Профессор Грейнджер

Ревность — чудовище, само себя и зачинающее, и рождающее. Господи! Самим вливать в свой рот отраву, которая превращает тебя в дурака и скотину! И еще прыгать и радоваться по этому поводу! Уильям Шекспир 1 — Подожди! Я думал, это шутка, — голос Антонина из сквозного зеркала звучал глухо, но при этом крайне раздраженно. — Ты и правда променяешь выходные в моей прекрасной компании на клуб слизней? — Вечеринка сегодня, — Гермиона пыталась собрать волосы во что-то похожее на модные в этом времени прически. — Уже вечером я перемещусь камином, и мы даже успеем выпить в… — Между прочим, я приготовил пирог, профессор Грейнджер! Ибо за все это время вы не потрудились известить меня, что субботу проведете в школе! — Я говорила, — Гермиона одернула на груди до крайности скромное платье в мелкий горох. — Но ты ненавидишь такие вещи! Могла бы сказаться больной… — Тони, — пошла на перемирие Гермиона, отворачиваясь от зеркала. — Нобби Лич будет там. А пирог можно подогреть. — Много ты понимаешь в кулинарии, ведьма! Зеркало затихло и погасло. Гермиона лишь улыбнулась, привыкнув к столь переменчивому поведению Антонина. Тот всегда сильно бесился, если что-то шло не по плану, будь то заваривание чая или провал операции. Она в последний раз покружилась перед зеркалом, поправила широкий ободок и проверила крепление защитного артефакта на поясе, замаскированного под пряжку. От Авады не защитит, но в остальном выдержит пару-тройку заклинаний прямого попадания. Гермиона подошла к столу, на котором было раскрыто дело Нобби Лича. Если верить датам, то сейчас он занимал пост заместителя главы отдела магического правопорядка. С маленькой колдографии на нее смотрел сурового вида мужчина с сединой на висках. Видимо, снимок был сделан незадолго до смерти Лича в шестьдесят восьмом. Сейчас же ему должно быть около тридцати пяти. В «девятке смертников», так людей из зоны риска прозвали в их отделе, Нобби Лич не входил даже в первую пятерку. Но вероятность того, что он может стать мишенью, все же была. Познакомиться стоило, и Гермиона положила в незаметный карман платья жучок, который планировала подложить Личу. Так же вечеринка была отличной возможностью, чтобы просканировать и оставить следилку в кабинете Слизнорта. Все-таки слишком много людей из вышеупомянутого списка там бывало. Взять того же Тома Риддла. Соглашаясь на миссию, Гермиона и предположить не могла, что ей придется защищать Темного Лорда, а тут еще и Антонин со своим: «Присмотрись к нему, присмотрись…». Она и смотрела — только с противоположной целью. Пыталась увидеть чудовище за фасадом амбициозного, подающего надежды семикурсника. Если его попытаются убить первым… «То что я сделаю? Защищу или позволю убить?» Гермиона уперлась каблуком в стул, согнув ногу и задрав подол платья. Кожаное крепление из нескольких ремешков она завязала немногим выше колена, и вставила в узкий кармашек вторую палочку. Черная и сильно изогнутая палочка Беллатрисы Лестрейдж плохо слушалась ее в бытовых заклинаниях и чарах, но во время стычек и дуэлей показывала себя не хуже, чем родная, которую приходилось заказывать у Олливандера повторно после окончания войны. Гермиона выпрямилась, поправила подол, из-под которого выглядывали мыски туфель, и кинула на себя последний взгляд в зеркало — ничем непримечательно и оттого просто прекрасно. Она подцепила со стола очки и с тяжким вздохом надела их, поправив прическу. Из-за тяжёлой оправы на носу оставались красные следы, которые исчезали около получаса и неприятно зудели. Гермиона не представляла, как Гарри с этим справляется, всю жизнь нося очки. Охранные чары на ее комнатах в отсутствие хозяйки не позволили бы попасть внутрь даже домовикам. Маленькую сумочку, вместившую в себя все необходимое, даже если случится конец света, Гермиона повесила на плечо, а дверь запечатала парочкой необычных заклинаний. Вряд ли другие девушки именно так готовились к вечеринке. — Профессор Олдридж, это... — Гермиона обернулась на громкие хлопки и в удивлении выгнула брови. — Потрясающе! Все волшебники в Америке могут невербально творить столь сложные заклинания? — Мистер Блэк, — она усмехнулась и убрала волшебную палочку. — Не ожидала вас здесь встретить. — О, я как раз шел на вечеринку декана. Вы же тоже туда направляетесь, профессор? Позвольте вас сопроводить. Альфард Блэк протянул ей руку, согнутую в локте. Гермиона знала, что он поджидал ее. Дорога из слизеринской гостиной до кабинета Слизнорта никак не проходила через коридор, где располагались ее комнаты. И, видимо, он ждал, пока она выйдет, где-то за поворотом. Если б Альфард стоял под дверью, то сработали бы сигнальные чары. — Что ж, — Гермиона легко взяла его под руку, почувствовав, как напряглись мышцы. — Не откажусь, мистер Блэк. — Зовите меня Альфард, — расплылся тот в широкой улыбке и потянул ее к лестницам. Он не был столь высоким, как Том Риддл, но все равно возвышался над Гермионой. На широких плечах идеально сидел дорогой костюм, а мантия за его спиной развевалась при ходьбе и была короткого, модного по этим временам кроя. Гермиона украдкой взглянула на Альфарда, что явно не укрылось от слизеринца. На его щеках выступил слабый румянец, хотя он продолжал изображать благородного сопровождающего рыцаря. Он был очень похож на Сириуса, но при этом сильно отличался в мелочах. Более грубые черты лица, узкие губы, высокий лоб. Когда люди умирают, то через какое-то время в памяти остается лишь образ. Гермиона была уверена, что память ее обманывает, но при определенном наклоне головы Альфард становился точной копией своего племянника. Отличались лишь глаза. У Сириуса они не были столь необычного темно-карего, почти черного цвета. Гермиона задумалась о возможности подобной генетической мутации, беззастенчиво разглядывая все сильнее краснеющего Альфарда. — Кхм, — он откашлялся и ослабил ворот накрахмаленной рубашки. — Так… Все в Америке колдуют невербально, профессор? — Большинство, мистер Блэк. — Ох, — он показательно нахмурился, сокрушаясь, чем еще раз напомнил Гермионе Сириуса с его любовью к показательному утрированию. — Я же просил вас. Можете звать меня… — Хорошо, Альфард, — Гермиона с трудом сдержала смех, когда тот вздрогнул от собственного имени. — Но только во внеучебное время. — Разумеется, профессор! Они уже подходили к нужным дверям, откуда звучала громкая музыка и доносились взрывы смеха. Альфард немного замедлился и заговорил быстрее. — Как вам первая неделя в Хогвартсе, профессор? — Немного утомительно, но это с непривычки. — Да-да, должно быть, младшие курсы очень надоедают. Еще и почти на всех занятиях Гриффиндор и Слизерин ставят в паре. Тут Гермиона немного придержала его за локоть, и они остановились. Альфард замялся, переступая с ноги на ногу и оглядывая коридор. Гермиона сжала пальцы на его руке. Лицо Альфарда залил румянец, начав от шеи и поднимаясь к впалым щекам. — Я уже поняла, что вы находитесь в непрекращающемся конфликте. Но тогда зачем в расписании ставить именно вас в одно время, Альфард? — Это все профессор Дамблдор, — понизив голос, ответил тот, но понял, что именно сказал, и ударил себя по губам. — Профессор, мы уже опаздываем. Нам нужно идти. Гермиона улыбнулась, словно ничего не произошло. Этим вопросом она задавалась еще во время обучения, когда страдала от нападок слизеринцев из-за своего происхождения. Соперничество ради лучших результатов не было достойной причиной для стравливания факультетов. А именно это происходило на самом деле, что стало совсем явным во время войны. Больше всего от этого страдали даже не магглорожденные, а сам факультет Слизерин. Остальные из-за детского максимализма считали их хитрыми, себялюбивыми и попросту плохими. Конфликт, тянущийся столетиями, стал обыденностью, на которую перестали обращать внимание. Гермиона заметила Вальбургу Блэк у дверей. В ней было мало общего с крикливым портретом старухи в доме на Гриммо. Девичье лицо вытянулось в удивлении, когда она увидела брата с новым профессором. Гермиона вежливо кивнула Вальбурге, отпуская локоть Альфарда. Гермиона нахмурилась, глядя как они заходят в зал. Вальбурга Блэк. Школьный конфликт, который сейчас кажется игрой, трансформируется в войну, что заберет у нее обоих сыновей. 2 — Ты что творишь, Ал? — Вальбурга вцепилась в его локоть острыми ногтями, от чего тот зашипел и попытался вырваться. — Я просто встретил профессора Олдридж и предложил сопроводить ее… — Но сопроводить ты должен был меня, идиот! К ним навстречу вышел профессор Слизнорт, и лицо Вальбурги переменилось с выражения разъяренной фурии на примерную старосту. Она восторженно захлопала глазами и широко улыбнулась. — Профессор, это просто потрясающе! В этом году вы превзошли самого себя! Это же настоящие цветы? — Вальбурга защебетала, словно пташка, и ее брат, не сдержавшись, закатил глаза. — Рад видеть вас на моем скромном приеме, мисс Блэк, — Слизнорт довольно улыбнулся в рыжие усы и поправил лацканы щегольского зеленого костюма. — И вас, мистер Блэк. Эти цветы мне прислали из голландской оранжереи магботанического университета. Один из моих выпускников возглавляет там сейчас исследования… О, профессор Олдридж, вы, наконец, пришли! Вальбурга с предубеждением относилась к новой преподавательнице Древних рун, но в тот момент готова была расцеловать ее за возможность не выслушивать очередную историю декана. — Развлекайтесь! — профессор Слизнорт указал им в сторону фуршета и, подбоченившись, рассыпался в приветствиях Джин Олдридж. Вальбурга вынуждена была признать, что в этом году он действительно хорошо постарался. С помощью чар расширения пространства класс зельеварения на короткий вечер превратился в богато украшенную залу-шатер, утопающую в легком сатине и благоухании цветов. Полукругом вдоль стены выстроились столики с закусками и шоколадными фонтанчиками. Над ними парили маленькие свечи, которые испускали искрящееся сияние. Центр зала пока пустовал, танцы еще не начались. Начало приема — идеальное время, чтобы завести полезные знакомства, пока градус вечеринки не вырос. На встречах Клуба Слизней подобный этап проходил слишком быстро. Уже сейчас меж гостей ловко сновали домовики в ливреях с подносами шампанского и чего покрепче. Вальбурга оглянулась. Ее словно примагнитило к дальнему углу, где зубрила МакГонагалл отчитывала других гриффиндорцев. В том, что именно отчитывала, сомнений быть не могло — Минерва сцепила руки за спиной, нахмурилась и цедила сквозь зубы. Скорее всего, опять подлили что-то в пунш, как в прошлом году. Вальбургу интересовала отнюдь не эта ханжа. За ней стоял и смеялся Игнотус, выгораживая своих друзей. Он выглядел слишком идеально в простом повседневном костюме с красным полосатым галстуком. Вальбурга знала каждую веснушку на родном лице, столь знакомое движение, когда он расчесывал пальцами рыжие короткие волосы. Улыбка на его лице вдруг померкла. Игнотус ощутил внимательный взгляд, осмотрелся, и почти сразу заметил Вальбургу. Та почувствовала себя крайне глупо, отвернулась и потянула за собой усмехающегося братца. В тот момент ее успокаивал только тот факт, что она точно выглядела потрясающе. А когда Игнотус смотрел ей вслед, то его взгляду открывался чересчур откровенный вырез на спине. — Заткнись! — процедила Вальбурга. — Я молчал, — пожал плечами Альфард, но противная насмешка не стерлась с его губ. Вокруг Тома уже собрался кружок восторженных девиц. Обычно Вальбурга его спасала, но в этот раз у нее не было настроения, чтобы гонять девчонок. Она отпустила Альфарда и присоединилась к Лукреции, которая стояла около букета синих роз, пахнущих карамелью. В ее руке переливалось что-то явно алкогольное, судя по уже порозовевшим девичьим щекам. Лукреция не отводила ядовитого взгляда от фан-клуба Риддла и вздрагивала каждый раз, когда очередная хаффлпаффка начинала безудержно и неподобающе громко хихикать. — Ты должна перестать столь явно предлагать ему себя, — Вальбурга выхватила бокал из рук кузины и, понюхав, скривилась. — Нам запрещено пить алкоголь, ma chère. — Не лицемерь, Вал, — Лукреция фыркнула. — Не ты ли только что пожирала глазами моего жениха? Ни один мускул на лице Вальбурги не дрогнул. Когда необходимо, она могла сохранять непробиваемое спокойствие, в отличие от взрывной Лукреции. И в ней, и в Альфарде были эти истинно гриффиндорские черты — безудержное желание лезть на рожон и неспособность выждать подходящий момент. Во время распределения шляпа явно сомневалась, но блэковская кровь взяла свое. — Между мной и Игнотусом все кончено, — коротко сказала Вальбурга после затянувшейся молчаливой паузы. — Все для тебя, любимая кузина. — О нет, — Лукреция еще раз злобно посмотрела в сторону Тома, выхватила обратно свой бокал и резким движением осушила его до дна. — Все только начинается. 3 Том еле вырвался из оцепления девичьих улыбок и, устало потерев лоб, прошел в дальний угол, где стоял явно чем-то недовольный Антонин. Тот потягивал тыквенный сок, хотя обычно никогда не отказывался от чего-то высокоградусного. Он вырядился в мантию, подбитую соболиным мехом, и только охлаждающие заклинания спасали в натопленном помещении. — Неужели в этом году гриффиндорцы, наконец, не нарушили правила и оставили пунш нетронутым? — Том встал рядом с Антонином и проследил в направлении его взгляда. Декан вел под локоток профессора Олдридж, представляя ее гостям-выпускникам. Она была одета намного скромнее учениц, но распустила волосы. Каштановые кудри казались чем-то эфемерным и ненастоящим в легких искрах от зачарованных свечей. Мужчины в ее присутствии начинали раскланиваться, а женщины завистливо кривиться. Она же явно чувствовала себя немного неловко, но хорошо держалась. Том помотал головой, когда ему в глаза опять бросилась эта необычная красота Джин Олдридж. Он видел много красивых женщин, но в новом профессоре это было, скорее, общее впечатление, которое не портили даже эти ужасные очки. — Я видел, как она пришла с Блэком, — процедил Антонин и перевел враждебный взгляд на Альфарда, который вместе с Абраксасом красовался перед томовским фан-клубом. Точнее, красовался только Альфард, а Абраксас отвешивал свои язвительные комментарии блэковским потугам. — Ты не можешь упрекнуть его в том, что он первым догадался сопроводить профессора Олдридж на прием, — Том подцепил бокал чего-то вишневого с подноса, удерживаемого над головой домовиком. Он сделал глоток и скривился от приторной сладости. — Лимонад в прошлом году был лучше. — Я планировал пригласить профессора Олдридж на танец, — немного обиженно протянул Антонин. — Специально попросил Слизнорта поставить польку ближе к середине. — Думаешь, она умеет танцевать нечто подобное? — Тут важно, что польку умею танцевать я, — Антонин фыркнул и запустил пятерню в растрепанные длинные волосы, блестящие в искристом свечении жидкой смолой. — Тут Блэку с его банальным танго не сравнится. — Вы... — Том посмотрел в сторону профессора Олдридж, которая пыталась скрыть недовольство за бокалом вина. Ей явно не нравился разговор с Корвусом Райли из отдела по контролю магических существ. — Вы не слишком заигрались? Мне показалось, что ты влез в это только чтобы насолить Алу. — Поначалу так оно и было. Но в конце-то концов, — Антонин вздохнул и широко улыбнулся. — Семь лет разницы между волшебниками — это пустяк. Она выглядит, словно старшекурсница. Да и мне всегда нравились более опытные женщины… Том сделал еще один глоток приторного вишневого пунша и нашел глазами Вальбургу, которая о чем-то переговаривалась с прожигающей его взглядом Лукрецией. Он был вынужден признать, что профессор Олдридж действительно выглядела немногим старше их. — Откуда ты узнал ее возраст? — От Слизнорта, разумеется. Он почти сразу все разболтал с причитаниями о шальной молодости, когда я попросил его поставить польку после официального начала и спросил, будет ли присутствовать профессор Олдридж. Закончила Ильверморни и стажировалась там же после выпуска. Полукровка, но по ней это сразу заметно. Не столь отморожена, как наша Вал. По словам декана, невероятно умна и талантлива. — А еще не подвержена дамблдоровскому влиянию, — Абраксас незаметно появился рядом и протянул Тому бокал с лимонадом. Тот благодарно кивнул и осушил его почти наполовину. — Откуда подобная информация? — Она спрашивала Альфарда, — Абраксас понизил голос до шепота, когда мимо прошла староста Рейвенкло, стрельнувшая глазами в сторону Тома. — Зачем на большинстве занятий ставят в пару противоборствующие факультеты. Разумеется, Ал проболтался, что именно Дамблдор составляет расписание. Также всю неделю Профессор Олдридж избегает сидеть рядом с Дамблдором в Большом зале. Том кивнул и не смог сдержать легкой насмешки. Внутри него расцвело злорадное торжество из-за того, что профессор Олдридж не поддалась дамблдоровскому обаянию. — Как всегда, хорошая работа, Абраксас, — Том похлопал того по плечу, собираясь ретироваться. На него надвигалась Лукреция с соблазнительной душной улыбкой на ярко накрашенных губах. — Пойду найду Роба. Он успел сделать два шага. Стук каблуков настиг его в тот самый момент, когда заиграл зачарованный проигрыватель. Том прикрыл глаза и глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Он столько раз представлял, как ломает шею Лукреции Блэк, что это стало своеобразным ритуалом, вроде чистки зубов дважды в день. Его пальцы бы сжались на бледной коже, оставили синие следы и заменили ее влюбленный, давящий, томный взгляд на пустой и мертвый. Том часто задумывался, что был бы крайне рад, если б случайной жертвой василиска стала Лукреция, а не глупышка Миртл. Он бы даже побрезговал использовать ее смерть для ритуала создания крестража, а просто насладился моментом. Дамблдор как-то выдал высокопарную речь о силе любви. Тогда Том увидел одержимость Лукреции оружием, направленным точно в его сердце. В остальном же оружием совершенно бесполезным, так как она явно была не способна на что-то ради их дела. Только ради себя. — Томми, потанцуй со мной! — Лукреция вцепилась в его локоть, как Вальбурга днями ранее. — Профессор Слизнорт не простит тебе, если ты пропустишь первый танец. — Но я уже обещал его. Прости, Лукреция, — Том даже не скривился от ее обращения, хотя мысленно представил, как в нее летит луч проклятия. — И кому же? — она засмеялась и отмахнулась. — Кому-то из тех восторженных девиц, что окружили тебя при входе? Тому не нравилась насмешка в ее глазах. Лукреция нарывалась либо на его согласие, либо на грубый отказ. Бесполезная и неуправляемая, в отличие от своей сестры, она явно собиралась устроить скандал. Тяготела к драме, слишком опытная в мелких уловках высшего общества, чего до сих пор не хватало Тому. Единственное, чего ему не хватало, и она собиралась этим воспользоваться. Торжество на лице Лукреции подобно ножу вспарывало самообладание Тома. Его улыбка треснула, искривившись в пренебрежении. Он не терпел, когда им пытались манипулировать. Лукреция могла устроить спектакль, оставив пятно на его пока идеально чистой репутации. Танец — всего лишь мелочь, но даже в подобном он не мог уступить ей. Протяни Блэку руку, и он откусит по локоть. Согласись на желание Лукреции, и она воспользуется этим снова. И снова. Слишком свежо было воспоминание о том, что она провернула в прошлом году. — Так кому же? — Лукреция уже тянула его в круг вальсирующих пар. — Мне, мисс Блэк. Том не помнил, когда в последний раз видел зрелище прекрасней, чем глубоко шокированное и одновременно разочарованное лицо Лукреции-стервы-Блэк. Он сам ничем не выдал удивления и протянул руку профессору Олдридж, так вовремя оказавшейся рядом и, видимо, слышавшей их разговор с самого начала. — Извините за эту сцену, профессор. Прошу вас. Том, едва касаясь, сжал ее ладонь, они вместе встали в круг, развернувшись в позиции. При столь близком расстоянии оказалось, что профессор едва достает макушкой до его подбородка. Том вдруг замер в нерешительности, но с секундной паузой положил ладонь на талию Джин, которая будто окаменела и не двигалась. — Спасибо, что спасли меня, — Том попытался отшутиться, добавив в голос открытую насмешку. — Лукреция ужасно танцует, а мои ноги мне дороги. — Скорее, — она скопировала его улыбку. Ее глаза поблескивали даже через стекла очков. — Я спасла мисс Блэк. Иначе вы бы убили ее взглядом. Том на короткий миг завис, почувствовав тепло женщины в своих руках, чья насмешка, в коем-то веке, не вызывала у него отторжения. Он показался себе настоящим дураком и прикрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. Том был уверен, что заинтересовался всего лишь надуманной иллюзией. Поверил в ее ум после интереснейших исследовательских вопросов теста по рунологии. Проникся после слухов о ее недоверии к Дамблдору. Да и размяк тогда в коридоре, когда она узнала о его диагнозе. Говорят, что первое мнение — самое верное. И Том часто этим пользовался, от того знал, что все может быть с точностью до наоборот. Когда заиграли струнные, он уже собрался и выкинул взыгравшее любопытство из головы. Том не из тех, кто влюбляется в молоденькую преподавательницу. Да и вообще не из тех, кто влюбляется. 4 Это было странно. Словно берешься за чашку кипятка, ожидая, что обожжешься, но вместо этого керамика приятно холодит руки. Так чувствовала себя Гермиона, занимая начальную позицию в уверенной хватке Тома Риддла. Его ладонь на ощупь оказалась совсем обычной, немного мозолистой и прохладной. Длинные пальцы обхватили девичью руку своеобразным капканом. Кольцо с воскрешающим камнем лишь слегка кольнуло крохотной магической искрой. Самоуверенности Тому было не занимать, если он так спокойно носил крестраж. От него неожиданно приятно пахло. Гермиона практически уткнулась в его грудь в вальсовой позиции, потому с легкостью разобрала нотки хвои и трав. Видимо, Том Риддл хорошо разбирался не только в шумерских рунах, но и в парфюмерии. Простой черный костюм сидел на нем не менее изысканно, чем дорогущая мантия Малфоя. В чем-то Гермиона не соврала. В определенный момент она действительно испугалась за Лукрецию Блэк, но основной причиной был удобный случай для того, чтобы подложить жучок. И тут Гермиона облажалась. Только при ближайшем рассмотрении она узнала в зажиме для галстука редкий артефакт, который реагирует на отслеживающие заклинания. Жучки в том числе. Разочарование на ее лице было слишком явным, и Том — чертов Том Риддл, будущий Темный Лорд — успокоил ее: — Этот прием, к сожалению, не станет терпимее. Но связи, что здесь можно приобрести, восполнят потерю субботнего вечера. Раз. Зачарованный проигрыватель звучал подобно целому оркестру. Гермиона прогнулась в спине, промолчав. Первый шаг и поворот. Два. Том Риддл скользил по паркету, не прилагая особых усилий. Он словно родился в танце. Управлял танцем. Три. Гермиона ненавидела танцевать. Чуть меньше, чем летать на метле, и чуть больше, чем готовить. Даже их с Антонином дурачества перед камином, гордо называемые им полькой и мазуркой, казались ей иногда сущей пыткой. В танце Гермиона чувствовала себя глупо и неуклюже. Раз. Они остановились в паузе. Замерли, подобно каменным статуям в углах расширенного заклинанием кабинета. Гермиона вздрогнула от теплого дыхания на шее. Внимательный взгляд Риддла ощущался ей на физическом уровне. Два. Это стало терпимым. Три. И волнительным. Вальс. И раз. И два. И три. Том ее беспокоил. Столь знакомое чувство, которое Гермиона за год вытравила из себя, неожиданно проснулось к Риддлу. Желание чувствовать запах, желание узнать, желание докопаться до самых потаенных мыслей. Ее интерес всегда граничил с помешательством, и все только ухудшалось, если дело касалось мужчин. В их тесном, душном, волнительном вальсе Гермиона видела в Томе Риддле талантливого и опасного человека. Еще не Волдеморта, но и не просто примерного студента. Он беспокоил. Возможно, потому что беспокойство — часть ее, неотъемлемая и мятежная, а может потому что тот бокал вина уже ударил в голову. — Вы уже во второй раз спасаете меня, — едва слышно сказал Том, когда они расцепили руки, а проигрыватель затих. — Напишите за это итоговую работу на десять дюймов больше, — отшутилась Гермиона, мысленно отвесив себе оплеуху за разыгравшиеся гормоны. Что ж, этот случай явно показал Гермионе, что ее до сих пор тянет к психопатам. Они разошлись после короткой неловкой паузы. За первым танцем шел перерыв. Гермиона только успела перевести дух, как ее под локоток подхватил Гораций, заливающийся соловьем о только прибывших гостях. Гермиона с трудом сдержала желание закатить глаза. Ей хватило Корвуса Райли с его сексизмом и идеей о клеймении драконов. — Так вот Нобби… Услышав имя, Гермиона, наконец, перестала игнорировать Горация. Тот довольно улыбнулся в рыжие усы и потащил ее за собой еще быстрее. Они едва не столкнулись с двумя рейвенкловками, пока пробирались к камину. — Нобби, мой дорогой, рад тебя видеть! Гермиона едва не захохотала в голос, наблюдая как мужчина в красной аврорской мантии терпит объятия Горация. Он пытался скрыть мученическое выражение лица, глядя куда-то на макушку профессора, но его самообладание явно трещало по швам. Когда Нобби Лич заметил Гермиону, то медленно отстранился от радостного Горация и поклонился. Одновременно проявил манеры и сбежал из преподавательских тисков. — Позвольте представить вас, — не дал ему заговорить Гораций. — Моя дорогая, это Нобби Лич. Я вам о нем рассказывал. Один из моих талантливейших выпускников. Сейчас занимает пост заместителя главы отдела магического правопорядка. — Рада познакомиться, — Гермиона изобразила что-то вроде короткого реверанса, подобрав подол платья. Нобби даже не успел ответить, как его снова перебил Гораций. — И все еще не женат! — Я женат на работе, — смог вставить слово будущий первый магглорожденный министр магии. — Как и я, — флиртующе улыбнулась Гермиона. — Джин Олдридж. — У вас очень красивое имя, Джин. — А у вас крайне необычное, Нобби. Гораций Слизнорт, казалось, вот-вот начнет хлопать в ладоши. 5 Антонин пропустил первые три танца. Заводную польку он тоже простоял в углу, сверля взглядом Нобби Лича с его отвратительным прямым пробором и небрежной щетиной. Из-за музыки, и сопутствующего приему шума, он не слышал о чем именно они говорят, но по лицу Джин Олдридж становилось понятно, что она явно была очарована. Они активно дискутировали и пили вино около часа, а Антонин терпел жалостливый взгляд Слизнорта. Когда профессор подошел к нему и, похлопав по плечу, сказал: «Ох, молодость. Первая любовь…», Антонин не выдержал. Он зарекся пить в этот вечер, но проводить здесь время трезвым больше не мог. Понимающий взгляд Игнотуса, когда Антонин подошел к разбавленному огневиски пуншу, казалось, загнал последний гвоздь в крышку гроба. Правильно говорил его отец. Нет лучше друга в трудную минуту, чем стакан. В данном случае бокал тоже подошел. Антонин уже опустошил второй, когда рядом села Вальбурга и дернула его за рукав мантии. Он лениво повернулся, сдув со лба волнистые волосы. — Можешь и мне налить? — Вальбурга смотрела на танцующих, избегая его взгляда. — Ва-ал, — медленно протянул он и помотал головой, пытаясь привести мысли в порядок. — У самой резко руки отказали? — Принеси, говорю. Антонин посмотрел на свой бокал и решил, что отказывать невежливо, ведь он и так бы пошел за добавкой. У блюда с пуншем его встретил колючий взгляд Игнотуса Пруэтта. Его рыжие брови, словно две мохнатые гусеницы, сошлись на переносице. — А, ну-ка, дай это сюда, — Антонин подцепил целый поднос бокалов с пуншем. — Horoshego vecherochka. Он вернулся к Вальбурге, изображая официанта и раскланиваясь гостям. Когда Антонин подал ей бокал и низко поклонился, Блэк уже не могла сдерживать улыбки. — Да-да, одуванчик, улыбайся шире, — прошептал Антонин. — Я спиной чувствую, что этот рыжий придурок сверлит взглядом мои широкие, мускулистые плечи. Они чокнулись. Вальбурга сделала глоток и закашляла. — Просила, кх, не назвать меня так. — Проси лучше, — Антонин подмигнул раздражённому Игнотусу и закинул руку на плечи Вальбурги. Он удивился, как не заметил раньше вырез на спине ее платья, и вместо черного бархата коснулся обнаженной девичьей кожи. Вальбурга никак не отреагировала, только сделала глоток побольше. Тогда Антонин медленно провел костяшками пальцев по ее позвоночнику в основании шеи, от чего она едва заметно вздрогнула. — Перестань, — шикнула Вальбурга. — Он уже не смотрит. — Смотрит-смотрит, — улыбнулся Антонин, хотя в тот момент был занят рассматриванием ее лица. Мысли о Джин Олдридж больше не занимали его голову. Он был обеспокоен тем, как раньше не заметил, что Вальбурга за лето сильно похудела. Ее черты лица заострились, а созвездие родинок на виске теперь выделялось подобной чернильным точкам на белой бумаге. — Как можно было влюбиться в такого придурка? — вдруг совершенно серьезно спросил Антонин. Вальбурга замерла, и бокал в ее руке дрогнул. Она осушила его до дна одним движением. Антонин впечатлился. — Все ошибаются, — пространственно ответила она. — Не ты ли упиваешься из-за профессора? — Все ошибаются, — Антонин в ответ осушил свой бокал. Они особо не общались с позапрошлого года, когда работали в паре на зельеварении. Тогда Антонин увлекся Мариной, и Вальбурга постоянно шпыняла его, пытаясь вернуть с небес на землю. Несколько раз у них убегали зелья, потому что он, витая в своих мыслях, неправильно взвешивал ингредиенты. Теперь же для него хмельным открытием стало то, что Вальбурга Блэк, помимо старосты, была еще и симпатичной девушкой. Никто бы не стал отрицать, что до созревания она больше походила на маленького вороненка, а вот теперь… Они сидели за одной партой целый год. Вместе учились больше шести лет. Но именно сейчас Антонин с легкой мечтательной улыбкой поглаживал ее спину. — Нам нужно идти, — он вдруг встал и потянул Вальбургу на себя. После количества выпитого, подобное движение оказалось для него слишком резким. Антонин покачнулся, от чего они оба едва не растянулись на паркетному полу. Вальбурга вдруг крепко сжала его ладонь и сама потащила к выходу из зала — удивительная живость для девушки, заливающейся огневиски на протяжении часа. — Знаешь, — выдохнула она, когда их встретила прохлада каменного коридора. — Я всегда задавалась вопросом, зачем здесь столько ниш и пустых коридоров? Ведь действительно, не для зажимающихся же парочек? Антонин не смог ответить, потому что от бега у него закружилась голова. Он даже не успел осознать, как оказался в одной из упомянутых ниш, зажатый между холодным камнем и горячим девичьим телом. — Я не верю, что говорю это, — шепотом произнес в пустоту. — Я либо допился до галлюцинаций, либо Вальбурга Блэк пытается меня изнасиловать. И тут произошло то, чего он не мог вообразить даже буду во хмелю или отключке. Вальбурга наклонилась и поцеловала его чуть влажную от пота шею, втягивая кожу и сжимая пальцы на его члене через ткань брюк. Антонин зарычал и резко дернул ее на себя, меняясь с девчонкой местами. В глазах Вальбурги плясали черти. Она облизнулась, привлекая внимание к губам и размазанной помаде. — Что такое, Долохов? — в несвойственной себе манере промурлыкала Вальбурга. — Ты не хочешь меня трахнуть? — Какие грубости ты, оказывается, знаешь, примерная госпожа староста, — Антонин пожирал ее глазами, желая, чтобы этот нереальный сон не заканчивался. — Разве так можно? У тебя очень грязный язык! — он прижался к ее груди плотнее и лизнул девичьи губы широким мазком. — Если бы ты была ребенком, то пришлось бы вымыть тебе рот с мылом, но придется… Антонин укусил ее за нижнюю губу, прокусив ту до крови. Вальбурга тихо вскрикнула, и он протолкнул свой язык меж острых зубов. Они с парнями как-то спорили, что Блэки ядовиты, но пока Антонин чувствовал себя хорошо. Даже слишком хорошо. Он болезненно сжал ее грудь сквозь ткань платья, когда Вальбурга подалась вперед, застонав, и ответив на поцелуй. Всегда несгибаемая, она была сейчас глиной в его руках. — Какого черта?! Антонин не желал отрываться от губ Вальбурги. Но когда его сильно дернули назад, то пришлось отпустить ее, чтобы не утянуть за собой. В поле зрения появилось разгневанное лицо Игнотуса Пруэтта с его отвратительно яркими рыжими волосами. — Ах ты ублюдок! — Позволь заметить, — Антонин ткнул пальцем в грудь гриффиндорца. — Я законнорожденный! Прилетевший удар в нос был такой силы, что на несколько секунд Антонин потерял сознание. Вальбурга громко закричала.