Переплетение раненых рук

      За спиной протяжно проскрипели петли, и дверь закрылась, оставив его в темноте предбанника. Ева толкнул внутреннюю дверь и зашел в подъезд. Солнце садилось и цеплялось оранжевыми лучами за старую синюю краску на стенах и серый бетонный пол.       Голова кружилась, он был словно на качелях, и гравитация тянула его то в одну, то в другую сторону. С трудом удерживая равновесие, Ева побрел наверх. На обшарпанной стене было что-то написано, что-то новое, чего он раньше не замечал, но Ева не смог прочитать — буквы раздваивались и убегали.        «Как я умудрился так надраться?»        «Где я вообще был?»       Вспомнить не получалось. Прошлое осталось где-то там, за рассохшейся дверью подъезда, и стремительно исчезало в небытие вместе с солнцем.        «Да похрен, надо домой добраться».       Окно первого пролета было разбито, и из него дул ветер, но Ева не чувствовал холода, хотя был в футболке. Он огляделся по сторонам.        «Что здесь, черт возьми, произошло?»       Под ногами болтались смятые алюминиевые банки, бычки, упаковки от сухариков и чипсов, жухлые листья... что странно, ведь так сильно пахло весной... шелуха семечек, будто здесь уже год не убирались. Стены обветшали, ступеньки по краям начали сыпаться, прутья перил в нескольких местах отсутствовали.       Как долго его не было дома? Неделю? Месяц? Последний раз он спал в своей кровати в начале зимы, сразу после двадцать первого дня рождения, когда...       Ева почувствовал, что пролетом выше кто-то есть. По телу прошло странное ощущение, что во всем доме есть только один человек, и он стоит там и ждет его. Ева насторожился и пошел дальше. На стене он опять увидел знакомую надпись. Символы были знакомы, это были точно буквы, но Ева не мог сложить из них слова.       В нос ударил едкий запах крепких сигарет.       Между вторым и третьим этажом у открытого окна стояла Юля. Он сразу узнал сестру, хотя ее фигура сильно изменилась. Она набрала вес, и тощее прямоугольное тело балерины приобрело выраженный иксообразный силуэт. Талия по-прежнему оставалась тонкой, особенно на фоне крутых бедер, но живот стал мягче и перестал прилипать к позвоночнику. Ева всегда любил худобу и сам был худым и твердым, как окаменелость, но глядя на мягкие изогнутые формы сестры понимал, что до дрожи хочет почувствовать их и дотронуться руками.       Она курила, и лицо скрывалось за облаком дыма, но демонстративное презрение в ее взгляде Ева почувствовал кожей.       — Привет... — Ева подошел ближе. Он хотел спросить, но забыл вопрос. Пространство вокруг плыло, и на периферии зрения совсем растворялось в дымке, только пухлые, опухшие от укусов губы сестры он видел четко.       Она затушила сигарету о стену и достала мороженое. Замороженный клубничный сок на палочке. В детстве они очень любили его. Фантик Юля небрежно кинула на пол, и легкий ветерок из окна погнал его по ступенькам вниз.       — Привет, я сломала ключ в замке, дверь не открыть... — она облизнула мороженое.       С кошачьим любопытством Юля взяла Еву за запястье и посмотрела на вереницу следов от иголок, идущих по всему предплечью.        «Когда?!»        «Откуда?!»        «Нет... нет... нет... Я же не стал...»       Ева укололся один раз. Один. И запретил себе даже думать, что повторит. Он попытался вспомнить, что было после того раза, но воспоминания по-прежнему были где-то в другом мире. Его раздумья прервала Юля:       — Я могу не надеяться увидеть тебя трезвым? — в голосе было столько надменности, что это вмиг выбесило.       — А я могу не надеяться увидеть тебя без жрачки!       На секунду показалось, что Юля готова ударить. Она даже сжала кулак, но вместо этого, глядя прямо в глаза брату, медленно провела языком по мороженому и засунула его в рот целиком.       — И? Я должен поаплодировать этому смелому перфомансу? — фыркнул Ева, но не смог отвести взгляд от капель растаявшего сока, стекающих тонкой струйкой из уголка губ по шее к груди.       Грудь, пышная и налитая, будто накачанная расплавленным жиром до предела, просвечивала сквозь тонкую ткань блузки.       — Будешь продолжать делать вид, что я тебя не возбуждаю? — Юля под видом, что тянет затекшую спину, картинно прогнулась в пояснице.       На ней была очень короткая шифоновая юбка. Она была на пару размеров меньше, и молния не сходилась. Ее ягодицы сильно округлились с того момента, как она бросила балет.       Юля выкинула палочку от мороженого и подкурила новую сигарету. Она выдохнула в лицо Еве дым и спросила:       — Или у вас, нарков, не стоит?       Стояло.       Вот только Ева в гробу видал все эти выходки.       Из окна подул ветерок. Последний красно-оранжевый лучик попытался зацепиться за дым, и солнце село, оставив их в полумраке.       — Вот зачем? Зачем ты меня провоцируешь? Мы же с тобой вместе потонем?       — Я уже утонула, а ты такое говно, что до сих пор держишься, — она ловко засучила рукав блузки и затушила сигарету о руку чуть выше запястья. — Аш-ш-ш...       Ева взял ее за ладонь и притянул к себе. Юля не сопротивлялась. Он провел пальцем по предплечью вдоль дорожки одинаковых круглых ожогов. Она переплела его пальцы со своими, но по-прежнему смотрела волком.       — Зачем ты это делаешь с собой? — Ева чувствовал в горячих пальцах сестры учащенный ритм сердца.       — Не знаю... А ты? — на секунду в ее лице промелькнула искренняя грусть.       — Я не помню.       Юля докурила и, бросив под ноги очередной бычок, сказала:       — Это ты виноват в моей булимии.       Ева ничего не ответил, просто освободил руку и пошел домой. Он спиной чувствовал, что сестра следит, как он, шатаясь, поднимается по ступенькам.       — Я же сказала, что сломала ключ и дверь не открыть.       Ева подергал ручку — бесполезно.       Ева вздохнул и прислонился лбом к сухому дереву косяка. Он чувствовал взгляд. Юля просачивалась сквозь кожу. Осьминогом обвивалась вокруг позвоночника. Протягивала щупальца к рукам, к ногам, к члену, к сердцу, к голове и пожирала. От бессилия Ева стукнул по двери и пошел по ступенькам вниз, где на подоконнике сидела сестра. Когда он подошел достаточно близко, Юля медленно развела колени и притянула его за пояс.       Юля смотрела в глаза и не мигала. У них были одинаковые глаза: большие с густыми ресницами, темно-синие, но в полумраке казавшиеся черными.       Ева застыл. Он хотел, чтобы Юля отпустила его, чтобы проснуться и ничего этого не вспомнить, и при этом другая его часть до безумия жаждала схватить ее за бедра.       — Знаешь, что ты сейчас делаешь? — спросила Юля, не прекращая смотреть в глаза. — Перекладываешь на меня ответственность за то, что произойдет дальше. Хочешь, чтобы я первая начала, чтобы соврать самому себе, что ни в чем не виноват и это я тебя соблазнила. Может, перестанешь быть таким ссыклом и решишь сам?       Ева подобрался и хотел уйти, но через мгновение понял, что уже целует сестру и она кусает его губу.        «Надо остановиться».        «Да. Надо. Сейчас... Еще секунду».       Он плавился и дрожал от ее дыхания у себя на шее, от горячих пальцев на ребрах и сосков, которые он чувствовал кожей даже сквозь слои ее и своей одежды.       Ева сжал бедро и повел руку вверх под юбку, где заканчивались чулки и начиналась гладкая нежная кожа. Пальцы превращались в горящие угли от прикосновений к мягкому, упругому и такому горячему телу. Ева с силой сжал ее ягодицы и понял, что трусов, которые он мечтал стащить, нет. Юля резко откинулась назад, так что ее голова свесилась из окна. Ева наклонился и укусил за мягкий живот. Ухватив сестру за волосы, он рывком посадил ее обратно, отвел колено в сторону и прижался бедрами.        «Все. Хватит. Хватит!»        «Поздно».       Юля уже расстегнула ему джинсы и держала за член, а два его пальца были внутри нее.       Голова шла кругом, перед глазами вспыхивали яркие пятна, сквозь них мелькали полные губы, грудь, слишком большая, чтобы уместиться в ладонь, сверкающие в тени волос глаза.       Он чувствовал ее руки везде, она просунула их под футболку и царапала его спину, гладила предплечья, сжимала шею, тянула за волосы. С каждым движением его рот все сильнее наполнялся слюной. Нервы словно перемалывали шестеренки. Его будто засасывало внутрь сестры.       Темноту за окном разрезала красная молния, и раздался оглушающий вой старого металла, будто рушились огромные металлоконструкции, но Еве было все равно. Он был на таком пике, что даже если бы сам Зверь вылез из Пекла и орал под окнами его имя, то ему было бы плевать.       Ева давно не кончал так сильно. Юля закусила губу, прогнулась, и Ева почувствовал неконтролируемую пульсацию.       Юля расслабилась. Она лениво уперлась стопой ему в грудь и оттолкнула. Ноги Евы подкашивались. Трясущимися руками он застегнул ремень и сел на ступеньки.       Юля одернула юбку и достала новую сигарету. Теперь она не казалась такой непреодолимо привлекательной. Ева словно протрезвел и не мог понять, что же его заставило перейти грань.       — И что теперь? — спросил Ева, голос хрипел сильнее, чем обычно.       Юля безразлично пожала плечами и затянулась.       — Как всегда... Ты после этого обычно ставишься своим говном и пытаешься забыть, какое ты дно.       — В смысле? — по венам словно пустили жидкий азот. Ева почувствовал в шее собственный пульс. — После этого обычно?       Ева встал и подошел к сестре, пытаясь рассмотреть ее в тусклом свете подъездной лампочки.        «Что, черт возьми, происходит?»        «Когда я успел сесть на иглу?»        «Когда у нее отросли такие сиськи?»        «А волосы? Она же их состригла осенью».        «А сейчас весна...»        «Что произошло за это время?»       — Нет-нет-нет-нет, — Ева схватился за волосы.       — Ты начал регулярно ставиться хмурым и насиловать меня, пользуясь моим расшатанным состоянием! — Юля ядовито усмехнулась.       — Нет! Да что ты такое несешь?! — Ева тревожно хохотнул.       Он подскочил к сестре и убрал растрепанные волосы с лица. Юля плакала. Слезы катились ручьем. На месте губ у нее был гноящийся химический ожог.       — Что...       Он откинул ее локон, и волосы остались в руке вместе с кожей. Ева обомлел. Юля продолжала курить, будто ничего не произошло и от нее не отвалился кусок скальпа. Ева дрожащей рукой ткнул в рану, где белел череп. Палец вошел в кость, как в расплавленный воск.       — Это ты виноват.       Она подняла край блузки. На месте укуса кожа стала рваться, как у неправильно забальзамированного покойника, и из живота повалились кишки.       — Это ты это со мной сделал, — сказала Юля, и с половины лица сползла кожа. — Думаешь, не способен на такое, а зря! Ты уже один раз кололся. Сложнее поверить, что ты не повторишь. А сейчас мы все ясно увидели, что если позволишь себе выбор, то трахнешь собственную сестру, наплевав на все последствия. Ты — чудовище.       Челюсть сестры с хлюпаньем упала к кишкам, но она продолжала что-то мычать.       Ева схватился за подоконник. Фактура покрашенного дерева была слишком реальна для иллюзии. И все вокруг: и на глазах гниющая Юля, и боль в дырявых венах, и ее слова... Все было максимально реальным.        «Этого не может быть».       На откосе он увидел буквы, все те же, что были на стенах, но на этот раз он смог прочитать.        «Верь себе».       Ева ущипнул себя, но не проснулся.       На ступеньках стояла черная тень, только отдаленно похожая на человека. В прошлую их встречу это был недозревший, выросший на проклятом теле демон, размером с небольшую собаку, а сейчас лишь дымчатый силуэт, но Ева все равно узнал его.       Реальность происходящего била по всем чувствам.       Это действительно происходит? Это говно нашло способ выбраться из Пекла, пока он где-то там валялся в отключке? Оно выбралось из Пекла и добило сестру? Это и вправду произошло? Юля развалилась на кучу гниющей слизи, и это не морок?       Ева обернулся к месту, где сидела сестра.       — Нет, нет, нет... Я не мог... не стал бы... Я не делал этого! Юля! Юля! Прости меня! Прости!       Ева попытался взять руку сестры, торчащую из месива, но ткани просто расползлись от прикосновения.

***

      Ева резко проснулся. Сердце стучало, как после забега, во рту пересохло, по всему телу шла дрожь. В темноте он узнал очертания своей съемной комнаты. Никакого демона, никакой Юли. Он подскочил к окну, куда бил свет ночных фонарей, и закатал рукав толстовки. Никаких следов инъекций — ровная гладкая кожа и совершенно здоровые вены.       Ужас медленно ослабил хватку и позволил вдохнуть.       — Мне до сих пор сигареты снятся, хотя я давно курить бросил, — в дверях стоял Стас. — Ты как, Женек, норм?       — Мне опять пиздец стремный сон приснился... — Ева потер глаза, пытаясь окончательно удостовериться, что проснулся.       — Ну... из этого следует, что спать тебе больше не хочется, — хмыкнул Стас и бросил в Еву курткой. — Собирайся, пора на охоту.