Just you know why, Why you and I, Will by and by, Know true love ways.
Савада Цунаёши — это класс 2-А средней школы Намимори. Савада Цунаёши — это вечно растрёпанные волосы, мятая юбка и несделанное домашнее задание. Савада Цунаёши — это падение на ровном месте, потому что нога запнулась за ногу, и слёзы из-за пустяков, иногда исключительно надуманных. Савада Цунаёши просит Сасагаву Киоко помочь ей с уборкой после уроков и, подгадав момент, когда та протирает парту, становится напротив, перегибается через блестящую от мыльной воды столешницу и целует Киоко прямо в губы. Киоко отшатывается, ахает от удивления и, залившись краской, убегает из кабинета. Не возвращается, но одной убираться Саваде Цунаёши всё равно не приходится. — Воровка, — покачивает головой Савада Нацуёши, он как раз стоял за дверью и смотрел на происходящее внутри класса через щель. В голосе полно неподдельной обиды, а взятое по дороге от двери к партам ведро с мыльной водой он с размаху выплёскивает прямо на Цунаёши: вода стекает по блузке, через тонкую ткань просвечивается бельё, в туфлях хлюпает. — А нечего было тормозить. — Цунаёши показывает язык, но не показывает ни грамма возмущения. Поднимает тряпку, выроненную Киоко, и запускает её прямо в голову Нацуёши. Тот ловит тряпку на подлёте, но брызги мыльной воды всё-таки попадают на лицо, к счастью, не в глаза. Нацуёши фыркает, стирает воду с лица вытащенным из кармана платком и принимается мыть парты, пока Цунаёши убегает в спортивную раздевалку, чтобы переодеться. Возвращаясь, она приносит с собой заодно и швабру с тряпкой, захваченную из туалета, потому что пол теперь тоже нужно протереть. Савада Нацуёши — это класс 2-С средней школы Намимори. Савада Нацуёши — это крысиный хвостик на затылке, два прокола в левом ухе и четырнадцатое место в таблице общешкольной успеваемости. Савада Нацуёши — это полный ноль в спорте, потому что за учёбой некогда, и абсолютное неумение общаться с девушками, если они не его сестра. Савада Нацуёши вступает в Дисциплинарный комитет, чтобы откосить от других обязательных школьный кружков, и выполняет домашнее задание для Хибари-семпая, который учится на год старше, в классе 3-В. Приходя домой, Нацуёши показательно отмахивается от сестры, просящей решить за неё хотя бы одно из десятка упражнений, ибо думать надо уметь своей головой, «иначе станешь как Хибари-семпай, а оно тебе не надо». — Предатель, — дуется Цунаёши и незаметно щёлкает ножницами, перерезая шнур наушников от плеера брата. Завтра заметит на обеденном перерыве, будет страдать от невозможности спрятаться за музыкой от гула одноклассников, так ему и надо. — Тупица. — Нацуёши валяется на верхней полке двухъярусной кровати и читает томик новой манги, только сегодня купил на сбережённые карманные деньги. Сколько ни старается копить, а сдержаться и не потратиться на какую-нибудь ерунду всё равно не может. Цунаёши раздражённо кусает карандаш и постукивает пальцами по столу, всматриваясь в учебник, пока Савада Нана не заглядывает к ним в комнату и не зовёт ужинать. В кружках с чаем пополам сахара и подсыпанной втихую соли, но ни Цунаёши, ни Нацуёши не морщатся, пока пьют, и между делом на камень-ножницы-бумага разыгрывают, кто будет мыть посуду.***
Реборн наблюдает за детьми Савады Емицу с недоумением: Цунаёши сжигает драгоценную записную книжку брата на заднем дворе, пока Нацуёши стирает полученные кровью и потом записи сохранений на игровом профиле сестры. Если это — семейная идиллия, о которой так любит говорить Емицу, то Реборн тогда — добрая фея-крёстная. …Даром что у него где-то есть такой костюм, розовый, с крыльями как у бабочки. Сам не помнит, откуда у него это, да и носить не собирается. Реборну совершенно наплевать, кто из этих двоих будет получать на орехи исключительно потому, что Тимотео оказался хреновым родителем, а телохранители Вонголы — слепо-глухими идиотами, но, наверное, издеваться над девчонкой будет чуть менее достойно. Да и пацан всё-таки поумнее, кажется, должен понять и запомнить, что к чему, быстрее.***
Савада Цунаёши — это разбитые коленки, пущенные на перевязку рукава блузки и шокер на бедре под мятой юбкой. Савада Цунаёши пинает получившего неслабый удар током Рокудо Мукуро в живот, садится прямо на грязный пол рядом со свалившимся от усталости братом и устраивает его голову у себя на коленях. — Как скоро подоспеет упомянутая Вами медицинская группа, Реборн-сан? — уточняет Цунаёши максимально вежливо, хоть тут и впору ругаться, на чём свет стоит. Ей даже не для себя или брата надо, просто тут реборнова любовница-Бьянки скоро истечёт кровью из-за воткнутого в живот наконечника трезубца, да и валяющиеся вокруг мальчишки тоже нехорошо выглядят. Савада Цунаёши очень добрая, ну или просто незлая. Она бы и за всех врагов-преступников у пришедших Виндиче попросила, но… — А можно вот того в очках не забирать? — схватившись за одну из цепей, протянувшуюся рядом с её ногой, умоляюще произносит Цунаёши. — Он выглядит умным, за меня домашку бы делал. — Эй! — Нацуёши резко садится и награждает сестру щелбаном в лоб. — Я же не прошу ту с кларнетом оставить, чтобы она мне играла. — А можно и ту… как её… ММ, вроде, тоже не забирать? — смущённо просит Цунаёши, продолжая держаться за холодную толстую цепь у ноги и второй свободной рукой потирая лоб. — Мы за ними присмотрим, честно. Реборн ударяет ладонью по лицу. Виндиче, к его радости, слова Савады Цунаёши напрочь игнорируют, и ни один из преступников никакой свободы только из-за идиотской просьбы не получает. Цунаёши огорчённо вздыхает и молча наблюдает за тем, как примчавшиеся, наконец, медики принимаются осматривать пострадавших и поспешно оказывать им первую помощь. Нацуёши, поднявшись с пола, добирается до дивана, на котором недавно сидел Рокудо Мукуро, и падает на него лицом к спинке и спиной ко всем. — Можно я завтра не приду в школу, семпай? — глухо интересуется Нацуёши у валяющегося без сознания Хибари Кёи. И, выдержав паузу в пару незначительных секунд, легкомысленно заключает, что молчание это знак согласия. — Спасибо, семпай. Савада Нацуёши — это тёмные круги под глазами, отпечаток химической формулы на щеке и мстительность, уступающая только уму. Савада Нацуёши окрикивает как раз спустившегося на две ступеньки Дино Каваллоне, снова заявившегося к ним в гости, как к себе домой, после инцидента в Кокуё, подходит к краю лестницы и, чуть подавшись вперёд, целует Дино прямо в губы. Дино отшатывается назад и катится с лестницы кубарем, лишь чудом, наверное, ничего себе не ломая. — Да ты!.. Да как ты!.. Убью! — Цунаёши стоит внизу лестницы, отпрыгивает чуть в сторону, чтобы её не сбило, а после взмахивает руками и взлетает вверх по ступеням. Дино Каваллоне стратегически уползает в сторону коридора, подхватывает обувь и выбегает за дверь, обуться можно уже и на улице. Нацуёши пятится, предусмотрительно закрывая руками голову, шипит, пропустив из-за этого пинок по колену, и кое-как умудряется заскочить в комнату и захлопнуть дверь прямо у сестры перед носом. Цунаёши толкает изо всех сил, с разными интервалами, пару раз с разгону, но Нацуёши упрямо держит оборону, расслабляется, только когда атаки на дверь прекращаются, и за ней слышится тихое всхлипывание. — Вор… — Цунаёши сидит рядом с дверью, опершись спиной на стену, и растирает по щекам слёзы. — Ты первая начала, — роняет Нацуёши, присаживаясь напротив на корточки, и протягивает сестре платок, но та упрямо отталкивает его руку и упирается лицом в подтянутые к груди колени. Сасагава Киоко хотя бы учится с ними в одной школе, Нацуёши ничто не мешает быть хотя бы условно с ней рядом, а вот Дино Каваллоне может из-за случившегося к ним больше не приезжать. Не то чтобы это было концом света, но всё равно обидно. — Ну ладно тебе, хватит, — со вздохом просит Нацуёши. — Хочешь, я за тебя весь месяц буду домашку делать? Цунаёши поднимает голову, слёзы моментально высыхают: — Хочу. А ещё хочу второй прокол в левом ухе, как у тебя. И такие же серёжки. — Это уже не ко мне, а к маме.***
Цунаёши боится собак и больших жуков, поэтому Нацуёши развешивает по стенам календари с изображениями первых и пришпиленных на булавки вторых. Нацуёши терпеть не может поп-музыку и фильмы про супер-героев, поэтому Цунаёши часто включает на всю громкость первую и бесконечно множит диски со вторыми. Реборн откровенно не понимает, что происходит. Он видел врагов, ладящих лучше, чем близнецы семьи Савада. Да что там, он видел, как впервые встретившиеся люди за незначительные минуты находили общий язык быстрее, чем эти двое, живущие под одной крышей всю жизнь. — Что? Цуна и Нацу? — почесав затылок, зачем-то переспрашивает Ямамото Такеши. — По-моему, они отлично ладят. — Ага, зашибенски просто. Мне это напоминает, как Бьянки «ладила» с этим своим Ромео, — отстранённо фыркает Гокудера Хаято. — Она тоже всё его отравить пыталась, от большой любви, видимо, а он терпел да через раз в ответную её киллерам или закону сдавал, чтобы тоже не скучала. Реборн закатывает глаза. Конечно, чего он ожидал от этих двоих. Нашёл, у кого спрашивать. Нацуёши посыпает острым перцем тост с вареньем сестры, а Цунаёши в это самое время намазывает клеем внутреннюю сторону лямок портфеля брата. Реборн разрывается между «Почему так, Нана-сан?» и «Какого хрена, Емицу?», но всё ещё искренне надеется разобраться в ситуации самостоятельно.***
Переходя на следующий год средней школы, Савада Цунаёши и Савада Нацуёши оба оказываются в классе 3-В. Одноклассники заходятся отчаянным стоном и молят у небес о смерти, потому что «Только не снова!». Реборн не успевает расследовать это явление, потому что резко становится не до учёбы вообще. Базиль сваливается им на головы вместе с поддельными половинками колец и новостями, на фоне которых сражение с Рокудо Мукуро может показаться лёгкой разминкой. Дино отказывается быть тем, кто вручит половинки колец настоящих, поэтому Савада Емицу делает это сам, заодно и представляется во всей красе, расписывая параллельно детям новые факты и перспективы. — А разве так можно, ну, чтобы ты оставался внешним советником, когда я боссом стану? — пытливо интересуется Нацуёши у отца. — Ну, я имею в виду, разве это не нарушает какое-нибудь правило, что два самых важных места занимают родственники? Реборн с подозрением щурится, что-то в этих простых и при этом весьма логичных вопросах не так… Емицу легкомысленно улыбается, не то атмосферу не прочувствовав, не то умело это скрыв. — Нет никаких правил, запрещающих подобное, — сообщает он. — А кто станет внешним советником после тебя? — присоединяется к допросу Цунаёши. — Либо я кого-нибудь назначу преемником, — задумчиво почесав подбородок, максимально честно отвечает Емицу, — либо Нацу выберет сам. С условием, конечно, что выбор будет компетентным. Нацуёши важно кивает, принимая ответ и заодно давая понять, что обязательно оправдает возложенные на него ожидания. Цунаёши показательно кривится, намеренно в противовес, как если бы зная, что брат обязательно всё завалит, только спусти с него внимательный взгляд. — Верь в своего брата чуть больше, Цуна. — Емицу тепло улыбается и ерошит дочери волосы. И без того всегда растрёпанные, они намагничиваются и встают всё равно что дыбом. Нацуёши смеётся в кулак, Цунаёши обиженно надувает щёки и, фыркнув, отворачивает от него голову. …На следующее утро Нацуёши просыпается с ножницами под щекой и забившимися в нос и уши грубо обстриженными волосами. Цунаёши обкорнала его там, где смогла дотянуться, стоя на цыпочках на краю нижнего яруса кровати у изголовья. Теперь, если немного поколдовать, причёски у них будут одинаковые. Нацуёши, оторопело поторчав перед зеркалом минут пять, топит учебники и тетради сестры в набранной ванне, а сверху бросает и её школьную форму. Никто из них на занятия в этот день не идёт: Нана звонит в школу и говорит, что дети приболели, а Емицу звонит в больницу знакомому врачу и просит выписать две справки о якобы посещении приёма. Реборн наблюдает за этим молча и параллельно пытается вспомнить, в каком чемодане у него лежит розовый костюм с крыльями. Потому что, чёрт подери, да, это нездоровая, но самая, что ни на есть, семейная идиллия. Савада Емицу — это неповторимая сила и несгибаемая воля за маской улыбчивого идиота. Савада Нана — это оплот терпения и добродетели, приструняющая сложных детей и мужа одним строгим замечанием. Неудивительно, что их союз породил нечто, неподдающееся вообще никаким описаниям. Савада Нацуёши намурлыкивает под нос какую-то попсовую песню, Савада Цунаёши пишет триместровый тест на девяносто баллов, оба за день произносят не больше десяти односложных слов, даже друг с другом почти не разговаривают, а если и разговаривают, то исключительно шёпотом. Одноклассники косятся на них каждую перемену, вопросительно переглядываются, а к пятому уроку приходят к какому-то очевидному для них выводу, облегчённо выдыхают, будто разрешили загадку столетия, и сосредотачиваются на своих собственных занятиях. К концу обеденного перерыва почти все поголовно прилипают к окнам, уставившись на вполне обыденную для средней или старшей школы картину, — глупое и чаще всего обречённое на провал признание с предложением встречаться. Всё бы ничего, но напротив нервничающего переведённого ученика из соседнего класса стоит, растирая пальцы, Савада Цунаёши, смотрит под ноги и шаркает подошвой по земле. Савада Нацуёши стоит среди наблюдателей у окна первого этажа, отсюда лучший вид, и постукивает пальцами по раме. Реборн не успевает подобраться ближе, чтобы оказаться в первых рядах и рассмотреть всё во всех деталях. Савада Цунаёши, дослушав несчастного паренька, перестаёт растирать пальцы и, хрустнув ими, с размаху заезжает тому промеж глаз. Реборн узнаёт этот удар, потому что сам его ставил. — В следующий раз что-нибудь сломаю, — холодно констатирует… Савада Нацуёши, показательно пригладив короткую юбку. Голос, не заниженный до шёпота, выдаёт его окончательно. — Понял меня, урод? Савада Цунаёши не менее показательно поправляет галстук и выпрыгивает из окна на улицу, подходит к брату и картинно раскланивается перед окружающей их публикой. На оторопелое «Н-Ненормальные, об-ба!» они зеркально закатывают глаза и, отвернувшись, под руки уходят. На следующий после обеденного перерыва урок они заявляются уже нормально в своих одеждах, только садятся на места друг друга.***
Савада Емицу приводит домой Какимото Чикусу и ММ, недовольных, но на удивление сговорчивых, Савада Нана тут же превращается в человеческое воплощение сострадания и гипер-опеки. Реборну даже не нужно спрашивать, что это значит, перед ним то самое «Решение вопроса Хранителя Тумана», которое Емицу пообещал взять на себя, раз уж Реборну не повезло в экстренном порядке найти такового, а впрягать на один раз кого-нибудь из CEDEF было не с руки, обвинили бы во вмешательстве. Восторг на лицах и в глазах Нацуёши и Цунаёши так и блестит, и Реборн впервые всерьёз задумывается, а не сделать ли ставку на Занзаса. Может, Тимотео был прав, когда решил разморозить его и назначить наследником, пусть и запоздало? Может, Тимотео что-то подозревал, но до недавних пор просто не был уверен наверняка? …Цунаёши чуть не выкалывает ММ глаза на второй день, Нацуёши чуть не спускает Какимото Чикусу с лестницы семь раз за пару незначительных часов.***
Докуро Курому целует нервно икнувшего Саваду Нацуёши в щёку перед сражением за кольцо Тумана, и Савада Цунаёши не приходит поддерживать брата на битву Облака (и, как выясняется, сразу Неба). Гокудера Хаято, не увидев Цунаёши, страдальчески вздыхает и проводит ладонью по лицу, Ямамото Такеши тянет какое-то многозначительное «Оу» и старается держаться от Нацуёши подальше. Реборн наблюдает за этим всем, упорядочивает последние переменные и молится за душу Занзаса всем богам, каких только вспомнит. И, как выясняется, не зря, потому что «Прорыву точки нуля» Нацуёши никто не учил, он дошёл до этого сам и кто его знает, каким образом, да и взгляд у Нацуёши был как у человека, который очень сильно опаздывал на самолёт и готов был сделать, что угодно, лишь бы успеть. Савада Нацуёши смотрит на побеждённого Занзаса, как на последнего идиота, а в его «Если ты знал, что кольцо тебя не примет, так какого хрена?!» читается помимо злости ещё и почти покровительственное сочувствие. Реборн почти уверен: будь здесь сейчас Цунаёши, она бы от души подопнула бессознательного Тимотео, потому что — заслужил. …Савада Емицу не бывает дома по году-полтора-два, но знает о своих детях всё и понимает их так, будто не отходил от них ни на шаг, Тимотео же умудрился потерять доверие и расположение сына, пусть и приёмного, находившегося прямо под носом каждый день. Савада Емицу оберегал сына с дочерью от опасности мира мафии, пока это не перестало быть возможным, а Тимотео не смог защитить Занзаса от одной-единственной ошибки, семена которой сам посеял и взрастил. — Ты потерял трёх братьев, неродных, ну да что с того. Как тебе в голову пришло ещё и отца чуть не похоронить? — Нацуёши разъединяет кольцо Неба, половину, которая всегда была у него, вешает на цепочку, а вторую просто зажимает в кулаке. — Или ты сам приложил руку к смерти?.. — Я не братоубийца, — сквозь зубы цедит Занзас. — Я этого не делал и никому не приказывал. Однако заливать Занзасу про семью и её ценность настолько же провальное дело, насколько и попытки понять идиллию этой самой семьи у носителей фамилии Савада. То ли слишком поздно уже, то ли непосредственно сейчас время не самое подходящее. Впрочем, Нацуёши и не пытается, только смотрит на Занзаса ещё раз, молча и пристально, после чего отворачивается. Савада Цунаёши знает, что залазить на верхний ярус кровати, где спит брат, одна из самых плохих идей на свете, именно поэтому она лежит на втором ярусе и ломает пальцы рядом с ночником, пытаясь изобразить на соседней стене тень в виде собаки. Савада Нацуёши, вернувшись домой, валится на нижний ярус ничком, поверх одеяла, игнорирует вопросы Цунаёши и её требования рассказать, как всё прошло и чем закончилось. Ответов всё не звучит, и Цунаёши, свесившись со второго яруса, кидает в Нацуёши сначала подушку, а потом и скомканное одеяло, но Нацуёши никак не реагирует, оставаясь погребённым под ними. — Отдай одеяло с подушкой обратно, — требует Цунаёши через некоторое время, спуская руку и показательно покачав запястьем. Нацуёши резко садится, хватает её за руку и надевает ей на указательный палец половинку кольца Неба, ту самую, которую отделил и не повесил на цепочку. Цунаёши забирает отпущенную руку обратно, вытягивает над собой и рассматривает полученную драгоценность. — Будешь моим внешним советником? — интересуется Нацуёши, выстукивая костяшками пальцев по днищу второго яруса мелодию из какой-то поп-песни. — Нет, — кратко отвечает Цунаёши. — Почему? Цунаёши не отвечает, и Нацуёши разве что отстранённо пожимает плечами. Через две минуты тишины Цунаёши спускается со второго яруса, перелазит через Нацуёши к стене и, упершись в неё спиной, спинывает брата со своего места, вместе с его подушкой и одеялом. Нацуёши остаётся лежать на полу, подложив подушку под голову, скомканное одеяло он не трогает, лень расправлять. Реборн, удостоверившись, что Тимотео доставят в больницу, а Варию отконвоируют в гостиницу, возвращается в дом семьи Савада. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как Цунаёши осторожно накрывает уснувшего прямо на полу Нацуёши своим одеялом, после чего вытаскивает из шкафа запасной плед и, завернувшись в него, ложится на пол рядом. Вторая половинка небесного кольца висит у неё на шее на точно такой же цепочке, как и у брата. Савада Емицу привёз две одинаковые, словно всё зная заранее.