стороны ладоней. — Нальёшь нам виски?  — Конечно. Как только представите документ, подтверждающий, что вам уже есть двадцать один год. Желательно, настоящий.  — Вот чёрт, у меня только поддельный, — усмехнулся Луис, не особо расстроенный отказом. — Скажете потом ему, что заходил Луис Майрон. — взгляд светло-карих глаз пробежался по чёрной дымке, потом метнулся вверх. Улыбка приобрела более насмешливый оттенок, по передним зубам звонко стукнула металлическая штанга, которой был проколот центр его языка.– Насторожился. Не боись, я лишь хочу подружиться с ним. Ну, и заодно предложить кое-какие свои услуги. Но нам бы для начала повстречаться разок. Чуловек-туман излюбленным движением всех барменов принялся протирать рюмки и позже расставлять их за стойкой в определённом, известном только ему порядке.  — Вы, похоже, здешний. Как давно живёте здесь?  — В Арго? — вздёрнул бровь визитёр. — Да всю жизнь.  — Это так называется?  — Ну, как в «Соборе парижской богоматери» Гюго. Красивое название, но вот местечко-то дрянное, на самом деле. Жду не дождусь, когда уеду отсюда наконец. — Луис поднялся и ретировался на кожаный диванчик у стены, на который опустился, устало привалившись к спинке и прикрыв глаза. Усталость всё же сказывалась на молодом организме. — Хотя путей отсюда не особо много. Обычно уезжают на шесть футов под землю. Слушай, бармен, ты не против, если я посижу здесь до утра? А то мне идти особо некуда…  — Как хотите, мистер Майрон, — всё так же спокойно ответил злодей, закончив со стаканами и перейдя к надраиванию подносов. На какое-то время в баре воцарилась сонная тишина, прерываемая лишь шуршанием полотенца и тихим жалобным завыванием ветра на заснеженной улице. Луис приник головой к подлокотнику и плотнее закутался в ворот куртки, чувствуя, как его собственное горячее дыхание согревает шею и грудь. Приятное и столь привычное чувство. Он уже привык коротать ночи где попало, поэтому даже занюханный бар на самой окраине Нью-Йорка представлялся ему подходящим местом ночлега. В полузабытьи сонницы янтарные глаза приоткрылись и сощурились от света ламп, оббежав помещение мутным уставшим взглядом. Входная дверь громко хлопнула, повеяло уличным холодом. Парень зябко поёжился, быстро взглянул на вошедшую и тут же поймал себя на мысли, что мир действительно тесен, а Нью-Йорк, оказалось, ещё теснее. Голубоволосая девчонка, с которой он сегодня едва разминулся на тротуаре, медленно вошла, прижимая к лицу медицинскую маску. Бармен что-то сказал ей, однако Майрон не понял ни слова, но на всякий случай принял вертикальное положение, наблюдая за ними. Пришедшая вдруг перевела на него взгляд. Немая сцена длилась недолго. Уже в следующую секунду Луис впечатался затылком в спинку дивана и почувствовал, как его плечо пребольно сжимает чужая цепкая хватка. Девушка наклонилась ближе и что-то прошипела ему прямо в лицо всё на том же непонятном для него языке. В красных зрачках напротив читалось только раздражение, а аура, тёмной дымкой витающая над её головой, практически не отличалась от них цветом. Парень поймал этот взгляд, ожидая дальнейшего развития событий.  — Он не понимает тебя, — подсказал бармен, она в ответ раздражённо цокнула языком.  — Ты ещё кто такой? — негромко произнесла она по-английски, с непонятным акцентом неестественно растягивая слова. — Для чего ищешь лидера?  — Для начала, полегче, дамочка, — демонстративно усмехнулся Майрон и обхватил её запястье в попытке освободиться.  — Много лишних слов, — алый взгляд недобро блеснул, и девушка резко переместила ладонь к его голове. — Сейчас я повторю свои вопросы и буду по одному опускать на твою макушку пальцы. Лучше бы тебе ответить до тех пор, пока я не опущу последний. Юноша нахмурился, посмотрел на Курогири как на второго адекватного человека в этой комнате, ведь к голубоволосой он в данный момент не мог подобрать подобный эпитет.  — Что произойдёт?  — Кое-что нехорошее, — коротко ответил злодей.  — Со мной, сука, говори! — вскрикнула девушка, и он отчётливо ощутил касание трёх пальцев на голове. Удивительно, но в этот раз произношение далось ей гораздо лучше. — Твоё время истекает, так что торопись. Кто ты и зачем ищешь Шигараки?  — Да познакомиться просто хочу, — выдал парень, пытаясь держаться с ней спокойно. — И заодно предложить некоторые свои услуги.  — Какого рода услуги?  — Всякого. Информационного, в основном. Ну, знаешь, свести с нужными людьми, подсказать что и как, показать места… Шигараки ведь иностранец, да и, судя по всему, ранее в здесь не бывал. Поначалу ему трудновато будет вклиниться в здешнюю систему, и тут я, как настоящий про-герой, приду на выручку. Почти бескорыстно. Курогири, до этого издали наблюдавший за парочкой, вновь обратился к ней с ёмкой фразой на понятной лишь им двоим речи, очевидно, не особо приятного содержания, учитывая, как напряглась синеволосая, будто не желая соглашаться с ним в чём-то. Луис хотел было спросить, о чём и на каком языке они переговариваются, но тут девушка, нервно вздохнув, поднялась и быстро натянула придерживаемую ею у лица маску как подобает, всё бегая взглядом от бармена к посетителю.  — Ты искал Шигараки Томуру? — девушка прошагала в дальний угол помещения, откуда вернулась, волоча за собой стул, на котором она и устроилась, по-ковбойски оседлав его. — Поздравляю. К сожалению или к счастью, ты её нашёл.