***
Они стоят на пустой улице. Ледяной ветер пронзает насквозь — Хёк сжимает зубы и бросает недокуренную сигарету на асфальт. — Точно не струсишь? Хёк ухмыляется, провоцирует специально. — Ты всё ещё сомневаешься? — Чихо злится и сжимает рукоятку пистолета в кармане. — После стольких раз? — Просто люблю, когда ты такой. — Хёк бросает не глядя и отталкивается ногой от белой кирпичной стены. Чихо вопросительно поднимает бровь, но это остаётся незамеченным, и он догадывается, что продолжения фразы не последует. Он молча плетётся за Хёком до стеклянных дверей и не может перестать думать о том, что это так похоже на их жизнь. Всё окружение считает Чихо главным в этих "отношениях", но это не совсем верно. На самом деле они словно единое целое, дополняющее и невозможное друг без друга. Единственное, в чём это окружение право — они оба ёбнутые. Но ведь какой-то умный чувак когда-то сказал, что если человек способен признать то, что он ненормальный, значит, не всё так плохо? С этими мыслями он входит в здание банка и автоматические стеклянные двери позади смыкаются. Чихо оглядывает помещение — и да, всё именно так, как выдавал ему поисковый запрос по фото. Две полуспящих девушки в окнах-стойках и никакой охраны. Он, конечно, ожидал, что в таком месте провернуть ограбление будет проще простого, но чтобы настолько... Зато около входа есть стойка с информативными буклетами о кредитах и "хитростях" их предоставления, куда Чихо начинает всматриваться, но из-за частого сердцебиения и волнения буквы перед глазами расплываются. Он слишком переживает, но не хочет признаваться, что что-то идёт не так. Он знает причину — Хёк болен, а в этой гнилой дыре они не смогли отыскать необходимых лекарств, и Хёк потерял сознание стоя, просто рухнув на землю. Чихо стискивает зубы и старается успокоить себя. Хёк подходит к окошку, очаровательно улыбается и работница банка сразу же просыпается. — Я хотел бы получить деньги, но не знаю, как это лучше сделать, — Хёк вздыхает, ставит локти на прилавок у окошка и смотрит в глаза, — не расскажете мне? Девушка с радостью поднимает затвор и выходит к нему в зал, заправляя выбившийся локон. Чихо замечает это краем глаза и хочет вышибить ей мозги в эту же секунду. Она рассказывает ему о типах кредитов почти на ухо и несколько раз задевает его руку невзначай, Хёк хихикает, показывает ямочки на щеках, что-то тихо говорит в ответ. Она опускает взгляд, позволяя волосам закрыть её покрасневшее лицо, и они удаляются в соседний отдел. Если честно, Чихо одновременно любит и ненавидит смотреть на Хёка за работой. С одной стороны — ему льстит, что такой потрясающий Хёк, на смазливую внешность которого ведутся не только все девушки, но и большинство парней, принадлежит только ему. С другой — нет никакой гарантии, что сам Чихо не является лишь орудием для достижения целей. Его поток мыслей прерывает чужой женский голос, не тот, который он слышал ранее. — Вам чем-то помочь? Чихо хочет ответить, но в голове становится пусто, низ живота сводит и он близок к тому, чтобы вывернуть содержимое своего желудка на и без того безобразно грязный пол. Его тошнит, паника внутри становится сильнее и Хёка нет уже слишком долго, Чихо на грани истерики хватается за живот и опускается колени. — Господи! Вам плохо? — девушка вскакивает со стула и спустя миг оказывается рядом с Чихо. — Сейчас я вызову скорую помощь, потерпите, пожалуйста. — Нет. Не надо. — Чихо всё же берёт себя в руки настолько, насколько это возможно. Он видит, что девушка смотрит на него стеклянными глазами и всё равно подносит телефон к уху. Всё по пизде. Хёк игнорирует девушку, которая прижимает его каким-то ящиком, а ручка одного из них больно впивается куда-то в район поясницы. Она кладёт руку на пояс свободных брюк и опускается на колени. Девушка аккуратно расстёгивает ширинку перед лицом, но, к сожалению, ошибается, и решает посмотреть Хёку в глаза, вызывающе, как в порно-фильмах. Как в порно-фильмах — не получается, и она успевает только в ужасе раскрыть глаза прямо перед тем, как ей зажимают рот и вонзают нож в горло, аккуратно придерживая за голову. Нож — специализация Хёка, его удары всегда точны. Так и сейчас он попадает в нужную точку, надавливает, прокручивает немного в сторону, позволяя жертве захлебнуться собственной кровью, и оседает на пол вместе с безжизненным телом в руках. Он слышит выстрел, наспех вытирает руки и нож и выбегает в общий зал. Хёк видит перед собой сидящего на полу Чихо с пистолетом в руке и размазанное месиво чужой мужской головы по стенке. Только потом Хёк замечает сидящую рядом девушку, вполне живую. Он прокручивает все возможные варианты в голове и останавливается на том, что внезапно вернулся охранник и у его напарника не осталось выбора. Квон подходит ближе, садится на одно колено и берёт девушку за подбородок, полностью игнорируя существования ещё одного человека в помещении. — К сожалению, твоя подруга не смогла мне помочь. Дело в том, что я умираю и мне срочно нужны деньги на лекарства. — он смотрит в глаза, водит большим пальцем по подбородку и его просьба звучит скорее как приказ. — Может быть, ты сможешь помочь мне? Девушка молча кивает и у неё текут слёзы из глаз. — Не плачь. — Хёк стирает второй рукой слёзы с её щёк. — Ты поможешь мне, я тебя не трону и уеду из этой дыры. Согласна? Теперь девушка кивает более уверенно и дрожащей рукой хватается за чужую протянутую, предлагающую помощь. Чихо встаёт за ней и она без лишнего шума, словно под гипнозом, отводит их к сейфам, открывает дверцы и ждёт, пока они заберут всё необходимое. Содержимое банка оказывается таким же пустым, каким он и выглядит, и они едва ли сгребают себе пару тысяч долларов. За последней связкой они тянутся вместе, рука Хёка касается руки Чихо и последнего словно прошибает заряд тока. Чихо отдёргивает руку и отворачивается и Хёк едва сдерживает себя, чтобы не засмеяться и не поцеловать его. Того самого У Чихо, который только что размазал одни мозги по стенке и сейчас размажет вторые. Хёк застёгивает рюкзак и смотрит на девушку, на которую уже направлено дуло пистолета. — Извини, мы должны... — Всё нормально, — девушка всхлипывает, — я и не ждала, что вы отпустите меня. Не думаю, что моя история будет вам интересна, поэтому просто сделайте это. Чихо вопросительно смотрит на Хёка, словно в очередной раз ждёт одобрения действий. Хёк колеблется, и, кажется, впервые в жизни отворачивается прежде, чем Чихо спускает курок.***
— У тебя ещё осталось лекарство? — Чихо удивлённо распахивает глаза, наблюдая за тем, как Хёк роется в машинном бардачке и достаёт пару шприцов. — Если бы я сказал тебе, что оно кончилось, когда оно действительно бы кончилось, тебе бы пришлось не банки со мной грабить, а искать чернокнижников для... — Хёк прерывается и жмурится от боли, держа шприц в руке, даже не начав вкалывать. Приступ. — Моего воскрешения. — Блять, давай я. — Чихо не выдерживает, забирает шприц из чужой руки и закатывает Хёку рукав. — Стоять, — Хёк упирается рукой ему в плечо и склоняет голову от накатившего бессилия, — в ключицу. Чихо сглатывает. Он пару раз случайно видел как Хёк делал инъекции в ключицу, смотря в зеркало, и даже со стороны это выглядело слишком больно. Он пытается оттянуть край футболки, но всё равно неудобно и ничего не выходит. Тогда Хёк из последних сил рывком снимает с себя футболку и падает лицом в изгиб между шеей и плечом Чихо. У того внутренности сжимаются от смеси страха и нежности одновременно и тело пробирает дрожь. — Хёк-а, — Чихо старается поднять его с себя, но безуспешно, — я не смогу. — прерывает объяснение-просьбу, понимая, что Хёк не сможет пошевелиться. Чихо придерживает одной рукой Хёка за плечо, стараясь слегка отталкивать от себя, вторую подносит ко рту, зубами снимает колпачок и еле просовывает шприц между их телами, с трудом приставляя иглу в район ключицы. Чихо надавливает на упор штока шприца, игла с жидкостью входит глубже в тело и Хёк со стоном вонзается зубами в плечо Чихо. Когда всё заканчивается, Чихо аккуратно вытаскивает иглу и отбрасывает использованный шприц куда-то вниз, тут же прижимая измученное тело к себе. Хёк всё также висит на нём, только теперь дышит часто-часто. С каждым разом Чихо всё труднее смотреть на буквально умирающего Хёка. Он устал бояться его потерять, устал защищать от пуль, оружия, всего мира. Чихо понимает, что врёт сам себе и защищать единственное, что ему ценно — он не устанет никогда. Он боится лишь того, что сам однажды не справится, не уследит — и тогда ни за что не сможет себя простить.***
— Бля-я-ять... — Хёк стонет с задних сидений, куда его оттащил и уложил Чихо. Чихо ёрзает на переднем сидении и протягивает назад бутылку минералки. — Голова? — Нахуй голову, — севшим голосом отвечает Хёк, забирает бутылку и всё же лезет в карман сидения за таблетками, — сколько я спал и почему я ещё не умер? — Потому что, пока ты спал, мы успели съездить на точку, я забрал лекарства и в "никакущем" состоянии ты проглотил таблетки и снова уснул. Хёк проглатывает горсть таблеток: несколько струек воды текут мимо рта и мерзко скользят по шее за ворот футболки. Он ставит бутылку вниз и снова ложится. Он никогда не говорит Чихо "спасибо". Нет, он не считает отношение Чихо к нему как само собой разумеющееся, сам Хек вежлив со всеми. Со всеми, кроме Чихо, и порой (всегда) он ненавидит себя за это. — Как чувствуешь себя? — голос Чихо вырывает его из самокопаний. — Мы в какой-то глуши у обрыва, но здесь нас точно не станут искать. А ещё здесь недалеко мотель и я готов отдать половину нашего бабла за любую мягкую поверхность. Хёк открывает глаза, лёжа смотрит на зеркало дальнего вида и встречается взглядом Чихо. Сердце почему-то заходится. — Хочу прогуляться. Чихо пожимает плечами и дёргает за ручку дверцы, но голос Хёка его останавливает. — Один. Чихо оставляет дверцу открытой и никак не реагирует на то, что Хёк хлопает своей дверцей, и даже не следит за тем, в какую сторону тот направляется. Опять это блядское состояние. Опять Хёк замыкается в себе, в своих загонах и хер его оттуда вытащишь. Однако Чихо никто не спрашивает: у него нет выбора, как и нет больше никого, кроме Хёка. Кажется, он впервые вскипает, почти выпрыгивает из машины и громко хлопает дверцей. — Хёк-а. — Чихо зовёт, но не надеется, что Хёк настолько рядом, что услышит его. — Чего? Чихо пугается и почти роняет пистолет из руки, едва успевая поймать его в воздухе. Хёк сидит у машины, поджав колени к себе, и поднимает на Чихо пустой взгляд. — Вот это, — Хёк кивает на пистолет, — предназначалось мне? Тишина в ответ и Хёк усмехается. — Подойди. Чихо молча выполняет приказ. Приказ, не просьба. Просят не таким тоном. Впрочем, это его Хёк, и это единственная слабость, которую он себе позволяет. — Сними с предохранителя. — с этими словами Хёк разгибает ноги, встаёт на колени и наблюдает за тем как Чихо сильнее сжимает рукоятку. — Давай. — Блять, — выдыхает Чихо и прикрывает глаза, — что бы твоя нездоровая голова не придумала, я тебя не застрелю. Раздаётся характерный щелчок предохранителя. Хёк улыбается, берёт руку Чихо, в которой лежит пистолет, и направляет себе в рот. Он впускает в себя ствол на несколько сантиметров и смыкает губы. Хёк кладёт руки на бёдра Чихо, в одно вцепляясь мертвоё хваткой и поглаживая через жёсткую джинсу второе. Он выпускает оружие изо рта на секунду, только чтобы посмотреть наверх и встретиться глазами, высунуть язык и снова насадиться на холодный металл. Чихо чувствует, как его щёки начинают гореть — он хочет отвести взгляд, но не может, и из глотки вырывается что-то, похожее на скулёж. Он кладёт руку на скулу Хека, притягивает ближе, и через несколько глубоких движений Хёк давится и упирается обеими руками в чужие бёдра, отстраняется и пытается прокашляться. Как только он приходит в себя, Чихо засовывает пистолет в задний карман джинс, дёргает Хёка за руку, заставляя подняться на ноги, и сразу же почти роняет его на капот машины. Он сгибается над Хеком, упирается рукой рядом с его лицом, второй берёт за подбородок и тянет на себя, разглядывая влажные глаза. Хёк послушно вжимается в машину, тянет шею вверх и Чихо сразу же прислоняется к ней губами. Теперь Хёк чувствует власть над собой, стонет от того, что наконец снова чувствует себя нуждающимся в другом человеке, а поэтому живым. Он кладёт ладонь на затылок Чихо, впутывается в его волосы всеми пальцами, массируя кожу головы, пока Чихо продолжает целовать его шею и исколотые десятками игл ключицы. Хёк приподнимает ногу, закидывает ее поверх ног Чихо, прижимая к себе, подаётся вперёд, ближе к телу, которое даже сквозь ткань тонких хлопковых футболок кажется ещё горячее из-за контраста воздуха. Он прижимается грудью, дышит глубоко, вот-вот и, кажется, впадёт в кислородную кому, но только не отпускать. Чихо жмётся ближе, прячет лицо в изгибе шеи, водит по ней кончиком носа, старается успокоить сердце, которое уже щиплет от переизбытка чувств, и замирает, продолжая размеренно дышать чужим телом. — Боже. — Хёк ёрзает на капоте под тяжестью Чихо, приподнимает бёдра, и скулит, когда Чихо двигает тазом и вжимает Хёка не то в железо под ним, не то в себя. Звук мобильного отвлекает их, и Чихо нервно наощупь достаёт телефон из заднего кармана джинс, ложится щекой на вздымающуюся грудь Хёка и нажимает "ответить". Хёк выдыхает, чувствуя приятную тяжесть головы на груди, кладёт руку на шею Чихо и водит от скулы до ключицы указательным и средним пальцами, едва касаясь кожи и вызывая мурашки. Чихо просто молчит в трубку уже несколько минут и это вызывает беспокойство. — Сколько есть времени? — Я понял. Чихо встаёт с Хёка и бросает телефон на землю и Хёк приподнимается на локтях. — Донук, да? — Хёк невесело усмехается. — Геолокация? — И камеры. — Блять. — Хёк смеётся в голос и Чихо косится на него. — Откуда в том подвале камеры? Донук разве не сказал, что вырубил? — Сказал, но они были на улице соседнего здания. Мы проебались. Хёк спрыгивает с капота, подходит к Чихо и целует в щёку. Чихо смотрит на него ошарашенно — раньше Хёк не проявлял к нему нежностей, за исключением секса. Секс с Хёком — то, что нужно снимать на камеру и смотреть, как на искусство. Когда он сидит сверху, плавно двигается, не торопясь и изводя Чихо одним своим видом. Влажные волосы, которые он постоянно убирает и открывает вид на взмокший лоб, который он никому не показывает, потому что «мне не идёт». Тяжелое дыхание, срывающееся с приоткрытых губ, которые Чихо так любит обводить большим пальцем, затем притягивать его к себе для поцелуя, но вместо этого слышать почти сумасшедшее хихиканье и получать поцелуй в кончик носа. Они оба понимают, что рано или поздно это должно было произойти и теперь либо они должны исчезнуть, либо найдут и Донука, и всех тех, кто был с ними, но Хёк всё же спрашивает: — Значит, всё? Чихо кивает и не может взглянуть на Хёка, потому что знает, что не получится остановить слёзы и он будет выглядеть до противного жалко. Не за слабости его любит Хёк и не из-за них он всегда был рядом. — Просто признайся, что это твой проёб, — серьёзно продолжает Хёк, — ты вышел из машины с пистолетом в руке. — Признаюсь, — Чихо всё же поднимает взгляд, — это моя вина, что я не смог себя контролировать и выстрелил. Нас предупреждали, что в этом районе огнестрельное — нельзя и нас сразу вычислят, но я не смог. Не я ножевых дел мастер, и... Речь Чихо прерывается, когда Хёк лезет в его задний карман и достаёт пистолет. Перекладывает из руки в руку, взвешивая и заглядывая. — Ты прав, я предпочитаю ножи, — заключает Хёк, — разберись с симкой и телефоном, чтобы всё не было напрасно. Чихо не верит, что их история действительно заканчивается. Не верит, но привычно слушается, поднимает телефон, снимает крышку телефона и ломает симку, а затем бросает и сам телефон в дерево, чтобы он разлетелся вдребезги. — Сколько, Донук сказал, у нас есть времени? — равнодушно спрашивает Хёк. Сейчас даже Чихо не может с уверенностью сказать: наигранно это или нет. — Где-то с полчаса. — Отвратительно, — Хёк подходит и вкладывает пистолет в чужую руку, — даже не потрахаться напоследок. — Ты ужасен. — отвечает Чихо и улыбается, пока не чувствует в руке что-то ещё. Нож. — Но ты любишь меня, — смеётся Хёк, — потому что ты не лучше меня. Ты ведь знаешь, что я ненавижу пистолеты? Чихо кивает. Знает, к чему идёт дело, и он совершенно этому не рад. — И не делай такое лицо, это моё последнее желание. Так что не зуди, бери нож и не промахнись. Или будешь наслаждаться зрелищем, как я корчусь от боли и харкаюсь кровью. Он говорит это так спокойно, будто ждал этого всю жизнь. Чихо помнит о последнем приступе и понимает. Но нельзя ведь улыбаться так светло и чисто, смотреть в глаза и этой улыбкой отдавать всего себя. Но это ведь Хёк, и он может. Всё происходит как по сценарию: Чихо тянется за их последним поцелуем, Хёк мычит, отнекивается, вопит что-то о банальности и предсказуемости, потом очаровательно смеется, берёт лицо Чихо в свои ладони и отвечает на поцелуй. Чихо подносит нож к его горлу, приставляет острие во впадинку чуть ниже кадыка, жмурится и резко пробивает. Хотя Чихо и не любит ножи, Хёк обучил его достаточно хорошо, чтобы не ошибиться и попасть в нужную точку. И в этот раз эта точка проходила прямо через сердце Чихо, поэтому, когда Хёк перестает дышать почти мгновенно, Чихо несколько секунд бездумно прижимает ещё тёплое тело к себе. Он держит его с ужасающим — теперь — безразличием, перекладывает пистолет в другую, теперь свободную от ножа, руку, взводит курок и приставляет дуло к виску. Теперь их обоих будто никогда не существовало. Как и должно быть.