Рассказ о Короле Обезьян
Смотря на то, как очередной Древний Тьмы обваливается вниз, в бездну магмы и пепла, обращаясь в прах, и на то, как вокруг мгновенно затихают звуки боя, Сунь Укон в очередной раз осознавал, что победил. В отличии от всякого другого триумфа, король обезьян на этот раз впал в меланхолию. Ему не хотелось ни начать зазывать всех вокруг получить у него автограф, ни поприставать к наезднику летучей мыши, чтобы тот одолжил свою тварь «на один круг», ничего не было ему желанно. В последнее время у короля явно были проблемы: уныние приходило периодически. Казалось бы, что могло волновать Мудреца, Равного Небесам? У него не было никаких причин для того, чтобы не радоваться жизни: он был великолепен и неподражаем в сражениях, а в перерывах между бесконечными битвами мог наслаждаться свободой делать всё, что угодно: дразнить богов и духов, флиртовать с очаровательными героинями, летать на облаке, наслаждаться видами в лесах Nightsilver или совершить пильгримаж в дворец Hurra’agdu. Пусть в любой момент Древние могли призвать его на защиту одного из них, это было в порядке вещей и никак бы не огорчило его. А сейчас его всё же мучила какая-та странная горечь. Раньше Сунь Укон просто попытался бы игнорировать странные мысли и продолжил радоваться жизни, но сегодня он решил, что с этим пора разделаться раз и навсегда. Собравшись с мыслями, король пошёл прочь от развалин и ликующих светлых крипов. Прогуливаясь вдоль мертвенных деревьев, отравленных влиянием недавно бывшего здесь Древнего Тьмы, он копался в себе, пытаясь понять, что именно не так. Это было глубокое изучение, и кажется, оно начинало давать плоды. Спустя время, мудрец понял, что корень проблемы уходит очень глубоко, возможно во времена его легендарных подвигов и услуги, что он оказал богам, сопроводив монаха в его миссии, а может, даже раньше, до того, как он оказался заперт в темнице на горе. –Гора… Пять пальцев… – бубнил себе под нос король обезьян, поднимаясь по ступеням из реки на берег, что был ближе к Древнему Света. Он пытался понять, что за странные образы крутились у него в голове и какая между ними связь, – «Великий Мудрец, равный Небесам, был здесь…» Завершив пересечение реки, воин повернул направо и, начиная путь вдоль течения, стал приглядываться к траве, отыскивая место поудобнее, чтобы сесть. Под звук водного потока будет проще думать. Скоро он нашёл участок мягкой травы и сел, положив рядом своё прославленное оружие. –Почему мне кажется, что там не было никакой клетки… Там же был луч света… Яо Гуань был хранителем, не Левиафан… – всё это, включая как воспоминания об обретении легендарного посоха, так и отрывки памяти о заключении под гору, он проговаривал вслух, при этом, как бы ни удивительно это было для него самого, вспоминая сразу два варианта своего прошлого: легенды, которые многие его поклонники здесь знали, и в которых он долгое время не сомневался и которыми гордился, и другую легенду, образы из которой он вспоминал сейчас, будто он действительно когда-то с ними был связан и то, что он вспоминал, с ним когда-то происходило… Но как такое могло быть возможно? Слегка тормозя свои мысли и успокаиваясь, чтобы разум не наполнялся туманом, Сунь Укон вдруг обнаружил, что он был не один. Король обезьян настолько задумался, что не заметил, как в области его бокового зрения на небольшом расстоянии появился рыцарь, наблюдая за ним. Решив отвлечься от размышлений, мудрец закатил глаза, показывая всем своим видом, насколько ему неприятна компания во время серьёзных размышлений, и встал, разворачиваясь лицом к незванному гостю. Своей ногой он взял посох, перехватил его рукой, и встал, скрестив руки и обнимая оружие локтем, ожидая, что скажет собеседник, считая, что тот, кто первым подошёл, и должен просить или спрашивать. Ревнитель был, на первый взгляд, таким же, как и всегда: держа свой верный молот на плече, закованный в доспехи, он стоял прямо и на его лице была обыкновенная праведная задумчивость. Тем не менее, кое-что вызывало подозрение: он пристально смотрел примату в глаза, как-то странно изучая их, будто можно было что-то прочитать по очам царственной обезьяны или что-то увидеть в них. Его собственные, небесного цвета синие глаза также были чересчур выразительны и строги. Сунь Укон немного смутился – такое поведение было необычным даже для фанатичного рыцаря Всеведающего. Обычно паладин просто временами выкрикивал короткие проповеди в бою и иногда после сражения оставался для того, чтобы поговорить о насущных вопросах с теми героями, которые могли быть в этом заинтересованы, или с теми героями, у которых он сам был не прочь попросить совета, но такое поведение, как слежка или настойчивое преследование вне боя для него было совсем ново. –Приветствую, Сунь Укон! Я заметил сильные волнение и усталость в Ваших глазах и решил, что будет верно попытаться помочь! Рыцарь веры всегда был фанатичен и старался выглядеть правильно даже на поле боя. Во многих сражениях, в которых они с королём обезьян участвовали на одной стороне, последний мог оценить его заботу и внимательное отношение к союзникам, а когда их пути расходились – в войне Древних часто бывало и такое, герои призывались обеими сторонами независимо от своих целей или мировоззрения, так как в целом это не имело отношения к Древним, как и сами Древние не интересовались, какого толка чемпионы их защищают –, когда их пути расходились, Сунь Укон наблюдал всё то же самое, но уже с другой стороны. Omniknight всегда проявлял заботу о тех, с кем оказывался связан союзом, и всегда с праведным гневом шёл в бой против тех, кто стоял напротив. В этом заключалась своего рода верность и преданность: куда бы ни отправил паладина Всеведающий, он всегда смиренно принимал возложенную на себя миссию и продолжал поход, как через заботливое отношение к союзникам, так и через снисходительное противостояние противникам прославляя своего Бога. Всё это вызывало у короля обезьян в целом уважительное отношение к рыцарю, конечно, когда тот не был на стороне противника. Один из законов Сунь Укона был в том, чтобы припасать остроты для любого противника и всегда прославлять свою силу. В этой преданности своим принципам, пожалуй, они были похожи. Сейчас воин Всеведающего не был настроен агрессивно и, напротив, желал помочь. При любых других обстоятельствах гордый король обезьян скорее всего удержал бы планку и вежливо отказал храмовнику, но сейчас он и впрямь не был против получить какую угодно помощь. В конце концов, как известно, мудрецы редко упускают возможность поучиться, а сам Сунь Укон был Мудрецом, Равным Небесам, потому он решился побеседовать с пилигримом: –Добрый день, сэр рыцарь! Усталость – непременный спутник всякого, кому приходится много размышлять, и тем более любого мудреца. Тебе, как рыцарю Всеведающего, наверняка это известно. Если ты просвещён в духовных делах и способен помочь тому, кто терпит раздражительную суету в своих собственных мыслях, что не редкость для гениев, я с радостью готов тебя выслушать! – обезьяний монарх ослабил давление локтя на посох, позволяя ему соскользнуть и удариться одним из своих концов о землю, приминая траву, после чего взял оружие той же самой рукой и, указывая им в сторону собеседника, спросил: –Ты же не против, чтобы я обращался с тобой на «ты»? Так проще и удобнее. На это паладин ответил улыбкой: –Почту такое обращение за честь, король обезьян! Я с великой радостью постараюсь быть полезным в деле прояснения твоих благородных мыслей: Всеведающий благословляет всех на получение знания, чистого от сомнения! Сунь Укон подарил старому воину ответную улыбку и, напуская на себя важный вид и опираясь на посох, как великий философ-волшебник, подошёл к собеседнику и, жестом предлагая прогуляться здесь же, вдоль реки, прошёл вперёд: –В последнее время мне не дают покоя мысли о своих бывших подвигах и свершениях. Сам, наверняка, слышал о моей славе. Однако, здесь злую шутку со мной играет моя многострадальная память: видно, все знания и премудрости уже начинают смешиваться, с годами приходит старческий маразм. Зевсу, вон, Карлу, хорошо – у них есть божественное и эльфийское происхождение соответственно. На волшебных каменных обезьян, порождённых горой, это правило, видимо, не распространяется! – в своей обыкновенной, слегка хвастливой, но не уходящей далеко от темы, манере, царственный примат продолжал свой рассказ, слегка разбавляя серьёзность беседы шутками. –Помнишь, например, как я был заточён под гору? – тут Сунь Укон решил всерьёз испытать кругозор того, к кому он обратился за помощью. Паладин, впрочем, не разочаровал венценосного мудреца. С серьёзным и строгим видом, внимательно слушая собеседника, опустив глаза в землю и неся на плече свой молот, он ответил: –Несомненно, король! Как гласит легенда, древние жестокие боги заточили Вас в эту тюрьму, когда им захотелось положить конец Вашим проказам, по их мнению, детским. Годами Вы терпели заточение, гора сжимала и обнимала всё Ваше тело, и лишь голова открывалась свету дня или непогоде, штормам и граду. Преодолев же все эти испытания, доказывающие Ваше бессмертие в который раз, Вы дождались того момента, когда боги решили прибегнуть к Вашим услугам в обмен на освобождение. Тогда Вы согласились, выполнили их поручение, обрели свободу, но с тех пор не раз показали, что Ваши понятия о веселии не изменились. Король обезьян про себя вздохнул, понимая, что строгость рыцарского этикета не позволяет солдату Всеведающего помнить о том, что он общается с собеседником на «ты», но при этом весьма обрадован был тому, что пуританин действительно имел достаточный кругозор, чтобы знать о чём-то ином, кроме своей догматики. Вероятно, он и правда мог ему подкинуть свежую идею, как побороть недуг: –Всё верно, изумительный пересказ! В конце концов, сами понимаете: такое занятие и даже, не побоюсь этого слова, искусство, как шутки с богами – дело бессмертное. Так вот, что же касается моего вопроса, так он в том, что все эти легенды у меня в уме будто раздваиваются. Чётко и разграниченно, обособленно стоят у меня в голове две версии: одна, которую ты только что славно пересказал, она записана во многих книгах и даже сказках здесь, детишки смертных любят их читать и рассказывать у костра; и вторая, совсем иная. Будто и дела все происходили иначе по порядку, и дело было, я бы сказал, в совсем другом мире. Иначе этого и описать нельзя! – примат стал активно жестикулировать свободной рукой, как бы выражая своё недовольство. –Представь себе: если верить этим обрывкам воспоминаний, которые даже и не записаны нигде здесь, то заточили меня вовсе не древние боги: их я всех побил и всех превзошёл, дело шло к тому, что я мог захватить даже самые Небеса того мира, и мои обезьяны бы могли гордиться тем, что их король повелевает миром. Но тогда меня обманул некий то ли пробудившийся, то ли невыспавшийся… Помню, его называли Буддой. Он поставил условие: если я смогу, находясь на его ладони, совершить такое сальто, чтобы спрыгнуть с неё, то Небеса признают меня самым главным, а если нет – он заключит меня в темницу. Я согласился, думая, что игра будет честной и этот возвышенный чудак был просто гордым глупцом, если считал, что мне не под силу было спрыгнуть с его ладони. И вот, я прыгнул, долетел этим прыжком с переворотом до края мира, там увидел пять столбов, приземлился на сторону одного из них, среднего, оставил метку… Несколько, творческую, скажем так, и прыгнул уже обратно. Прилетаю к этому шарлатану, а он в ответ показывает мне свою руку, с которой я прыгал, а на среднем пальце совсем маленькая копия моей отметки. Тогда то он без лишних разговоров меня и заточил: сжав свои пальцы и заставив их закаменеть, он создал новую гору, и я остался там, под ней, дожидаться того монаха… Да и приключение было совершенно иным, честно признаться, но это уже не так важно, – остановившись уже у моста, король обезьян спросил: –Так что скажет твоя наука на такое, чем на этот счёт может поделиться священник Всезнающего? Храмовник кивнул, слегка погладив бороду свободной рукой, затем ответил: –Я знаю многое, и пожалуй, здесь смогу помочь, но доподлинно верные сведения дать сам по себе не смогу, лишь навести на след. Паладин подозвал собеседника к себе поближе жестом, и сказал, когда король обезьян подошёл и наклонился к нему: –Во время своего общения со Всеведающим, я узнал, что Он создал весь этот мир. Другие боги, что здесь есть, на самом деле и рядом с Ним не стояли: бессмертные чародеи, падкие на те же прегрешения, что и люди, это нередко можно увидеть и самому, иногда демоны, тоже не самого высокого сорта, так как дух, связавшийся крепко с плотью, уже не обладает такой силой, что в своём мире. Они лишь пользуются тем, что превосходят простых смертных, и гордо величают себя богами… Но я увлёкся. Вам же поистине интересно знать одно: мир этот был создан Всезнающим, а это прямо противоречит тому заблуждению, что распускает, например, старший титан, самый древний из них, тот, кого называют «кузнецом мира»… Я могу поделиться сведениями о том, как могут различаться тот мир, который Вы помните, и тот мир, который помнит Вас и в котором мы сейчас пребываем, со своей скромной позиции, на которой я укрепился через вдохновение Всеведающего, но я вижу сомнение на Вашем лице. Здесь Сунь Укон действительно усомнился в словах храмовника. Все знали древнего титана и сам он часто с ним встречался. Несчастный титан вечно винил себя в том, что допустил при создании мира ошибку и расколол его, расколол себя и теперь весь мир стал представлять из себя хаотичное место, где находят приют все отбросы вселенной. Эту вину за ним признавали и другие титаны, и даже герои иного разряда, что могло быть засчитано, как свидетельство в пользу его версии. Что же свидетельствовало в пользу Всезнающего? Разве что слова его последователей, ни один из которых никак не достигает того возраста, что титаны, а сам Бог никогда, насколько было известно, не показывал себя неверным иначе, кроме как через чудеса, которые сотворяли его чемпионы, среди которых самым известным был тот, который сейчас стоял перед ним, серьёзно желая помочь: Пуританин Ярость Бури. Паладин опустил молот с плеча и смиренно опустив глаза вниз, предложил: –Если Вы не доверитесь мне, то не будет проку в том, чем я с Вами поделюсь. Вам придётся принять мои слова на веру в любом случае, но, если Вы того хотите для удовлетворения своего любопытства и избавления от тех страданий, которые Вам, как видно, приносят те воспоминания, можете найти самого старого титана. Спросите у него, правда ли он сотворил мир, и после этой встречи, возвращайтесь ко мне. Я буду ждать, надеясь на то, что Вас заинтересует знание, дарованое Всеведающим, так как верю, что только оно поможет исцелить Ваш недуг и вернуть Вам покой. Сунь Укон кивнул и сказал: –Мудрец должен уметь слушать и слышать, делая это с умом. Мой ум сейчас не так ясен, как обычно, возможно, беседа со стариком поможет мне разобраться во всём и решить, как продолжать расследование. Пусть будет так, как ты сказал, старина, спасибо большое за помощь! –Нет большего счастья, чем нести свет познания и Всезнающего в сердца других, быть полезным! Прошу найти меня позже и рассказать, к какому решению Вы придёте, Ваше Величество, а ныне желаю Вам удачи в прояснении ума, крепости духа в деле преодоления этой напасти, и, конечно же, успеха! Да благословит Вас Всеведающий до нашей следующей встречи! Паладин раскланялся, растекаясь в благословениях, на что король обезьян ответил такими же любезностями, после чего их пути разошлись: героям пришло время покидать поле боя и ожидать следующего призыва. Здесь уже дела остались только для крипов победившей стороны.____
Встречи героев чаще всего происходили именно в сражениях, а в прочих условиях натолкнуться друг на друга было почти невозможно: мир может быть тесен, когда речь идёт о простых людях, но легенды встречаются друг с другом, как правило, только при особых обстоятельствах. Тем не менее, бой не время для выяснения личных отношений или бесед: как показывает практика, главное в битве – общая победа. После этого уже можно было и встретиться с кем угодно… Как правило из своих союзников, побеждённые уходили, не прощаясь, тайком. Так Сунь Укон и выжидал удобного случая, чтобы встретить титана, как положено. Спустя около десяти-двадцати-сотни битв прошло с тех пор, как разговаривали король обезьян и Пуританин Ярость Бури, и до того момента, когда всё же выпал шанс допросить титана, как полагается. В том сражении оба были призваны сражаться за Свет, и бой был относительно простым: команда противника действовала не очень слажено, и, судя по всему, все они были, мягко говоря, не в настроении сражаться. Древний Тьмы наконец, был повержен, но за мгновение до того, как его массивную структуру сотряс последний взрыв магии Карла, произошёл интересный случай. Arc Warden, последний из оставшихся в живых противников, вышел с титаном на последний бой за сражение, обвиняя его в том, что он расколол единое, и настаивая на том, что за это положено расплатиться. Тем не менее, его угомонили объединённые силы двух ударов: первый, разверзший землю под ногами неспокойного стража, пришёлся снизу, а второй, раскалывающий его шлем и само бытие надвое, нанесённый знаменитым посохом, пришёлся сверху. Так Arc Warden буквально был расколот на части. Старший титан посмотрел на это, насладился звуком падающих позади него обломков Древнего, и посмотрел на короля обезьян: –Неплохой удар, потрясает своей силой. Грубый и слегка отрешённый, тяжёлый голос титана был для Сунь Укона не самым приятным звуком, поэтому он пожелал поскорее провести необходимый разговор, заранее благодаря судьбу за то, что старик первым к нему обратился. Тем не менее, чтобы не быть грубым, он сохранял выдержку. Особенно следовало учитывать то, что его вопросы можно было воспринять, как оскорбление и неверие древнему существу. –Сочту этот комплимент особенно приятным, титан! Бой окончен, и у меня есть очень давнишнее дело к тебе, что скажешь? Старший титан наклонил голову, выражая вопрос, на что Сунь Укон немедленно ответил дополнением: –Мне крайне нужно было узнать, правда ли то, что этот мир и его существование – суть последствия твоей работы над его формированием? Правда ли то, что именно ты работал над его созданием? Такой странный вопрос, по видимому, действительно поначалу заставил задуматься даже древнего титана. Немного подумав, отведя взгляд в сторону, поставив свой молот на землю рядом с собой и сложив руки на груди, он в конце концов дал ответ: –Я придавал форму всем мирам на этом пространстве, и сам, как тебе должно быть известно, существую на всех планах сразу, подобно четверым Предвечным. Это правда, как правда и то, что мне не удалось достичь идеала в своей работе. В конце концов, молот расколол то изделие, которое нужно было довести до совершенства, а за ним расколол и всё остальное, включая даже меня самого. Теперь всё сломано, и будет стоить больших усилий это всё восстановить. Сунь Укон почувствовал, что беседа обещает затянуться: –Итак, ты хочешь сказать, что у тебя семь воплощений, по одному на план, и ты способен их призывать в бой, когда пожелаешь? Но почему же тогда используешь только астрального духа, где оставшиеся пятеро? И если все семь планов ковались совместно, и всё раскололось, то не совсем понятно, как всё выглядело бы, будь всё восстановлено. В чём же был замысел прежде всего, и если здесь, на земле ещё можно найти несовершенства, то какие неполадки возникли в остальных мирах? Мне нужны подробные ответы, древний! Раздув ноздри тяжёлым вздохом и посмотрев на примата сурово и сверху вниз, титан сказал: –Я и сам расколот, потому многого не смогу объяснить, эти знания могут быть выше смертного понимания, их может быть невозможно описать словами. К тому же они бесполезны тебе, юнец. А теперь… – поднимая свой тяжёлый молот с земли, раздражённый титан смерил мудреца ещё одним гордым взглядом, –…я должен идти. Битва за воссоединение разрушенной ткани мироздания ещё не завершена. Ты же, малый, не задавайся теми вопросами, которые не предназначенны для твоего ума. Всякому разумению есть предел, и его нельзя пересечь. Сунь Укон вернул титану презрительный взгляд, но решил выбить из старика дурь позже, когда в сражении им будет суждено выступить по разные стороны баррикад. До тех пор он просто отметил про себя, что вероятно, версия чемпиона Всеведающего действительно окажется полезнее. Ведь даже если она будет не полностью доказанна или будет требовать принятия на веру, она хотя бы будет существовать, в то время, как самый древний, как утверждают уважаемые, но непроверяемые источники, титан попросту отказался объяснять вещи каким бы то ни было образом.___
Встреча с рыцарем произошла на удивление быстро, и в той же обстановке, что и в первый раз. После того, как Древний Света, против которого на стороне Тьмы выступили герои, среди которых были ревнитель и король обезьян, пал, они остановились на ступеньках срединного подхода к лагерю Света. Там монарх от приматов объяснил рыцарю, как именно состоялся разговор с титаном. Воин веры просто печально улыбнулся, покачивая головой: –Ему можно поверить, и говорил он, если Вы всё верно передали, в своей обыкновенной манере, но я всё же сомневаюсь в его словах. Тот, кто является великим творцом, будет гораздо страшнее любого, против кого он может выступить. Как создавший всё и вся, он должен знать устроение вещей: пусть миры несовершенны, но то, что сломано, работать не будет, а наши тела и души работают весьма обыкновенно, следовательно, ему должна быть известна природа всякого из нас. Тем не менее, он такими познаниями не обладает, оправдываясь либо отсутствием памяти, либо, что вовсе является вздором, невозможностью описать вещи словами… Поднимая руки, паладин продолжал с жаром: –Слово – великая сила, через неё сотворяются заклинания, без неё не существовало бы разума и мыслей, и сам Всезнающий, когда создавал этот мир, пользовался им же. Он сочинил этот мир, как весьма стройное и логичное произведение искусства, как поэму, пышащую разнообразием и вдохновлённую жизнью! Здесь есть всё, чего только могут предложить другие миры: леса, океаны, равнины, города на любой вкус, чудесные и ужасные твари, волшебные артефакты, великие герои! Все мы: персонажи, вышедшие из-под Его пера и оживлённые, он записал наши свершения и продолжает писать и поныне, из чего и сложатся хроники всего нашего бытия, всей этой хитросплетённой и полной высшего соизволения смыслов поэмы. Итак, не буду больше томить Вас, друг, вот моя версия того, как у Вас появилось два варианта прошлого: Всеведающий до создания нашего мира странствовал по другим, искал вдохновение и знание, какими Он мог бы создать Свой собственный маленький мирок, породить Своих детей. Так, Он мог позаимствовать некоторых героев из других миров, и Вы, может быть, были как раз одним из них. Пусть Он вдохновился Вами из другой вселенной, Он создал Вас ещё раз, заново, при этом лишь слегка изменяя детали биографии, как бы скрывая Ваше истинное происхождение. После столь обильной речи паладин взял время отдышаться. Король обезьян задумался над сказанным. Если это было так, то оставалось несколько вопросов: –Как же выходит: он перенёс в этот мир всё, что знал и желал здесь видеть, вдохнул в это жизнь и подарил волю? –Абсолютно свободную волю. Отсюда и исходит то, что не все верны Ему, и не все желают принять то, что Его сила стоит превыше всего остального в этом мире. Его цели иногда сокрыты за очень хитрыми чередами событий и непредсказуемыми переменами, но в одном я точно уверен: Ему можно доверить всего себя, и он оправдает доверие, подобно самой благодетели, потому я и следую Его воле и исполняю её. Паладин уверенно кивнул, сжимая кулаки и прижимая руки к груди. Сунь Укон задумался. Такое объяснение, в контексте логики догматики власти слова, которая действительно оправдывалась и заклинателями, и многими другими, действительно могло быть ответом на его вопрос о раздвоении истории. Одна история произошла с ним, когда он был в другом мире, другую на основе первой сочинил для него Всеведающий, чтобы таким образом призвать героя в свой мир. Зачем Ему это неизвестно – боги странны сами по себе, а Всезнающий отличался от них всех своими скрытностью и, как говорят, действительно обширными познаниями. Возможно, он действительно был сильнее всех и владел всем, подобно серому кардиналу, возможно, ему нравилось обустраивать мир в тайне от многих своих созданий, при этом уважая их свободу и позволяя самим писать историю, нравилось порождать или призывать известных героев и наблюдать за их взаимодействиями, присматривая за тем, как зарождается и развивается эта поразительная и разнообразная жизненная драма, в которую он вмешивался лишь отчасти. В самом деле, если так подумать, решил король обезьян, ухмыляясь и поглаживая подбородок: в каком ещё месте, если не в этом хаотичном и суетливом мире, могли встретиться и поговорить на равных рыцарь веры, одетый в латы и помнящий тексты священных книг, и Мудрец, Равный Небесам, который вспоминает обучение в азиатском монастыре и облачён в необычные, богато украшенные доспехи? Осознавая то, что самый логичный ответ на вопрос, который долгое время не давал ему покоя, был найден, Сунь Укон снова почувствовал спокойствие и лёгкость на душе.