poets read every friday night at 2 a.m.

Два ночи. Сквозь щели в деревянных окнах слышны завывания ветра. Штор нет, и слабый свет подъездного фонаря отражается в настенных часах над дверью. Движение стрелки оглашает каждую секунду. Влад давно сбился со счета, но не перестаёт начинать заново всякий раз. Зажмурив глаза, он бездвижно, боясь издать резкий звук, лежит на железной советской койке. Днём все не так, но ночью одиночество, словно одичавшая кошка, сжирает его изнутри, оставляя ноющую боль от когтей где-то на внутренностях. Абсолютно потеряв ощущение времени, он ждёт, боясь упустить какую-то малейшую деталь. Ждёт, что он придёт. Должен прийти. Он слышит какое-то шуршание в прихожей. Заботливо тихое, будто кто-то точно знает, что обычно в это время он уже спит. Скрип прогнивших половиц в коридоре. А затем лёгкое дуновение ветра, – кто-то резко открыл дверь. Он пытается оставаться сосредоточенным, но его дыхание учащается, а пульс отдаётся тупым стуком в висках и звоном в ушах. Пальцы сжимают покрывало на кровати. Он пришёл. Его запах, смешанный с железом, резко заполняет комнату, лезет в ноздри, и хочется глубоко вдохнуть. Эта холодная, серая комната, в которой нет ничего, кроме кровати, шкафа, пыльного подоконника с разбросанными окурками и пары старых потрёпанный чемоданов вдруг становится уютной. Завывания ветра кажутся такими далекими, а холод, окутавший все тело и заставивший пальцы на ногах поджиматься, вдруг исчезает. По венам разносится тепло, словно от впрыснутых в кровь наркотиков. Он чувствует его. Кондратий. Он стоит возле двери, оглядывая Влада. Опускает недовольный взгляд на пыль, покрывшую немногочисленные предметы в комнате. Затем опять смотрит на него с легкой ухмылкой на лице. Влад отвечает ему тем же, или ему кажется, что отвечает. Он не хозяин своим эмоциям, если честно. Кондратий делает шаг, едва не запнувшись о разбросанные на полу чемоданы. Чертыхается, взмахнув рукой. Подходит к кровати и садится на ее край. Влад слышит, как, прогибаясь под тяжестью его тела, скрипят ржавые пружины. Отодвигается, оставляя ему больше места. Он сидит в своём бежевом плаще. Шаркает ботинком по половицам. Что-то вертит в руках, а затем опирается на кровать, поворачиваясь к Владу. Пристально смотрит, так, что у второго ползут мурашки по коже. А затем в глазах появляется блеск, такой, что в бесов можно уверовать. И едва заметные, и так хорошо знакомые, морщинки тонким кружевом обрамляют глаза. Вокруг темно, но Влад уверен, что даже в полном мраке его радужки все такие же ясно голубые. Ему так хочется просто рассматривать его, запоминая каждую чёрточку, но то ли слишком темно, то ли зрение его подводит: кожа слишком гладкая, и как ни пытается Влад напрячь свой мозг, деталей не прибавляется. Он сдвигает свою руку и чувствует прикосновение чужой ладони. Холодная, только что с мороза. Она накрывает его ладонь, большой палец выводит непонятные символы на запястье. Становится будто бы спокойно, мысли в голове растекаются кленовым сиропом, но вместе с тем странное тревожное чувство зудит где-то под ложечкой. – Не спится? – тихо произносит он. Может быть, в его голосе слышится ухмылка, а может быть это просто воображение, – Владу сложно разобрать. Отзвук повиснувшей в воздухе фразы добирается до самого нутра, оседает в легких. Под кожей будто ползают черви, а язык налился свинцом. Голос настолько же знакомый, насколько чужой, и этот диссонанс вызывает странное чувство, которое жжется где-то в горле. Он так скучает по нему. – Скучаешь по мне? – вкрадчивый голос оглашает его собственные мысли. Владу хочется ответить, но язык все ещё обездвижен. – О, не отвечай! Знаю, что скучаешь. Уверен, тот обожженный клочок на подоконнике был когда-то страницей моего дневника. Надеюсь, тебе понравились стихотворения к NN. Ты же знаешь, о ком они. Кондратий медленно наклоняется к Владу, тусклый свет фонаря из-за окна серебрится в его волосах. Влад чувствует бархатное дыхание над своей щекой. Его ресницы дрожат, и он втягивает воздух, пытаясь задержать знакомый запах в легких. Не так много времени прошло с того дня, когда он в последний раз чувствовал его близость, но кажется, будто он ждал его так долго. Влад чувствует его пальцы в своих волосах, и мерное дыхание в районе шеи. Так спокойно. Привычно. В первый раз за, кажется, целую вечность, ему не страшно, не одиноко и не больно. Наверное, он даже способен уснуть. И правда, минут на десять он проваливается в какую-то полудрему, чувствуя лишь прикосновения руки на своём лице и тихое дыхание. Он так давно не спал, что эти десять минут кажутся роскошью. – Мне холодно, – шепчет Кондратий ему в ухо, а когда не получается ответа, повторяет во второй раз, громче. Будто поднятый над поверхностью воды, Влад пару секунд растерянно водит глазами, а затем просто кладёт руку на чужое плечо: – Ложись рядом. Под одеяло, будет теплее, – его веки снова тяжелеют, но затем он слышит вибрирующее дыхание рядом со своим ухом. Смех. Он смеётся. – Влад, мне холодно. Ты не понял? – Кондратий затрясся в приступе беззвучного смеха, смотря в его растерянные глаза. – Мне холодно, – повторил он, – Холодно. Под землей холодно, Влад, – и он снова принимается истерически смеяться. – Забыл? – спрашивает он, поворачиваясь затылком, и Влада тянет блевать. Кровавая щель зияет в золотистых волосах. Словно в перемотке, снова и снова, он видит, как кто-то рассекает голову Кондратия топором. Как кровь брызжет на неприметные желтоватые обои, как тело падает на пол, – лицом вниз, как быстро растекается кровь по деревянным половицам. Снова и снова он не способен ничем помочь. В пограничном состоянии, не слишком отличая реальность от нереальности, уставшими блестящими напуганными глазами он смотрит на Кондратия. Все перемешалось в его голове. Ему кажется, он вспоминает то, что так отчаянно пытался забыть. Пробирается через закрытые двери в своей голове, пытаясь отыскать то, что так надежно укрыл в самом отдаленном углу. Когда всплывающие в воображении картинки убитого тела соединяются с касанием чужой руки где-то в районе запястья и тихим звуком дыхания, невыносимая тошнота снова подкатывает к горлу, и кажется, что он сейчас выблюет свои внутренности. Мозг долго ищет ответы, но все мысли сходятся в одно: Кондратий здесь. И это все, о чем просил Влад. Он тянется к нему руками, обхватывает за плечи и кладёт голову где-то возле шеи. Вдыхает запах. Неразборчиво шепчет: «забери меня». И в этих двух словах слышится лишь расплескивающееся за края отчаяние. «Забери меня», – куда угодно, потому что ему не важно, где быть, если Кондратий будет рядом. Потому что он так чертовски сильно скучает по нему, что, кажется, не вынесет больше ни секунды. Он полностью его. Жизнь здесь, без него – невыносима. Ничто не может быть хуже этой жизни, и он готов сойти в ад за любимым. –Это и есть твой ад, – голос Кондратия раскалывает тишину. Он открывает глаза, но там никого нет. Никого и не было. Абсолютная, совершенная звенящая пустота. Дверь закрыта. Глаза медленно закрываются. Слёзы жгут их изнутри. На внутренней стороне век отпечатана кровь. Кровь на половицах, кровь на белой двери, кровь на топоре, лежащим рядом с некогда живым телом. Кровь на руках. На его руках. Запах крови въедается в кожу как хлорка. Они пахнут до сих пор. Он вспоминает. Это он убил его.