Счастье

      Нина привыкла быть старше своих лет. Она даже не задумывалась, сколько ей в действительности сейчас — двенадцать или двадцать. Одно утро похоже на другое — приготовить завтрак для себя и доктора Тео, проверить инструменты, лекарства, расходники, открыть окна, впуская утреннюю прохладу в помещения.       Привычно встряхнуться, собрать волосы в куцый хвост на затылке, проверить записи, втайне надеясь, что утро у неё выдастся посвободней. Николас обещал помочь ей с походом в магазин, так что надо было составить список на неделю, да ещё и доктора Тео спросить, может, он захочет чего-нибудь особенного на ужин…       Из кабинета доктора доносится тихое похрапывание, изредка сменяемое бормотанием. Нина вздохнула — он снова засел за свои бумаги, и так и уснул за столом. Быстро написав записку, где искать завтрак и кофе, она подхватила со стула сумку и бесшумно выскользнула за дверь.

***

      Тео некоторое время слушал наступившую в клинике тишину, стараясь как можно дольше продлить эти мгновения покоя. Сегодня особенный день — не глобально, нет. Просто Нине сегодня исполняется двенадцать. А он почти проспал это. Нашарив на столе очки, он слепо щурится на стол, заваленный бумагами. Устало взмахивает рукой, выщелкивает из пачки сигарету. Записка на столе Нины как напоминание — надо поесть, чтобы она не обиделась снова. И кофе. Много кофе.       Сигаретный дым сизой дымкой заполняет комнату и мысли, оставляет в горле горький привкус. Подарок мирно ждёт своего часа на полке в шкафу, но только он — слишком просто. Перед глазами встает довольная мордашка Нины, добравшейся до торта от благодарной клиентки.       В холодильнике вроде оставались яйца, да и мука вроде была. Крем… Сообразим из того, что найдем в холодильнике.       Когда-то давно он умел печь вкусности — но это было очень давно. И почти неправда. Собирая воспоминания по частям, в закоулках памяти, он расставил продукты на столе, чуть подвиснув на банке апельсинового джема. Когда и зачем он был куплен — неизвестно, сам Тео к такому был равнодушен, а Нина наверняка брала как добавку к омлету.       Первое, что он хорошо помнит — надо взбить белки с сахаром. Сахар на глаз, ориентируясь на отрывочные воспоминания. Венчик почему-то не в шкафу с остальными кухонными принадлежностями, а под раковиной. С сомнением рассматривая потемневший металл, мужчина мысленно вздыхает, выпуская дым сквозь стиснутые зубы. Раз-два, раз-два. Поймать ритм, расслабить руку. Главное, чтобы белки держали форму.       Когда он последний раз готовил? Наверно тогда, когда Нина только появилась в его жизни. Наивные голубые глаза смотрят в душу, тонкие руки еще не окрепли для тяжелого труда.       Край стола настойчиво упирается в поясницу, белки больше похожи на снежные вершины. Пакет с мукой нетронут, и на бесцеремонное вскрытие отозвался белым облаком, припорошившим стол, халат и очки Тео.       — Осторожней. — Нина серьёзно кивает, и следующий стежок ложится ровнее. Она быстро учится.       Замешанное тесто не выглядит обнадеживающе — то ли слишком густое, то ли слишком сладкое. Зачерпнув его на пробу пальцем, Тео замирает, зажмурившись. Соль. Он забыл соль.       Смех, искристый смех, который заставляет голубей срываться с крыш, а прохожих поднимать головы. Нина вжимается щекой в грудь Николаса, и протягивает ладонь к небу, которое наверняка сейчас близко, как никогда.       Щелкает зажигалка, и в духовке вспыхивают огоньки. Форма для коржей где-то среди кастрюль, и после недолгих поисков и долгого мытья ей можно пользоваться.       Наверно, он даже перед операцией так не волнуется. Неподвижно замерев перед духовкой, неотрывно смотрит, как поднимается тесто, как золотится верх. В кухне пахнет уже не дезинфекцией и лекарствами, а ванилью и бисквитом. Прихватки нигде нет, и приходится вынимать форму из духовки полотенцем. Случайно прижавшись к дверце запястьем, Тео раздраженно шипит. Пальцы едва терпят жар от формы, и мужчина почти роняет её на пол. Опускает ценную ношу на стол, выдыхает. А неплохо даже вышло.       Пока корж горячий, Тео аккуратно режет его посередине. Снимает верх, отдергивает лицо от рванувшего вверх пара. Смазывает нижний корж джемом, щедро размазывая янтарную сладость по пористому тесту. Накрывает верхней частью, промазывает её остатками джема. Почти шедевр. Только какой-то… Простой.       От запаха сводит живот — спасли бутерброды, оставленные Ниной. Выйти на крыльцо клиники, с наслаждением затянуться сигаретным дымом. Пальцы едва заметно дрожат, и доктор усмехается своим мыслям. Успел.       Из-за угла выныривает активно жестикулирующая Нина, что-то втолковывающая ухмыляющемуся Николасу, груженому пакетами с едой.       — Доктор Тео, вы уже проснулись? — она улыбается, глядя на курящего наставника. — А мы тут запасы принесли! Николас шумно принюхивается, наклоняет голову к плечу. В глазах явно читается вопрос: — Серьёзно? Пирог? А мы приглашены?       Из-за висящих на руках пакетов жесты выходят немного нечеткими, но Тео понимает их.       — Нина, поставь чайник, мы сейчас!       — Хорошо! Ой, доктор Тео, это вы сами испекли?       Девочка замерла на пороге, переводя взгляд со смущенно поправляющего очки наставника на ухмыляющегося Ника.       — Да. Просто… думал, тебе понравится. Она сияет. Это греет сердце. Или то, что от него осталось.       Шаг — и Нина уткнулась лицом ему в живот, пряча лицо в запорошенной мукой рубашке.       — Спасибо. Там чайник, уже…       — Идём. Скоро и Уоррик подтянется, у него нюх на такие дела.       ***       Он слышит счастливый писк Нины, барахтающейся в объятиях Николаса. Взлетает — и падает, пугая голубей и прохожих заливистым смехом. Тео запрокидывает голову, подставляя лицо теплому ветру. Рядом смеётся Уоррик — даже сейчас они умудряются переругиваться с Ником. И неожиданно даже для себя Тео внезапно осознает — покуда счастлива Нина, счастлив и он.