Половинка луны

— Эрвин. У меня тут какая-то хрень. По ходу, у меня началась аллергия на чай. Придя в поздний час с таким дурацким заявлением, Леви чувствовал себя несколько неловко и может быть даже смущенно, но невозможность пить любимый напиток, нужда отказаться от привычного успокаивающего ритуала, иногда бывающего лучшей частью дня, настолько его фрустрировала, что ему было необходимо поделиться этой печалью. А к кому, собственно, ещё он бы мог сунуться со своей бедой. Крапивница преследовала Леви уже несколько дней, и он применил максимум мыслительных способностей, чтобы вычислить причину. Верить, что это действительно чай, не хотелось до последнего, но других вариантов просто не оставалось. Леви чувствовал настоящее отчаяние. — Ты уверен, что это не последствия… твоей неосторожности? — проговорил Эрвин, посмотрев то ли на Леви, то ли сквозь него. Смысл фразы дошёл не сразу. — Ты бы знал, сколько народу умирает от сифилиса и прочей дряни под землёй, — скривился Леви, однозначно выражая своё отношение к такому предположению. — Хорошо, что тебя минула чаша сия. У Леви дёрнулась бровь. Иногда его мутило от высокопарности, с какой мог разговаривать Эрвин, уходя глубоко в себя, и сейчас был как раз тот случай. — Чем я могу помочь? — Эрвин наконец отложил бумажки и сосредоточил взгляд на собеседнике, стоявшем неподвижно и молча посреди кабинета. — У тебя есть кофе? Установив с командором хрупкий контакт, Леви возвратил своё самообладание. — Мм… — Эрвин сощурился и напряг челюсть в попытке зевнуть незаметно, на что Леви, от которого это не укрылось, хмыкнул. — Да, в шкафу банка, бери. — Спасибо. Пыль на полке не то чтобы удивила. Леви подумал, что раз у Эрвина нет времени убираться, надо подрядить на это солдат. Хотя если бы у капитана были лишние полчаса, он бы решил проблему самостоятельно. Большую часть шкафа занимала солидная коллекция книг, а остальную — толстые коричневые папки. В уголке валялось два пресс-папье, деревянных, явно слишком лёгких, чтобы справиться с объемом макулатуры перед командором. — А тебе заварить? Леви обернулся. Сейчас между ними не было стола, и он на автомате потянулся, чтобы убрать мозолившие глаза серые катышки с белой рубашки Эрвина. Эрвин тихо сопел, уперевшись подбородком в кулак. Он сидел, склонившись над столом, так что положение выглядело неустойчивым. — Ну ясно, — сказал Леви, позволив себе тихий смешок. Он забрал стеклянную банку с молотым кофе и бесшумно вышел из комнаты. Когда он вернулся с двумя дымящимися чашками, свечи почти догорели. Прикрыв дверь ногой, Леви прошёл и поставил фарфор на свободную часть столешницы у правой руки так и не проснувшегося Эрвина. Потом достал из кармана две новые свечки, предусмотрительно захваченные с собой с кухни, и прилепил на простенькие подсвечники по углам стола. Захватив одну чашку, сел на диван, закинул ногу на ногу и откинулся на мягкую спинку. Какое-то время Леви просто бессодержательно рассматривал Эрвина, не облачённого в мишуру собранности и хладнокровия. Светлая чёлка выбилась из идеальной причёски и спадала ему на лицо. Грудь медленно приподнималась и опускалась в такт глубокому дыханию, и чуть приоткрылись губы. Кофе оказался лучше, чем Леви предполагал. В последний раз он, наверное, пил его лет шесть назад, заполучив часть провианта, который нанятые аристократами бандиты привезли вниз, чтобы продавать по бешеным ценам. Тот кофе был дурной, по-неприятному горький, чуть кислый и откровенно смердевший. Впрочем, стоило ожидать, что главное лицо разведки на подобную ересь не тратится. Леви пил большими глотками, так что скоро чашка опустела и он поставил её рядом с собой. От такой ударной дозы кофеина, большей, чем в чёрном чае, Леви сморило, и, зафиксировав взгляд на чуть колышущейся коричневатой тени на стене, с мыслью, что надо уйти к себе, он незаметно заснул. Прошло всего несколько минут, как Эрвин вздохнул глубже, покачнулся и открыл глаза. Сквозь мягкий окруживший его сумрак он почувствовал терпкий аромат. Эрвин коснулся чашки — кофе был ещё тёплым. Спящий на диване Леви удивил командора, но, напрягшись, он вспомнил, зачем тот приходил, и связал наконец его присутствие с наличием кофе у себя под носом. Эрвин сделал глоток и дал себе ещё двадцать минут, чтобы доделать работу. Мысли бродили в голове — наполовину Эрвин думал, что ответить на письма, а наполовину рассматривал ощущение неодиночества, что свернулось рядом пушистым теплым комком. Он слышал, что капитан игнорирует кровать и спит сидя, но воочию никогда не видел: в экспедициях, когда из-за чрезвычайных обстоятельств дважды приходилось ночевать, Леви не смыкал глаз. Дела Эрвин закончил и теперь задумался, как правильнее поступить. Он поднялся и, подойдя к дивану, осторожно забрал пустую чашку Леви. Спящая фигура не двигалась, а дышал Леви не слишком глубоко. Эрвин предположил, что заснуть тому обычно сложно, так что, помявшись немножко рядом, он задул свечи. Отражение огоньков на оконном стекле пропало, и он увидел половинку луны. Эрвин бросил на Леви последний взгляд — почему-то ровный, белоснежный в слабом серебристом свете абрис его лица остро отпечатался в сознании. Эрвин осторожно закрыл дверь и мысленно пожелал Леви спокойной ночи.