Местного штампа бог

Себастьян навис над ним силой всего своего роста и прислонил к стене. Поэтому, чтобы испепелить обидчика взглядом, Сиэлю пришлось задрать голову вверх, было неудобно, и, стоило отдать должное, он умел сохранять чувство собственного достоинства при любых обстоятельствах. Себастьян даже теперь не уверен, что на тот момент всего лишь не добивался немного растерянности на его лице. У Сиэля были прозрачная кожа, алые губы и синие глаза. Девушки со школы прозвали его сыном Белоснежки. Ну, а Себастьян Михаэлис — болезнью. Уже тогда нестерпимо хотелось избавиться от нее или хотя бы контролировать. Поцеловать. Может быть, один раз. Но Сиэль Фантомхайв был немного высокомерен. — Ты хоть знаешь, кто я, а кто ты? Взгляд Себастьяна упал на изящно очерченную линию подбородка. Подбородок был высокомерен. Глаза были высокомерны. Даже — легкий румянец на кипенно-белой коже, которая, казалось, впитывала солнечный свет с тем только, чтобы отразить ее на свой манер: по-нежному, но чрезвычайно гордо. Себастьян беззлобно ухмыльнулся, ему до чертиков нравилось то, как Сиэль преподносил свою беспомощность. Он был похож на фарфоровую куколку, только вот держалась она, как стойкий оловянный солдатик: бросая вызов всему и всем. Например, сегодня, в очереди столовой, омега нахально потребовал, чтобы его пропустили вперед. И откуда такая уверенность в том, что мир ему чем-то обязан? Ах, да, семья Фантомхайвов владела компанией по производству игрушек, уж об этом знали все. Отпрыску богатой семьи учиться бы в частной школе, но у отца имелись свои методы воспитания. Которые что-то не помогали: Сиэль демонстрировал не только свои успехи в учебе, но обособленность от окружения. Себастьян не выполнил требования, зато зацепился за возможность поговорить. Чем он и занялся после окончания уроков. Без лишних свидетелей. Так вышло, что он наизусть знал дорогу, которой Фантомхайв имел привычку возвращаться домой. Он жил в спальном районе города, через две небольшие остановки, которые предпочитал проходить пешком на своих тоненьких ногах. Себастьян поймал его около книжной лавки, в уличном проходе; вокруг сновали кошки, подкормленные жителями: белые, рыжие и черепаховые. Солнце падало ровнехонько в проход, задавая определенную тональность разговору. Только Сиэль делал вид, что не чувствует ее, что не он провоцировал или требовал внимания. Недотрога. Мальчик, выстроганный из глыбы льда. Но солнечные лучи так шли его коже. Перед ним Себастьяна брала странная оторопь. Все, что мог себе позволить до этого дня: всякие глупости, вроде безобидного наблюдения. Да еще не давал прочим альфам приблизиться, любыми путями, не брезгуя открытым конфликтом из-за надуманных пустяков. Если ребята оказывались не глупые, то понимали язык и отступали. Но и эти меры оказались лишними — Сиэль окружил себя колючей проволокой. Небольшой инцидент в столовой странным образом перевернул картину. Между ними как будто появился тонкий мостик, по которому можно было пройти. Попытаться. Себастьян напомнил себе, что на днях окончание учебного года и Фантомхайва ему не видеть до осени. А он привык его видеть и хотя бы изредка ощущать. Сиэль с наивной упрямостью пользовался парфюмом, чтобы перебить собственный запах омеги. — Осведомлен, — отозвался Себастьян, — я — красивый, а ты — вкусно пахнешь, да мы идеально подходим друг другу. Мимо прошла стайка учеников из младших классов: улюлюкая и хихикая. Беты. Разумеется, им стало интересно, что происходит у их одноклассника со старшеклассником. Сиэль крикнул им: «Эй! Помогите мне!», но ему лишь помахали на прощание. Ну как ребятам было не упустить возможность проявить свое отношение? Оказанного словами эффекта юноше показалось мало, поэтому он решил добавить: — Шваль! Осмелела, да? — Вместо пощечины. В грудной клетке у Себастьяна что-то перевернулось. Действительно: Сиэль выделялся не только прехорошенькой внешностью, но и положением, а он забывается. Себастьяну бы убрать руки и забыть о Сиэле, и внутри уже поднималась привычная оторопь, — мальчик из бедной семьи — но вместо этого он ухмыльнулся, растягивая губы в полуоскале. Он сблизил их лица. Это последний раз, когда он его касается. — Заигрываешь? Знаешь, а я бы сегодня пропустил тебя в очереди, если бы ты был моим парнем. — Ты и я?! — привлекательная синева переполнилась ядом и смехом, — а ты меня потянешь? Да что ты такое вообще? Ублюдок местного производства! Он так и сказал: «Ублюдок местного производства», чтобы это ни значило. Отчеканил по слогам. Руки опустились сами собой, Себастьян даже не помнил, как развернулся и зашагал прочь, подальше от лавки и залитого солнцем прохода. Он пришел домой и не ответил на требования младшего брата поиграть с ним в блошки; принял душ, заглотил порцию макарон, затем заперся в комнате и лег на пол под открытым окном. Весенний воздух освежал лицо и щекотал оголенные руки. Но солнечный луч, падающий на лицо, напомнил о лице Сиэля, освещенного точно таким же светом. В груди заныло от нестерпимой боли. В тот день Себастьян дал себе обещание, которое стало жизненно важным выполнить. Он пообещал себе, что добьется успеха. Любой ценой. Он никогда не блистал оценками, поэтому решил бросить баскетбольный клуб, чтобы погрузиться в учебу с головой. Учеба — его единственный шанс вырваться в лучшую жизнь. В минуты, когда становилось особенно тяжело, ему достаточно было сконцентрироваться на солнечном отрезке, изогнутых кошачьих хвостах, фарфоровой коже и едком высокомерии. А затем само собой в голове всплывала фраза, впившаяся в сознании занозой. Ублюдок местного производства. Ничтожество. Шваль. «Ты и я?!» Звонкий смех. «Да пошел ты». Через год Себастьяну удалось поступить на бюджет в экономический университет, где он продолжал держать экспрессивную фразу за пазухой. Она стала универсальным ключом от всех дверей. Еще до заселения в студенческое общежитие Себастьян встретил бывшего одноклассника. Мимолетом тот поделился сплетней про «выскочку» из школы: «Помнишь? Белоснежный мальчик-с-пальчик?» оказывается, отец семейства обанкротился, компанию продали, а что случилось с семьей Сиэля осталось неизвестным. Кажется, они переехали. Испарились. Убитые горем. Сломленные горем. Себастьян не помнил даже, что именно почувствовал в тот момент. Злорадство? Нет. Скорее сосущую под ложечкой пустоту. Сожаление о том, что все могло быть иначе, если бы не чья-то гордость. Себастьян закончил экономический университет с отличием и сразу после окончания устроился на работу. Совпадением или иронией судьбы оказалось то, что трудиться ему предстояло в компании по производству игрушек имени Кельвина, той самой компании, некогда именовавшейся «Фантомхайв».