***
...Айзеноватый Сюрен (клонируют их где, что ли?) что-то задвигает про планы побега и серо, которым нужно разорвать цепи. И про то, что наверняка не получится, очередную неудачу и подобную хуйню. — Это — сраный восьмой, — говорит Ннойтора, пиная Заэля и показывает язык. Главарь деланно округляет глаза и удовлетворенно улыбается. Клоун хренов. Баррагана бы сюда. Цепи, черепа — как родной бы вписался. Хоть выглядит представительно. И Ннойтора начинает пытаться. И реально ни хера не выходит. Высвобождение здесь, как оказалось, возможно, но и это не помогает. Будь они в более плотном мире, язык бы уже истлел. Он периодически сцепляется с прихвостнями главного, но старается не тратить силы — им-то что. Когда брюхо толстяка призывно чмокнуло губами, Ннойторе вопреки инстинкту самосохранения (все равно сдох уже) захотелось выбить себе нахуй единственный глаз. — А повеселее глюков не завезли? — вяло спрашивает он. Отсутствие секиры отзывается в руке фантомной болью. Сюрен понимающе скалится. И с этого момента действительно становится веселее. Вряд ли у него сейчас оставались какие-то страхи. Но раздражающего — хоть отбавляй. «Ты недоэволюционировал, — пустота оформляется в Гриммджо и хохочет, скаля зубы, — все твои битвы, убийства и провокации — лишь для того, чтобы твоя самка наконец возжелала снести тебе башку». «Ты ребенок. Ты не воин», — она говорит это не своим голосом, полураздетая, облизывая краешек лезвия Санта-Терезы. «Ты так ограничен», — словно укоряя, всплывает в памяти Улькиорра. «Вы ведь не собираетесь наносить последний удар?» — Тесла расклеивается надвое, как промокшие бумажные полоски. От калейдоскопа эмоций в мёртвой голове гудит колокол, выбивая остатки рассудка. Среди этого гула он вдруг слышит четкое, будто над ухом: — Мы не закончили. Смерть должна была стать пиком. Вершиной. Покоем. Теперь он знает, что покоя не будет нигде. И если таково посмертие для пустых, — этот отстойник с различными сортами дерьма и близко не стоит Уэко Мундо, где есть лишь битвы — и отсутствие битв. И надоедливая зеленоволосая сука, которой единственной во всех мирах было не насрать на его существование. Если бы он стал сопротивляться — зов, кажется, перемолол бы его и выбросил из ада по частям, сквозь все эти блядские облака и кубики на кровавом фоне. Та, чья суть — желание, всем существом своим хочет сейчас одного: чтоб он жил. Ннойтора не сопротивляется. Желтое серо, напитавшись ее силой, пробивает слои преисподней, крошит кусок адских врат. Кажется, у шинигами прибавится работенки.***
От твердого иерро в итоге мало проку. Он сейчас, наверное, где-то у адских врат. Нелл понимает, что это неправильно. Спасая напарника в первый раз, об Эспаде Нелл думала в последнюю очередь — ряды приварон постоянно росли, и десятка не пустовала. Точную причину своих действий она бы и сама не назвала. Но еще тогда, когда она впервые встала меж ним и его целью, оба поняли: она не даст ему умереть. Ни в их поединке, ни в бою с кем-либо другим. Нелл Ту не только результат травмы. Свобода, светлое, неомраченное веселье — то, что Нэллиэл Ту Одершванк так любила. И о чем почти забыла, ставь частью Эспады. Сам того не желая, Ннойтора вернул ей всё это. Ей действительно было весело. Но Неллиэл заигралась. Пока она развлекалась — ее оберегали другие. Она ослабла, забылась. Непростительная ошибка в Уэко Мундо. Непозволительная роскошь для васто лорда, способного защищать тех, кто слабее. И только он, вызвав ее гнев, как никто другой не мог, помог вернуть взрослый облик и силу – как вернул детство когда-то. Когда пришло время. Ни того, ни другого Ннойтора не желал, но только он смог. Они – ключ к трансформации друг друга. Нелл зализывает чужие смертельные раны, выжимая, что можно, из свойства целить. Мечта исполнилась разок — и довольно. Они не закончили. Косой надлом рассеченного туловища колет ей грудь и голый живот. Но нутро частично восстановилось, шрамы начали рубцеваться. Надо ещё. Какая она ещё слабая. Она чувствует источник — немного, но хоть что-то. Санта-Тереза в крови того шинигами. Он сильный. Это может помочь. Нелл касается языком лезвия, стараясь не порезаться, обводит кромку обоих полумесяцев. Оружие, с тех пор как пробило ее голову, видоизменилось, с усмешкой подмечает Нелл. Теперь она двойная. Выше, больше. Куда ему выше-то? Живительная энергия и вправду даёт толчок. Она вновь сосредотачивается на его ранах. Казалось, после стольких раз, когда они схлестывались уже обезоруженные, сплетаясь в тренировочных боях под изучающим взглядом Айзена, она должна знать его наизусть. Но жизнь в детском облике подернула память пеленой, и сейчас она с удивлением чувствует: пресс на ощупь — почти как пластины. Мысль про «самое твердое иерро в Эспаде» вдруг начинает звучать в духе его шуточек. Когда он мёртв, он почти перестаёт быть некрасивым, усмехается про себя Нелл. Чертово взрослое тело. ...В какой-то момент тело под её руками забилось в судорогах, запечатывая рессурекшен. Нелл не знала, что такое возможно. ...Её пальцы сжимали зарастающую расщелину раны, когда Ннойтора очнулся.***
С секунду взгляды топчутся на встречной. Её хватают за горло недостаточно сильно – для того, что он хочет по- настоящему. Но движение слишком резкое, и Ннойтора быстро отпускает ее, изгибаясь с болезненным хрипом, загребая ногтями песок. — На кой... ты... Нелл не знала ответа. Ты не позволяешь приблизиться никому, при этом не приближаясь сам? Ты показал мне бессмысленность всего, что было моей жизнью, — и я забываюсь лишь в книгах и рядом со слугами, — и хочешь сбежать? Ты ошибаешься во всем, что делаешь, но я разрываюсь от сочувствия к тебе? Собрав всю волю, все силы, что остались от исцеления, — она придавливает голосом. — Прикуси. Свой. Меченый. Язык. Ее усилия не должны пропасть из-за его глупости. У нее не осталось слюны; поить кровью с ее перепадами реяцу — обессилеть самой. Осталось лишь это. Пусть потом говорит что угодно. Думает, что угодно. Он обязан ей второй жизнью. Нелл чувствует, как Ннойтора напряжен, ожидая, что она сделает дальше. Все вдруг становится донельзя осязаемым. То, как намокли ошметки одежды обоих от запекшейся крови, как скрипит прилипший к ним песок; какими мягкими кажутся по сравнению с иерро черные пряди, которые она убирает с лица. Почти броском кобры она впивается в его рот. Это просто лечение. Это то, что ей не нужно и не было нужно веками. То, на что так похожи были их непродолжительные спарринги. Касаясь своим языком татуировки-пятерки, она вдруг чувствует себя... живой. Сила, всхлестнувшаяся потоком из глубины ее сущности, перетекая напрямую, ее не истощает, — напротив. Нелл утоляет жажду. Когда находятся силы оторваться от источника, он шумно вдыхает и шипит ей в губы: — Сука. И с неожиданной для его состояния силой прижимает к себе. Их хаотичные встречные движения, так не похожие на слаженность боя, должны были прийти к развязке. Нелл была и к этому готова, но не потребовалось большего, чем несколько скользящих рывков навстречу. Высвобождение накрывает изнеможденное ранами тело очередной ломкой. Но в этот раз она длится недолго: шрам заполняется желтой рейацу и закрывается окончательно. Нелл отряхивается. Когда волна схлынула, она смотрит на все куда более здраво. Экс-напарник оживлен и, судя по всему, вполне... боеспособен. Надо двигаться. — Нелл... Взгляд Ннойторы ей не нравится. В нем — тот же недосказанный вопрос. Она устало прикрывает глаза. Она не хочет говорить, объяснять, препираться. Она выжала своей силы во всех её видах, сколько б не дали трое поглощенных адъюкасов. — Ты больше не в Эспаде, — отчеканила Нэллиел. — Ты проиграл. Твой номер больше ничего не значит. Ннойтора бросает на нее косой взгляд. — Но ты ведь тоже. — Да, — она кивает, — и я тоже. Нам больше нечего делить, Ннойтора. Повисает молчание. — Что ты несешь... — Голос его плохо слушается. В нем, как Ннойтора не старается, нет гнева. — Служу я Айзену или нет, бесишь ты меня от этого не меньше... — Я заметила, — тихо говорит Нелл, красноречиво чиркнув взглядом по его поясу. Он аж приподнимается на локтях. Зрачок в единственном глазу сужается до точки. — Ты унижала меня при жизни и вытащила с того света, чтобы продолжить?.. Нелл делает глубокий вдох, пряча в глазах смеющиеся искорки. — Нет, но сработало же. Он бы еще много сказал, но заходится в кашле. Судя по хрипу, попытка повысить тон далась болью в груди. Нелл почти благодарна тому жуткому шинигами, что Ннойтора слишком истощен для привычного потока проклятий. Он сплевывает кровью. Нелл хмурится. Вопрос «Как ты?» прозвучал бы глупо. — Ад — это пиздец, — с чувством произносит Ннойтора, словно в ответ на ее мысли. — И ландшафт, и уровни, и местный сброд. И Заэль с Ааронильо. Присутствие Заэльаполло как показатель апофеоза «пиздеца» Нелл вполне принимает. — Продержись до замка. — Подсунешь меня зверушке Шиффера? Таковы твои планы? А? — Нелл молчала, и он стал сдержанней: — А что потом? Ты, видимо, уже решила таскаться за этим рыжим риока. Я прав, да? Тебе же обязательно за кем-то таскаться, кого-то «спасать»... — Сейчас для меня главное — найти свою фракцию, — твердо говорит она. Ннойтора предсказуемо морщится и выдаёт что-то про «тупиц и уродов». — Можешь быть, одолжишь свою? — безжалостно бросает Нелл. У неё нет сил препираться. Из них двоих лишь у нее есть цель. Ннойтора замолкает. Ей же стыдно признаться даже себе, что причина ее поиска — не только «родственные чувства». «Когда я стану ребенком, ты будешь возиться со мной?» — Я знаю, ты никогда не изменишься, — Нелл пускает в голос ноты недовольства. — Я даже не уверена, что ты снова не нанесешь мне удар в спину. — Она протягивает Ннойторе руку, чтобы помочь подняться и опереться на нее. — Но в одном я уверена: в твоих поступках... есть и доля моей вины. Сказать больше она пока не готова. Но ему, кажется, это и не требуется. — Эй, Нелл, — шатаясь, он идет за ней; бодрость в голосе деланная. — И когда я нанесу тебе удар в спину, что ты сделаешь?.. Когда — даже не «если». — Убью тебя, — спокойно отвечает Нелл. По лицу Ннойторы расползается слабая довольная усмешка.***
Напоминание ли о гибели фрасьона выбило его из колеи или не было темы, но они двигались молча. — Жрать хочется, — первое, выдает Ннойтора за весь следующий день. Нелл посмеялась бы. Но то, что он озвучил, в его положении — просьба. На деле это значит «У меня не осталось сил». Охотиться бессмысленно: в последние дни в Уэко Мундо такие энергетические перепады, что все мелкое забилось как можно дальше в песок, чтобы не попасть под раздачу. Она сил на поимку тварюшки потратит больше, чем получит из нее духовных частиц. В то же время она рада, что они так слабы: их пока не почуяли. Радость заканчивается, когда они проваливаются под землю: в этом месте, очевидно, был прорыт ход. Что-то вроде Бавабавы? Почему же они оба не почуяли? Стать добычей подземного менее дружелюбно настроенного червя Нелл вовсе не улыбается. Ннойтора вытаскивает её едва ли не за волосы. Иногда размеры все же дают преимущество. — Смотри. По поверхности от места неподалеку от их шей и голов разбегаются узкие дорожки. По ним ручьем движутся крохотные пустые. — Глазам не верю! В Нелл просыпается детский восторг. — Никогда не видела колонию маленьких адъюкасов! Видимо, сила действительно дробится; возможно, они — некогда часть одного небольшого пустого. Пройдя подальше, она замечает пологий холм и даже некое подобие вертикальных построек. Песок Уэко Мундо текуч, вероятно, существам пришлось потрудиться, чтобы скрепить его. — Хера, — Ннойтора присаживается на корточки. — Прям Лас Ночес у них тут. Нелл прячет улыбку. Затем во взгляде Ннойторы что-то неуловимо меняется — и Нелл стремительно хватает его за руку. — Не смей! — Ты что? Непонимание на лице Ннойторы быстро сменяется злобой и раздражением. — Ты считаешь, я буду давить муравьев?! Серьёзно, Неллиэл? — Как же твоё «я не щажу слабых»?! — Слабый — это тот, что хотя бы может принять бой! Арранкар или, на худой конец, полноценный адъюкас! — Ты пнул меня в живот в детском теле, — мстительно припоминает Нелл. — Даже в детском теле ты глотаешь серо, — огрызается Ннойтора. Нелл понимает, что все зашло не туда. Почему она не мудра и терпелива, как Халлибел? Размышления прерываются: их потасовка и та стоила сил её спутнику. Ннойтора вцепляется в оружие и буквально висит на секире. Времени мало. Нелл ведет по запястью лезвием — и протягивает руку к лицу Ннойторы. — Пей. Сперва он косится с недоверием; но кровь уже течет, тратить ее нельзя, и он приникает губами — сначала слабо, а потом уже плотоядно, поглощая духовную силу. У Нелл мутнеет перед глазами — и от легкой, но все же ощутимой потери, и... Она смотрит на дергающийся кадык на горле, на то, как капли застывают в углах его большого рта. Он перехватил ее предплечье у локтя и у кисти, чтоб удобнее пить. Руки у него подрагивают; браслеты звенят на тонких, как у женщины, запястьях. ... — Эй! Неллиэл! Нелл! Она даже не заметила, как начала отключаться. Настолько нестабильна? — Тебе лучше? — спрашивает она, силясь открыть глаза. Сквозь ресницы виден смутный силуэт — и как он резко приближается. И подхватывает, не дав упасть. — Я должен отблагодарить, так? Нелл сама не знает, что тянет ее за язык: — Попробуй. И это последнее, что она успевает сказать перед тем, как превратиться.