endeavour

Уже в четырнадцать Сынён знал, что его жизнь начнется только в шестнадцать. Это знали все мальчики Сынёновского возраста. Девочки, конечно, тоже знали. Но девочками Сынён никогда не интересовался, интуицией предчувствуя, что его соулмейтом окажется парень. Он был уверен в этом на восемьдесят восемь процентов, но не планировал расстраиваться, если вдруг его соулом окажется девочка, или он вообще еще не родился. Сынён знал, что соулмейт обязательно найдется. Их притянет сквозь время и пространство, вот такая вот хрень — эта тяга родственных душ. «Человек издревле верил, что каждого из нас связывает с кем-то нить судьбы тех цветов, которые назначены этим двоим с рождения. Она разделена ровно пополам, и когда вы преодолеваете половину от расстояния между вами — нить обязательно даст вам об этом знать. Ну, или судьба. Правда, судьба намного капризнее, чем простая по характеру нить. Судьбе хочется поиграть, а нити хочется почувствовать дрожащие пальцы двух возлюбленных», — это была любимая книга Сынёна о соулмейтах, авторства Хан Сыну, на автограф-сессию к которому он однажды сумел попасть, чтобы на внутренней стороне обложки размашистый почерк оставил «Чо Сынёну от Хан Сыну, с пожеланием поскорее вырасти и найти своего человека». Сынён, тогда пятнадцатилетний нескладный подросток, шепотом спросил своего любимого автора, нашел ли он такого человека. Сыну наклонился поближе, чтобы доверительным шепотом ответить… Год спустя от нескладности Сынёна ничего не осталось — он вырос красивым юношей, а до его шестнадцатого дня рождения оставалось пять дней. Август начался с жаркой сухой ночи, и мама крикнула Сынёну, чтобы тот не забыл маску, потому что на улице пыльно. В школе каникулы, но Сынёну нравится дополнительно заниматься английским в академии, где никто его не знает. Никто, кроме тупого Ли Хангёля, который мог выбрать любую другую академию, но выбрал именно ту, куда Сынён записался три месяца назад. Вообще-то они сделали это вместе, но Хангёль в тот день явно шел не заявку на поступление подавать. Сынён уже оплачивал первый месяц, когда Хангёль так бестактно положил руку на его плечо и сказал: «О, смотрю, ты тоже тянешься к знаниям!». Когда это он тянулся к знаниям? Нахал. Не то чтобы Сынёна раздражал этот парень, Ли Хангёль. Не то чтобы у них взаимная вражда. «Но именно так все и было», подумал Сынён, открывая португальскую грамматику на странице с закладкой во время перерыва. И вот Хангёль уже ржет над блестящей свинкой, которая с закладки им улыбается, но Чо старается не обращать внимания. Он после школы мечтает объездить всю Португалию на велосипеде, и не то чтобы это значит, что он хочет свалить подальше от Ли Хангёля, «но если бы можно было улететь на Марс уже сейчас — я бы стал добровольцем. Илон Маск-хён, поторопись, ну пожалуйста?». - Куда после академии? - Хангёль садится на учебный стол Сынёна, сминая своим подкачанным бедром его личные вещи, тетрадки и пенал. Конечно, блин, это раздражает. А вы что думали? Вот, например, этот наглый Хангёль думает, что они друзья, раз живут на одной улице и в одиннадцать лет вместе проходили тест на твой возможный цвет души в каком-то детском журнале, пока ждали окончания ливня в круглосуточном магазинчике. - А тебе не все равно? - Сынён честно пытается не выйти из себя, потому что он еще даже не знает, какой он в гневе — страшный или милосердный. Хангёль хочет проверить, пытается всеми способами, но пока своей цели не достигает. Сынён бьет его по руке, машинально, когда тот тянется, чтобы поправить его волосы. Так было уже не раз и не два. Сынён бы даже смутился, если бы Хангёля иначе воспринимал. Но для него, Хангёль — надоедливый ребенок из соседнего дома, мать которого же, напротив, чудесная женщина, знающая рецепт лучшего вишневого пирога с шоколадной прослойкой. А еще она была в Португалии по работе, и Сынён года два так назад с упоением слушал ее рассказы о Порту, Рибейре и Атлантическом океане. Хангёль только фыркал и просил накормить его уже, этим почти доводя Сынёна до состояния «задушить и закопать». Во дворе Сынёна пока похоронена только его первая и последняя аквариумная рыбка цихлазома по кличке Мори. Но может случиться и так, что скоро там будет похоронен кое-кто еще. Хангёль, кажется, это чувствует, но только беззлобно смеется. Как-то даже мило, что ли. Ну, не настолько, чтобы Сынён перестал хмуриться, но уже лучше. - Я хотел предложить поесть токпокки, - говорит Хангёль, - только и всего. - Терпеть не могу есть их летом, - он правда не знает, зачем соглашается куда-то с Хангёлем пойти, учитывая то, что у него были другие планы, но язык уже сдает его с потрохами, - так что или патбинсу, или в одиночестве ешь свои токпокки. - Уговорил! Сынён страдальчески закатил глаза на такой моментальный ответ. - Я даже не пытался. Сынён про такое кафе в этом районе даже не знал, но мороженое было неплохим, даже очень. Хангёль о чем-то рассказывал, но Сынён слушал только вполуха, ковыряя лед ложкой и думая о том, что произойдет через пять дней. Честно? Наверное, он бы не придавал так много значения дню рождения своей души, если бы не Хан Сыну-ним. Его произведения, лирически описывающие тонкость души; его попытки помочь молодежи вдуматься в важность понятия «соулмейт», прочувствовать всю интимность романтики и романтику интимности этого слова… Хангёль прыснул от смеха, потому что Сынён снова начал говорить вслух. И перестал он смеяться только тогда, когда Сынён стукнул его по ноге под столом. - Прости! Просто это было так внезапно. Я такой тебе про соревнования мои, а ты вдруг ни с того ни с сего заливаешь про своего этого Хан Сыну. Ну и гик же ты. - Я не, - но Хангёль прерывает его жестом руки и… сует в его рот свою ложку с шоколадным мороженым. Просто отвратительно, но что теперь сделаешь. Сынён вновь и вновь вздыхает, не давая Хангёлю увидеть свою темную сторону, о которой он и сам не в курсе, как и никто в целом мире. - Так что, у тебя скоро день рождения души, - Хангёль даже серьезный, кажется, и Сынён очень удивляется таким изменениям, - а у меня только в декабре. Тебе подарить что-нибудь? Или ты снова никого не пригласишь на свой день рождения? Это же важный день. - Ну, я же не ты, чтобы всю школу на вечеринку приглашать, - Сынён же наоборот усмехается в Хангёлевской манере, чешет нос и через пять минут замечает, как Хангёль копирует его жест, неосознанно. Невероятно просто. - Так ты мне не скажешь, какой подарок хочешь? - Я хочу нормального соулмейта, - говорит Сынён, вроде бы как даже доверительно, - и найти его поскорее. Знаешь, когда начитаешься всяких статей о случаях, когда человек в тридцать два узнает с помощью детективных агентств, что его соулмейту всего шестнадцать, а это значит только то, что он родился в его шестнадцатилетие или около того… - Ну не знаю, - Хангёль пожимает плечами, - меня это вообще не волнует. - А тебя волнует хоть что-то, кроме собственной задницы? Вот и я так не думаю. Пятое августа наступает стремительно. Мама разрешает не ходить в академию, даже если день уже оплачен, но Сынён тихонько просыпается по будильнику, который в обычные дни его еле будит. В комнате размеренно тикают настенные часы; за дверью возбужденно дышит собака отца, которую он оставил им для присмотра, а сам свалил в очередную командировку; за окном — солнце, а телефон, оказывается, всю ночь не заряжался, но Сынён не расстраивается и находит в ящике письменного стола давно заряженный, без дела валяющийся павербанк. Он не знает, разряжается ли павербанк в состоянии покоя, но кидает его в рюкзак и бесшумно уходит, не позавтракав. Несмотря на то, что с отцом у Сынёна все еще непростые отношения после развода, собака ему нравится — ее звать то ли Джек, то ли Джон, но Сынён зовет ее (хотя, видимо, его) просто «пёсик», когда вечерами накатывает и хочется ее немножко погладить. Мама ругается, если Сынён пускает ее на диван, но этот померанский шпиц почти что сливается с цветом обивки. - С днем рождения! Сынён врезается в Хангёля, и с него слетают наушники, из которых доносится «are you ready for, ready for, a perfect storm, a perfect storm…», но Сынён вообще не готов видеть с утра в самый важный день своей жизни Хангёля, с этой его дурацкой улыбкой и, кажется, новой прической. Чо кивает и пытается снова надеть наушники, но Хангёль их перехватывает и закидывает в свой раскрытый рюкзак. От такой наглости даже Сынён почти срывается, но его тянут за локоть в академию, до начала занятий в которой еще двадцать минут. - Отдай мои наушники и отстань от меня, чудовище. Дай покоя хоть в этот день, если хочешь подарок сделать! В кого ты такой… Хангёль совсем не обижается, но дыхание затаивает, когда Сынён заходит в их класс и видит на своем столе большую коробку в синей подарочной упаковке с геометрическим узором. Он с недоверием смотрит на Хангёля, обернувшись, но тот только подталкивает его поближе к коробке. - Если там что-то вроде иксбокса, в который ты будешь рубиться в моей комнате, нарушая мое личное пространство — ты труп, Ли Хангёль. - Да ты меня все равно не пустишь, - Хангёль посмеивается даже и просит открыть. Сынён ворчит, что такие объемные подарки нельзя дарить вне дома, их же туда потом еще дотащить надо, ты идиот тупой и вообще, но Хангёль на все кивает и говорит, что поможет дотащить это до дома. А сам наверняка приехал с личным водителем, блин. - Не пущу, но что здесь… может быть. Сынён, если честно, потерял дар речи и почувствовал слезы в уголках глаз, когда сразу же узнал на перевязанных тонкой веревкой страницах почерк своего любимого автора. Хангёль не мог до этого додуматься. Хангёль не мог, просто не мог этого сделать. Хангёль слишком тупой для этого, он же просто мальчишка, Хангёль… Сынён еще вчера думал, что Ли его скорее взбесит, нежели хоть что-то хорошее ощутить заставит, но он сделал именно второе, хотя не без первого, потому что переизбыток эмоций — генератор вообще любых эмоций, самых непредсказуемых, и Сынён плачет, бьет Хангёля по плечу и засыпает его вопросами одновременно. Плакать быстро перестает, потому что его это смущает. А еще смущает, что этот дурак снова потянулся пальцами к его лицу. «Слишком близко!» Восклицает Сынён и замирает. Хангёль и сам слишком близко, не только его пальцы. Если бы Сынён не читал произведения Хан Сыну, то и не знал бы, как назвать этот момент. Но он читал, и это слишком очевидный момент для поцелуя, которого так и не произошло, потому что Сынён вовремя отвернулся. Какого?.. - Короче, - Хангёль романов Хан Сыну не читал, но и без подсказок понял, что сейчас почти произошло, ну или чуть не произошло, но какая в общем-то разница, ему тоже здорово досталось проклятым смущением, - рассказываю тебе лайфхак, как достучаться до такого популярного автора, не используя связей. Достаточно написать ему электронное письмо о том, что у твоего друга скоро день рождения души, и ты за десять лет знакомства знаешь о нем только то, что он повернутый на книжках Хан Сыну романтик, который любит Португалию и хочет там побывать, - Хангёль чуть не отвесил Сынёну подзатыльник за то, что на этом моменте он нервно засмеялся и выдал что-то вроде «о, ты все-таки умеешь писать». - На следующий день мне написали, что я сделал две ошибки в слове «Португалия», но мое письмо все такое искреннее и бла-бла-бла, давайте встретимся там-то там-то, я вам кое-что передам. Хан Сыну сказал, что это идеальный подарок для его фаната, сам Хан Сыну так сказал. Но мне кажется, что он просто хотел избавиться от старых черновиков, и ему было жаль их выбрасывать. Тем не менее ты, кажется, в восторге. Сынён уже чуть ли не обнимался с этой стопкой рукописей, но смущение осело где-то внутри слоем пыли, который навязчиво хотелось стереть. И это бы только усилило его смущение в другом случае, но сейчас приходится кстати — благодарный поцелуй в щеку за лучший подарок на свете. «Лучше этого была бы только путевка в Португалию», а Хангёль чуть не пробил себе лицо ладонью за то, что не подумал об этом легком пути. Видимо, он легких путей просто не видит. А из-за поцелуя Сынёна горит щека, к которой осторожно прикасаются его дрожащие пальцы, когда Сынён перестает обращать на него внимание. Наверное, мама была права, и просыпаться в свой день рождения так рано было плохой идеей, потому что Сынён к времени своего рождения уже весь извелся, а Хангёль в его комнате явно не помогал, только усугубляя его психическое состояние. - Я боюсь, - честно признался Сынён, и он ожидал от Хангёля какого-нибудь тупого подкола, но тот только потрепал его по волосам и сказал, что это всего лишь цвета, пока Сынён не найдет того, кому принадлежит его собственный. И свой цвет души, и цвет души соулмейта ты получаешь лишь по исполнению шестнадцати лет — официально почтой, но все теперь можно узнать на специальном сайте. Вводишь регистрационный номер браслета на своем запястье, который носишь с рождения и меняешь только размер, когда вырастаешь из предыдущего — вуаля, все данные перед тобой. Конечно, было бы проще, если бы на сайте еще писали, кто твой соулмейт, но это слишком просто, верно? К тому же, это конфиденциальная информация, сугубо личная. Сынён мог бы взять браслет, например, Хангёля и забить его номер, чтобы проверить их на совместимость, но про мелкого на сайте сейчас будет написано только то, что он Ли Хангёль и его возраст еще не достиг шестнадцати лет. Сынён так и сделал, будучи нервозным от ожидания, и заметил эту новую функцию обратного отчета до шестнадцатилетия. Как миленько… Индевор. Такая надпись появилась в назначенное время на синем экране, заставляя Сынёна с Хангёлем переглянуться. В тот же миг буквы на экране стали складываться в слова, а слова — в целые предложения, где говорилось о том, что цветом души Сынёна является небесно-синий цвет, цвет афганского лазурита, цвет с английским названием «Индевор», что в переводе означает «стремление, начинание». Сынён бегал по экрану глазами, пытаясь прочитать буквально все, что только мог, а Хангёль опустил взгляд вниз и заметил, что браслет Сынёна уже синхронизировался с обновленным данными и загорелся таким же синим, как на экране. Кодом цвета Сынёна был #1e50a2, и знающий этот код человек мог отслеживать «душу» Сынёна, а точнее браслет, в специальном приложении. Иногда цвет души мог меняться в пределах его цветовой гаммы от настроения или душевного состояния — даже Хангёль знал об этом, потому что Сынён имел свойство до предела накапливать знания, чтобы потом в один момент вывалить их на кого-нибудь кучей бесполезной информации, но Хангёль только притворялся, что информация была бесполезной. Если бы не Чо Сынён, Хангёль много чего не знал бы. Сынён просто пока еще не в курсе, что Ли внимательнее, чем тот считает. Что будет, когда он узнает? А, сейчас его мысли точно заняты другим. Он еще не залез в раздел «соулмейт», потому что, очевидно, этой информации Сынён боялся еще сильнее, чем собственного цвета. Хангёль подумал, что его друг в данный момент похож на зависший компьютер, так что пришлось его растормошить. - Ну, смотри давай, вдруг ты уже знаешь кого-то с таким цветом на браслете, - Хангёль устроил небольшую стычку за беспроводную мышку, но Сынён выиграл и как-то неопределенно вздохнул, когда увидел цвет предназначенной ему души. - Я не знаю никого с таким цветом, - именинник откинулся на спинку своего кресла и прикрыл глаза, - но цвет красивый, и он нравится мне больше, чем собственный. Хан Сыну-ним был прав, когда писал об этом в «Вспышке». Хангёль поймал себя на том, что внимательно слушал тихий голос Сынёна, который по памяти зачитывал отрывок из той самой книги: - ...грядет вспышка, и ты узнаешь ее из тысячи микровспышек, происходящих в тебе каждую миллисекунду твоей жизни. Грядет вспышка, по масштабам превосходящая даже самый грандиозный гамма-всплеск. Грядет вспышка, которая заставит тебя начать жить заново. Это перерождение отныне заставит тебя вздрагивать каждый раз, когда ты случайно глазом зацепишься за этот цвет в толпе, но даже миллион сомнительных галлюцинаций не заставит тебя отказаться от этого цвета, как ты не можешь отказаться от самого себя. Грядет вспышка, и ваша нить уже натянулась в напряжении. Вспышка и в нем, и в тебе. Это и есть жизнь, когда ты живешь не ради себя, а ради кого-то, кто живет ради тебя. - А мне запомнился другой момент из этой книги, - через какое-то время после монолога Сынёна, Хангёль заставляет того встрепенуться и посмотреть на него расширившимися от удивления глазами, - когда в конце герой понимает, кто его соулмейт, закрывает глаза ладонями и вслепую доходит до его дома. - А затем произносит: «Ты осветил мою жизнь». - И происходит еще одна вспышка. Сынён чувствует себя странно, заторможенно и как-то даже обмануто. Он вечно считал Хангёля тупым камушком, не способным на более сложные, чем «я хочу есть», чувства. А сейчас оказывается, что Ли читал его любимую книгу, и пусть не врет, что его всегда интересовали соулмейты — Сынён все равно не поверит. Если он прочитал ее из-за… ...него? То это как-то слишком слащаво. Пожалуйста, не говорите, что… - Я подумал, что, наверное, в его книгах есть что-то особенное, раз ты их читаешь. Если честно, я никогда не читал художественную литературу по собственному желанию, но мне понравилась идея. Не буду говорить о композиции и стиле, потому что я в этом не шарю. Но мне тоже хочется узнать того, кто мне предназначен. Да, наверное, каждый хочет узнать. Я где-то слышал, что у прошлых цивилизаций не было понятия цвета души, никто не знал предназначенного им человека, а соулмейтами назывались просто близкие по духу люди. Ты в это веришь? Я не очень. Но если и правда так было, то это страшно. - Да уж. Сынён смотрит на экран и думает, что это и правда страшно. Но если через четыре месяца окажется, что этот цвет светлой слоновой кости принадлежит Ли Хангёлю — Сынён, наверное, даже не удивится. Он уже достаточно наудивлялся сегодня. Хангёль обувается в коридоре его дома, когда Сынён чувствует это. И если через четыре месяца окажется, что этот цвет светлой слоновой кости принадлежит не Ли Хангёлю — Сынён, наверное, не станет искать своего соулмейта. Кто же знал, что Хангёль его не выбесить хочет, а заинтересовать?.. Сынён. Сынён теперь знает. Хангёль почти выходит из себя, когда Сынён меняет шестой по счету джемпер, и ему до сих пор не нравится результат. Можно было бы сказать, что этому подлецу к лицу любой джемпер, но Сынён такой ответ посчитает за «ты достал уже, иди в пижаме» и станет назло собираться еще медленнее. Вот такие вот отношения у этих ваших соулмейтов. - Мне начать ревновать? Ты выряжаешься, как на чертово свидание. А ко мне домой приходишь в своей старой толстовке. - Это твоя старая толстовка, - бубнит Сынён из-под джемпера, который никак не натягивается, - и мне не нужно для тебя выряжаться, я твой соул. Разве не ты говорил, что мне шел тот костюм енота, когда мы месяц назад развлекали детей на дне рождении твоего племянника? - Ты можешь поменьше говорить и побольше… - Нет. Сынён высунул язык и улыбнулся. Сегодня они с Хангёлем просто обязаны попасть на поэтический вечер Хан Сыну, который долгое время ничего не выпускал, а в этот раз решил неожиданно выпустить сборник стихотворений. Одно из них, «Like always», Сынён заставил Хангёля выучить наизусть, «если ты та-ак сильно хочешь оставаться со мной в ночь с субботы на воскресенье»… Хангёль, конечно же, выучил. Даже если по сути это Сынён его заставил, слушать стихи о любви любимого автора от своего парня — чисто Сынёновское, но такое наслаждение. Их отношения и правда странные, но с тех пор, как они начали встречаться, еще ни разу между ними не прогремел гром ссоры, и Сынён бы считал это личным достижением, если бы Хангёль не был идеальным парнем. (Но это секрет.) Когда они все же пришли в кафе, где Хан Сыну читал не только опубликованные в книге стихи, но и какие-то неизданные черновики, а еще прозу из своих самых популярных произведений, — Сынён даже не смущался держать Хангёля за руку, и он отпускал его пальцы только в те моменты, когда руки сами тянулись похлопать автору, когда все вокруг тоже хлопали. Сынён, по скромному мнению Ли Хангёля, очаровательно улыбнулся, когда понял, что не они одни пришли сюда парой соулмейтов. Хангёль же ждал одного определенного момента — когда Хан Сыну заметит знакомое лицо в толпе первого ряда и улыбнется своей той-самой улыбкой. Он улыбнулся так только под конец программы, но уже через минуту, когда тот ушел в подсобное помещение, человек из его команды подошел к Хангёлю и что-то шепнул ему на ухо. Сынён, конечно же, уже завидовал с этими своими хмурыми бровями. И когда они пошли туда же, где исчез Хан Сыну, Сынён стал нервно теребить рукав Хангёлевской рубашки. - Хангёль написал мне еще один эмейл, - Хан Сыну был в той же белой кофте, которая чуть прикрывала его плечи в день их первой встречи, той самой автограф-сессии, и Сынён не смог этого не заметить, покрываясь мурашками от макушки до самых ступней, - в котором на удивление без ошибок написал, что вы стали встречаться после того моего подарка и небольшого интимного обсуждения «Вспышки». Если так, то я рад за вас, серьезно. Вы — первая пара, которая сошлась из-за моего творчества. По крайней мере, о которой я знаю. Вы так хорошо смотритесь вместе, Сынён-а. Я помню тебя еще подростком, который не знал, что такое любовь. Но очень хотел узнать. Сынён долго поджимал губы, периодически их кусая, пока Хан Сыну говорил. А потом… расплылся в очередной улыбке. Очаровательно, подумали оба — и Хангёль, и Хан Сыну; и еще одна одинаковая мысль о том, что «он наверняка подумал так же», заставила их обоих посмотреть друг другу в глаза. - Спасибо, что тогда доверили мне свою историю любви. Если бы не те ваши слова, я бы до сих пор думал, что любить можно только соулмейта. Конечно, они с Хангёлем оказались соулмейтами, но встречаться начали еще до дня рождения души Ли. Он все так же бесил Сынёна, сидел на его парте или кровати, вторгался в его личное пространство и бесконечно удивлял какими-то выходками, но Сынён больше не хотел свалить от него на другую планету. Нагрянула вспышка, нагрянула даже раньше нужного, нагрянула и заявила: «ты хочешь быть с ним каждое чертово мгновение, и сейчас ты снова позвонишь ему в три часа ночи, чтобы он перелез через забор в твой задний двор и оказался в твоей комнате… хотя, зачем вы в таком случае вообще прощались?». В тот раз, Хан Сыну доверительно прошептал Сынёну, что его соулмейт погиб в несчастном случае. Сыну почти ушел вслед за ним, но смог полюбить снова. Тот человек, который (судя по кольцу на безымянном пальце Хан Сыну) до сих пор с ним, как-то сказал: «Душа там, где твоя любовь, а не наоборот». Ради любви к Сыну, он отказался от поиска своего соулмейта. И хотя сам Сыну все еще думал, что соулмейтов непременно связывает крепкая нить, если бы не те слова его любимого человека — он бы не стоял сейчас перед ними, в белой кофте своего бывшего парня, которую он хранит, как память о нем. У каждого своя судьба и своя вспышка, но Хан Сыну нравится писать про соулмейтов, которые сходятся каждый день, каждый час, каждое мгновение. Одна пара из всех них стоит сейчас перед ним самим и доказывает сразу две вещи, в которые Хан Сыну верил и которые описывал в каждом своем произведении: во-первых, даже в их мире можно найти настоящую любовь, полагаясь лишь на собственные чувства, и теперь не только он сам со своим парнем не-соулмейтом доказывает эту теорию; а во-вторых, судьба действительно любит над тобой поиздеваться, но даже она в конце концов сдается перед настоящей любовью. И если ты, даже находясь в этой Вселенной с рождения, считаешь, что настоящая любовь может случаться только у соулмейтов, то что ж — ты просто никогда не влюблялся в своего друга, который стремился добиться тебя каким-то своим, дурацким способом. И у него получилось.