Звезда

— Волосы из лучей Солнца? — Нет. Из звёздной пыли и непроглядной тьмы. Космические музы бога Урана изумлённо переглядываются между собой, но молча подчиняются словам покровителя. Их аккуратные, маленькие ручки выхватывают из пространства пыль, дёргают тонкие и длинные нити к себе. Тьма же не хочет так легко подаваться: скользит между длинных пальцев и растекается непослушной кляксой, угрожая испачкать белоснежные одеяния прекрасных сестёр. Но они уже создали тысячу, если не миллион существ без души, заучили особенности каждого вселенского материала. — А тело? — Из погибшей звезды. Музы знают, что звезда Далим недавно завершила свой жизненный цикл и теперь её частички идеально подойдут для создания новой жизни. Они сачками вылавливают мерцающую в далёком свете Солнца пыльцу долго, но упорно, и к концу пятого дня начинают придавать форму Безымянному. С нежными песнями они вместе трудятся над каждым изгибом, каждым рельефом, уже сейчас предугадывая его чёткие движения, плавную походку и необычайную лёгкость, пока над их головами высыхают длинные нити звёздной пыли и тьмы. То, что их Безымянный будет парнем они решили без лишних споров: не любят девушек делать с таким мрачным и грубым набором компонентов. Дев создаются из ослепительной энергии Солнца, непокорных хвостов комет и частиц величественных планет. Уже сейчас по неосторожности они влюбляются в своё творение, с необычайным трепетом и неспешностью отдав большее внимание лицу: нежному и юному, бережно вырезая скулы и волевой изгиб бровей. Самая младшая из сестёр, муза Вечного Одиночества, осмелилась легко поцеловать тонкие губы, пока никто не видел. — Глаза? — Туманность. Музы вновь переглядываются, угадывая мысли друг дружки. Туманность Головы Ведьмы идеально подойдёт для их произведения. Далёкая, уже довольная слабая, но древняя и восхитительная. Девушки давно желали сохранить частичку этой исчезающей красоты и сейчас было подходящее время. Они отправили за млечной дымкой Летучую Рыбу, а сами принялись доделывать Безымянного. Уран уснул от столь утомительной, монотонной, по его мнению, работы и музы решили вложить что-то от себя. Сердце из материи чёрной дыры, тонкие нити капилляров из порошка астероидов и кровь из мути Млечного Пути. Превосходно, думали они, когда Бог проснулся. — Как его назовём? Уран наклоняется к невероятно прекрасной, но безвольной статуе. Он долго и пристально всматривается в её черты лица, чувствует на себе взволнованно-ожидающие взгляды своих Муз и решает, что их труд не должен просто стоять здесь, посреди Вселенной, грозясь быть сброшенным в Чёрную дыру забвения по случайности. Не в этот раз. — Сигма. Бог вдыхает жизнь в крохотную, по сравнению с ним, фигурку. Наблюдает, как лёгкий румянец трогает щёки. Как в глазах появляется блеск и осознанность. Как тонкие губы удивленно приоткрываются в немом вопросе. Музы восхищенно вздыхают. Сигма забудет свой первый, болезненный вдох, когда в нос влетела звёздная пыль, защекотала глотку и осела на дне лёгких. Забудет свои первые шаги, когда он испуганно схватился за огромную, мозолистую ладонь своего Отца, страшась упасть вниз, в пугающую черноту. Не вспомнит и ласково-грустную колыбельную Муз, убаюкивающих его в своих объятиях. Канет в небытие и последняя картина его истинного Дома: звенящая, торжественная пустота с россыпью звёзд и росчерком комет. Сигма, тебя ждут. Он не понимал для чего существует в этом мире. Где его дом? Кто он сам вообще? Старался выглядеть самым обыкновенным человеком в кругу общества. Улыбался как они, говорил как они, смеялся как они. И даже пытался думать в унисон им. Но, если твоё первое воспоминание заключает в том, что ты из ниоткуда возникаешь посреди пустыни с одним лишь билетом на поезд, конечной станции которой не было и нет, то ты всегда будешь иным. Одиноко. Тоскливо. Страшно. Он чувствует себя покинутым и заброшенным. Не знает что сделать, чтобы хоть на миг ощутить себя человеком. Самым настоящим: из плоти и крови. Погибает каждый день в толпе незнакомых и далёких ему людей и возрождается каждую ночь, выйдя на балкон из своего душного, громкого казино и запрокинув лицо к бескрайнему небу. Так легче, правда, мой Сын? Так намного спокойнее? Подолгу смотря на едва заметное мерцание звёзд в безоблачную погоду, он успокаивал своё трепещущее от страха перед жизнью сердце. Вглядывался в угольную черноту, пробовал считать блики бриллиантов и аметистов, прослеживал по ним фигуры созвездий. И тогда ему казалось, что где-то там, высоко, есть истина, которую он так отчаянно жаждет отыскать. Порой ему казалось, что, ослепленный яркостью Полярной звезды и утомлённый своими неспешными раздумьями, он почти настигал её, ловил, но тут же разочаровывался в своей поспешности и терялся в ходе мыслей, начиная всё сначала. А иногда его отвлекали, болезненно выдёргивали в реальность, прося вывести из лабиринтов казино вниз, в игральные залы. Надо бы купить телескоп, думал он в такие моменты, и увидеть поближе Вселенную.