***
Больница неприятное место. Чонгук отрешенно смотрит в одну точку, пока мама в панике бегает по районной больнице, пытаясь найти врача, который не отмахнется от нее как от надоедливой мухи, отсылая к врачу в другое отделение, пока Чонгук чувствует только усталость, раз за разом прокручивая в голове произошедшее с ним в этот день. — Привет, — к нему подходит худощавый парень примерно его возраста, может на год-два старше с ярко выкрашенными в платиновый волосами. — Что случилось? — в его голосе слышится явное беспокойство, он смотрит так осторожно, но видно, что он действительно беспокоится об одиноко сидящем в пустом коридоре Чонгуке. — Да вот, — Чонгук поднимает рукава кофты, что больше на несколько размеров и там виднеется наспех забинтованный шрам с остатками крови и перекиси водорода. — Собака укусила. Глаза парня расширяются в изумлении, он почти невесомо проводит по бинту, хмурясь и дарит сочувственный взгляд Чонгуку, который с отвращением смотрит на собственную руку. — Наверное, очень больно, да? — вопрос больше риторический, чтобы разговор поддержать, но Чонгук лишь смиренно кивает и накрывает это безобразие кофтой, чувствуя себя жалким. — А чего ты ждешь? — Маму, — Чонгук озирается по сторонам, но мамы нигде нет, однако слышится ее голос в одном из кабинетов. — А ты почему здесь? — на нем нет никаких увечий, бинтов и катетеров, по крайней мере на видных участках, не скрытых одеждой. — Моя сестра работает здесь, — отмахивается парень. — Юнги, — тянет ладонь для рукопожатия, предусмотрительно левую, потому что правая рука Чонгука забинтована. — Чонгук, — он почему-то улыбается, но пожимает руку в ответ. — А она не может меня пристроить сюда? — ухмыляется Чонгук, но долю надежды не теряет. — Она совсем из другого отделения, — Юнги показывает куда-то в сторону, печально провожая руку взглядом. — Но хочешь я спрошу? — он действительно хочет помочь, бескорыстно и искренне, это так трогает Чонгука, что в ответ он лишь снова улыбается. В процессе до обидного короткого, но информативного разговора выясняется, что Юнги для Чонгука хен, а собака укусившая Чонгука была бездомной, на что Юнги скривил лицо и как-то неутешающе пожелал удачи, но потом извинился за собственный тон, уверяя, что на самом деле все будет отлично, и Чонгук ему безоговорочно верит. — Пойдем, Чонгукки, я наконец-то договорилась, — уставшая мама Чонгука выходит из какого-то кабинета и зовет сына, прерывая непринужденную беседу. — Пока, Юнги, — грустно от прощания, но с радостью от того, что его наконец-то осмотрят, говорит Чонгук и вяло машет ладонью, предчувствуя, что они еще встретятся и может даже не раз. — Еще увидимся, Чонгук! — бодро прощается Юнги, но остается на месте их встречи, в ожидании следующей.***
Чонгука кладут в больницу, прописывая капельницу с кучей непонятных ему препаратов, из которых он понимает только физ раствор. Радость от пропуска школы мешается с паникой от того, что волнуется мама и вместо того, чтобы успокоить, как сделал это Юнги, лишь усугубляет своими переживаниями. Но она привозит необходимые вещи и уезжает, оставляя его в двухместной палате наедине со своими мыслями и ноутбуком. Чонгук рубится в какую-то жутко затягивающую игру, пару раз чуть не вырвав катетер из вены, пока не начинает чувствовать практически животный голод — он не ел с самого утра, а на часах уже семь часов вечера. Прежде чем закрыть ноутбук, он слышит стук в дверь и платиновую макушку в проеме. — Вот, ты где! — Юнги радостно заходит в палату с полными руками всяких разных вкусностей. Чонгук чуть ли не обниматься к нему лезет от счастья. — Пришлось воспользоваться связями, чтобы тебя найти, больница то большая. — А что домой не ушел? — Чонгук открывает коробку ттоков и начинает жадно закидывать их в рот один за одним. — Ох, спасибо тебе большое, ты спас меня от голодной смерти. — Так я с сестрой тут, она поздно уходит домой, — объясняется Юнги, не трогая еду, которую сам и принес, лишь скромно, но довольно наблюдая за тем, как Чонгук с аппетитом поедает лакомства. — Может тоже поешь? — Чонгук замечает, что Юнги тихонько сидит на крае кровати, не притрагиваясь к еде, только когда наедается. — Я уже, — криво, но с какой-то загадочной печалью улыбается Юнги. — С тобой все хорошо? — Юнги переводит тему и осматривает Чонгука и его укушенную руку и катетер в здоровой. Он делает это так профессионально, будто уже давным-давно врач, ну, или хотя бы медбрат. — Жить буду, — Чонгук улыбается, обнажая зубы, и то, как передние немного выступают делают его безумно милым, на пару лет младше, чем он есть. Юнги подмечает теплоту его улыбки и еще детскую наивность, сочетающуюся с какими-то взрослыми чертами. Очень красиво. — Надолго положили? — серьезно спрашивает Юнги, разглядывая название лекарства, что висит на подставке, потом снова садится рядом, уже более увереннее. — На пять дней где-то, — дожевывая последний пирожок, отвечает Чонгук, не до конца понимая такой сильный интерес, но чувствующий его в ответ. — Ты будешь здесь в эти дни? — Чонгук отвлекается от еды и полностью погружается в разговор. — Да, — пожимает плечами Юнги, сомкнув губы и вытянув их в тонкую линию. — Думаю да. Буду тебя навещать, тебе будет очень скучно здесь только с ноутбуком, — Юнги как-то по-хозяйски открывает его и удивляется количеству установленных игр. — Так вы задрот, Чон Чонгук, — они заливаются хохотом, таким беззаботным и настоящим, что лишь от воспоминаний о нем в плохой день становится лучше на душе. Чонгук с увлечением и гордостью показывает ему все игры и свои достижения в них, рассказывая о сложных битвах и миссиях и о том, с каким профессионализмом их проходил. Юнги полностью погружается в рассказ Чонгука, несмотря на абсолютное равнодушие к такого рода развлечениям. Ему нравится легкость и безмятежность Чонгука, он погружается с головой в то, что делает и забывает об окружающем мире — это завораживает. А для Чонгука найти собеседника всегда было проблемой. Но Юнги поддерживает все темы, на которые начинает говорит Чонгук, выслушивает и не перебивает, а еще смотрит так необычно, как-то очень вдумчиво и внимательно, словно в душу и пронизывает ее насквозь. Зрительный контакт с ним обескураживает, но очень нравится Чонгуку. А еще ему нравится, что он приходит на следующий день, как и обещал, даже в точное время — ни минутой позже. Единственное, что его настораживает — Юнги мало говорит о себе, как-то отнекивается, но Чонгук списывает это на скромность. Вдобавок, это придает ему некой загадочности, а Чонгук любит головоломки. — Ты пишешь музыку и молчал об этом? — Чонгук смотрит ошалевшим взглядом на Юнги, который оставил свой компьютер на кровати у Чонгука и вышел. — Можно включить? Пожа-алуйста, — он просит жалобно, гениальный манипулятор, но Юнги разрешил бы в любом случае. В своей музыке и в честном мнении Чонгука он уверен. Чонгук включает и застывает. Застывает от того, как красиво и мелодично, как проработан каждый такт, каждая нотка звучит правильно, нет никаких кривых аккордов. Во время избытка самой разной и не всегда качественной музыки, песня Юнги звучит как спасательная шлюпка на Титанике. — Слова пока не дописал, но уже работаю над этим, — Юнги смущенно трет шею, сдерживая ухмылку, пока Чонгук прибывает в восторге, ставит на повтор и заваливает его похвалой. — Ох, хен, это великолепно, дашь автограф? — в воздухе повисает неловкость, которой не было до этого, а зрительный контакт срабатывает как гром в тучном небе, Чонгук чувствует, будто его молнией пронзило, и уверен, что Юнги тоже, потому что он буквально не моргает и приоткрыл рот, но ничего не говорит. Кажется, это длится вечность, пока медсестра не заходит в палату, посмотреть все ли хорошо. — До завтра, Чонгукки, — Юнги впервые называет его так, даже не подумав, прежде чем сделать это, отчего сам Чонгук почти вскочил, но в груди разливается тепло от той нежности, с который он это сказал. Кажется, даже мама вкладывала в это меньше тепла, чем случайно обронивший это Юнги. Наверное, это можно было бы назвать отправной точкой в чувство, называемого влюбленностью. Первой влюбленностью Чонгука. Он не мог быть полностью уверенным, что это взаимно, ведь влюбленные как наркоманы — многое размыто и искажено, однако что-то внутри, да и некоторые поступки Юнги просто кричало о том, как сильны эти чувства не только с его стороны. С каждым днем пребывания все прояснялось и становилось только сильнее и отчетливее. Юнги оставался с ним допоздна, можно сказать, переехал на пустующее место в его палату, правда всегда сидел на его кровати, всё как-то пытаясь лишний раз прикоснуться, а Чонгук лишний раз давал повод это сделать. Пару раз Юнги даже остался на ночь, но, когда Чонгук просыпался, его уже не было на кровати напротив, и Чонгук чувствовал огромную всепоглощающую дыру внутри, пока Юнги не возвращался и не заполнял ее до краев. — Завтра днем меня выписывают, хен, — вечером они сидят в коридоре, где познакомились в последний раз, у Чонгука жутко неоднозначные чувства. Отчасти, он действительно соскучился по школьным товарищам, незамысловатым шуткам, играм в футбол на перемене, но он понимает, что встреч с Юнги будет значительно меньше, если они не прекратятся вовсе. — Это же здорово, — Юнги же искренне рад за него. Он в больнице провел больше времени, чем Чонгук и если сравнивать, то жизнь вне больницы гораздо лучше. — Мы еще будем видеться? — Чонгук слишком боится в лоб сказать все, что он успел почувствовать за пять дней беспрерывного общения с ним. Точнее, он боится не взаимности, как и все люди, в принципе. — Хотелось бы, — как-то особенно грустно вздыхает Юнги, избегая взгляда Чонгука, что очень сильно задевает его и сеет сомнение. — Хен, — Чонгук заставляет его посмотреть на себя, положив руку на его, сцепленные в замок. — Послушай, — он делает длинные паузы, что его самого бесит, но Юнги терпеливо ждет, примерно понимая, о чем пойдет речь, ведь в голове аналогичные мысли. — Я, наверное, еще недостаточно хорошо тебя знаю, да и вообще веду себя как герой Диснея какого-нибудь, но блин, ты мне нравишься, — он осмеливается перевести взгляд с их сцепленных рук, на его глаза, которые выражают полное понимание и осмысление. — Чонгукки, — Юнги еле ощутимо проводит ладонью по его щеке и борется со смущенной улыбкой, — Я первый раз чувствую нечто подобное… — Что-то колет в груди и подташнивает? — Чонгук начинает расслабляться и даже шутить, ликуя от того, что это взаимно. — Абсолютно верно, — смеется Юнги. По канонам всех жанров и по своим внутренним инстинктам, желаниям, они хотят поцеловаться, но мимо начинают маячить врачи и им приходится вернуться в палату и закрыться. Там Юнги неуклюже, но со всей аккуратностью берет Чонгука за шею и медленно приблизившись, целует, сначала осторожно, совсем слегка касаясь своими губами его, чувствуя разряд от впервые испытываемых ощущений. Потом увереннее, с небольшим напором, вкладывая все внутренние переживания в каждую секунду поцелуя. Под конец, они уже целуются, словно всю жизнь только этим и занимались. Отдача Юнги полностью поглощает Чонгука, берет над ним верх и все, что ему оставалось — это поддаться и раствориться в этом коктейле из бурных чувств.***
— Приходи ко мне, когда будет свободное время, — очень тихо, хрипло говорит Юнги, прежде чем зажать Чонгука в своих объятиях, как последнее что-то хорошее и любимое в этой жизни. — Я буду ждать. — Ты будешь здесь помогать сестре? — уточняет Чонгук и сам чуть рыдать не начинает, когда с щеки Юнги одна за одной текут крупные слезы. — Хен, я буду каждый день приезжать, хен, не плачь, умоляю, — он берет его за лицо и целует каждую слезинку, сглатывая ком, адски царапающий горло. — Я люблю тебя, — шмыгает носом Юнги, прежде чем Чонгук выходит из палаты и одними губами шепчет «я тоже».***
Чонгук приезжает через несколько дней, бодрый и веселый, со свежим пирогом, который испекла мама. За два дня он страшно соскучился по Юнги, значительно больше, чем по одноклассникам в больнице. Хоть они и созванивались, видеться, иметь в возможность друг друга в живую не сравнима. В небольшом сквере на территории больницы они сидят на лавочке и смотрят друг на друга, будто никогда не виделись до этого. Юнги выглядит очень уставшим, оправдывая тем, что помогал в ночную смену, но сердце Чонгука чувствует что-то не то, однако оно слишком поглощено любовью к этому человеку, новыми ощущениями и чувствами, никогда не видавшими до недавнего времени. — Я послезавтра же приеду и проверю, чтобы ты был выспавшимся и отдохнувшим, — они целуются на прощание, но Юнги до последнего не хочет его отпускать, все тянет время, мнется, но ничего не говорит. — До свидания, Чонгукки, — он усилием воли отпускает руку и смотрит вслед отдаляющемуся Чонгуку, машет рукой, дурачась ловит воздушный поцелуй, а потом оседает на скамейку и дамба, сдерживающая весь негатив рушится, невольно заставляя его сломаться. Он навзрыд плачет, пока сестра не находит его и не отводит обратно в помещение, успокаивая, как умеет. — Ты не сказал ему, — констатирует она, в курсе сложившейся ситуации и тяжко вздыхает на отрицательное покачивание головой. — Я скажу. — Я люблю его, Виен, я никого так не любил, я не понимаю, я не знаю, как мне быть, — говорит сбивчиво, на гране истерики, цепляясь за сестру.***
Через несколько дней Чонгук действительно приезжает, еще и с классным, дорогим микрофоном, который купил в музыкальном магазине. В их условном месте Юнги его не ждал, а звонки игнорировал, и это начинает беспокоить Чонгука, а паника нарастает, с каждой секундой становясь все больше. Поэтому, он решает зайти в больницу, как сильно бы этого не хотелось. — Простите, а вы не знаете Юнги? — спрашивает Чонгук у девушки на респшене, озираясь по сторонам, в его поисках. — Кем он вам приходится? — нервно спрашивает регистраторша, поджимая губы. — Он же здесь подрабатывает, — возмущается Чонгук, собираясь уже самому отправиться на поиски, игнорируя фырканье работницы, но к нему идёт девушка, с некоторыми схожими с Юнги чертами. — Чонгук? — осторожно уточняет она, нервно сглатывая, получив утвердительный кивок и кучу недопонимания в глазах. — Юнги-я мой брат. И мой пациент, — Виен мечется, вытирая глаза, лоб, бегая взглядом. Как сказать этому ребенку, никто не учил ее в медицинском убивать первую любовь младшего брата. — Он скончался сегодня ночью. Чонгук смотрит с недоверием и полным отрицанием сказанного, ведь он ничего не рассказывал о своей болезни, даже вскользь не упоминал. Чонгук что-то выжидает, надеется, что это розыгрыш, и Юнги сейчас выскочит откуда-нибудь, крепко обнимет и скажет, что никогда бы не бросил его вот так, но ничего из этого не происходит. Он оседает на пол, держась за голову и кусая внутреннюю часть щеки, чтобы к чертям не разрыдаться, как маленький ребёнок, которого в огромном магазине бросила мама, оставив на произвол судьбы, хотя именно так себя Чонгук и чувствует. — И, что мне теперь делать? — сестра приседает на корточки, чтобы утешить парня, но на этот вопрос у неё нет конкретного ответа. — Я так сильно влюбился за такой короткий срок, — корит себя, свою привязанность, но не Юнги, который сам внезапно ворвался в его жизнь и также внезапно из неё ушёл. — Господи, — в груди начинает колоть и становится трудно дышать, Чонгук прячет лицо в изгибе локтя и краснеет. — Чонгук, — Виен действительно жалко этого парня и всё, что между ним с Юнги произошло её очень ранит. Она знает как им обоим больно, но от такого рода боли она лечить не умеет. — У тебя всё будет хорошо, я верю. Ты очень сильный по рассказам Юнги, и ты справишься. — Он рассказывал вам про меня? — кусает губы Чонгук и новая волна физически ощутимой печали накрывает с головой. — Расскажите мне про него. Он слишком мало говорил о себе. Виен приглашает его к себе в кабинет, заваривает успокаивающий чай и, проигнорировав мысль о том, что скорее всего, это может сделать только больнее, начинает рассказывать о Юнги всё. О том, как любил помогать ей с трудными пациентами, как перекрашивал волосы в самые разные цвета, чтобы успеть посмотреть на себя по-разному, ну и конечно о том, как, точнее, с каким трепетом и окрыленной влюбленностью, он обсуждал с ней Чонгука и его нарастающие тёплые чувства к нему. — Он написал о вас песню, — Виен достает флешку из тумбочки и протягивает Чонгуку. — Она безумно красивая, — Чонгук смотрит на эту флешку, как на единственное, что осталось от него, сдерживая крик, громкий рык от постепенно накрывающего осознания, что они не смогут быть вместе. Это настоящий удар по подростковой психике и еще детской душе.***
Время, по идее, должно лечить, но на деле, оно лишь создаёт новые препятствия, заставляя забыть о старых или хотя бы притупить воспоминания о них. Если это можно назвать лечением, то крайне некачественным, халтурой. Прошло пять лет с их последней встречи, да, Чонгук отчетливо помнит тот день почти посекундно, несмотря на то что за это время произошло множество событий, оставивших след в сознании и душе Чонгука. Он успел встретить кучу интересных людей, потенциальных возлюбленных и друзей, но волей-неволей, сознание откатывало его в небольшую районную больницу к шестнадцатилетнему себе с забинтованной рукой и заботливым Юнги, так необъяснимо сильно беспокоящимся о его состоянии и совсем ничего не рассказывающем о своем. Как бы то ни было, Чонгук неосознанно сравнивал всех, кто проявлял к нему симпатию с Юнги. Первая любовь, она такая, прилипчивая, ревнивая, оседающая глубоко внутри. Чонгук до сих пор включает песню Юнги — ведь это единственная вещь из материального, что у него осталось от него. Однако осталось еще кое-что — тот самый лотос, который расцвел, когда он впервые осознал свои чувства к Юнги, он все ещё жив, ведь Чонгук так бережно хранит его в своем сердце.