светотень

Хината прорастает цветами, тугими бутонами тянется к свету. Под кожей лениво ворочаются лепестки; пронзительная охра подсолнухов жадно вбирает в себя лучи и тепло. Вот только тянутся головки к сумрачной тени, обманчиво обжигающей Шоё. Хината как подсолнух тянется к Кагеяме. Тобио черный, сумрачный только хмыкает и отмахивается; ему весь мир - корт, разделенный на пополам сеткой, вся жизнь - отточенный пас и сильная подача. Брюнет сосредоточенно смотрит на мяч, касается пальцами его так нежно, ласково, будто приманивая. Хинату Кагеяма не сильно бьёт и отгоняет из личного пространства. Рыжий не сдается, уверенно пытается привлечь внимание, добыть хотя бы пару нейтрально-приятных прикосновений; они же пара, дуэт, у них есть общая страсть. А ещё у Шоё нет выбора - бутоны подсолнухов упрямо разворачиваются в сторону несговорчивого Тобио - глупейшая светотень. Его редкие усмешки, азарт во взгляде - у рыжего закипевшая кровь, закушенная губа и неискоренимое желание прорасти, оплести связующего и уже не отпускать. Подсолнухи внутри Хинаты застенчиво расправляют лепестки и норовят коснуться брюнета; Кагеяма проходит по параллельной безразличным взглядом, ему весь интерес - мяч, расстановка игроков на площадке; ему нет дела до жалобных взглядов, до наполненных жгучей охрой, цветущих в сердце Шоё бутонов, фантомно ласковых под кожей лепестков. Хината не сдается, лучится надеждами, верой в чудо, что превратит сумрачную тень Кагеямы в лучистое солнце, которого сможет коснуться, забрать себе. Он сможет, он оплетет, он заполучит. Первая любовь качается пока маленькими головками подсолнухов. Год за годом, уже выпускной; бутоны зреют, цветы вытягиваются - Хината и сам подрастает, не слишком, но он счастлив и этому, а ещё тому, насколько Кагеяма привык быть рядом с рыжим. "Хочу играть с тобой", - говорит связующий в Тобио, но не спешит озвучивать это вслух: есть много талантливых игроков кроме Хинаты. Самому парню до партнёра дела нет, параллельная вселенная, все взгляды по касательной мимо, несмотря на отчаяние, мольбу в теплых карих глазах. Подсолнухи вырастают, упорно разворачивают Шоё от улыбчивой, тонкой Ячи и тычут листьями в брюнета. "Нам быть только с ним", - утверждают они. "Кагеяма никогда не примет эти чувства", - нашёптывает здравый смысл. Дороги, тесно сплетённые, внезапно расходятся до параллельных. Хината после выпускной церемонии прощается с теперь уже бывшей командой, последними силами прячет все за привычным простодушием, а ночью бьётся в истерике, мечется, тускнеет улыбкой и надеждами, умирает от пока ещё не начавшей дрейф - трещины недвижимых ранее льдов прорезают как шрамы - любви. Кагеяма уезжает в Киото. Хината - с каменным вздохом в Токио, ему там спортивная стипендия, много друзей и знакомых. Он снимает квартиру вместе с Кенмой, старается забыть яркий, недоступный теперь свет и начать жить не Тобио. Вначале получается легко и просто, водоворот впечатлений, тяжёлые тренировки до упаду, встречи с полузабытыми знакомыми... Подсолнухи замирают, пытаются смириться и перестроиться на новый ритм, потихоньку раскачиваются, пообвыкают. Они упорно пытаются отыскать вожделенные лучи - усмешку на губах сеттера, грубоватый голос, бьющий по перепонкам. Не находят, не могут найти, сотни километров, и Хината надеется, что цветы в его сердце увянут - глупая первая любовь отступит, и он... Ночью спустя полгода после переезда случается первый приступ: приглушённый сухой кашель царапает горло, что-то будто налипает на слизистые и сводит с ума Шоё всю ночь; он старается кашлять потише: Козуме беспокойно спит, у него сложные проекты, подработка в баре и неудачи в любви. Кашель все не прекращается, гортань саднит, хочется вырвать ее от неприятных ощущений. Хината с трудом переживает ночь, измученный бледный идёт в ванну, запускает пальцы в рыжие волосы и пытается дышать. Получается плохо, но парень справляется с собой, через силу улыбается, и дурнота отпускает. Следующая ночь близнецом отражает предыдущую: сухой кашель, ощущение чужеродного в гортани, невозможность уснуть. Ночь за ночью. Приступы становятся затяжными, мучительно острыми; Шоё страдает, загибается от мощных спазмов и отчаянно не понимает, за что с ним так, почему?! Подсолнухи, тянувшиеся к Кагеяме, решают покинуть узкую грудную клетку; оставить в покое; перестать терзать израненное безразличием связующего сердце. Разрывая ткани, вырывая корни из лёгких, выталкивая лепестки из сосудов, из тонкой пергаментной кожи. Безжалостно, немилосердно, истязая, убивая, демонстрируя, что Хинате не жить без его светотени, что без любви Кагеямы он иссохнется как цветок по осени, не выдержав тление заморозков. Шоё прекрасно понимает, что никаких чувств у Тобио к нему нет, ко всему миру за пределами площадки нет, а бывший сокомандник, партнер... Брюнет легко сменил его на Ушиджиму, на Бокуто, с которыми теперь играет за национальную. А Шоё не живёт, умирает от кашля, от подсолнухов, недополучивших любви. Спустя месяц Хината выкашливает перепачканные алым охровые лепестки, судорожно стискивает их в горсти и бьётся в бессильной, переполненной болью и отчаянием истерике. Ему никто не поможет, ничего его не спасет. Даже чудо: нет такого чуда, от которого Кагеяма полюбит Шоё неискоренимо сильно и трепетно. Хината исчезает в светотени в маленькой съемной комнатушки на окраине Киото спустя шестьсот девяносто шесть часов адских мук, более тысячи откашленных охровых лепестков подсолнуха, сорока трёх шрамов на запястьях, вывернутой глотки, разорванной гортани с мобильным в руках, на котором ответ на отчаянный вопрос четкими иероглифами выведен в "Нет". Хинаты тоже больше нет.