В темпе...

Перебирая клавиши, люди могут услышать те самые звуки allegro. Та самая остервенелая мелодия, которую впервые ему наиграла мать. Он до сих пор не может забыть те чувства превосходства, ведь это умела делать его мать, хоть и строгая и порою ненавистная, ведь она такая же как он. Перебирая клавиши пальцами, ему казалось, что вот он- пик блаженства. Та самая остервенелая Она порою грубо и резко зажимала клавиши домашнего пианино, раньше стоявшего в гостиной, но переехав от задрота, в более большой дом, им пришлось его продать. Им пришлось его продать, чтобы купить новый, черный лакированный рояль, который занимал весь чердак, но ему там и место, ведь именно там настигало вдохновение играть. Играть так же как и его мать, грубо и резко. Но у него была особенность, он, каким-тот образом обучиться легкому larghetto , хотя это ему далось тяжело. Хоть этот навык и не получил от матери, он оставался таким же как она. Хоть его отец очень мягкий человек, Кацки пошел в мать. Но ведь та самая, взрывная причуда передалась от отца, он все равно был как его мать. Но все таки ему досталось ему кое-что от отца- чувство легкости, спокойствия души. Его хвалили учителя, в младшей школе одноклассники восхищались им. Но в средней школе он решил скрыть свое увлечение, ведь Про-герои мужественные и им незачем заниматься такими бесполезными занятиями, по крайней мере так говорила его свита. Хоть все и думали, что те левые ребята, таскающиеся за ним хвостом, слушаю его мнение, но порою он и сам зависел от их мнения. Но все равно, по вечерам на чердаке, он играл, играл, и играл произведения из старенького учебника его деда, отца матери. Но когда он поступил в академию, времени на любимое занятие не осталось, а когда они переехали всем классом. И его это угнетало. Настолько было все плохо, что он буквально мог срываться на кого угодно, вот он и прослыл тем еще сорванцом. И настигало его то самое удовольствие на каникулах, на выходных, когда он мог вернутся домой, забраться на тот самый чердак, и наплевав на режим, играть ночь на пролет. Ему это нужно было как воздух. Но однажды случилось непоправимое- пришло время культурного фестиваля, и как назло его класс ставил музыкальную постановку. И как бы ему не хотелось снова почувствовать холодные клавиши под грубыми подушечками пальцев, он вызвался играть на ударных. И слава Ками, задрот не успел вякнуть о его, немного позорном, увлечении. И весь культурный фестиваль он просто вожделел об игре на фортепиано, но он не мог. Ведь это так позорно будет для него, а он не хочет позорится. И это произошло. Фестиваль закончился и он просто пулей, вечером, когда все ушли после уборки спортзала, схватился за тот самый синтезатор, на котором играла ПолуСтароста. Настроив звук, вырубив лишний свет, он сел с краю, на боку сцены. Свет подсвечивал лишь сцену, и от этого становилось так уютно и одновременно волнующей И он заиграл. Заиграл ту самую мелодию, которую он знал с самого детства. Когда он уже доиграл, он услышал голос, который слышать хотел меньше всего: -Багуго? Не ожидала. Она говорила с такой противной ухмылочкой, что если бы мать в него не вбила в детстве правила приличия, он бы ее ударил. Подружка Деку его несомненно бесила еще до начала спортивного фестиваля, хотя после той самой битвы, он немного начал ее уважать. Ее глаза так сверкали на свету, что он невольно залюбовался. А потом смутился и понял свою ошибку. Круглощекая, болтливая девка может всем рассказать о его позорном увлечении. Ему пришлось пуститься в крик, в такие моменты он чувствовал себя истеричкой: - Урарака! Только посмей кому-то рассказать о том что меня здесь видела! – прихлопнув для антуража маленьким взрывом прямо перед ее лицом, надеясь припугнуть. Но какого было его удивление, когда он не увидел никакой реакции. Она просто продолжала улыбаться. -Но почему? Ведь это так классно! У тебя талант. – не унималась она, и с еще большим азартом начала разглядывать его. И ему осталось лишь сконфузиться. Он и сам не понял, когда он успел покраснеть ( и покраснел ли?), он лишь почувствовал то, что его щеки загорелись, как будто он только зашел с мороза домой. Он мог бы стоять так вечность, но его одернули за плечи посадили за тот же синтезатор. Когда он вышел из оцепенения, ему Летучка уже что-то говорила. -Продолжай! Мне интересно, что ты еще можешь сыграть!- хомячка начала его раздражать, но он лишь понял одно, почему бы не поддаться моменту и поиграть на публику? Хоть и на малочисленную публику, зато такую интересную. Чертовка лишь присела на одну из колонок, благо он выключил все, кроме парочки маленьких, и нацепив одну из своих дежурных улыбок, прислушалась. Ему ничего не оставалось делать, как взять первый аккорд и почувствовать тот самый момент куража при игре на инструменте. Он снова почувствовал тот кайф, который ощущался при игре. Ему лишь хотелось растянуть этот момент навечно, ведь такое он испытывал впервые. Хоть он и играл раньше на публику: для родителей, их друзей, для учителя, он не испытывал такого вселенского спокойствия души. Может со временем что-то поменялось? Или так действует на него подружка Деку? Он этого не понимал, и понимать не хотел. И началась кульминация, темп хоть и был почти бешенным, он начал играть еще быстрее, еще напряженнее. От темпа allegro почти ничего не осталось, но закончилась кульминация, закончилось и то бешенное давление в груди. Что это? Волнение? Но откуда оно могло взяться? Он тоже это не понимал. И когда прозвучал последний аккорд, он услышал овации, только одной пары ладоней, но это было так приятно и радостно на душе, что он понял, почему все те придурки таскаются везде с ней. Он был ей благодарен, она его ни о чем не расспрашивала, просто тихонечко обняла за плечи и произнесла, говоря почти на ухо: -Не бойся, Бакуго-кун, я никому не расскажу о твоем секрете. – и ему очень сильно хотелось обнять ее в ответ, но ему бы пришлось бы из-за инструмента, чего бы он очень не хотел. И Кацки решил продолжить играть. И Очако просто отошла и села обратно на колонку. И так продолжалось очень долго, он даже не может теперь вспомнить. Когда они разошлись и чем это закончилось. Но если честно, он и не хотел вспоминать.

***

И сейчас, будучи героем Про, он лишь понимал, что не приди Летучка туда в тот день, он бы и никогда не принял бы свое увлечение. Он почувствовал ерзанье рядом с собой и лишь обняв свою хомячку, понял, что вот еще один источник вселенского кайфа. -Спи, Летучка, у тебя завтра дежурство. – и сам погружаясь в сладкую негу сна, он почувствовал себя самым счастливым человеком в мире.