«Семья Чон»

      До наступления хаоса на планете Земля Чимин был самым счастливым человеком в Южной Корее. У него была ласковая кошка с дурацкой кличкой Кимчи, стабильная работа, которая нравилась, хорошая машина, уютный светлый дом, цветы на подоконниках, классные друзья, с которыми можно было весело потусить, и муж, с которым они обручились в Италии с выездной церемонией на берегу моря. Что осталось у Пака после того, как планету захватил неизвестный вирус, пришедший из малоразвитых стран Африки? Только Чонгук, который по-прежнему любил его, который дарил надежду и ради которого Пак продолжал выживать в нечеловеческих условиях. Чимин никогда не думал, что его жизнь станет похожа на хоррор. На те идиотские фильмы про зомби, где каждый герой вдруг начинает учиться обращаться с оружием и становится менее чувствителен к окружающей его действительности. За два года Чимин очерствел, он закрылся в себе, и оттаивал только в объятиях мужа, когда тот не патрулировал территорию и оставался с ним на ночь. Чонгук шептал слова любви и покрывал всё тело нежнейшими поцелуями, после которых Чимин вспоминал тёплую чистую кровать, пушистые ворсинки кошачьей шерсти на чёрных штанах супруга, свежесваренный кофе по утрам, улыбки друзей и планы на светлое будущее: прожить ещё несколько лет в счастливом браке, а потом удочерить маленькую девочку с милыми щечками и звонким смехом. После этих мыслей Чимин плакал. Лил слезы, сжимая в ладонях пропитанную потом рубашку мужа. В такие моменты было невыносимо. Пак жил не для себя, он жил для Чонгука, и только поэтому ещё не сдался. С самого начала им неимоверно везло: Чимин был психологом и знал хоть какие-то основы медицины, а Чонгук в свои тридцать был заместителем шерифа одного из районов Пусана, поэтому быстро обучил мужа пользоваться холодным и огнестрельным оружием. Несколько месяцев пара скиталась в одиночестве, потом примкнула к небольшой группе людей, но увы, задержаться долго там не получилось, все новоприобретенные товарищи погибли при нападении большой стаи зомби. Чимин сначала считал, сколько нечеловеческих тел он убил. Даже плакал, когда попадались поражённые вирусом дети или подростки. Чонгук успокаивал и продолжал повторять: "Они не люди, ты делаешь все правильно, либо они, либо мы". После трёхсот убитых зомби Пак перестал считать, потому что начал делать это на автомате, не задумываясь ни о чём. Сейчас за мужа он готов убить даже человека. Сколько всего они прошли, не передать словами: две зимовки в полуголодном состоянии, убийство товарищей, которых укусили и которые просили пристрелить до превращения в ходячий труп, отсутствие нормального секса длинной в несколько месяцев, и перечислять можно долго. Но недавно они наткнулись на группу людей в лесу, которая зачищала территорию. Это было послание свыше, потому что была весна, было мало дичи, плодов или хоть каких-то растений. Чимин и Чонгук были истощены, подавлены, они все время находились в движении в попытках найти хоть какое-нибудь спасение в этом аду. Их не оставили в беде и пригласили пожить в лагере. Это место сразу понравилось Чимину: большая ограда создавала иллюзию защиты, в "поселении" в пятьдесят человек были даже дети, которых Пак просто обожал, у них были склады с оружием и едой, которые своевременно пополнялись, был один медик, прекрасный лидер и даже люди, которые усиленно занимались селекцией и разводили батат, редьку, вишню, клубнику и рис. Что уж скрывать, Чимин воспринимал это место как рай. А Чонгук, видя счастливое лицо мужа, был согласен на всё. Так они остались в этом месте, выполняя разные обязанности. Они зачищали территорию, выезжали на поиски припасов, Чимин иногда проводил подобие психологических консультаций с жителями, а Чонгук помогал с обучением некоторых в освоении оружия. Чон даже научился делать настоящий лук и стрелы, и создавал свою "армию" лучников, отчего муж дал ему ласковое прозвище «Леголас». — Куда на этот раз? – спрашивает дозорный открывая ворота. — Ближе к границе, поедем по побережью. Нас не будет неделю, может быть чуть больше, – отвечает Чонгук и садится за руль минивэна, обустроенного супругами для дальних вылазок. Сначала их не отпускали вдвоём за ограду, но когда все признали навыки выживания женатой пары, расслабились. Они всегда выходили за ворота вместе: страх потерять друг друга был прочнее, чем любой алмаз в недрах земли. — Я так соскучился по нашим путешествиям, – сладко проговаривает Пак и, расслабившись, закидывает ноги на приборную панель. — Это не путешествие, милый, это вылазка с целью разведать новую территорию и собрать припасы, – Чонгук хоть и пытается быть серьёзным, но говорит с такой любовью, что любой актёр из мелодрамы позавидовал. — Не хочу вспоминать о том, что я живу в мире с ходячими трупами. Я хочу волшебное путешествие к морю со своим любимым мужем, и, может быть, бонусом, горячий секс. Потому что ещё чуть-чуть и у меня будет стоять от одного взгляда на что-то напоминающее по форме член. Супруг смеётся в ответ, он в абсолютно в таком же положении.       Два дня они едут по уже известной территории, меняются местами за рулём, чтобы можно было практически не останавливаться, иногда перекусывают и заправляют автомобиль. На одной заправочной станции Пак находит жвачку и в течение часа надувает из неё пузыри, что немного раздражает Чонгука. — Может быть прекратишь? — Что такое? — Меня немного бесят твои "чпоки". — Оу, хочешь, тебе тоже дам "почпокать"? – улыбается Чимин и смотрит на мужа соблазняя, одним только взглядом. — Не хочу, – Гук уставился в лобовое стекло, держа одной рукой руль. — Останови машину. Чонгук послушно паркует микроавтобус на пустынной дороге посреди равнины. Августовское солнце после полудня медленно опускается ближе к горизонту. Чонгук смотрит в ожидании на супруга. — Тебе надо выйти? — Нет. — Зачем тогда мы остановились? Чимин не отвечает. Его глаза хищно блестят, он поддаётся вперёд и, перекинув ногу, седлает бедра супруга, на что тот сразу же чувствует возбуждение и прилив крови к паховой области. — Милый, ну, пожалуйста, – проговаривает Чон и пытается отвести взгляд, чтобы не возбуждаться ещё больше от такого сексуального Чимина. — Пожалуйста, что? – Пак берет лицо мужа в свои ладони и поворачивает так, чтобы тот смотрел прямо в глаза. А сам придвигается ещё ближе, чувствуя дикое желание трахаться прямо здесь и сейчас. — Я сейчас кончу только от одного твоего взгляда..., – Гук все-таки находит смелость, чтобы посмотреть в глаза и положить свои огрубевшие от физической работы руки на ягодицы. Чимин на это дёргается, закрывает глаза и издаёт подобие сдержанного стона. — А я... кажется, уже..., – проговаривает Пак и сладко улыбается, обжигая мятным дыханием щеку напротив. Потом оставляет поцелуй на нежной коже, пробирается к сухим губам и медленно облизывает их по контуру. Чон приоткрывает рот, в попытке поймать поцелуй, но Чимин дразнит, отстраняясь на несколько сантиметров. У Чонгука бьётся сердце быстрее, чем крылья колибри, он сильнее сжимает руки на мягких половинках и ждёт каких-то действий от супруга. Пак закусывает губу и резко приближается обратно, тараня губы мужа, сминая их со всей силы, целуя страстно, как будто они оба подростки под алкоголем. Чонгук отвечает, руками движется по прессу под футболкой парня, который ерзает на его бёдрах. — Я так сильно хочу чувствовать тебя в себе, – хнычет Чимин уже в шею мужа, глотая воздух. — Блять, – почти рычит Гук сжимая челюсти, ловко расстегивает штаны Пака и забирается под бельё, обхватывая рукой горячую плоть. Два движения вверх вниз, а Чимина трясёт как на американских горках. — А-а-х-х, Куки, – громко выстанывает мужчина и кончает в ладонь супруга. – Дай помочь тебе, – тянется Пак к ремню Чонгука, но как только маленькая ладонь касается горячей выпуклости, слышится гулкий стон. — Уже? – удивлённо смотрит Чимин в глаза напротив. — Да, милый, – лёгкий поцелуй в губы, – я уже был не в силах сдерживаться. — Ты все равно бесподобен. — Как и ты, – Чон сжимает в объятиях мужа, стараясь не задевать одежду рукой в сперме. — Садись на пассажирское и отдохни. Гук послушно перебирается, вытирает руку и почти сразу проваливается в сон. Чимин просто хотел передать через поцелуй жвачку, но что-то пошло не так.       Ещё сутки они едут по более менее известной дороге, но на одном перекрёстке сворачивают в противоположную от побережья сторону, выезжая на мало изученную ими территорию. Там горы врезаются в небо, и где-то должна быть горная река. Чимин паркуется подальше от дороги, и они максимально маскируют машину за ветками хвойных деревьев. Пак берет свой револьвер, побольше патронов, и тесак с немного изогнутым лезвием на ручке которого была завязана тонкая красная ленточка, её однажды принёс в дар Чонгук. Глупо, по-детски, но так романтично в этом блядском уже давно сгнившем мире. Гук же укладывает в кобуру пистолет с глушителем и ещё один обычный. Отдаёт мужу сигнальный пистолет со световыми ракетами, а второй кладёт себе за ремень. Один большой нож уже есть в сапоге у щиколотки, поэтому Чон берет лишь несколько метательных лезвий, распихивая их, куда только можно. — Возьми, – Гук протягивает Паку пару стальных острых пластин в виде ножей без рукояти. Тот закатывает глаза. — Я все равно так и не научился их нормально метать. Но Чимин принимает заботливый жест и мягко улыбается. Они идут около получаса по гористой местности и выходят на небольшую площадку. Где-то вдалеке за деревьями виднеются стены домика, но выглядит он заброшенным. — Давай, ты в дом, а я зачищу территорию. Здесь рядом должна быть река. Встречаемся через два часа. Они сверяют время и кивают друг другу. Не целуются и не обнимаются на прощанье, потому что знают, что обязательно увидятся.       Домик выглядит трухлявым и давно заброшенным. Чимин пытается что-то разглядеть в окно, но оно покрыто слоем пыли. Взяв в правую вытянутую руку пистолет и держа в левой тесак наготове, мужчина медленно открывает скрипучую дверь. Тишина. Взгляду открывается жалкое подобие кухни: грязные полки с пустыми склянками и упаковками. Чимин проходит немного вперёд, и резко оборачивается, смотря за дверь. Никого. Самое время прикрыть мерзкую скрипучую дверь и просмотреть следующие комнаты. Чимин проходит мимо старого дивана, оглядывает небольшую гостиную. Он не боится, но благодарен за то, что домик стоит на солнечной стороне, потому что от мутных лучей из окон все выглядит не так хуёво, как могло бы. На первом этаже есть еще одна комната, и неприглядная лестница, ведущая на второй. Пак останавливается, стучит в дверь. Тоже тишина. Проделывает то же, что и до этого: медленно заглядывает, оборачивается. Пусто. Комната оказывается спальней. Полуторная кровать стоит у стены, обычный стол, над ним развешены выцветшие фотографии природы и животных, на многочисленных полках книги. Полуоткрытый шкаф, вроде как, с мужской одеждой и какими-то то ли тряпками, то ли покрывалами. Чимин подходит к кровати и плюхается на неё задницей. Пружинит хуево, под ним все скрипит и будто сейчас обрушится. Он задумывается на секунду о Чонгуке, по которому уже успел соскучиться. Шорох. Или хрип, Пак не понял, что это было. Он уже поднялся на ноги, вставая в боевую готовность, поглядывая на дверь. Тут до его щиколотки что-то касается, но мужчина успевает быстро среагировать и отскочить. — Блядство... Из под кровати высовывается костлявое обезображенное запястье, потом рука по локоть, потом показалась голова без волос, с вытекшим глазом, без носа, с впалыми щеками и облезшей до мяса кожей. — Ну что, дружочек, пойдём со мной прогуляемся на свежий воздух. Он выманивает зомби на улицу и там прорубает череп, чтобы не убирать остатки из домика. Второй этаж оказывается завален всяким ненужным барахлом; там никого нет. Чимин обыскивать домик и находит кое-что интересное.       Чонгук возвращается с опозданием в три минуты. Его муж сидит перед домой на большом рыбацком кресле, на голове панамка в камуфляжную расцветку, а ноги расставлены в мужской позе а-ля присаживайся детка, я готов. — Ты задержался. — Прости, я не специально, – Чонгук редко задерживается хотя бы на минуту. – Зато я нашёл кое-что интересное. — Я тоже, – Чимин улыбается. — Сначала ты. Пак поправляет панамку, которая выглядела забавно на нем. — Я нашёл рацию. Но она разряжена, нужны батарейки, – Чимин прищуривает глаза, – а ещё, я нашёл резинку. Две резинки. — Будешь заплетать мне косички? — Нет, Чонгук, ты не понял. Одна резинка для волос. А вторая резинка... – Чимин достаёт маленькую шуршащую упаковку синего цвета. У Чона глаза на лоб полезли. — Презерватив? – очень неуверенно спрашивает Гук, на что его муж утвердительно кивает. — Может быть там, где-нибудь завалялся вазелин?.. Пак хихикает. — Ага, каждому одинокому лесничему нужен вазелин. — Ну, презерватив-то есть. — Это я уже не в силах объяснить. Может, он тут пузыри из них надувал от скуки? Они оба смеются. — Ладно, что там у тебя? — Ну, я нашёл водоём. Точнее, даже лучше – небольшой обмелевший водопад. Почти высох из-за отсутствия дождей, поэтому вода должна быть тебе где-то по шею. — Вау, да у нас сегодня праздник! Наконец-то мы помоемся и займёмся сексом. Отмечу этот день на календаре. — У нас нет календаря. — Похуй.       Когда рядом муж, Чимин расслаблен. Поэтому сейчас он медленно обмывается прозрачной водой и ждёт, пока Чонгук зайдёт к нему. Маленькое озерцо размером три на три метра прямо у подножия скалы, с которой текут ручьи, было божественно. Оно казалось раем, личным уголком удовольствия хотя бы потому, что тут была чистая вода и хотя бы потому, что они были там совсем одни. Обнажённый Чонгук заходит по колени в воду и не ступает дальше, скрестив руки на груди. Чимин сев в воде по нос начал медленно приближаться изображая хищника. — Ты выглядишь как утка, – произносит Гук, когда муж был уже в метре от него. Чимин замирает, а потом обрызгивает его водой. — А ты тогда – уткоёб. Пак смеётся, а его супруг окунается полностью и ловит за талию. — Ну ка прокрякай ещё раз. — Кря! – Чимин пытается вырваться из хватки. — Идиот. Знаешь, что делают с такими непослушными уточками? Пак обвивает ногами бедра мужа, руками хватаясь за шею. — Что? Чонгук наклоняется к ушку возлюбленного и шепчет: — Отжаривают так, что задница пригорает. Чимин дёргается от накатившего возбуждения и закусывает губу. — Тогда я буду самой непослушной уточкой из всех. Чонгук целует шею от ушка до плеча, оставляя нетерпеливые фиолетовые засосы, а руками гладит пышные чиминовы ягодицы. — Хочу, чтобы ты выебал из меня всю дурь, – проговаривает Пак и Гук дергает его ближе к себе так, что их возбужденные члены соприкасаются. — Ты будешь стонать как сучка, милый, – укус в плечо. Чонгук завлекает мужа в поцелуй, не давая дышать и опускается вместе с ним под воду. Волосы становятся мокрыми, холодная жидкость обволакивает горячие тела, которые в порыве страсти трутся друг об друга. Они выныривают, и Чимин звонко смеется. — У тебя так сильно отросли волосы, – он откидывает смоляные пряди мужа назад, – меня заводит это. — Тебя заводит все, что связано со мной? Чонгук опускает один палец в ложбинку и гладит сжимающееся колечко. — Даааа... – протягивает Чимин и впивается ноготками в бронзовую кожу. — Расслабься, – просит шепотом Чон и покрывает все лицо возлюбленного поцелуями. Пак послушно расслабляется и тяжело дышит, облизывая свои губы. Его муж очень медленно входит одним пальцем на половину фаланги в податливую плоть. — Ты у меня такая хорошая и послушная уточка, – Чимин что-то мямлит в ответ, – ш-ш-ш, давай я сейчас сделаю нам приятно, и мы выйдем из воды. Гук осторожно проталкивает палец до конца, а потом медленно вынимает. Если бы Чимин полностью не расслабился, все было бы хуже, но тело мужа всегда поражало Чона своей пластичностью. В воде естественная смазка быстро вымывается с горячей плоти, поэтому скольжение не такое приятное и легкое, как хотелось бы. Но это не мешает наслаждаться супружеской паре петтингом. Чонгук, подхватив Чимина, поднимает его вверх и резко опускает, их члены трутся друг об друга, это возбуждает, но холодная вода притупляет пыл. Тогда мужчина обхватывает ладонью две возбужденные плоти, отчего Пак протяжно стонет. Чимин запускает пальцы в длинные волосы, тянет их. Тело покрывается мурашками, обоих любовников настигает нещадный оргазм, а вода в маленьком озере небольшими волнами обволакивает камушки на берегу. — Я люблю тебя, – шепчет дрожащими губами Чимин, – я так сильно тебя люблю. — Я тоже тебя люблю, – Чон целует в мокрый висок, и пара выходит на берег. Во второй половине дня они возвращаются в хижину, Чонгук мельком проверяет натянутую Чимином проволоку с шумовыми примочками: если кто-то незнающий заденет, они сразу же услышат.       Пак закрывает входную дверь на хлипкую щеколду и тянет мужа в комнату с кроватью. Он там давно все подготовил: перевернул ужасный матрац другой стороной, постелил менее пыльное покрывало из шкафа и проветрил все помещение. Раньше бы Чимин ни за что не согласился заняться сексом в подобном месте, но сейчас это казалось настолько хорошими условиями, что мужчина готов здесь почти на полу разложиться. Пак усаживает супруга на край кровати, а сам садится на колени между расставленными ногами. Чимин облизывает губы и гладит внутреннюю сторону бедер Чона, медленно подбираясь к члену. Гук треплет пакову нежную щеку и в предвкушении сжимает пальцы на ногах. — Как давно у нас не было нормального секса? — Сорок семь дней и примерно восемнадцать часов, плюс-минус полчаса, – спокойно отвечает Пак. — Ты считаешь? – Чонгук округляет глаза. Чимин не отвечает, он наклоняется к возбужденной плоти возлюбленного и проводит языком от снования до головки, а потом сразу же обхватывает губами. Посасывает, медленно водя языком по кругу, а потом резко заглатывает наполовину. — Блять…, – Чон сжимает зубы и старается глубоко дышать через нос. Чимин берет одну руку мужа и кладет на свою голову, одним только взглядом давая понять, что разрешает ему абсолютно все. И Гук тут же впивается в еще влажные волосы и буквально насаживает рот возлюбленного на колом стоящий член. Потом тянет вверх, и снова резкий толчок. После третьего раза дает Чимину отдышаться. Пока дышит, Пак медленно массирует яички, перебирая их рукой, а после с жадностью опускает свои блядские губы и начинает сосать так, будто это самый вкусные в его жизни леденец. Чонгук стонет, Чонгук не сдерживается, он на пике блаженства и долго терпеть не в силах. Как контролировать себя, когда пухлые влажные от слюны и предэякулята губы отсасывают с такой жадностью? Они поженились пять лет назад, а у Чона до сих пор крыша уезжает от минета в исполнении своего мужа. Гук с грубой силой надавливает на голову Чимина, трахая его горло во всю. Пак расслабляет глотку и стонет, посылая приятные вибрации. Слезы собираются в уголках глаз, но они вызваны безмерным удовольствием наряду с безумием. Не спрашивая, Чон кончает в рот любимого и тут же отстраняет его от себя, давая отдышаться. Чимин пыхтит, закрыв глаза и высунув кончик языка с белесой спермой, которая медленно стекает вместе со слюной у одного уголка губ. Выглядит это настолько пошло, что Чонгук снова возбуждается. Их ждет долгий вечер. — Иди ко мне, – Гук поднимает любовника и укладывает на кровать, – ты у меня такой прекрасный. Чимин находит в себе силы, наконец-то сглатывает и улыбается. Гук нависает сверху, нежно целует в губы, переходит на щеки, лоб, подбородок, шею, грудь, облизывает ореолы сосков, на что слышит довольный стон. Переходит на ребра, пресс, оставляет на торсе парочку еле заметных засосов. Возвращается обратно, с жадностью снова целует шею, поднимается к ушку и посасывает мочку. Кусает плечо, языком проводит по предплечью, останавливаясь на запястьях: самой эрогенной зоне мужчины. Выцеловывает каждый миллиметр тонкой кожи с венами, пока Чимин плавится и тихо постанывает, наслаждаясь ласками. — Ты – мой, а я – твой, – тихо проговаривает Чонгук и опускается ниже, исцеловывая член любимого. — Я – твой, а ты – мой, – повторяет Чимин и выгибается в спине, когда губы смыкаются на эрегированной плоти, – мммм, а-а-ххх. Чон раздвигает бедра мужа сильнее и заглатывает до середины. Потом отпускает и обводит языком каждую венку. Он до невозможности нежен, он опьянен слегка солоноватым вкусом Чимина, он готов дарить любовь этому человеку всю свою оставшуюся жизнь. — Быстрее, я хочу твой член, – с негой в голосе почти приказывает Пак, и Чон снова берет в рот, только теперь двигается быстрее, помогая у основания рукой. Сжав отросшие волосы супруга, Чимин кончает, содрогаясь всем телом. Чонгук тут же проглатывает небольшое количество спермы и гладит руками талию мужа. — Мой мальчик, мой хороший мальчик. Постараешься для меня? Пак блестит глазами и утвердительно кивает. Чонгук подносит два пальца ко рту любимого, нежно поглаживая ими распухшие от покусываний губки. Горячий язык осторожно касается фаланг, принимаясь обводить их и увлажнять слюной. Гук слегка надавливает и проникает в горячий ротик. Два пальца медленно скользят по языку, вверх и вниз, играя и дразня, но, когда Чимин смыкает свои губы вокруг, Чонгук ускоряется, почти трахая рот мужа. Чимин снова возбуждается, тихо стонет, закрыв глаза. — Умница. Чонгук отстраняется и вынимает мокрые пальцы, потом обхватывает свой член и собирает такую драгоценную естественную смазку. — На колени, – не приказывает, а скорее просит. Пак тут же разворачивается, послушно прогибаясь в пояснице. Чонгук стонет от такой податливости. — Куки-и, пожалуйста…, – нетерпеливо ёжится Чимин. Чонгук массирует колечко мышц и медленно вводит один палец, который проходит свободно. Он целует поясницу, позвоночник, лопатки мужа, чтобы как-то отвлечь, и добавляет второй, который проходит явно туже. — Милый, расслабься. Чонгук второй рукой гладит грудь и массирует затвердевший сосок. Пак раскрывает губы и расслабляется, как только может. Гук снова надавливает и с трудом, но все-таки входит двумя пальцами и начинает медленно двигать ими. Все, о чем думает сейчас мужчина, так это о том, что третий без явной боли не войдет. Он прикусывает шею мужа и добавляет третий палец, чувствуя, как тело под ним начинает напрягаться. — Шшш, я с тобой, все хорошо. Потерпи немного, и будет очень приятно, – ласково шепчет на ушко. Не сразу, но Чимин расслабляется и восстанавливает сбившееся дыхание. — Вот так, малыш, мы сделаем это вместе. Чонгук опускает свободную руку на лобок мужа и гладит мягкие волосы, задевая возбужденный член и отвлекая. Постепенно три пальца начинают снова двигаться, иногда касаясь простаты, отчего Чимин начинает сбивчиво стонать. — Просто… трахни меня уже, – на выдохе протягивает Пак. Чонгук не спрашивает, он сам уже не в состоянии терпеть. Мужчина вынимает пальцы и нагибается на пол за презервативом. Достает из заветной упаковочки влажный латекс и раскатывает по своей возбужденной плоти. Одну руку возвращает на бедро мужа, а второй приставляет член к анальной мышце. Очень медленно входит головка, все идет чрезвычайно туго, но Чимин не произносит и звука, он пыхтит, пряча лицо во сгибы локтей. — Милый, потерпи еще немного. Чон входит наполовину длинны и дает привыкнуть мужу к заполненности. Спина Пака покрывается испаринами, он терпит и привыкает к боли. А потом Гук вгоняет член на всю длину, а Пак вскрикивает и роняет несколько слез на темно-синее покрывало. — Прости, прости меня. Ты такой узкий, просто невыносимо, – мужчина целует позвоночник, иногда покусывая и оттягивая кожу. Чимин не отвечает, а лишь сам делает первый пробный толчок. — Ах-х… – боль вперемешку с наслаждением закрывает глаза сладкой негой. Гук сам начинает потихоньку двигаться, негромко постанывая с каждым толчком. Чимину слишком хорошо, он очень долго ждал этого, чтобы останавливаться из-за мимолетной боли, которую в силах стерпеть. Его супруг наращивает темп заставляя скулить от удовольствия. Пак потерял счет времени, хотя на самом деле прошло немного. Но когда Чонгук потянул его на себя, заставляя встать на колени и откинуть голову назад на плечо мужа, Чимин почувствовал яркие импульсы наслаждения, которые заставляли дрожать и кричать имя возлюбленного. Чонгук не останавливался ни на секунду, вытрахивая из супруга всю дурь, как и обещал. Он закрывал крикливый рот ладонью, получая в ответ сильные укусы, а Чимин периодически всхлипывал от нарастающих с каждым мгновением эмоций. Пак незаметно для себя кончил, выстанывая «Куки». Поле нескольких рваных движений Чон тоже излился в латекс и осторожно отпустил мужа на покрывало, выкинув презерватив куда-то на пол. Чимина все еще дергало от оргазма, его мышцы тела сокращались от любого нежного прикосновения. Он таял в этой эйфории как мороженое на солнце. — Ты прекрасен. Я никогда не перестану любить тебя, – ласково проговаривает Гук, вытирает сперму с живота мужа и укладывая его голову себе на грудь. — А я тебя, – тихо проговаривает Чимин, уже проваливаясь в сон.       У таких людей, как Чонгук – очень чуткий сон и слух. Чон просыпается от того, что услышал, как проволока с улицы загремела под натиском чьих-то шагов. Его муж тихо сопел, и напоминал самое милое в жизни создание, но ради его же безопасности, Чонгуку пришлось его разбудить. — Ну нееееееет, почему сейчас? – ныл Пак, надевая одежду и стараясь стерпеть жгучую боль в заднице. Гук уже при параде осторожно выглядывает в окно. — Я не знаю, откуда они, я зачистил все, что было в районе километра. И вообще мне попалось от силы штук пятнадцать по пути. — А сейчас их сколько? – Пак зевает. — Один, два, три… — Чонгук? — …девять, и, возможно, с другой стороны дома тоже что-то есть. — Ты, блять, издеваешься? – сон как рукой сняло. — Нет, милый, я не издеваюсь, я вполне серьезно. Но, кажется, они идут не со стороны машины. — Вот это заебись новость, конечно. — На тебе четыре, на мне пять, дальше как пойдет, но все равно пробираемся к машине, – Чонгук зарядил свой пистолет с глушителем, взял в руки нож и уже ждал возлюбленного возле входной двери. — Ладно. На улице занималась заря. Это было явным преимуществом для двух попавших в передрягу человек, потому что местность было видно хорошо. Чонгук выходит первый и пристреливает сразу же самого близко стоящего к дому ходячего трупа. Обезображенные, хрипящие, они почувствовали присутствие человека и начали пробираться с большим усердием к живой плоти и крови. Чимин пошел с другой стороны дома, безжалостно убивая на своём пути еще троих, четверых, пятерых… Там их было шесть. Чонгук убил из пистолета последнего, которого не сразу приметил Пак и который приближался со спины. — Осторожно, я не собираюсь терять своего мужа вот так. — Не дождешься, я сам не собираюсь умирать, – с ухмылкой отвечает Чимин, вытирая тесак о сухую насыпь из иголок и каких-то веток. — Чимин… — Ну что еще? — Кажется, пора валить. Пак оборачивается и смотрит туда, куда устремил взор его муж. Зрелище не новое, но явно не из приятных: из-за деревьев со стороны того самого водопада лезут чертовы трупаки, причем в знатно большом количестве. — Я согласен. — Ты не на нашей свадьбе. — Можешь взять меня за руку? — Ты невыносим... – Чонгук все-таки берет мужа за руку, и они добегают до машины. Быстро снимают камуфляж из веток и заводят машину. — Нет! – Чимин заорал так, будто вся его жизнь кончена. — Ты чего? — Я проебал по дороге тесак. — Бог с ним. — Нет, нет, нет! На нём лента. Та самая, которую ты подарил в годовщину нашей свадьбы, – Пак почти плачет, он одним только взглядом умоляет хотя бы попробовать поискать этот чертов нож. — Блять… – Чонгук выходит из машины, – иди вперед, я прикрою. Вера в лучшее – вот что сейчас теплилось в сердце Чонгука, потому что, откровенно говоря, возвращаться было неимоверно глупо. — Вижу! – заорал Пак и побежал к углу скалы. Благо красный цвет виден хорошо. Чимин наклоняется, чтобы поднять свой нож, но прямо перед ним выскакивает гниющее кряхтящее тело. От неожиданности он пугается и падает на ноющий зад, а зомби стремительно сокращает расстояние между ними. Секунда, и труп падает замертво. Лезвие торчит прямо из лба. — Ладно, я научусь метать твои сраные ножи. — Пожалуйста, милый. — Спасибо, Куки. Чимин уже хочет пойти обратно к Чонгуку, который стоит от него в каких-то шести метрах, но тут между ними прямо с неба упал зомби, отчего Пак в недоумении уставился наверх. — Дождь из зомби? За что Господь так разгневался на нас? — Они летят со скалы, Чимин. — А я уж и правда поверил в Бога, – фыркает Пак. — Еще одна дебильная фраза, и я подаю на развод. — Не дам я тебе развод, – Чимин делает пару шагов, но останавливается, потому что «дождь из зомби» резко усиливается. Мерзкие трупаки с хрипами падают на землю почти что в одну кучу; половина разбивается, но половина еще в состоянии встать и направить свои уродские челюсти в сторону Чонгука или Чимина. Чимин слышит шум сзади себя. Он оборачивается и видит большую группу зомби, которая идет прямо на него. — Чонгук, кажется, я в дерьме. — Ты, блять, издеваешься? – на лице Чона первый раз за несколько месяцев изобразился ужас вперемешку со страхом. Чимин начинает продвигаться в сторону мужа, по пути убивая несколько зомби и прокладывая себе путь между скалами. — Нет, вот сейчас я вообще ни капли не издеваюсь. — Я отвлеку их на себя, только пожалуйста, будь осторожен. Чонгук убивает самых ближних к себе крупным ножом, дальше выпускает несколько пуль в тех, что идут в сторону Чимина. Потом снова нож, и лезвие в зомбака, который почти вонзил острые зубы в плечо супруга. Они сейчас находятся в самом Аду, потому что солнце уже взошло, освещая красным светом все вокруг. Одновременно и жутко, и прекрасно. Чонгук сам не заметил, как подошел слишком близко к скале. Он пытался разглядеть Чимина, но его нигде не было видно, зато ходячие зловонные тела почти окружили его, прижимая к холодному камню. Он уже успел истратить все свои лезвия и пули в «магазине» пистолета с глушителем. В другом лишь шестнадцать пуль. Точнее, уже четырнадцать. Гук думает лишь о том, смог ли проскочить Чимин. Мужчина ногой отпихивает тела, которые надвигаются на него спереди, и пристреливает еще одну тварь, которая пыталась укусить его справа прямо в шею. Черта с два он сдастся! Пока он не увидит живого мужа, он не продолжит бороться. Чон рвется в сторону машины, влево, где на пути есть еще несколько трупов. И, вообще-то, он окружен и свое тело от усталости уже не чувствует, хотя прошло максимум минут пятнадцать. Но делать что-то надо. Выстрел, еще один, еще, и последний труп на пути. Спуск затвора. Осечка. Ебаная осечка, которая произошла так не вовремя! Гук замахивается ножом, но череп зомби протыкает тесак. Это Чимин. И он живой. Он хватает за запястье и резко вытаскивает из своры, которая норовит их двоих сожрать на завтрак. Они бегут к машине, Пак запихивает мужа на пассажирское, а сам садится за руль. Они тут же отъезжают, оставляя ад позади себя гореть красным пламенем. Чонгук очень сбивчиво дышит, потому что устал и запыхался. Минуты две они молчат. Когда наконец в салоне воцаряется тишина Пак спрашивает: — Испугались? — Обосрался, – улыбаясь отвечает Чонгук как в дурацкой шутке, которая ходила по интернету до того, как настал конец человечеству. — С тобой все хорошо? – Чимин внимательно осматривает оголенные участки кожи супруга. — Да, а с тобой? — Тоже. Прости меня, я такой идиот. Это все из-за меня. — Ты вернул себе ленточку? — Да. — Ну и отлично, – Чонгук проваливается в сон то ли от большого потрясения, то ли от усталости. — Куки, любимый, нам надо остановиться, перекусить и дозаправиться, – Чимин ласково зовет, выдергивая из сна. Солнце уже было высоко в небе, время близилось к полудню. — Я не голодный. — Но мы не ели со вчерашнего дня. Пак в недоумении уставился на мужа; тот начал хмуриться, размышляя над тем, что он действительно обычно не отказывается от еды. — Ладно, тогда, воды? — Угу. Чон опустошил почти литр и снова откинулся на сиденье. Через час Чимин остановил машину в каком-то поле, где можно было просмотреть местность на несколько сотен метров вокруг себя. Пак вышел и занялся заправкой автомобиля и поисками запасов еды, которые валились где-то там в какой-то из сумок. Гук, почесав затылок, вышел контролировать процесс, а то мало чего, муженек и взорвать их может своими криворукими ладошками. — У нас осталось твоё любимое вяленое мясо и сухари. Точно не будешь… – послышалось из-за спины. – Чонгук. — М? – мужчина повернулся немного боком. — У тебя кровь на лопатке. — И что? — Снимай кобуру, – требовательно проговорил Чимин сильно нахмурив брови. — Зачем? — Я. Сказал. Сними. Ебаную. Кобуру, – Злость проскакивала в каждом слове, и Чон не в силах был противиться. — Теперь рубашку. — Это не может быть моя кровь! Я там ничего не чувствую. — СНИМИ СРАНУЮ РУБАШКУ!!! – Чимин кричал. Нет, он даже верещал, да так громко, что можно было услышать на несколько километров вперед. Чонгук закатил глаза и расстегнув рубашку повернулся спиной к мужу и спустил ткань с плеч. — Ну и что там? Блять, Чимин, не молчи! – Чонгук обернулся. Стеклянные глаза Пака стремительно наполнялись слезами. Его трясло. Сумка с едой выпала из рук куда-то на асфальт, а ноги подкосились, не чувствуя под собой землю. Чон тут же поймал супруга руками и перенес его на переднее пассажирское сиденье. Чимин выл, брыкался и трясся. Он пытался что-то сказать, но эмоции просто не позволяли. Его лицо изображало боль, страх, неверие, а слезы не останавливались. Конечно, Чонгук догадался. Но для уверенности в своих догадках он подошел к зеркалу заднего вида и посмотрел на свое правое оголенное плечо. Небольшой укус красовался чуть выше лопатки, прямо на периферии плеча. Гук сжал зубы, играя желваками. Какие мысли могут быть в голове, когда ты умрешь в ближайшие сутки? Конечно сейчас они все о Чимине. Как его успокоить и убедить жить дальше? Как вселить надежду на хороший конец, если это все неправда? Чонгук знает – единственное, за что цеплялся в этом хаосе Пак – это он, его любимый муж, друг и союзник. И как заставить Чимина прожить остаток жизни без человека, который был для него как воздух, Чон не знал. Совсем. Хотелось плакать от осознания того, как Чимину сейчас плохо. От осознания того, что это Чонгук сейчас причиняет ему эту боль. Гук вытер слезы, которые он даже не сразу ощутил и вернулся к мужу. Тот все еще бился в конвульсиях, громко всхлипывал и звал. — Куки… Чонгук… я… я… я ненавижу себя… всех… этот гребаный мир… несправедливо…. — Ш-ш-ш, я понимаю, милый, я рядом, – Гук осторожно поднял мужа, уселся на его место и вернул Пака уже себе на колени. Тот сжался до песчинки, маленькими пальчиками хватая расстёгнутую рубашку и продолжая плакать и громко всхлипывать. — Я люблю тебя… я люблю… тебя… люблю… нееееет, – провыл Чимин задыхаясь, не в силах нормально вдохнуть и сказать что-то еще. У Чонгука огромная дыра в груди. Он пуст, в голове пусто, не физическая, а моральная боль заполняет все тело, гложет все внутренности и впивается холодными укусами. Он тоже плачет вместе с Чимином, только старается не показывать этого. Как Чонгук будет без этой улыбки? Без этих пухлых губ? Без этих выебонов и дурацких шуток? Без этих соблазнительных стонов? Без этих глаз, что светятся любовью и заботой? Без маленьких пухлых пальчиков? Без щечек, что любимый наедает ближе к зиме? Как? Как он будет без этого всего, если его самого… не будет? Чонгук сжимает мужа в своих объятиях, пытаясь успокоить хоть немного, но это не помогает. Чон сам отчаялся, не зная, что делать дальше. Прошло полчаса, Чимин, кажется, задремал. Вымотался, выплеснул слишком много эмоций и теперь выглядит снова как ангел. Чонгук бы смотрел без остановки. Пак иногда вздрагивает во сне, но спит уже почти тридцать минут. Гук все еще думает, что можно сказать в такой ситуации, но не может придумать. Его воспаленный мозг не может выдать ответа кроме банального «Ты найдешь кого-то еще и будешь жить счастливо» или «живи для себя». Маленький комочек в объятиях начинает шевелиться. Чимин потихоньку выпрямляется и смотрит сначала в поле, потом на покрасневшее от слез лицо Гука. — Это был не сон, да… – Чимин не спрашивает, он утверждает и начинает снова биться в истерике. – Почему… пусть я проснусь… ты… я… мыыыы… Пак засыпал и просыпался три раза. Все три раза истерика начиналась заново. На четвертый раз Чимин посмотрел более-менее осознанным взглядом и спросил: — Куки, ты еще живой?.. Ты узнаешь меня? Чонгук кивнул, поджимая губы. — Я не смогу без тебя, – Чонгук сглотнул и начал осторожно водить по плечу, поглаживая. – Я хочу пить. Чимин сам потянулся за водой, выпивая очень много. — Неужели ты ничего не чувствуешь? Тебе не плохо? — Головокружение и слабость. Немного побаливает голова. Пак кивает и кладет голову на плечо мужу. Он начинает говорить тихо, хлюпая носом и потирая красные воспаленные глаза: — Все равно это когда-нибудь должно было произойти… я… знаю, что ты тоже не смог бы без меня. В этом мире нам с тобой нечего делать. Он холодный и совсем не хочет нас видеть. Я ненавижу все это всем сердцем, – Чимин отстранился и посмотрел мужу в глаза, – поцелуй меня. Чонгук видит столько боли во взгляде напротив. Он так хочет ослабить ее, что-то сделать для самого любимого человека. Гук наклоняется немного вперед и губами касается горячих и пухлых. Поцелуй выходит нежным и невинным, будто ты касаешься крыльев бабочки. — Ты горишь, тебе надо отдохнуть, – Чимин холодной ладонью касается щеки, и Гуку так хорошо, так спокойно. Он проваливается куда-то далеко, не может понять, сон это или обморок; впереди лишь темнота. Спустя три часа.       Чонгук просыпается лежа на заднем сиденье, а голова на бедрах мужа. Он видит его лицо, и совсем легкую, но искреннюю улыбку. — Как ты себя чувствуешь? Чонгук ощущает острую головную боль и легкое жжение в районе лопатки, но отвечает: — Нормально. Чимин гладит длинные пряди. — Я хотел бы рассказать тебе кое-что. Все, что не успел сказать за то время, пока мы были в отношениях и пока были женаты. Чонгук смотрит на такое любимое лицо и кивает. — Первый раз я встретил тебя еще на приемной комиссии в полицейскую академию. Я тогда был на практике, просто заполнял бумажки в кабинете психолога. Ты меня точно не вспомнишь. Ты был таким милым ребенком и твой юношеский максимализм так и пер в твои двадцать лет. Я просто запомнил твой образ в своей голове и хранил как что-то драгоценное. А потом мы познакомились на вечеринке у друзей. Я сразу узнал тебя. За три года ты так возмужал, что у меня от одного взгляда на тебя подкашивались колени… Мои друзья сразу поняли, что к чему, но у тебя тогда был другой парень. И… помнишь, когда ты с ним расстался и ушел гулять в свой любимый парк и сбил меня на скейте? Это была не случайность, все было подстроено… Знал бы ты, как мне было страшно, что ты поймешь, что это все постановка… А потом ты пригласил меня в кафе в знак извинений. Когда я просто смотрел на тебя весь мир преображался, ты взял мне тогда по ошибке кофе без сахара, но от одного взгляда на тебя он становился приторным. Вся моя жизнь после появления в ней тебя стала другой. Я так сильно люблю тебя, я так сильно хочу долго и счастливо, я так сильно хочу детей с тобой… – Чимин плакал. Чонгук тоже плакал, но он этого не ощущал. — Я тоже, Чимин, я обратил на тебя внимание на той вечеринке… но у меня уже были отношения. Прости, что заставил тебя бегать за мной. Чон потянулся рукой к заплаканному лицу мужа и вытер слезы. — Ты очень бледный, но я все равно тебя люблю, каким бы ты ни был. — Я тебя тоже люблю. Чонгук снова проваливается во тьму. Спустя еще два часа. — Куки? Ты меня слышишь? Я рядом, все хорошо. Чимин сильно сжал руку мужа. — Слышу. — Хочешь воды? — Да. Пак помогает Чонгуку попить из бутылки, но это не унимает адский пожар внутри органов. Ужасно больно. А в голове будто мозг пытаются перемешать большой ложкой. — Послушаешь меня еще? Чон один раз долго моргает в знак согласия. — …когда ты сделал мне предложение, я был на седьмом небе от счастья. Я ни капли не жалею, что вышел за тебя замуж. Но я так жалею, что заупрямился тогда и не захотел менять паспорт. Я хочу твою фамилию, Куки, я хочу быть Чон Чимином и слышать от тебя об этом каждый день. Хочу, чтобы коллеги звали меня только по фамилии, хочу распечатать свой паспорт с главной страницей и повесить в рамочку в прихожей, чтобы все приходящие видели, что я – твой, а ты – мой. Я хочу, чтобы на нашей могиле было написано "семья Чон". Я так хочу этого, Куки, – Чимин снова плакал. – Я хочу попросить прощения, что заупрямился и не дал нашей кошке кличку Снежинка, как ты хотел. КимЧи ей явно не шло. Однажды, когда мы с тобой поругались я попросил ее нассать в твои любимые кроссовки, и она сделала это. Прости меня, это я ее подговорил. Прости, что не дал поставить жалюзи в нашу спальню, прости, что тогда заревновал и не отпустил тебя на концерт, я такой эгоист. Прости, что… что… что побежал за этой сраной ленточкой, прости, прости меня! Чимин задыхался. Он прижимал руку Чона к губам и старался хотя бы открыть глаза, но из-за большого потока слез не получалось. Чонгук горел изнутри, Чонгук все еще чувствовал моральную боль, но он ничего не мог сделать, кроме как тихо прошептать: — Я прощаю тебя, ведь ты – мой, а я – твой. Спустя еще три часа.       Чимин заряжал пистолет дрожащими руками. Он плакал и поглядывал на мужа, которому явно было хуже, чем ему. Он еще был человеком, но выглядел уже как труп. Мужчина хотел бы забрать всю его боль, если бы знал, как. Пак усилием воли вогнал «магазин» с пулями на место, проверил затвор и поставил предохранитель. Время перешло за полночь. Без привычного Куки рядом было темно и страшно, сердце трепетало от каждого шороха, даже от легкого ветерка в салоне автомобиля. Чимин решил, что сможет сделать это для любимого мужа. Убить, чтобы облегчить страдания. Он вернулся на свое место, положил голову Чонгука обратно на свои колени. Чон выглядел ужасно – весь бледный, вены стали видны даже на лице сквозь почти прозрачную кожу, губы тоже потеряли свой цвет, они были очень сухими, и кожа с них слезала будто со змеи. Руки и лоб были холодными, а вот грудь в районе сердца горела огнем. Чимин хочет плакать, но ему нечем, поэтому он только дрожит и иногда всхлипывает. Он думает, что убить Чонгука сейчас, во сне – хорошая идея, но ему так хочется услышать еще разочек его голос, почувствовать, как рука мужа сжимает в ответ его руку. Чонгук начинает постанывать и открывает глаза, Пак ужасается: они мутные, они уже не такие, как были раньше. — Куки? Ты меня слышишь? Чон хлопает глазами и старается найти что-то взглядом, но не может. Он не видит. — …Чимин? Пак улыбается и крепко сжимает ладонь в своей руке. — Да, да, я здесь, я рядом с тобой. — Мне… очень больно. Чимин взвывает и пытается сказать хоть что-то. — П..п…прости. Прости, любимый. Я… не дам... тебе больше страдать… Скоро станет легче. — Не вини себя, – Гук еле шепчет, – я люблю тебя. — Я… я тоже тебя люблю. Чимин укладывает голову Чонгука на сиденье и встает рядом на колени. Он целует холодный лоб, сжимает холодную руку, на что получает еле заметное движение большим пальцем. Чон все еще слышит его и все еще любит. Пак снимает предохранитель с пистолета и приставляет дуло глушителя к вспотевшему виску мужа, которое закрывали отросшие волосы. — На нашей могиле бы написали «Семья Чон», – произносит Чимин шепотом, зажмуривается и нажимает на курок. Выстрела почти не слышно, крови тоже нет. Чимиин не отпускает руку Чонгука и уже более уверенно приставляет пистолет к своему виску. Ему все равно незачем больше жить, в своем существовании он не видит смысла. «И умрем в один день» – произносит Чимин уже у себя в голове и нажимает на спуск.