***
После первой недели в Лиге, когда Хокс пообвык, его стали отправлять на дела. Хокс опасался, что придётся участвовать в налётах. Он мог, и пошёл бы, если б пришлось — а что ещё делать? Но всем сердцем не хотел убивать ни полицейских, ни конкурентов Лиги, ни случайно перешедших ей дорогу цивилов. Пусть кровь на руках не была главным его страхом, но и становиться убийцей он не стремился. Отчасти Хоксу везло: его явно держали на испытательном сроке, давая заниматься пустяками вроде проверки поставщиков или присутствия на переговорах, когда в руки давали автомат поувесистей и приказывали выглядеть как можно более тупым и агрессивным. И везде его сопровождал Даби. Иногда присоединялась Тога со снайперкой в руках — прикрытие и козырь на случай засады. Пару раз Хокс работал даже с Опахом, неприятным странным типом. Но только один Даби был с ним рядом всегда, в каждой вылазке, в каждом рейде. Может, это был приказ Шигараки, а может, его собственная инициатива. Хокс подозревал оба варианта в равной степени, потому что Шигараки уж точно ему не доверял. Он вообще никому не верил, кроме разве что Курогири. Курогири был, похоже, единственным голосом разума в Лиге, и по большей части сидел в штаб-квартире, занимаясь важными бумажными делами и планами. Он был на удивление нормальным, вежливым и обычным. Самым понятным Хоксу среди всех членов Лиги. Разговаривая с ним, можно не ждать, что на тебя бросятся с воплем, не всадят нож в спину или подсыпят что-нибудь в стакан. Может, поэтому Шигараки настолько верил ему, всюду таскал с собой: на переговоры, допросы, встречи с главами других группировок. Курогири был с Шигараки и на первой его встрече с Хоксом. Когда Хокс наконец-то увидел лидера Лиги, то удивился его молодости. Почему толпа преступников подчиняется кому-то, похожему на невыспавшегося студента? Но все его сомнения развеял один лишь взгляд Шигараки. Шигараки смотрел так, будто уже выпотрошил его, взвесил каждый орган и, прикинув цены на чёрном рынке, сжёг останки у себя в камине. Стандартные приёмы обращения с криминальными воротилами на него не действовали. Шигараки плевать хотел на самую сладкую лесть, зато при малейшем намёке на неуважение вспыхивал, как облитый бензином стог сена. Одной его полубезумной улыбки Хоксу хватило, чтобы заречься соваться к нему по собственной инициативе. Когда Шигараки улыбался, Хоксу явственно чувствовался звук вспарываемого ножом мяса. Шигараки — вечно сгорбленный, в мешковатой серой одежде — пах гнилью и разложением. Он был будто зомби, обретшим разум, свежим трупом. Одно его лицо, похожее на резиновую маску, изрезанную ножом, растянутую и старую, напоминало о чудищах из старых фильмов ужасов. Если бы Шигараки знал о шпионстве Хокса и принял в Лигу, только чтобы после показательно казнить, то Хокс ничуть бы не удивился. Так или иначе, даже с Шигараки Хокс контактировал меньше, чем с Даби. Из-за этого версия с его собственной инициативой была вполне жизнеспособна: стоило только послушать, как Даби гордо представлял Хокса сотоварищам, и весь его вид кричал: «Я! Это я завербовал сторонника! Полицейского! Я! Я его привёл!». Судя по тому, с каким удивлением слушали эти речи, от Даби такого никто не ждал. Стоило Хоксу зайти в бар Лиги, как Даби тут же подходил к нему и не отлипал, пока не находилось веского повода разъединиться. Хокс был не против: Даби мог стать хорошим источником информации, пусть и не стоило опираться только на него одного. Хокс присматривался к Спиннеру, Тоге и Магне, но они пока что избегали его, с интересом посматривая издалека и игнорируя все попытки завязать разговор. Они говорили много и часто: Даби отлично умел вести беседу ни о чём и обо всём одновременно. Если с Шигараки было трудно нащупать подходящую нить поведения, то с Даби всё оказалось гораздо проще. Явно соскучившийся по общению, итогом которого не станет резня или перестрелка, он с готовностью подхватывал любой разговор. Когда выдавался свободный вечер — полицейским он быть не перестал, и в отделе никто не знал о его шпионской миссии, спрашивая, как с полноценного работника — Хокс старался проводить его в штабе Лиги, чтобы стать там если не своим, то хотя бы не чужим. Если Даби был на месте, Хокс садился рядом с ним. Обычно к ним присоединялась Тога. Хокс понимал, что, если захочет вытянуть из Даби что-то серьёзное, придётся уединяться, избегая Тоги, потому что она мастерски доводила Даби до ручки, сводя беседу на нет. — Как сразу на Даби посмотришь, кажется, что напоролся на старшеклассника с кризисом подросткового возраста: одни эти ботинки чего стоят. Только я увидела твою подводку и серёжки, так сразу поняла, почему он тебя притащил. Вы с ним однозначно родственные души, — однажды сказала она доверительно Хоксу на ухо, шёпотом, но так, что слышно было, наверное, даже на втором этаже бара, — но ты явно это всё для красоты делаешь, а вот Даби… Это всё большой секрет, но я его знаю. — И что же это за секрет? — спросил Хокс в той же манере. Даби, сидящий в кресле напротив, буравил их с Тогой взглядом. До этого он пытался читать один из завалявшихся в баре журналов, но Тога мастерски привлекла его внимание. Хоксу подумалось, что, будь у Даби в руках огнемёт, от них с Тогой уже осталась бы кучка пепла. — Ты никогда не думал, почему он так залипает на твои волосы? — Тога! — Он залипает на мои волосы? — Только не говори, что сам не заметил! Он иногда так пялится, как будто хочет срезать тебе скальп и напялить себе на голову. — Тога, блядь! Даби встал на ноги. Хокс видел его таким только когда их послали поговорить с барыгой, попытавшимся продать часть порученной партии дороже, чем было сказано, — естественно, чтобы забрать разницу себе. Тогда Даби отрезал ему пальцы в назидание, пока Хокс сторожил вход, а после, когда провинившийся вдоволь наорался, умоляя о прощении, выстрелил ему в лицо. Тога, явно видевшая такое состояние Даби куда чаще, наученная горьким опытом, вскочила на ноги и бросилась бежать, хохоча во всё горло. Естественно, все в баре тут же уставились на вскочившего Даби и спрятавшуюся за Курогири Тогу. Даби ничего не оставалось, кроме как упасть в кресло и сделать вид, что ничего не было. Хокс мог биться об заклад, что, будь у Даби кожа на щеках — нормальная, живая кожа, — он бы покраснел. С кожей Даби была отдельная история. Осень стояла холодная, Даби постоянно поднимал воротник и втягивал голову в плечи, да и виделся с ним Хокс часто в сумерках или ночью, из-за чего казалось, что у Даби просто чёрные круги под глазами, а на щёки падает странная тень. Но в тусклом свете в баре было невозможно не увидеть это — то ли шрамы, то ли татуировки. Они были у него на лице, руках, на шее, и, как подозревал Хокс, на спине — Даби старался не опираться на спинки стульев и кресел. Тога нашептала, что это — следы плохо залеченных ожогов, поверх которых этот идиот ещё и набил татуировки. Никто не знал, почему тело Даби так изуродовано. По бару ходили несколько версий. Кто-то говорил, что он обдолбался, облил себя бензином и поджёг, но вовремя опомнился и успел хоть как-то сбить пламя. Кто-то говорил, что его ещё уличной шпаной поймал местный маньяк, двинутый на всю голову, и успел порядком повеселиться, прежде чем Даби умудрился пришить его. Сам Даби не любил об этом говорить — лишь ухмылялся, спрашивал, мол, нравится? Хокс отшучивался и делал мысленные пометки не заговаривать об этом, но однажды не утерпел. Они на двоих с Даби выпили бутылку коньяка после тяжёлого дня. Хоксу вынесли мозг сначала на работе, потом его вызвал Шигараки и часа три пытал о деталях недавно прошедшей полицейской облавы на дружественную Лиге банду, после чего Хокс напоминал самому себе фарфоровую куклу с раздробленной головой. А потом, уже ближе к ночи, отправили с Даби на рейд, и пришлось туго: столько кишок, крови и дерьма Хокс не видел за всю свою службу в полиции. Даби свободно ходил между трупами, высматривая осведомителя, которого Шигараки приказал проведать, а Хокс стоял у двери, стараясь не дышать слишком глубоко. — Вот такими бывают последствия стычек… — говорил Даби, пиная трупы, чтобы освободить себе путь. — Было б из-за чего: не поделили один крохотный район, и в результате все друг друга перебили. Идиоты. Вернувшись в штаб Лиги, Даби закинулся таблетками, честно предложил горсть напарнику, пожал плечами на отказ и просто откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. Он позабыл и про спину, и про шею, хотя обычно морщился и шипел, если её приходилось сильно сгибать. Видимо, таблетки подействовали очень быстро. Хокс же, всё ещё под впечатлением от увиденного, выпросил у Курогири бутылку неплохого коньяка. Когда Хокса повело всего лишь после второго бокала, он чертыхнулся и скрутился в кресле в три погибели — видимо, ему не показалось, и Даби успел подсыпать что-то в бутылку. Перед глазами плясали цветные круги, тело ощущалось мыльной пеной. Вот же… Надо было всё-таки не пить. Нельзя доверять здесь. Никому. Даже если хреново, даже если хочется расслабиться. Отбросить эмоции. Всё потом. Даби, который всё это время исподтишка наблюдал за ним из-под полуопущенных ресниц, посмеивался в ответ на мучительную гримасу Хокса. Он склонился к его креслу, почти уткнулся Хоксу лицом в плечо, наблюдая за тем, как его бросает то в жар, то в холод. — Ну как тебе? Хоксу только и оставалось, что пытаться выровнять пошедшее вскачь дыхание. Мир стал невыносимо ярким, всё казалось приятным и интересным. Хокс провёл рукой по креслу, залипнув на ощущении гладкости под пальцами. Даби спросил что-то снова — Хокс не расслышал из-за шума в ушах. Он посмотрел на Даби, на его тёмные, страшные щёки, и потянулся к ним рукой. — Похоже на херовый дерматин, — вынес он свой вердикт, не отрывая руки и поглаживая кожу кончиками пальцев. Даби, похожий на королевскую кобру, которая ошалела от бесцеремонности схватившего её за капюшон ловца, молча пялился на него. Странно. Хокс думал, что после такого фортеля останется без руки — или вообще не останется. В сердце неприятно кольнуло, и Хокс тяжело рухнул в кресло, позабыв обо всём и схватившись за сердце. Вот же ж блядь. — Что именно ты мне подмешал? — Я? — Да, ты, клофелинщик недоделанный. — Ничего. — Я же видел, что ты что-то насыпал мне в стакан. — Если видел, почему выпил? Хокс, полулёжа в кресле, недовольно посмотрел на Даби. Тот всё так же сидел, наполовину высунувшись из кресла, опираясь локтями о подлокотник и пристально наблюдая за ним. В пальцах он вертел складной ножик, похожий на нож-бабочку Тоги: раскрыл, попробовал остроту пальцем, закрыл, щёлкнув лезвием. Хокс подумал, что Даби похож на акулу: такой же зубастый, вёрткий. Да и кожа на ощупь у акул точно должна быть такой же, как эти обугленные пятна на его теле. К тому же, Даби не мог и секунды не двигаться. Как и акула, если бы он остановился, то тут же скончался б на месте. Он постоянно что-то делал, вертел в руках ножи и зажигалки, рвал на мелкие клочки салфетки, игрался заклёпками на рукавах плаща, ходил по комнате из угла в угол, пока Тога не бросалась в него чем-нибудь с недовольным возгласом. Она говорила, что у неё и Твайса из-за такого мельтешения кружится голова. В ответ Даби бросал, что может помочь только одним способом, открыто похлопывая по прикрытой плащом кобуре, и Тога начинала скалиться, поигрывая ножом, пока Твайс не утаскивал её на улицу. Чем больше Хокс узнавал о Лиге, тем лучше он понимал, что, сколько бы времени ни прошло, ему никогда не стать здесь своим. Он никогда не узнает, всерьёз ли грызутся Даби и Тога, откуда металлические скобы на лбу Твайса и почему у Даби точно такие же на шее. Откуда в таком притоне взялся Курогири, в этом своём безупречном костюме, похожий манерами и поведением на дворецкого. Что вообще свело их всех вместе, таких разных и вместе с тем неуловимо схожих: ещё совсем молодую Тогу, жутковатого Опаха, до странного правильного Спиннера и громилу Мускула? Что заставило их взять детские, смешные прозвища, почему они назвались Лигой? Это не было священной тайной за семью печатями, но сколько бы Хокс ни пытался выяснить, найти во всём этом хоть каплю смысла, он раз за разом терялся, запутанный разными версиями, странными, полуобрывочными фразами, многозначительными взглядами. Возможно, поэтому у него так и не вышло нормально выяснить, чем занимается Лига. Они были словно одновременно замешаны во всех криминальных делах города и в то же время нигде не занимались ничем серьёзным. Они сотрудничали с наркоторговцами, и Хоксу даже удалось краем глаза увидеть Чисаки, выходящего из убежища Лиги. Судя по мимолётной болтовне Тоги и Твайса, они были причастны как минимум к трём крупным ограблениям за этот год, но что именно они делали, выяснить не удалось. Может, они всё ещё подозревали Хокса, думали, что он крот, и всячески намекали на самые разные вещи: работорговлю, заказные убийства, контрабанду, кражи, торговлю и изготовление наркотиков, налёты на конкурентные организации — чтобы потом отследить, не всплывёт ли эта информация где ещё. А может, просто не считали нужным посвящать в свои планы. Хокс с удивлением понял где-то на день одиннадцатый, что у Лиги есть какой-то кодекс и правила (помимо стандартных «не пизди где попало, не лезь в центр города с голой рожей и не отрывай голову ближнему своему»), даже идеология. Чем больше Хокс узнавал, тем больше запутывался. Хотя Даби, конечно, помогал. Он говорил, с каждым днём всё больше, но чаще всего ни о чём. Кстати о разговорах с Даби. Он же спрашивал что-то? — Потому что дурак, — наконец-то сказал Хокс, когда смог вспомнить вопрос Даби, и тут же задал свой, не заботясь о мягкой смене темы. — У вас же есть какая-то цель. Не просто деньгами карман набить, а что-то покруче. Все эти ваши разговоры… про общество, мораль. Я слышал мало, но… — Мало? Уже больше, чем нужно, — хмуро заявил Даби. — Тебе ещё пока рано. Не заслужил. Вот станешь полноценным членом Лиги — тогда уж… — И что мне нужно сделать, чтобы заполучить сие почётное звание? Взорвать здание полицейского управления? — не сдержался Хокс. — Может, да. А может и нет. Узнаешь, — раздражённо бросил Даби и потянулся за остатками коньяка. — Ты лучше вот что мне скажи… Хокс напрягся, готовясь к любым вопросам. Так легко напоив и накачав его наркотиками, Даби мог попытаться выведать любые сведения. Если сейчас ляпнуть что-нибудь не то… — Вот ты же вроде умный. Тогда объясни мне. Для чего стерилизуют иглы, которыми делают инъекции смертникам? Чувак ведь так или иначе подыхает, какая разница? Или это такая автоматическая штука, от которой врачи просто не могут избавиться, и для них нет разницы, кому делать укол: ребёнку или убийце, они в любом случае действуют одинаково? Хокс смотрел на грязный потолок бара, на котором плясали разноцветные пятна. В ушах всё так же шумело — может, из-за наркотика, а может это просто был гомон сидящих за стойкой людей. Непозволительно. Непростительно. Как он мог позволить себе докатиться до такого состояния в стане врага? Он же почти что вложил себя тёпленьким в руки Шигараки. Если он захочет сейчас поговорить — по-серьёзному поговорить, с присущим ему напором, вдумчивым Курогири за спиной и Тогой, готовой в любой момент пустить в дело нож — то Хокс явно не пройдёт проверки. Надо уходить. Проветрить голову. — Так зачем? Или ты не знаешь? Хокс кое-как встал, покачиваясь. Посмотрел на Даби снизу вверх. Тот не сводил с него взгляда, щурясь — Хокс понимал, что сейчас его глазам вредит даже тусклый свет ламп. — Если ты так хочешь, — Хокс скривился, потянулся, хрустя шеей и позвоночником, — спроси у палачей сам, когда выдастся возможность. Или я спрошу для тебя. Вряд ли успею передать, конечно… Но рано или поздно мы оба окажемся перед врачом, готовым сделать укол. Не очень приятная перспектива, но куда лучше, чем электрический стул, ты так не считаешь? — Электрический стул — херня собачья, — бросил Даби небрежно, и Хокс с содроганием представил Даби до шрамов, напуганного, сидящего на электрическом стуле, за мгновение до того, как его кожа навсегда превратится в шершавый кусок дерматина. — Но странный ты всё-таки… Ладно я, это понятно, укол мне уготован давно и ждёт не дождётся к себе в гости. А ты-то тут при чём? Подержался пару раз за пистолет без разрешения и думаешь, что стал криминальным боссом? Хокс криво улыбнулся, покачиваясь, пошёл к выходу, чуть не налетев на бросившийся под ноги низкий столик. — Узнаешь когда-нибудь. Может быть. Если сам мне кое-что расскажешь. И ах, да, — обернувшись уже возле самого выхода, Хокс, не обращая внимания на других людей, посмотрел на Даби — всё такого же взъерошенного, лежащего в кресле безвольно, как будто тряпичная кукла, брошенная туда небрежной рукой. — Инъекции — сугубо американская хрень. Здесь нас с тобой могут только повесить. Может, как-нибудь повисим с тобой в соседних петлях.***
Время шло, осень сменилась зимой. Хокса стали допускать всё к более и более серьёзным делам. Особенно доверие Лиги усилилось после того, как во время стычки он пристрелил одного из полицейских, своего близкого знакомого, почти настигнувшего Твайса в погоне по переулкам. Когда Хокс вспоминал об отдаче, о том, как эхо разлетелось между домами, о том, как брызнули на стену мозги, к горлу поднималась тошнота. Он не докладывал об инциденте высшему начальству — такое бы ему точно не простили. Выстрел списали на Лигу. Но Хокс знал. И Лига знала. Поставка информации о деятельности Лиги наладилась, и Хокс как-то пообвык ко всему: к крови, грязи, гнили вокруг, к Тоге, прыгающей ему на шею со спины, чтобы напугать, к Шигараки и его сухим яростным допросам, стоило Хоксу хоть как-то оступиться, к Даби и его тупым привычкам курить слишком близко, выдыхая дым в его сторону, упорно предлагать наркоту и заваливаться к Хоксу домой без спроса. Хокс понять не мог, что случилось с его мозгами. Как он вообще мог сравнивать Даби с акулой? Он же чистая ворона, вылитая, не отличишь. Чёрный, вечно нахохлившийся, любопытный и въедливый до ужаса. Он не мог жить, если не совал свой нос всюду — к счастью, интересовался он обычно всякими пустяками. И Хокс смиренно отвечал, что нет, волосы он не красит, уши у него проколоты с двенадцати лет, подводкой балуется по привычке, а вот эта стрёмная статуэтка на полке — подарок от коллеги на день рождения. Даби интересовало всё, что блестело — ворона она и есть ворона. Он перелапал все безделушки в квартире Хокса, выбрал из трёх имеющихся кружек ту, которую называл своей, мог часами рыться в шкафчике в спальне, где Хокс складировал часы, серёжки, браслеты, кулоны… Сам Хокс был не против, наблюдая за детским интересом Даби: сначала он думал, что Даби перманентно закидывается метом и потому ведёт себя так беспардонно, но оказалось, что он просто падок на блестящие и яркие вещички. Хотя версию про мет нельзя было исключать. Хокс учился распознавать, что именно сейчас циркулирует в крови Даби. Когда он клал под язык марку ЛСД, то обычно сидел или лежал с потерянным взглядом, едва дыша и не слыша ни звука из окружающего мира. Нюхнув фена, Даби становился прилипчивым и ласковым, как кошка. Он редко был таким в баре Лиги — чаще в квартире Хокса, где тут же принимался бегать, перебирать вещи, рыться в шкафах и иногда даже наводить порядок. Когда Хокс был миролюбив и слишком утомлён, чтобы возражать, Даби лип к нему, гладил по голове, брал за руку, садился рядом, положив голову на плечо — но на долгое сидение без дела его не хватало. Хуже всего было, когда Даби ставился кокаином: он забивался в тёмный угол и не выпускал из рук пистолета, зашуганно целясь в каждого, кто пытался подойти. Один раз Хокс не сразу распознал его состояние, и понял, в какой опасности находился, только когда ему прижали нож к горлу. Тогда Тога еле разжала руки Даби, оттащив Хокса куда подальше. Сам он даже дышать боялся: Даби успел расписать, как снимет с него кожу, если он хоть пальцем шевельнёт. Но чаще Даби просто таскался с самокруткой марихуаны, против чего Хокс не возражал: такой Даби был спокоен, миролюбив и мог часами залипать на то, как переливается на солнце кусочек стекла. Он по-птичьи склонял голову набок и иногда говорил — лениво, медленно, не слушая ответы. В таких случаях Хокс, как бы ни хотелось просто отключиться от реальности и заниматься своими делами, внимательно слушал, надеясь поймать что-то важное. Но Даби разочаровывал его раз за разом, болтая о безделушках, погоде или о том, как странно у Хокса лежат волосы. Он вертел в руках вилки, заколки и пресс-папье, осторожно обводя пальцами острые углы. — Какая же ты всё-таки ворона, — однажды сказал Хокс вслух. Даби, сидевший в соседнем кресле, механически перебирал в руках серебристую цепочку, наблюдая за переливами света на звеньях, играясь с ней, будто с маленькой змейкой. Он стащил её у Хокса, но тот не возражал. Даби, кажется, так и не придумал, куда её приладить: на шее она цеплялась за металлические скобы, зверски впаянные в его тело. На руке мешалась, слишком длинная и тонкая. На предложение Тоги повязать её на пояс и станцевать танец живота Даби бросил в неё табуретом. — А ты только сейчас заметил? Я думала, ты повнимательней, Хокс, — промурлыкала ему на ухо Тога, устроившаяся рядом на подлокотнике. — Он тот ещё любитель блестящих и ярких вещей. Почему, как думаешь, он так за тобой таскается? Тога бесцеремонно потрепала Хокса по голове, пропустив через пальцы пшенично-светлые волосы, и показала Даби язык, когда он недовольно зыркнул в её сторону. — Потому что ему приказал Шигараки? Тога многозначительно усмехнулась. — Ты весь сияешь, как золотая монетка, а наш Даби, знаешь ли… — Эй, вы! Я, вообще-то, всё ещё здесь. Тога снова усмехнулась и под недовольное ворчание Даби положила голову Хоксу на плечо. Она сидела так уже час, пытаясь синхронно с ним читать найденную в шкафчике бара книгу, но не очень преуспевала, постоянно отвлекаясь. — Может, отлипнешь от него? — зло сказал Даби, совсем позабыв про цепочку. — А тебе-то что? — мурлыкнула Тога и обняла Хокса, по-детски поцеловав его в щёку. Хокс подумал, что Даби сейчас взорвётся, но он ничего не ответил — только фыркнул и отвернулся под злорадное хихиканье Тоги, нашедшей новый способ доведения Даби до белого каления.***
— Готов? — спросил Даби шёпотом, бросая на Хокса короткий взгляд. Он стоял у входа в чужой бар, прижимаясь плечом к серой кирпичной стене. Пистолет с уже взведённым курком он держал в руках, не скрываясь. В чёрном он сливался с ночным полумраком, и только бледные пятна кожи на лице выдавали, что это — человек, а не внезапно объёмная тень. — Так точно, — Хокс шутливо отдал честь, стараясь выглядеть беспечно, но Даби не усмехнулся в ответ. — Я знаю, ты пусть и коп, но наш, однако… Стрелять на поражение, понял меня? Ты можешь пожалеть жизнь этой швали, они же тебя жалеть не станут. Делай всё так, как спланировали. — С чего ты взял, что я буду их жалеть? — спросил Хокс. Его повело, перед глазами вновь встала картина растёкшихся по дороге мозгов, крови, дошедшей до водостока, части скальпа с окровавленными, некогда светлыми волосами, отлетевшей на другую сторону улицы головы. Даби не ответил, отвернувшись. Видимо, решив, что на этом его долг старшего напарника выполнен, он занялся делом: заглянул в окно, стараясь не выдать себя, и жестом указал Хоксу на дверь. Проверив курок — уже в шестой раз за последние пять минут — Хокс толкнул дверь. Та непослушно открылась, мерзко заскрипев. Когда он вошёл в бар, там тут же утих гомон: люди застыли, синхронно посмотрев на вход. Под музыку, оглушительную в наступившей тишине, они осторожно доставали пистолеты, переглядывались, решая, сразу пристрелить чужака или сначала выслушать. — Я от Шигараки, — уверенно заявил Хокс, поигрывая пистолетом. Толстый бармен склонился к одному из посетителей, о чём-то шепнул ему — дальше пошла цепная реакция шепотков и щелчков снимаемых курков. Хокс вспомнил, что видел этого бармена во время одного из рейдов Даби. Пока Даби, нарочито медленно и внимательно проверял ящики с наркотиками и патронами, бармен и другие за них ответственные стояли на вытяжку, как рядовые перед генералом. — Хокс? — Он самый. — И чего от нас хочет Шигараки? — спокойно и ровно спросил бармен, выходя из-за стойки. Он был низкорослым, широкоплечим, с сильными руками. Его мышцы проступали из-под закатанных рукавов, бритая голова блестела под тусклым светом потолочных ламп. — Шигараки хочет узнать, где мы можем найти Незуми, — сказал Хокс, спиной чуя пристальный взгляд Даби. Он представил его, смотрящего в окно, скрючившегося так, чтобы не было заметно прохожим и тем, кто внутри бара. Нельзя позволить ему заметить неуверенность Хокса, нельзя, чтобы он заподозрил хоть что-то. Этот рейд — очередное испытание Хокса, посвящение, и его нельзя провалить. — Незуми, встань, — скомандовал бармен холодно. Поднялся рыжий пацан, высокий, как Даби, и такой же тощий, лохматый, явно крашеный. Его болезненно-желтоватая кожа была искорёжена кривыми татуировками, под глазом, красноватым и опухшим, красовался синяк. Ему было лет двадцать на вид. Хокс ощутил, как взмокла его спина. Стало душно, будто в баре затопили печь. — Что ты сделал? — Ничего, — сипло выдавил рыжий. — Шигараки говорит, на тебя были жалобы, — говорил Хокс давно спланированные и заученные слова, слыша свой голос будто со стороны, — говорит, заказчик был недоволен. — Я сделал всё так, как было велено, — уже уверенней ответил пацан, расправив плечи. Хокс сглотнул, чувствуя, как жжёт руку холодом пистолет. Он казался невыносимо тяжёлым, сделанным из цельного гранита, холодным, как льды Антарктиды. — Никто не велел тебе оставлять при себе полкило товара, — резко бросил Хокс. Рыжий нахально прищурился; он был на своей территории, со своими людьми. Шигараки предупреждал, что Гокубури, одна из подвластных банд, готовятся пойти против Лиги, что наглая выходка барыги Незуми может быть лишь знаком, предзнаменованием грядущего бунта. Он говорил, что нужно показать Гокубури: Лига всё ещё сильна и готова покарать всех, кто пойдёт против неё. Он говорил, что Хокс должен внушать ужас и вырезать Незуми сердце, если потребуется. Но, судя по дерзкому взгляду бармена и нахальным лицам прочих присутствующих, с внушением страха и трепета Хокс не справился. Неудивительно: Хокс знал, что выглядит скорее располагающе, нежели пугающе. К таким, как он, подходят с вопросами на улицах, таким, как он, доверяют снимать котов с деревьев и дарят шоколад на День святого Валентина, не боясь резкого отказа. Такие, как он, редко умеют внушать испуг — особенно головорезам, пережившим не одну встречу с Шигараки. — Думаю, от полкило с вас не убудет, — нагло ответил пацан. С задних столиков гоготнули, кто-то выключил музыку, бармену передали в руки беретту со взведённым курком. Люди готовились нашпиговать Хокса свинцом. Будто бы учуяв момент, Даби вышиб пинком дверь. — Примете запоздавшего гостя? Он вошёл, медленно и плавно, как тень, и Хоксу показалось, что в баре мигом похолодало. Люди, уже готовые вскочить на ноги, сели на места, попрятав пистолеты. Бармен положил беретту на барную стойку. — Для людей Шигараки наши двери всегда открыты, — сухо сказал он. — Рад видеть вас, господин Даби. Даби криво усмехнулся. У Хокса стали дыбом волосы на затылке. — Иди сюда, — властно сказал он Незуми. Тот, словно услышав дудку гамельнского крысолова, подошёл, растеряв наглость и задор. Даби без затей ударил его в живот, заставив согнуться, схватил за шею, не давая вдохнуть. — Лига следит за всеми. За каждым мелким барыжкой. И ты проебался, малец. Знаешь, что сказал Шигараки? Знаешь? Он сказал, что мы были добрыми слишком долго. Что мы слишком часто прощали. Так что он решил отыграться на тебе. Сделать из тебя наглядный пример. Тебе повезло, ты будешь особенным. Пацан попытался вырваться, но Даби заломил ему руки, пнул под колено, заставив рыжего повалиться на землю. Кто-то привстал, зашуршали отодвигаемые стулья, но Хокс направил пистолет в толпу, и люди замерли, кажется, даже не дыша. — Шигараки ведь говорил с вами, — уныло и нудно сказал Даби, будто повторял одно и то же в сотый раз, — объяснял, наведывался лично. Никак вы, блядь, не научитесь. Похоже, слова на вас не действуют — попробуем кое-что попонятней. Дайте стул. Стул, я сказал, иначе Хокс вышибет кому-нибудь мозги и возьмёт его сам! Кто-то толкнул свой стул, деревянный, с витой спинкой и подлокотниками, к Даби и коленопреклонному рыжему. Даби усадил пацана — почти заботливо — достал из карманов плаща две пары наручников, кляп и принялся за дело. Пацан мычал, пытался отбиваться, но разбитый нос и удар в солнечное сплетение заставили его умолкнуть. Хокс всё так же держал пистолет направленным в толпу: рука неприятно ныла, требуя отдыха. — Ты когда-нибудь видел Шигараки, малец? — добродушно спросил Даби, доставая из кармана складной нож. — Нет? Жаль. Рожа у него ещё та, конечно. Морщины страшные, кожа воспалённая… Знаешь, как будто ему кто ножиком по харе прошёлся. Об этом многие болтают. Вот он и подумал… Раз всем так нравится его рожа, почему бы не сделать её фирменным знаком Лиги? С силой схватив рыжего за волосы, Даби провёл первую кровавую линию на его лице. Он вопил сквозь кляп, стул едва не упал от его судорожных движений. Кто-то вскочил, чуть не опрокинув стол, и Хокс тут же наставил на него пистолет. Даби продолжал орудовать ножом, лицо рыжего покрывалось кровью, он орал, дёргался… Хоксу пришлось предупреждающе выстрелить в потолок. Его тошнило, руки дрожали — оставалось надеяться, что это не заметят другие. — А знаешь, что самое забавное? — сказал Даби обезумевшему от боли рыжему. — Ты согласился на роль приманки, потому что хотел стать символом для своих, тем, кто не побоялся откровенно пойти против нас и начал бунт. Что же, ты получишь, что хотел. Ты станешь символом. Правда, немного не так, как того желал, но кого волнуют нюансы? Даби отцепил от пояса плоскую флягу и откупорил её. По бару разнёсся острый запах бензина. Даби облил воющего рыжего с ног до головы, пританцовывая вокруг него, достал коробок спичек. Зажигая их одну за одной, он ставил их в складки одежды, в волосы, в карманы рубашки, бросал на колени, на руки. Он стянул скатерть с ближайшего стола, поджёг её — уже своей зажигалкой — и набросил на рыжего. Хокс почувствовал, как сердце пропустило удар. Нет. Он не будет смотреть. Его работа — следить за толпой. Следить. За. Толпой. — И чего ты воешь? Не так уж это и больно, — усмехнулся Даби, оттянул воротник куртки, почесал кожу у скоб. Даби ещё долго говорил, говорил, пока рыжий не завопил так истошно, что его не могли услышать. Запах… Хокс никогда не забудет этот запах — как и то, что Даби вывел его из бара, приобняв за плечо, потому что Хокс шатался и спотыкался, как пьяный. — Ты не находишь это забавным? Хокс попытался сконцентрироваться на Даби, его словах, том, как он увлечённо рассматривал бледные звёзды на ночном небе — что угодно, лишь бы не помнить этих криков, этого голоса, отблесков пламени в глазах немых зрителей. Хокс видел многое: мёртвых детей, вздутых, полусгнивших; девушек со вспоротыми животами, повешенными на собственных кишках; стариков с раздробленными костями, умершими долгой и мучительной голодной смертью, чьих криков в их одиноких квартирках никто не слышал. Но сожжение заживо всё равно его впечатлило. — Что? — То, что я сделал. Этот парень… Его имя я уже забыл, но не суть — он прожил больше двадцати лет, старался, следовал правилам, пытаясь достичь успеха, такого, каким он его видел. Он подчинялся иерархиям, пытался найти тот самый рецепт правильной жизни. Он существовал в рамках чётко спланированного мира, а потом пришёл я, и бум! — вся его сложная, многогранная жизнь просто испарилась. Сгорела. — И что с того? — То, что он жил в рамках иллюзорной системы, — сказал Даби, и голос его подрагивал от еле сдерживаемого восторга, — а я был вне её и оказался выше него — безо всяких иерархий и правил, просто пришёл и оборвал его жизнь. Это потрясающее чувство. — Ты никогда не думал, — задумчиво сказал Хокс, пытаясь влиться в разговор, абстрагироваться от запаха дыма, пропитавшего его волосы, — что ты тоже всего лишь часть системы? Он должен был родиться, окончить школу, вступить в банду, а потом ты должен был прийти и сжечь его. Вот и всё. Ты всё так же в системе, просто она бессмысленна. Она заставляла его прилагать усилия, чтобы бессмысленно умереть, а тебя сделала его палачом, пусть тебе это и не нужно было. — Странные у тебя взгляды, — фыркнул Даби и закурил, привычно сгорбившись, будто прикрывая огонёк зажигалки от ветра всем телом. Хокс поморщился, увидев трепещущий лепесток огня. Почему-то Даби таких чувств не вызывал: он был всё таким же привычным, обычным, до странного безопасным. Тот Даби, что измывался и сжигал заживо, будто остался в сюрреалистичном, выцветающем с каждой секундой воспоминании. — Это ты страдаешь юношеским максимализмом, только и всего, — сказал Хокс, и собственный голос ему чудился будто со стороны, как если бы кто-то другой, весёлый и беспечный, как всегда, говорил с Даби — вовсе не тот, что стоял в баре, чуть не блюя от запаха палёного человеческого мяса. — Ты думаешь, что ты вне системы, но она всё ещё управляет тобой. — Юношеский максимализм? Мне двадцать шесть, идиот. — Я думал, семнадцать, — Хокс состроил искреннее удивление и, посмеиваясь, ускорил шаг под недовольный говор Даби. Он с ужасом и одновременным удовлетворением понял, что позволит всё так же заваливаться к нему домой, таскать его футболки и перебирать его серьги и браслеты. Ведь и раньше Даби был далеко не ангелом, но Хокс позволял себе игнорировать это. А теперь его просто поставили перед фактом: Даби маньяк, убийца, заслуживающий казни. И Хокс с этим смирился. Не в последнюю очередь потому, что сам уже не чувствовал себя таким же правильным и чистым, как раньше. Он на мгновение прикрыл глаза, вспоминая окровавленное тело Хакаматы. — Я тоже так думал когда-то. Про систему, про то, что есть люди над ней. Сначала я хотел поддерживать в ней порядок, потому и стал полицейским. Потом — понял, что это бессмысленно. Мне всё опротивело. Я попытался вырваться из неё, стать свободным, — негромко сказал Хокс. Даби, стряхивая пепел с сигареты, с интересом слушал, даже замедлив шаг. — Подумал, что перестану ощущать это… Давление. И вот я здесь, делаю то, о чём раньше бы даже не подумал. — И как, полегчало? — А ты как думаешь? — Хокс криво усмехнулся, стараясь не думать о том, насколько искренними были его слова.***
На кухне было прохладно из-за приоткрытого окна — Хокс мечтал распахнуть его на полную, но на улице было слишком холодно, а они с Даби были в одних майках. Тихо журчала музыка из ноута, небрежно оставленного на стуле. Приглушённые классические сюиты чередовались с «Gorillaz» и каким-то смутно знакомым парнем с ужасно высоким голосом. Хокс подумал, что, пожалуй, доверить выбирать плейлист Даби было не такой уж и плохой идеей. Конечно, пришлось устроить свистопляску с полунамёками, зато Даби, поначалу отрицающий, что вообще что-то слушает, расцвёл майской розой, когда Хокс одобрительно кивнул первым нотам «Feel Good Inc». — Хокс, а, Хокс? — Хм. Ничего более осмысленного Хокс выдавить не смог — его рот был занят. Он держал зубами расчёску, пока орудовал кисточкой, второй рукой придерживая Даби за голову. — Ты меня слышишь? — Мхм. Достав расчёску, Хокс прошёлся пару раз по чёрным патлам, заколол мешающие пряди последней заколкой — он никогда бы не подумал, что у Даби так много волос — и продолжил сосредоточенно красить. Даби случайно шевельнул правой рукой, всё ещё висящей на перевязи, и зашипел сквозь зубы. Хокс подавил внезапное желание погладить его по голому плечу. — Хокс, а, Хокс, как тебя зовут? — А сам как думаешь? — усмехнулся Хокс, прокрашивая корни так тщательно, как только мог. Даби обещал свернуть ему шею, если в его волосах окажется хоть одна розовая волосинка. Хокс знал, что нерабочая рука не помешает ему исполнить угрозу. — Ну не могут же человека звать Хокс, — фыркнул Даби. Настало время добавить новых прядей, и Хокс открепил одну из заколок. Подумав, он нацепил её себе на майку и принялся красить дальше, шурша перчатками. Краска пахла омерзительно, выедая глаза. В носу щипало. Даби честно признался, что красится только самой ядрёной, одной из немногих, что с первого раза прочно ложилась на светлые волосы — не удивительно, что у него шевелюра на ощупь как солома. А вот то, что Даби не облысел полностью где-то к третьей покраске, уже можно отнести к чудесам вселенной. — Не могу представить, чтобы женщина взяла своего ребёнка на руки, посмотрела на него и сказала: «Вы только гляньте, это же чистой воды Хокс!» — Моя мать была прекрасной нестандартной персоной, — мягко ответил Хокс, поправляя сползающий на глаза обруч. У него самого волосы порядком отросли и лезли в глаза — надо бы обрезать, да всё времени нет. — И очень любила прекрасные нестандартные имена. — Но это же вообще не имя! Даби сидел к нему затылком, но Хоксу было легко представить, как он усмехается. Несмотря на лёгкий тон и обиженные интонации, он, скорее всего, просто пытался выбесить Хокса — пока что у него ни разу не вышло, и для Даби это стало своеобразным вызовом. Пару раз он был очень близок: например, когда завалился в квартиру Хокса в три утра, выломав дверь. Хокс, уже вытащивший пистолет, под подушкой с которым он спал последние месяцы, был готов оторвать ему голову. Даби уверенным тоном заявил, что Хокс ему должен услугу — за то, что Даби его привёл в Лигу — и потребовал помочь с рукой. Пришлось доставать аптечку, отчаянно взывать к куцым воспоминаниям о курсах медподготовки и молиться о том, чтобы не сделать хуже. К утру Хокс попытался отправить Даби в Лигу, ведь у них был доверенный доктор, но тот упёрся как баран. Мол, «так» он в Лигу не заявится. «Так» — это с порядком отросшими розовыми корнями. Из-за того, что волосы Даби стояли дыбом, как будто залитые лаком (хотя на ощупь это скорее походило на цемент), его настоящий цвет был не очень заметен, но если присмотреться... Хокс представил Даби с настоящим цветом волос и прыснул. Тога бы задразнила его до смерти. — Да чего ты прицепился? Имя как имя. — Ты хоть раз видел другого человека с именем Хокс? Я вот нет. Думаю, встретить таких можно с той же вероятностью, что и какого-нибудь Кэтса или Хорса. — Что поделать, не всем достаются такие прекрасные имена, как Даби. Кому-то приходится всю жизнь страдать и быть Хоксами и Хорсами. Ты же сам мне ни за что не скажешь, какое твоё настоящее имя, к чему тогда весь этот цирк? — парировал Хокс, еле сдерживаясь, чтобы не чихнуть. Краска упорно разъедала слизистую. Даби умолк: то ли обиделся, то ли не нашёл, что ответить (в это верилось с трудом). Чувствуя себя иррационально виноватым, Хокс будто бы невзначай добавил: — Хотя Даби меня вполне устраивает. Вслух Даби никак не отреагировал, но Хокс заметил, как расслабились его плечи. — Ну и всё же, — вдруг сказал он после почти трёхминутного молчания — Хокс краем глаза косил на настенные часы, пытаясь понять, сколько ещё продолжится эта пытка и успеет ли краска разъесть ему лёгкие к её концу. Даби запрокинул голову. — Шигараки знает. Курогири знает. Почему я — нет? — Шигараки знает, потому что он босс. Курогири знает, потому что он его доверенное лицо, — ответил Хокс тем же нравоучительным тоном, каким Курогири выговаривал Тоге за испорченный вином диван. — Им по должности положено про меня всё знать. — А мне, значит, нет? Хокс остановился, убрал кисточку в стакан с краской и глубоко вздохнул, тут же об этом пожалев — он закашлялся, сгибаясь напополам, и Даби даже успел набрать стакан воды, прежде чем Хокс пришёл в себя. Рука у Даби, ещё недавно вообще не двигающаяся, держала стакан крепко, но ужасно дрожала, и вода брызгала на пол. Хокс, не задумываясь, схватил Даби за руку, останавливая тряску. Он положил ладони поверх его пальцев, удивляясь тому, насколько они холодные — будто бы Даби не стакан тёплой воды из-под крана держал, а кусок льда. — Сильно болит? — Пустяк, — буркнул Даби, впихивая стакан Хоксу в руки и возвращаясь на стул. — Ага, подумаешь, всего лишь аллигатор руку пожевал. Или ты попал в капкан? Я уже ничему не удивлюсь. Даби промолчал. Хокс, горестно глянув на оставшуюся краску, снова принялся за дело. Когда на голове Даби не осталось ни одной светлой волосинки, включая редкую седину, про которую Хокс так и не решился сказать, тишина длилась ровно двадцать и две минуты. За это время Хокс успел подумать много о чём, но как только с головы Даби была снята последняя заколка, а краска полностью закончилась, все его мысли канули в Лету. Стянув перчатки и с наслаждением высунувшись в окно, Хокс дышал холодным, грязным городским воздухом, который сейчас был вкуснее самых дорогих духов. Скрипнул стул — это встал Даби. Шаги в сторону двери… Вот же, обиженка. — Кейго Таками. Шаги остановились. Хокс всё так же полувисел на улице, лежа животом на подоконнике — дышать пропитанным краской воздухом его бы сейчас не заставило и прямое распоряжение императора. — Что? — Кейго Таками. Моё имя. Не такое крутое, как Даби, но тоже вроде бы ничего.***
Очередной вечер после очередного задания: Даби сидел на диване, на своём любимом месте, закинув ноги на подлокотник и одним глазом глядя на экран старенького ноута, который он сам и притащил. Там мельтешили яркие кадры какого-то супергеройского фильма; Хокс не был уверен, что Даби это понимает, потому что в руках у него был третий за сегодня косяк марихуаны. Сам Хокс, забив на предосторожности, строчил отчёт для работы. Он хорошо знал, на что способен Даби в таком состоянии, после утомительного дня и с косяком в зубах. Обычно грозного карателя Лиги хватало на пролеживание дивана и бессмысленные разговоры. Навряд ли он бы что-то заподозрил, даже начни Хокс рапортовать начальству по видеосвязи. — Хокс. Эй, Хокс, слышишь меня? Даби перевернулся на живот, позабыв про фильм; он смотрел на Хокса, на то, как мельтешили его пальцы над клавиатурой, как его волосы, сдерживаемые обручем, тускло поблёскивали под светом лампы. Он смотрел на сосредоточенное лицо, на видные из растянутого ворота старой майки ключицы, и не мог оторваться. Но как бы ему не хотелось лежать так вечно, чтобы дым вздымался к потолку, а Хокс сидел рядом, домашний и близкий, сейчас возникший вопрос интересовал его больше. — Хэй, Земля вызывает Хокса! Хокс вздрогнул от неожиданности; он тут же захлопнул ноутбук, будто застигнутый за чем-то позорным. — Что ты там такое строчишь? — Отчёт, — честно ответил Хокс, решив, что чем меньше он будет врать и юлить, тем достоверней выйдет ответ. — Вот, думаю, может, попробовать уйти в отпуск, а то не тяну я этот бешеный режим, чтобы и на работе и с вами всё успевать. — Может, уволишься уже? Хокс постарался сделать вид, что не заметил тоскливых ноток в голосе Даби: эту тему он поднимал не в первый раз, и уже знал, что ему ответят, но, со свойственным ему упрямством, задавал один и тот же вопрос раз за разом. Привыкнув к присутствию Хокса, он почти боялся его отсутствия, потому что каждый раз слишком остро ощущал эту странную, непривычную нужду в другом человеке. — Если уйду из полиции, Шигараки даст мне пинка под зад, — буднично ответил Хокс, снова раскрывая ноутбук и пытаясь вспомнить, на чём он остановился. — Ты же понимаешь, что я ценен только как шпион. Как боевая единица я вам не нужен, вы и до меня прекрасно справлялись, а умом блеснуть у меня ещё и шанса не было. — Почему же, — лениво возразил Даби. Хокс ожидал, что он заведёт уже знакомую пластинку про то, как к нему все привыкли, про то, как Лиге нужна свежая кровь, но Даби умолк, нахохлившись и насупившись, сложив руки на груди. Он растерял своё расслабленное спокойствие и напряжённо смотрел в экран, пытаясь разобрать, что там вообще происходит. Хокс полностью погрузился в отчёт; выжав из себя всё, на что он был способен, он наконец-то отложил ноут и потянулся, хрустя застоявшимися суставами. Даби всё так же смотрел в экран, уже не слишком обиженный, но всё равно нарочито отстранённый. Длинными пальцами он рылся в кармане, шурша пакетиком и как будто пытаясь решить, доставать его или нет. Хокс примерно представлял, что именно сейчас у Даби в кармане, и потому поспешил его отвлечь. — Есть хочешь? — предложил он, прикидывая, что можно сообразить из остатков продуктов в холодильнике. — Эй. Очнись. Ужинать пора. — А? Не, я не хочу, — отмахнулся Даби. Не отрывая взгляда, он наблюдал за тем, как парень в цветастом костюме крошил толпу вооружённых солдат. — Слушай, можно тупой вопрос? Хокс кивнул, проглотив рвущиеся на язык колкости — не по доброте душевной, просто уж очень они были банальны. — Если бы ты мог выбрать себе любую суперсилу, то что бы пришло тебе на ум первым? — Невидимость, — быстро ответил Хокс, садясь на диван рядом с Даби. Тот наконец-то оторвался от экрана и смотрел на Хокса непривычно мягким взглядом. — С детства об этом мечтал. И останавливать время было бы неплохо. А ты что скажешь? — Я бы хотел себе крылья, — просто ответил Даби, криво улыбнувшись. — Когда был мелкий, постоянно об этом болтал. Говорил, что стану учёным и сделаю себе крылья, чтобы летать выше облаков. Отец когда услышал, специально книжку с мифами купил, заставил читать про Икара. Он всегда делал всё как будто мне на зло. Но я всё равно представлял, как летаю, только перестал об этом болтать. Во снах часто летал. Знаешь, когда снится полёт, и всё так реалистично, так просто, что, когда просыпаешься, кажется, что ты всегда так умел, всегда жил с крыльями? А потом начинаешь понимать и… — Даби с досадой махнул рукой, взял с журнального столика наполовину скуренный погасший косяк и снова его поджёг, быстро затянувшись. Отец. Даби впервые говорил о чём-то настолько личном и не абстрактном. Раньше Даби мог часами рассказывать о том, как видит мир и своё место в нём, что он думает о ком-то или о чём-то, но он никогда не говорил о себе чего-то конкретного. Например, что у него был отец и возможность читать книги. Раньше Хокс всегда представлял мелкого Даби оборванцем, уличной шпаной, сиротой без роду и имени, но теперь эта картинка стремительно рушилась. Что у него за спиной кроме этих несбывшихся крыльев? Счастливая семья, разрушенная глупой случайностью? Ужасная катастрофа? Хокс чётко понимал одно: если он не ответит откровенностью на откровенность, то до конца жизни будет вспоминать этот момент по ночам, пытаясь уснуть. Он легко мог врать и играть людьми в баре Лиги, на улицах города, в чужих квартирах, полных оружия и плотно упакованных ящиков, но здесь, в собственной квартире, которую уже сложно было представить без Даби, он просто…не мог. — Честно говоря, мне тоже снились такие сны. Крылья всегда были красными почему-то, с узкими острыми перьями. Мне казалось, что они острее любого ножа. Я даже рисовал себя с ними — потом это как-то забылось, конечно. Мне хватило пары фильмов, чтобы замечтаться о невидимости или там, — Хокс задумался, роясь в детских воспоминаниях, как в картотеке, — огненной магии или типа того. — Магия огня — самая отстойная, — поморщился Даби, — я в тебе разочарован. — Почему это? Грозно, могущественно, круто, опять же. — С ней ничего не построишь, как с землёй, — Даби, необычайно серьёзный, принялся загибать пальцы, держа косяк в зубах и отчаянно шепелявя. — И она не такая могучая, как какая-нибудь вода. Огонь легко потушить, а если заморозить воду… Что ж, она становится только круче. Лучше бы ты выбрал ветер. Тебе подходит. — Ты так думаешь? — усмехнулся Хокс, откидываясь на спинку дивана и закидывая ногу на ногу. Ему нравилось, когда Даби пускался в пространные рассуждения обо всяких пустяках: он становился серьёзным, но без того налёта издёвки и злости, который не оставлял его ни на секунду, если рядом был кто-то чужой. — Почему? — Ты лёгкий на подъём, — Даби пожал плечами, выдохнул под потолок длинную струю дыма. — Двигаешься всегда просто и как-то воздушно, что ли? Я редко слышу твои шаги. Ты быстрый, да и внешность у тебя подходящая. Всегда представлял себе магов воздуха смазливыми белобрысыми парнями. — То есть, я смазливый? — с иронией спросил Хокс, выгнув бровь и посмеиваясь про себя: такой оценки со стороны Даби он не ожидал. — Ну уж спасибо за комплимент. — А то ты не знаешь, — фыркнул Даби, отворачиваясь — Хокс готов был поклясться, что сквозь густой дым заметил, как у него покраснела живая кожа щёк. Ведомый чертёнком на плече и желанием поддразнить, Хокс подсел ближе. — Небось по десятку девчонок каждый месяц в школе менял. — Ты мне льстишь, — Хокс закинул руку на спинку дивана, так, чтобы она почти касалась плеча Даби. В нём проснулся странный азарт, он будто пытался добиться от Даби реакции, а какой — он и сам не знал, просто чувствовал, что ему нужно её увидеть. — Три девчонки и двое мальчишек в месяц, и то, это мой рекорд. Даби дёрнулся, нервно затянулся, бросив в сторону Хокса косой взгляд. Они сидели слишком близко, чтобы Хокс мог пропустить малейшие изменения в его лице, и потому он видел всё: поджатые губы, нахмуренные брови, то, как Даби боялся взглянуть на него в упор. — Мальчишек, значит. — Ага. Зачем ограничивать себя рамками пола? Ты же знаешь, какой я жадный, мне подавай всё и сразу. Докурив косяк, Даби скомкал в руке остаток, не обращая внимания на тлеющую бумагу; теперь он откровенно не знал, куда себя деть, и суетливо вертел в руках зажигалку. Хокс кожей чувствовал, что если он сейчас сделает что-то ещё, если дожмёт его, то случится кое-что очень важное, Даби решится, сделает выбор — только какой? Рука Хокса невзначай скользнула Даби на плечо. Тот шарахнулся от неё, как будто та била током — Хокс ругнулся про себя. Поторопился. Даби сунул руку в карман, достал пакетик с белым порошком, рассыпал его на журнальном столике, тяжело дыша, еле двигая дрожащими руками, как будто умирающий, пытающийся принять лекарство. Белая дорожка, неаккуратная, неровная, казалась Хоксу отвратительно чужой на его столике — а ведь на нём уже побывали сотни бутылок, бонгов и кальянов. — Может, не надо? Даби втянул носом заготовленную дорожку, выпрямился, запрокинув голову и тяжело выдохнув. Он будто бы не слышал — или до него долго доходило, что неудивительно в таком состоянии. Хокс успел подумать, что его проигнорировали, когда Даби наконец-то обратил на него внимание. Лучше бы не обращал: он смотрел на него так, как будто ему только что попытались запретить дышать. — Что не надо? — Ничего, — тут же махнул рукой Хокс. Он внезапно понял, что взмок, как мышь, от того, как сильно было напряжение, пусть он так и не понял его причины. Он чувствовал себя разочарованным и уставшим, как будто пробежал три марафона, добиваясь главного приза, но его обогнали на последней секунде перед финишем. — Нет уж, ты говори, — потребовал Даби, поднимая с пола забытую полупустую бутылку коньяка. Он выглядел воинственно, взъерошено, ни следа того, что гипнотизировало Хокса всего минуту назад. — Хорошо. Не мешай…эти свои порошки и алкоголь, — недовольно ответил Хокс и, отметив, что сериал уже перешёл на титры, подошёл к ноутбуку. Поставил на паузу, глянул на часы, собрал несколько бутылок, стоящих на полу ещё со вчерашнего дня, и уже собирался уходить, как Даби окликнул его: — Почему? Хокс остановился с бутылками в руках. — Потому что это опасно? Я имею в виду, и то и другое само по себе пиздец, а если вместе… Ты понимаешь, что можешь откинуться в любой момент? — И что? — агрессивно спросил Даби, прищурившись. Хокс поморщился. Он терпеть не мог Даби в таком состоянии. Он в принципе понимал, что за безумие творилось в его голове, но от этого Даби не становилось легче переносить. — Ты не понял? Ты сдохнуть можешь прямо на моём диване, так яснее? — огрызнулся Хокс и ушёл в коридор, опёрся спиной о стену, прикрыл глаза, пытаясь выровнять сердцебиение. Можно больше не врать самому себе — он всё-таки привязался к этой тощей дылде, и ему откровенно не хотелось, чтобы он умер. Вот же ж… И что теперь с этим делать? Нельзя позволить себе раскиснуть, тем более что Хокс всё равно ничего сделать не сможет — от полиции он его не спасёт, как и от местных криминальных авторитетов, как бы ни пытался. Чего уж говорить про то, чтобы спасти Даби от самого себя? От его зависимостей и демонов? Но здравый смысл был слишком болезненным и неприятным, и Хоксу хотелось верить, что он сможет что-то сделать. Хотя бы самый минимум. Хоть что-то. Например? Например, если на бар Лиги будет облава, что рано или поздно должно случиться, то лучше уж Хокс сразу пристрелит Даби, чем позволит ему попасть в руки полицейских. В тюрьме, со всеми своими травмами, зависимостями и дурным характером, он будет умирать медленно и мучительно. Бутылки еле вместились в мусорное ведро. Хокс хотел было вернуться в зал, но замер поодаль от входа: ему не хотелось входить туда, в свет, где сидел угрюмый Даби, пытающийся преодолеть — или наслаждающийся? — эффектом наркотика. Он пытался придумать, что ему делать, куда податься, как поступить с ненужными никому сейчас чувствами, и не мог найти ни единого положительного решения. Вот и вся прелесть ситуации. У запутавшегося копа и наркоши на последнем издыхании не будет хэппи энда, хотя бы потому, что ни один из них в него не верит. Хокс так задумался, что не услышал шагов, и понял, что Даби здесь, только когда почувствовал тяжёлый запах подвыпившего человека. Он и вправду стоял напротив — слишком близко, но в узком коридоре по-другому было сложно. В отблесках света, долетающих из зала, было видно, как переливаются серебром хеликсы в его ушах, по три в каждом. — У тебя есть дурная привычка убегать от стоящих вопросов, — сказал он. — Но я на всё ответил. — Брось. Ты же понимаешь, — Даби шагнул ближе. Полоска света мазнула по его глазам, но зрачки остались такими же расширенными. — Знаешь, что я имею в виду на самом деле. — Я знаю только, что ты ведёшь себя как идиот, а мне неохота прятать твой труп, — Хокс усмехнулся, стараясь выглядеть естественно и запихнуть свои тупые сентиментальные мысли куда подальше. — Играешь в несознанку? Окей. Спрошу прямо: почему тебе не похер? Ты же не в первый раз пытаешься мне нотации читать, хотя тебе должно быть насрать, сдохну я завтра в ближайшей канаве или нет. Хокс поморщился. Он был рад, что в полумраке коридора не видит лица Даби, а сам Даби не может разглядеть его собственное. Он знал, что не сдержит маски, если хоть на мгновение заглянет Даби в глаза. Чёрт. Да лучше бы он пережил двухчасовой допрос Шигараки. — Ну? Так и будешь молчать, Кейго? Собственное имя отрезвило, будто бы ему отвесили пощёчину. Хокс шагнул к залу, в пятно света, оставляя Даби в тени. Он представил, как выглядит со стороны: по-домашнему встрёпанный, в старой мятой футболке, но стоящий навытяжку, как будто в строю. — Почему мне не похер? Что ж, если так хочешь узнать ответ, я дам тебе подсказку: представь, если бы я кололся героином у тебя на глазах. Что скажешь? — Да плевать, — зло ответил Даби. В темноте его тощий силуэт был до болезненного хрупким, но то, как он возвышался над Хоксом, не давало чувству опаски окончательно утихнуть. — Если хочешь — колись. Может, тебе это вставляет. Может, тебе от этого легче становится. Попросишь — я тебе ещё достану. — Да ну? — Хокс неприятно усмехнулся. — Для человека, так отчаянно добивающегося от меня правды, ты слишком легко лжёшь. Вот о чём подумай на досуге, если захочешь: да, мне на тебя не похер. Может быть, я не в восторге от того, что ты жрёшь больше этого дерьма, чем способен вытянуть. Может быть, я даже хочу, чтобы ты жил, чтоб не сдох от передоза или инфаркта. Но. Воздух неожиданно сгустился, и Хокс с трудом вдохнул, почувствовав, как грудину сдавило стальными обручами. — Ты так отчаянно лезешь мне в подкорку, не давая мне ничего в ответ. Ты берёшь моё время, мои силы, моё имя, но не хочешь делать ничего в ответ — что ж, тогда я сам не горю желанием разбираться в тайных знаках и намёках, у меня и так дел по горло, как ты мог, наверное, заметить, и дополнительная морока мне не нужна. Я правда хочу, чтобы ты жил — но если ты сам не хочешь, то что я могу сделать? Знаешь, я всё чаще думаю, что Шигараки лучше подобрать мне другого надсмотрщика. Едва Хокс успел договорить, как Даби вылетел на улицу, не взяв даже куртки. Хокс только закрыл за ним дверь, которую тот чуть не вырвал из петель. Пускай побесится, если ему так хочется. Проветрится, прогуляется на свежем воздухе… Хокс не был даже уверен, что Даби слышал именно то, что ему говорили, учитывая то, сколько он принял на грудь, выкурил и вынюхал за сегодняшний вечер. И ушёл он не из-за злости или обиды, а, скорее всего, из-за того, что не хотел разнести квартиру ненароком: если что Хокс и успел надёжно вбить ему в голову, так это то, что при первом же проступке дверь в дом Хокса будет для Даби закрыта навсегда. Пока выдался шанс, Хокс проверил карманы плаща Даби, ощупал подкладку в поисках потайных карманов. Нож, пачка сигарет, потёртый паспорт на чужое имя, его вторая любимая зажигалка… Тайный карман всё-таки нашёлся, и Хокс, прислушиваясь к звукам в подъезде, вывернул его наизнанку. Пакетик с порошком, блистер таблеток без названия — вот ведь идиотина, он бы ещё табличку «наркотики» к ним прицепил! Хокс успел выбросить бутылки, проветрить квартиру, смыть все следы кокаина с журнального столика и приготовить подобие ужина, когда Даби вернулся. Он осторожно заглянул в кухню, похожий на школьника, притащившего домой плохую отметку. — Слушай, я тут… Ничего не сломал? — спросил он невнятно. Судя по лицу, Даби либо мастерски изображал потерю памяти, либо и вправду не помнил, о чём говорил с Хоксом. — Возможно, дверную ручку. Я ещё не проверял. — Извиняй уж, если что, я оплачу починку, — уже смелей сказал Даби и полноценно ввалился в кухню, рухнул на подвернувшийся под руку стул. Видимо, по тону Хокса он понял, что ничего серьёзного не случилось. Неужто и вправду не помнит? — Забей, — отмахнулся Хокс, подвинул Даби тарелку с уже остывшей порцией риса с мясом. Тот посмотрел на неё, как на святую регалию, и Хокс не сдержал усмешки: на каждый мелкий жест заботы Даби всегда реагировал, как на подарок богов. — Только вот что. В моём доме больше чтоб ничего крепче пива и тяжелей сигарет не было. Ты понял? — Даже… — Я сказал же, ничего. — Хорошо. Твой дом — твои правила. Хокс кивнул, устало потёр лицо. Наверно, пора уже идти спать. Завтра будет долгий день — оставалось надеяться, что его прошение об отпуске поймут и одобрят, а Шигараки не вздумается устроить ему очередной допрос. А ведь нужно ещё заглянуть в кабинет к Энджи: он просил о разговоре, что-то важное там у него случилось… Как бы не забыть об этом. — Знаешь… Кейго Таками, конечно, отвратное имя, и я прекрасно понимаю, почему ты его избегаешь, но ничего не может быть хуже, чем Тойя. Звучит как название какой-то ёлки, просто мрак. Хокс ничего не ответил, лишь улыбнувшись краешком губ. Вот ведь притворщик. Всё Даби — Тойя — прекрасно помнил. Может, это и к лучшему.***
После памятного разговора дома Хокс стал всё чётче понимать то, что та же Тога видела уже давно: Даби к нему привязан. Он ловил каждое его слово, каждый жест, даже если на первый взгляд казалось, что это не так, и радовался любому проявлению внимания к своей персоне. Как щенок, попавший в дом после мучительной уличной жизни, он стремился получить любую ласку, любой знак того, что он кому-то нужен. Стал понятней и разговор в коридоре: если раньше Хокс думал, что Даби был взбешён попыткой кого-то со стороны себя контролировать, то теперь понимал, что его попросту пытались заставить прямо сказать, что ему не всё равно. Да, грубо и напористо — уж как Даби умел. «Мне нужен сторонник», — думал Хокс и будто невзначай покупал Даби его любимые сигареты. «Если он ко мне привяжется, это будет кстати», — уверял он себя, в очередной раз приглашая Даби поваляться у него на диване после задания Лиги. «Будет неплохо иметь кого-то, кто точно станет защищать меня в случае чего», — говорил он себе, когда Даби рассеянно поглаживал его по волосам, делая вид, будто увлечённо смотрит фильм, когда они, обессиленные после долгого дня, лежали на диване, грязные и заморенные до смерти. «Ладно, признаю, я проебался», — устало подумал Хокс, когда в очередной такой вечер под пиво и фильмы Даби положил руку ему на бедро. У него не было сил ничего с этим делать. Окей, он пустил дело на самотёк и позволил себе привязаться больше, чем стоило, и это было ошибкой. Он может её признать, но не может решить. Или не хочет. Тогда остаётся только расслабиться и плыть по течению, чтобы не усугублять. Он даже не будет смотреть в сторону Даби, пусть всё сложится так, как велено судьбой. Длиннопалая рука Даби скользнула выше, залезла под майку, касаясь живота. Хокс заставил себя расслабить мышцы, бессмысленно пялясь в экран, на котором очередные герои шинковали очередных террористов. Он ожидал, что Даби привлечёт его внимание, вынудит посмотреть на него — но тот, не встретив ответа, лишь убрал руку, так ничего и не сказав. Хокс бросил на него косой взгляд и поперхнулся: пунцовым у Даби был даже нос. Это у него от пива, что ли? Или он всё-таки ширнулся, пока Хокс не видел? — Чем ты успел закинуться? — Что? — Ты багровый как помидор, я ни за что не поверю, что это от смущения. — А что, если да? — выдавил Даби таким голосом, что Хокс почти физически почувствовал его напряжение. Даби в целом был похож на пороховую бочку в пожаре: он тяжело дышал, избегая смотреть Хоксу в глаза, не знал, куда девать руки, и словно собирался с секунды на секунду подорваться и убежать куда глаза глядят. Он проебался. Он полностью провалился. Что он мог? Пожалуй, только сделать всё ещё хуже. Не можешь остановить безумие? Ну так оседлай его и гони, пока оно не выдохнется и не рухнет замертво, оставив тебя наедине с последствиями. От Даби первого шага ждать не приходилось, а Хокс считал себя натурой романтичной, так что он полминуты пожевал найденную в кармане старую мятную жвачку, пригладил растрёпанные волосы и даже пробормотал что-то вроде вопроса, когда положил руки Даби на щёки, вынуждая посмотреть в свою сторону. Ответа Хокс так и не дождался, не вытерпев ошарашенного взгляда оленя в свете фар. Даби не ожидал поцелуя — или того, что он будет таким осторожным и мягким. Он сначала шарахнулся, чуть не свалившись с дивана, а когда Хокс подался назад, вцепился в него что есть силы, будто испугавшись, что он сейчас уйдёт. Чувствуя руки Даби на спине, на шее, Хокс плавился, позволяя себе прижиматься, касаться — правда, только одной рукой. Приходилось держаться за диван, чтобы не рухнуть на пол. Свободной рукой Хокс касался лица Даби, стараясь не задевать скоб на щеке. Он подозревал, что, испугавшись боли, Даби попросту откусит ему губу. «У него проколот язык почему я раньше не замечал боже мой». Если раньше Даби был похож на пороховую бочку, то теперь, когда Хокс наконец-то отлип от него и молча ждал хоть какой-то реакции, он словно впал в транс, едва дыша. Хокс облизнул губы, вспоминая ощущение отмершей шершавой кожи Даби. Странно, но приятно. — Ты хоть живой? — Я ещё не решил, — криво усмехнулся Даби, наконец-то придя в себя. — Может, я умер, и кто-то по ошибке засунул меня в рай. — Раз так, то умерли мы оба. Ошибку скоро заметят и запихнут нас на этаж пониже. — И что будем делать? — Предлагаю воспользоваться оставшимся временем и оттянуться вдоволь. Согласен? Даби посмотрел на него так, как будто ему сделали предложение, но тут же взял себя в руки и изобразил кривую усмешку. — Если уж ты предлагаешь… Почему бы и нет?