Восемнадцать

Слэш
NC-17
Завершён
839
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
12 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
839 Нравится 12 Отзывы 148 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
— О господи, — прошептал Шото хрипло, закрывая глаза. — О господи. О господи... Лопатки болезненно врезались в стену. Сердце колотилось где-то в горле. Губы кололо — от недостатка кислорода, видимо, потому что дышать не получалось. Как до этого дошло? Всего десять минут назад он был в общей гостиной, в окружении празднующих друзей, и всё было просто прекрасно. И он даже не думал, что... — О господи, — прошептал он снова, когда шершавые ладони скользнули вниз по обнажённым бёдрам, прямо до чёрных джинсов, спущенных до уровня колен. Пошевелиться из-за них было практически невозможно — и Шото очень, очень надеялся, что не упадёт. Тёплые улыбающиеся губы коснулись кожи над самым коленом правой ноги. Шото постарался сдержать дрожь. — Мидория, — выдохнул он, честно пытаясь открыть глаза. Безуспешно, потому что губы скользнули выше и правее, к внутренней стороне бедра. Он даже не думал, что сияющая улыбка и слова «Может, пойдём в комнату» могут привести к чему-то такому. — Я думал, ты просто... устал, — выдохнул Шото, кое-как взяв себя в руки. Он приоткрыл глаза — и пожалел, потому что Мидория смотрел на него снизу вверх, стоя на коленях у его ног, и губы его до сих пор касались бедра. А потом, не отрывая взгляда от Шото, он приоткрыл рот — и прикусил кожу. Из горла Шото вырвался абсолютно жалкий звук. Как он сможет вернуться в гостиную после такого? Как вообще сможет ходить? Разжав зубы, Мидория улыбнулся. По его щекам разливался довольный румянец, а глаза — и губы — блестели. — Устал праздновать твой день рождения? — спросил он, и у него хватило совести скрыть своё веселье. Но вместе с тем его пальцы начали вырисовывать узоры на бедре Шото, и сосредоточиться на словах стало в три раза труднее. — Просто... Он замолчал, и дыхание опалило прохладную кожу. — Просто что? — просипел Шото. — Просто я решил, что ты не против отпраздновать вдвоём. И, обхватив колени Шото руками, он поцеловал внутреннюю сторону его бедра — не лёгким касанием, как раньше, а так, что у Шото дрогнули ноги — с зубами и языком, втягивая кожу, прикусывая её, лаская и не отстраняясь, пока пальцы Шото не впились в кудрявые волосы, пытаясь оторвать его от себя. Мидория отстранился — но ненадолго, потому что поцелуи двинулись выше, жадные и болезненные, оставляющие кожу раздражённой и ноющей от любого ветерка, а уж тем более от касаний. И Шото был рад, что Мидория держит его колени, потому что больше всего на свете хотелось просто раздвинуть ноги и сползти на пол, а в узких джинсах делать это было неудобно. Проводя правой рукой по лицу, Шото проклял выбор одежды — да, сегодня был его день рождения, да, одноклассники вытащили его сначала гулять, а потом устроили вечеринку в гостиной, и да, сегодня он постарался выглядеть хорошо — но из-за этого поцелуи Мидории остановились чуть выше середины бедра. — Сними, — выдохнул Шото, мечтая вцепиться пальцами хоть во что-нибудь, но стена, к которой его прижимали, была абсолютно гладкой. И все шкафы стояли так далеко... — Мидория, сн!.. Тихая просьба перешла в удивлённый вскрик, потому что Мидория дёрнул его под колени и буквально зарылся лицом между бёдер, щекоча волосами низ живота. — Мне и так хорошо, — пробубнил он, лизнув кожу у самого края боксёров Шото, и перешёл влажными открытыми поцелуями на вторую ногу, практически вылизывая её и только изредка покусывая, в отличие от предыдущей. Дыхание, раньше казавшееся горячим, теперь холодило кожу. Перед глазами поплыли чёрные точки. Губы онемели совсем. И только когда Мидория оторвался от него, встревоженно вскидывая голову, Шото осознал, что не дышит, а по правой ноге ползёт иней. Он судорожно втянул ртом воздух, и Мидория медленно поднялся, шагая вплотную, чтобы прижать Шото к стене всем телом. Крепкие руки легли на его бёдра, за что Шото был невероятно благодарен — судя по тому, что они с Мидорией сейчас были на одном уровне, он скорее не стоял у стены, а полулежал на ней и на руках Мидории. — Ты в порядке? — успокаивающе поглаживая ногу, спросил Мидория, и Шото внезапно подумал, что тот смог бы удержать его на весу одной рукой, если бы захотел. Он в принципе мог бы сделать всё, что угодно. За последние два года Мидория определённо... изменился. Практически не вырос — но по физической форме перегнал значительно вытянувшегося Шото, и без использования причуды точно смог бы поднять если не весь, то женскую половину класса точно. И Шото. Господи, конечно же, он мог поднять Шото. И зажать его в углу комнаты у двери — прямо как сейчас. И сделать... всякое. Шото закусил губу, удерживая очередной жалкий всхлип. — Ты снова делаешь такое лицо, — тихо сказал Мидория, вжимаясь в него грудью. Всё его лицо светилось улыбкой — широкой, довольной и уверенной. Иногда Шото жалел, что в их отношениях Мидория перерос период бесконечного смущения. — Какое лицо? — спросил он, хотя знал ответ. — Кирпичом. — Кирпичом? — Он бы предпочёл слова «нейтральное выражение». Улыбка Мидории смягчилась. При виде неё в горле пересохло. — У тебя сегодня день рождения, Шото. Даже если ты будешь кричать на всю общагу — никто тебя не осудит. При мысли о том, что Мидория может заставить его кричать на всю общагу, ноги подкосились ещё сильнее. Шото не был к этому готов. Он чувствовал, как дёргаются губы, будто не знают, в какую сторону гнуться, и чувствовал, как горит левая сторона лица, а ещё чувствовал, как окрепла хватка Мидории на его бёдрах, а потом... Толчок — и Шото проехался спиной по стене, машинально цепляясь пальцами за футболку Мидории, и оказался на голову выше него — чего, видимо, Мидории и хотелось, потому что его губы тут же оказались у горла Шото. — Можно мне?.. — начал он, но не договорил, потому что Шото бездумно запрокинул голову, оголяя шею. Ох, с завтрашнего дня снова придётся носить свитера с высоким горлом. Хорошо, что Мидория считает, что они ему идут. Шото никогда бы не подумал, но Мидория любил не столько целоваться, сколько кусать — и делал это с откровенным энтузиазмом, присущим ему по жизни. С каждым разом с самого начала их отношений он становился всё более открытым в своих желаниях и действиях, и если начинал что-то первым, то с одной-единственной целью: довести Шото до состояния, когда он не сможет даже стонать. Не то чтобы Шото был слишком громким сам по себе — но было сложно закусывать губы и сопротивляться, когда шею атаковали с упорством и и целеустремлённостью разогнавшегося поезда. — Мидория, — выдохнул Шото, когда зубы коснулись мочки его уха, передвинувшись с пылающей от укусов шеи. — Постой, не сра... Мидория, не слушая, скользнул языком по его уху, и Шото попросту всхлипнул. Мидория сжал его бёдра крепче, привстал на носочки, чтобы было удобнее, и продолжил ласкать языком раковину, вырывая из Шото очень, очень неприличные звуки — он даже не знал, что вообще на них способен, пока Мидория впервые не обнаружил, какие у него чувствительные уши. Ощущение было таким странным — влажным, почти что противным, щекотным; но вместе с тем, всё тело содрогалось от крупной дрожи, а живот скручивало от удовольствия. Шото мог так кончить — когда-то он выяснил это на абсолютно ужасном, абсолютно прекрасном опыте. Его пальцы разжались, выпуская футболку Мидории, и он просто сдался, склоняя голову ниже, упираясь в чужое плечо, потому что он просто... он просто... — Изуку, — слабо выдохнул он, когда рука Мидории сдвинулась с бедра в сторону, и пальцы подобрались к натянутой влажной ткани трусов. — Не надо, я не смогу несколько раз, не сейчас. Горячий язык прошёлся по его уху ещё раз — а потом Мидория отстранился, красный и тяжело дышащий. Облизнулся, глядя на Шото. — Уверен? — он больше не улыбался, и голос у него был непривычно низкий, возбуждённый, такой, какой бывал иногда в драках. Но вместе с тем — совсем, совершенно другой. Шото сглотнул. Мидория любил — и умел — экспериментировать; в основном под экспериментами подразумевалось доведение Шото до полубезумного состояния, когда не получалось пошевелить даже пальцами, а по всему телу разливались такие глубокие усталость и удовлетворение, что шевелиться и не хотелось. Может, дело было в причуде, может — в природной выносливости, но он мог не останавливаться весь день напролёт, даже когда Шото уже практически не реагировал на то, что делают с его телом. Но сегодня... он сомневался, что выдержит. — Ладно, Шо, — пробормотал Мидория, когда Шото кивнул, и кинул на него быстрый неуверенный взгляд, будто спрашивал, можно ли так к нему обращаться. Осторожно опустив руки, он поставил Шото на ноги — плохая идея — и тут же обнял его за пояс, потому что колени у Шото подкосились. — На кровать? — спросил Мидория. Шото кивнул ещё раз. До кровати его практически дотащили, и рухнул на неё Шото лицом вниз — колени, стянутые джинсами, заболели, и Шото со стоном перекатился на спину. — В чём прелесть узких джинсов? — пробормотал Мидория, цепляясь пальцами за петли на поясе и честно пытаясь стянуть штаны с ног Шото. Получалось у него плохо — ткань застревала, липла ко взмокшей левой ноге, прилипала к корочке льда на правой, и у Изуку хватило терпения стянуть их только до середины икры, а потом он недовольно выдохнул и завалился на кровать над Шото. — Смотри. Он перехватил его руку — и когда Шото понял, что происходит, рот беспомощно раскрылся. Потому что Мидория пропихнул его ладонь под штанину собственных шорт, и ладонь Шото легла на крепкое горячее бедро. Вверх он скользнул уже самостоятельно — и да, боже, свободные шорты — лучшее изобретение человечества. — Понял, — прохрипел Шото. Мидория улыбнулся — но не мягко и солнечно, а самоуверенно, нагло, как полководец, выигравший сражение ещё до его начала. Перехватил запястье Шото, отвёл его от себя — вжал руку в постель, переплетая пальцы. Приоткрыл рот, будто хотел что-то сказать — а потом просто облизнулся. — Можно мне... — Да, — перебил он. Закрыл глаза, не в силах выдерживать пронзительный взгляд. Мидория всегда будто светился изнутри — но в такие моменты особенно. — Просто... да. Что захочешь. Он почувствовал, как хватка на ладони на секунду окрепла — и тихо выдохнул, приводя мысли в порядок. Он хотя бы на кровати. Теперь ему не надо волноваться о том, что ноги разъедутся, и он окажется на полу. Можно просто расслабиться и... Свободная ладонь Мидории скользнула под резинку его трусов, и он машинально вскинул бёдра, подаваясь вперёд и вверх. Ладонь надавил на лобок — а рядом с ухом послышался голос: — Расслабься. Или мне тебя прижать силой? И ведь он не издевался, не пытался возбудить — он абсолютно искренне спрашивал, сможет ли Шото себя контролировать, и это было... Шото медленно опустился на постель, выдыхая. — Молодец, — шепнул Изуку, и нет, всё, к чёрту — самоконтроль отказал. Он снова выгнулся под прикосновениями пальцев, скользящих под тканью, и потёрся членом о раскрытую ладонь Изуку, издав низкий довольный стон. Словно поддаваясь, Изуку позволил ему вскинуть бёдра ещё несколько раз, а потом свёл пальцы в свободное кольцо — и обхватил член Шото. Он как будто с ним экспериментировал — не двигал рукой, не сжимал пальцы, полностью позволяя Шото двигаться самому, тереться, как ему нравится. И очень скоро — слишком уж быстро, по мнению самого Шото — жар и холод, разливающиеся по телу, сползли вниз, тугими кольцами сворачиваясь в животе. Он забыл про джинсы, которые теперь болтались где-то у лодыжек, забыл про то, что до сих пор в футболке, которую Мидория не удосужился с него снять, забыл, как дышать, как стонать, как контролировать свою температуру — он чувствовал на губах лёд, но не пытался его слизнуть. Всё, что он мог — до боли сжимать ладонь Мидории в руке и подаваться в кольцо его мозолистых горячих пальцев, быстрее, грубее, чаще, распахивая рот в немом стоне и широко раскрывая глаза, потому что всё тело на несколько мгновений онемело и... Мидория раскрыл ладонь и высвободил руку. Из горла Шото вырвался дикий, животный звук. Перед глазами почернело — а когда он пришёл в себя, то столкнулся со взглядом зелёных любопытных глаз. — Живой? Ах, не только любопытных, но и встревоженных. — Мидория... — прохрипел, прорычал, проскулил он — и глаза у Изуку расширились. Потемнели. Шото хотел его задушить. — Просто ты сказал, что не сможешь несколько раз. — Но не так же! — Оглушающий оргазм отступил, и Шото физически чувствовал, как дёргается его член, размазывая смазку по и так мокрой ткани. Руки и ноги дрожали. Пахло палёным — с задержкой Шото понял, что левой рукой он цеплялся за одеяло, и оно выходки Мидории не пережило. А ещё он понял, что буквально сковал их с Мидорией руки льдом, пока за него держался. А ещё — что он так и не кончил. Кое-как растопив лёд, он отпустил ладонь Мидории, и тот, осмотрев её, лизнул указательный палец. Скорее всего, Шото случайно поранил его, но уточнить не успел — потому что Мидория наклонился и мягко поцеловал его в щёку, прямо у шрама. — Прости, — прошептал он, погладив Шото мокрой ото льда ладонью по скуле. — Я не знал, что ты так отреагируешь. Он ласково поцеловал его в уголок губ, в подбородок, в шею; опустился до ключиц, немного прикусил косточку, но задерживаться не стал, а скользнул ниже, наконец-то хватаясь за край футболки и задирая её Шото до груди. Его шёпот не прекращался. — Просто сегодня такой день, и я очень хочу, чтобы тебе было приятно. И ты такой красивый, Шото, и мне так нравится смотреть, как ты перестаёшь себя контролировать, мне всегда хочется сделать для тебя что-то большее, особенно сегодня. На самом деле, я даже готовился, ты бы видел мою историю браузера — о боже, я же тогда брал ноутбук Ииды, кажется, надеюсь, он не станет заглядывать, потому что я столько всего перечитал... Он выдохнул, когда дошёл поцелуями до низа его живота и скользнул языком по прессу. Шото стиснул зубы, чувствуя, как содрогается живот. Возбуждение, до этого бывшее резким, сейчас накатывало медленными, плавными, но более сильными волнами — и когда Мидория наконец потянул его боксёры вниз, Шото не сдержал тихого стона. — Помни, — прошептал Мидория, оставляя боксёры болтаться у лодыжек, как и джинсы, — я хочу, чтобы тебе было хорошо. Не успел Шото спросить — хотя бы попытаться — что это значит, Мидория обхватил его член губами. С судорожным вздохом Шото схватился рукой за изголовье кровати, очень радуясь, что они пришли в комнату Мидории, потому что иначе пришлось бы царапать пол. Рот раскрылся в стоне, но потом Мидория обхватил основание его члена пальцами, помогая себе, обвёл языком головку, и стоны перешли в немые судорожные вздохи. Губы закололо ещё сильнее, Шото запрокинул голову, пытаясь податься в горячий рот, но Мидория крепко обхватил его бедро, не позволяя шевелиться. Он был на все сто процентов уверен, что сейчас что-нибудь сожжёт — отчаянно схватился правой рукой за левую, прогибаясь в спине, зажмурился так, что по щекам скользнули слёзы, и призвал все оставшиеся силы. Изуку знал, что с ним творится — но не останавливался. Просто гладил кожу свободной ладонью, дразнил его губами и языком — как будто просто баловался, даже не пытаясь взять глубже, иногда и вовсе проходился быстрыми поцелуями. Кажется, он что-то говорил, но всё, что мог слышать Шото — шум крови в ушах. Он дрожал, как натянутая струна. Ему оставалось совсем немного, совсем чуть-чуть, всего пару прикосновений влажного языка к головке — и в момент, когда Шото был на самом краю, он вспомнил, что сказал Мидория. И не успел он запротестовать, как тот поднял голову, лишая контакта — и сжал бёдра уже обеими руками, удерживая извивающегося Шото крепко прижатым к кровати. Шото не был уверен — но, кажется, он взвыл в голос. Ему было больно — и разочарование с неудовлетворением накрыли с такой силой, что захотелось разрыдаться. Впрочем, судорожные вздохи, которые он ловил ртом, и так напоминали сухие рыдания. Когда Шото смог открыть глаза, мокрые от слёз, то первое, что увидел — взгляд Мидории. Тёмный. Уверенный. Возбуждённый. — Изу... — он не смог договорить. Кое-как сглотнул, облизал пересохшие губы, пытаясь успокоить дыхание, и разжал руку, всё ещё стискивающую изголовье. Взгляд Мидории скользнул туда, где были его пальцы, в его глазах сверкнуло что-то восхитительное. Шото не знал, что, но... Ради интереса он повернул голову — и просто выдохнул, глядя на подпалину в форме своей ладони. Он не собирался извиняться. Если бы он мог, он бы пнул Мидорию. Вот только все кости превратились в желе. — Перестань, — прохрипел он, когда Мидория скользнул пальцем по каплям смазки, упавшим на его живот. От любого прикосновения тело горело. Где-то в глубине сознания Шото помнил, что разрешил Мидорие делать всё, что угодно, но к такому... к такому он не был готов. А ведь Изуку даже не разделся. Он до сих пор был в своих свободных шортах — на которых проступало очевидное влажное пятно — и в футболке. И его это как будто не волновало, но Шото, надеясь на передышку, слабо дёрнул край футболки. Сил снять её не хватало, но Изуку понял намёк — а потом немного смущённо улыбнулся. — Оставь. Не хочу отвлекаться на себя. Шото просто смотрел на него пустым взглядом. И так красные щёки Изуку покраснели сильнее. — Сегодня твой день. Он сказал это так, будто не собирался раздеваться вообще — и Шото был категорически против. — Снимай, — прошептал он, прикрывая глаза. Внутри как будто разливалась лава — пусть Изуку не подавал вида или не замечал, но Шото чувствовал, какой жар излучает левая сторона. А судя по прилипшим к щекам ледяным слезам, с правой всё было не лучше. Но он хотя бы снова чувствовал своё тело. Хоть что-то. — Ты уверен? — спросил Изуку. — Потому что если я разденусь, то, эм... Всё быстро закончится. — Прекрасно, — стиснув зубы, выдохнул Шото. Изуку стащил с себя футболку — и Шото только и мог, что скользить взглядом по его груди и животу. Если б были силы — прикоснулся бы. Когда Изуку расстегнул шорты, с его губ сорвался слабый тонкий стон, и несколько мгновений он просто сидел, обхватив основание члена через ткань. А потом разделся до конца, и Шото проследил взглядом за тем, как Изуку большим пальцем размазывает по головке смазку. Мысленно Шото поклялся довести его до такого же состояния. В следующий раз. Сейчас он просто лежал и смотрел, как Изуку пару раз проводит рукой по члену, очаровательно закусывая губу, и не мог шевельнуться. — Есть смазка? — выдохнул он. Изуку поднял голову. — Хочешь?.. — Да. Кивнув, он перегнулся через край кровати и пошарил по полу, вытаскивая полупустую бутылочку лубриканта и упаковку презервативов. Умно. Шото оценил. И понадеялся, что используют они их как можно скорее. Видимо, сжалившись, Изуку всё же стянул с Шото джинсы и боксёры, а заодно и футболку — и лёг рядом, устраиваясь на боку так, чтобы легко можно было дотянуться до паха Шото. Так он утыкался ему в плечо, и Шото чуть согнулся, чтобы можно было смотреть Мидории в глаза. — Привет, — прошептал тот мягко, зажимая лубрикант между ног, чтобы не пользоваться второй рукой. — Повернись?.. На удивление, силы повернуться на бок нашлись. А потом Мидория провёл ладонью по бедру Шото и закинул его на свою ногу. — Удобно? В ответ Шото просто кивнул и судорожно втянул в себя воздух, когда влажная ладонь Мидории скользнула ему между ног. Он был готов к очередной пытке, но Мидория не медлил. Даже не дразнил — просто вошёл двумя пальцами, не сводя глаз с лица Шото, и начал медленно двигаться. Несмотря на то, что он успел остыть после прошлого раза, теперь удовольствие накатывало ещё быстрее. Возможно, в том числе из-за взгляда Мидории, полного практически... восхищения? Шото не выдержал — он закрыл глаза и закинул руку Мидории на спину, впиваясь ногтями в кожу. К двум пальцам присоединился третий — пока что Мидория не останавливался, но он не останавливался и раньше, пока не доводил его до самого края. При мысли о том, что так будет и в этот раз, дыхание сбилось полностью, превращаясь в судорожные поверхностные вздохи. Приподнявшись на ладони, Мидория поцеловал его в висок. — Ещё немного, — пробормотал он, не отстраняясь, но передвигаясь губами на лоб. Легко подтолкнув Шото, он развернул его обратно на спину, навис сверху, целуя взмокшие волосы, и глубоко толкнулся пальцами, нарочно задевая простату. Шото дёрнулся — и вцепился в Изуку обеими руками, держась за него, как за спасательный круг. — Не надо, — простонал он слабым, ломающимся голосом. По телу Изуку прошла ощутимая дрожь. — Я не выдержу... ещё раз... Ответа не последовало — только обжигающие губы мазнули по левой щеке, а пальцы внутри вновь согнулись. У Шото мелко задрожали ноги. Он больше не мог так — ему было слишком... слишком... Слишком. — Изуку! — Его нога дёрнулась, сгибаясь в колене, и он, кажется, ударил Изуку куда-то в бок, впился ногтями в его спину, но ему было плевать, плевать, на всё, вообще на всё, кроме прикосновений Изуку, которые обжигали, от которых била дрожь, перед глазами искрило, и... — Ещё немного, — прошептал Изуку. И вытащил пальцы. Кажется, Шото отключился на несколько мгновений. В ушах зазвенело. Перед глазами побелело. До ушей донёсся какой-то нечеловеческий звук. Хриплый, гортанный, надсадный — перешедший в долгий, громкий стон. Шото даже не знал, что умеет так стонать. — О боже, — прошептал Изуку ему на ухо, влажно целуя уголок его глаза, убирая слёзы. — Шото. Ты такой... ты... — он замолчал — Шото не помнил, когда раньше Изуку не находил слов. Он чувствовал на лице поцелуи, но отреагировать не получалось. По его телу скользили руки, принося одновременно наслаждение и боль, и ему так сильно хотелось кончить, что если были бы силы, он бы схватил Изуку и тёрся бы об него, пока не переступил черту, от которой Изуку с таким рвением его отгонял. — Пожалуйста, — прошептал он влажно, на выдохе, плохо осознавая, что говорит. — Изуку, я... я сейчас... я не... ты, о боже... Изу... Он не мог даже открыть глаза. Не мог сопротивляться, когда сильные руки в очередной раз подхватили его под бёдра, поднимая ноги и укладывая их Изуку на плечи. От кончиков волос, защекотавших кожу, захотелось скулить. Даже от таких прикосновений было больно. — Больше я не остановлюсь, — хрипло пообещал Изуку, целуя ногу Шото. Тот не ответил. От возбуждения ныли даже зубы. Если бы Изуку остановился, Шото бы сжёг всю его комнату до тла. Если бы выжил. Он слышал, как Изуку возится с презервативом — чувствовал движения его рук, чувствовал, как он ласково трётся носом о его ногу, успокаивая, — и пусть он знал, что должно произойти, он не был к этому готов. Когда Изуку медленно и осторожно вошёл в него, у Шото просто раскрылся рот, и он плавно, почти что изящно выгнулся, запрокидывая голову так, что заболела шея. Если раньше он просто забывал, как дышать, то теперь было хуже. Он не мог вздохнуть физически. Если бы Изуку двинулся — Шото бы кончил. Но Изуку ждал, нежно гладя его ноги и иногда упираясь в них лбом, будто бы сам пытался успокоиться. Он так хорошо знал его, все мелочи, все сигналы его тела, абсолютно всё, что только можно было — и Шото позволил себе забыться, просто лежать без движения, разве что царапать простыню негнущимися пальцами, надеясь, что Изуку не даст ему устроить пожар. Он слышал его хриплые, прекрасные стоны — наслаждался ими, зная, как редко Изуку стонет, будучи сверху — и улыбался, наверное. Он точно чувствовал, что хочет улыбнуться. Сомневался, что может, правда. Изуку даже не пришлось прикасаться к его члену — оргазм накрыл Шото медленной, ленивой волной, которая началась внизу живота и распространилась по всему телу, до самых кончиков пальцев. Он дрожал, поначалу мелко-мелко, но Изуку не останавливался, пытаясь удерживать ритм, продлевая удовольствие, и дрожь стала крупной, редкой и сильной. Изуку толкнулся ещё раз — грубо и жёстко, отпуская ноги Шото, и тот выгнулся практически идеальной дугой. А потом повалился на кровать и замер, жадно глотая воздух. — Шото, Шото, Шото, — Изуку стонал его имя полушёпотом, и Шото приоткрыл глаза. Сморгнул слёзы, чтобы зрение прояснилось — и протянул дрожащую руку Изуку, который сидел на коленях, кусая губы, и отчаянно-резкими движениями толкался в свой кулак. Заметив движение Шото, он навалился сверху, упираясь коленями по обе стороны его бёдер, стиснул ладонь и склонился, чтобы жадно поцеловать — кажется, впервые за ночь. Не то чтобы Шото мог ответить на поцелуй. — Сн... — начал он прямо ему в губы. Голос не послушался. — Сними... пре... Он не знал, понял ли Изуку, но его движения прервались на несколько секунд, а потом он уткнулся носом во влажное плечо Шото и замер, содрогаясь. И так влажный липкий живот Шото стал ещё более влажным и липким. Изуку хрипло выдохнул. Шото, чуть отошедший, поднял руку и похлопал его по плечу. — Обалдеть, — вот и всё, что смог сказать Изуку, когда завалился рядом с ним. А потом: — У меня вся кровать в воде от твоего льда. Шото было, что ответить — ох, даже много чего. И всё нецензурное. Но он промолчал. В первую очередь потому, что сил было мало, а приберечь их хотелось для чего-то более важного. — Я люблю тебя, — пробормотал он неразборчиво, будто пьяный. — Но если... если ещё хоть раз... Он не договорил, но сделал вялое движение рукой, и Изуку рассмеялся на выдохе. — Я тоже тебя люблю, — прошептал он. А потом поцеловал в висок и добавил: — С восемнадцатилетием тебя. На это Шото ответить уже не смог — потому что не слышал. Он уже и не помнил, когда в последний раз так хорошо высыпался. ...А если на следующее утро выяснилось, что он не может ходить, не придерживаясь за что-нибудь, у Мидории на спине восемь таких глубоких царапин, что способна помочь лишь Исцеляющая Дева, а все соседи в пределах двух этажей краснеют и отводят глаза — что ж, оно того стоило.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.