***
Он крутил кораблик в руках. Точно такой же, как тот, первый и последний для Джорджа. У него ушло всё утро на это — ведь ему нужен был не просто кораблик, а именно такой же. Было немного странно впервые за последние три года спуститься в подвал и понять, что там, скорее всего, с тех пор так ничего и не изменилось. Даже лампочка не работала. Он стоял на лестнице в полутьме и думал, что тогда видел Джордж, что он чувствовал. Биллу даже показалось на секунду, что он снова слышит, как мама играет к «Элизе». Его визави — гранитная плита с надписью «Джордж Элмер Денбро» — непроницаемо смотрит на него в ответ. Билл задается вопросом, распространяется ли принцип бездны на могильные плиты? Его джинсы мокрые и грязные, словно он обосрался, а потом ещё и покатался в своём же дерьме — наверное, плохая идея сидеть на сырой земле. Он молчит, хотя в голове у него нагромождение из никому ненужных извинений и сожалений, а также стыд — за то, что так легко отказался от воспоминаний. — Билли злится, потому что я потерял кораблик? — Билл вздрогнул и закрыл глаза, может быть, если он не обернется, то оно исчезнет. Но воспоминания, возвращавшиеся к нему всё утро, только вспыхнули с новой силой и приобрели больше четкости и деталей. Он не хотел вспоминать, но его и не спрашивали. — Что тебе н-н-надо? — Билли, я так боялся идти домой без него, я… — Денбро чувствовал колебание воздуха у своего лица, чувствовал запах сырости и канализации, исходящий от чего-то рядом с ним. Чего-то, что не было его братом. — Прекрати, П-пеннивайз. Это не смешно. — Ты скучный, Денбро, — вроде бы даже разочарованно откликнулся тот. — Из нас двоих, клоун — ты, — Билл открыл глаза и обернулся на собеседника. Голос его обрел неожиданную твердость, заикание временно пропало. Оно стояло рядом в своем привычном амплуа клоуна. Парень почувствовал, как сжимается горло — примерно так Эдди описывал приступы астмы — и поспешил договорить, пока не начал задыхаться. — И вообще, зачем ты пришёл, разве ты не должен сотый сон видеть и проснуться только через двадцать лет? — Пеннивайз только цокнул в ответ, складывая руки на груди. — Сожрать тебя что ли, — задумчиво, словно действительно обдумывая этот вариант, потянул он. — Только если в качестве одолжения, — Билл пожал плечами, слегка усмехнувшись, дышать стало легче, но он всё ещё не мог понять, почему чуть не начал задыхаться. Клоун продолжал сверлить парня взглядом. — Чего ты х-хочешь? — не выдержал подросток. — Того же, что и всегда — чтобы со мной поиграли. Сыграем, Билли? — и, когда парень не ответил, продолжил: — Я буду убивать твоих друзей по одному, пока ты всё не вспомнишь, — и, зло оскалившись, Пеннивайз растворился в воздухе. — Мне кажется, я и так помню достаточно, — произнёс Билл в пустоту, возвращаясь к тому, на чем его прервали.***
Они остались одни. Остальные неудачники, кроме Майка, который в этот день не появился, уже ушли по домам на обед. Билл ровно, как и Беверли, никуда не собирался — гнетущая атмосфера дома давила на него, и он старался проводить там, как можно меньше времени. Беверли тоже могла не торопиться — сегодня её отец после работы шёл в боулинг с друзьями и поэтому должен был вернуться домой поздно. Денбро наклонился к девушке, показывая что-то на клочке бумаги и терпеливо объясняя. Глаза девушки неотрывно следили за губами Билла, казалось, пропуская все объяснения, а рыжие волосы щекотали чужую щеку. Пара ярко-жёлтых глаз наблюдала за ними из угла. Пеннивайз, не знающий и не понимающий ничего в понятии «личное пространство», бесцеремонно проник в голову Билла, как делал всегда, не только с ним, но и со всеми жителями города. Ему редко удавалось прочесть или увидеть мысли Билла — по какой-то причине, они почти всегда ускользали от него, зато он всегда прекрасно чувствовал эмоции (теперь уже) младшего Денбро. Сейчас подростка затапливала странная, присущая только людям эмоция розово-желтого цвета — щенячья нежность. Оно нахмурилось. Подобное чувство Билл испытывал по отношению к младшему брату. А Джорджи Билл очень сильно любил. Не означало ли это, что… Пеннивайз недовольно затряс головой. Ему не нравилась эта мысль. Сама идея того, что кто-то (особенно какая-то девчонка) может занимать в голове (и жизни) Билла Денбро больше места, чем он — Пеннивайз — Оно злила. Чем больше времени проходило со смерти Джорджа, чем чаще Пеннивайз влезал в жизнь Билла (который давно уже не боялся ни клоуна, ни других личин Оно), чем больше Оно делало для парня, тем важнее Оно становилось для Денбро. Да, в Билле всё ещё жила злоба. Горячая, словно магма, всеобъемлющая и уничтожающая злоба, граничащая с ненавистью пульсировала в венах подростка, но постепенно остывала, засыхая рубцом то ли на сердце, то ли на эфемерной душе. Людям свойственно прощать. Этим и рассчитывал воспользоваться Пеннивайз, постепенно привязывая к себе Денбро, в котором по непонятным причинам нуждался. Неожиданно Пеннивайз понял, что Беверли ушла. — И д-давно т-ты там сидишь? — недружелюбно спросил Билл, стараясь сдержать румянец, разливающийся по щекам и шее, словно его поймали на чем-то неприличном — радости жизни, когда ему стоило, как родителям, горевать по Джорджи? Чувство вины ли или же злоба — на себя, Оно или их обоих? — заставило его, не дожидаясь ответа, процедить: — И вообще, какого х-х-хрена ты тут забыл? — Не нарывайся, Денбро, — оскалился Пеннивайз, выходя из тени. — А то твоя подружка недосчитается конечностей. — Может быть, ты прекратишь свои п-пустые угрозы? Они уже даже не звучат убедительно, — Билл закатил глаза. — Да, ты прав, наверное, мне пора перестать тебя жалеть и начать исполнять мои, как ты выразился, пустые угрозы, чтобы до тебя, наконец, дошло, что от твоего поведения зависят жизни твоих друзей. Помни, Билли-бой, что, если с ними что-то случится, виноват будешь ты, как и с Джорджи. — Ч-чт-что т-ты имеешь в виду? — парень прищурился, словно на месте клоуна находилась яркая звезда. — Ты вынудил меня убить твоего брата, — «потому что слишком сильно его любил, » — закончил Пеннивайз про себя, а после, сделав невинное лицо, добавил: — Я просто жертва обстоятельств. — Ты! Ты… — казалось, подросток на секунду потерял дар речи от негодования. — Это ты — жертва обстоятельств?! Да ты… Ты детей жрёшь, как семечки. Что ты вообще знаешь о жертвах?! Ты же не чувствуешь ничего, кроме голода! — тут Денбро был и прав, и неправ одновременно: Пеннивайзу действительно были чужды чувства в привычном понимании для людей, но именно Билл заставлял голод Оно меняться, требуя не боли, страха и отчаяния, а требуя нежности, ласки и заботы — требуя любви. Оно, не сказав больше ничего, растворилось, ещё не зная, что, когда Неудачники снова соберутся вместе, Билл поддержит выдвинутую Ричи идею убийства Пеннивайза.***
Беверли выбежала на улицу как была: без куртки, в джинсах и тонком свитере, с оголенными ключицами. Она собиралась быстренько покурить и сразу же вернуться в школу. Сильный порыв ветра растрепал её волосы и заставил поморщиться. Дождь ненадолго прекратился, но тяжелые грязные тучи обещали затяжной ливень. Беверли грустно выдохнула и смяла пустую пачку. Последняя сигарета. И где Балабол, когда он так нужен? Не успела она прикурить, как что-то с силой впечатало её в стену, сжимая глотку. Весь воздух вышел из легких во время удара, девушка начала задыхаться. Упавшая сигарета разломилась, когда на неё наступила нога в туфлях с помпонами. Пеннивайз усмехнулся и чуть ослабил хватку, чтобы, не дав сделать полный вдох, сжать сильнее и оторвать девчонку от земли, поднять её чуть выше уровня глаз. У него не было в планах её убивать. Пока что. Оно просто хотело напугать девушку и напомнить Биллу о себе и их маленькой игре, чтобы тот не расслаблялся. Оно занесло вторую руку со стремительно растущими когтями и… — Стоп. Всё замерло, словно мир поставили на паузу. Бегающие глаза девушки, рука клоуна. Пеннивайз медленно, явно прикладывая усилие, обернулся на сказавшего. Билл Денбро спокойно и уверенно шёл к ним. — Я задался одним вопросом. Если всё это время ты не спал, то почему никак не попытался вернуть мне память? Ты мог принять облик человека или наслать иллюзию на город, но ты ничего не сделал. Почему?***
Билл постарался разбудить в себе злобу. Для того, что он собирался сделать, требовалось много смелости и безрассудства. К счастью (или же несчастью), и того, и другого в нём было предостаточно. Оно каким-то образом удалось сесть на задние лапы. Передние молотили воздух над самой головой Билла. И Стэн, вынужденный подойти, приближающийся к Оно, несмотря на то что тело и душа молили об обратном, увидел, что Билл стоит, подняв голову, и смотрит на Оно, и его синие глаза сцеплены взглядом с нечеловеческими оранжевыми глазами чудовища, глазами, из которых лился мертвенный свет. Стэн остановился, понимая, что ритуал Чудь — чем бы он ни был — начался. — …соскучился, Билли? — Не больше тебя, старуха. — это Я — старуха?! Я — вечная! Я — Пожирательница миров! — Да? Правда? Что-то не очень верится и выглядит не так уж устрашающе. — ты пришёл со своими друзьями, чтобы убить меня, но ни у них, ни у тебя нет силы; сила здесь; почувствуй силу, мелюзга, а потом снова скажи, что ты пришел, чтобы убить Вечность. Ты думаешь, что видишь Меня? Ты видишь лишь то, что позволяет тебе увидеть твой разум. Хочешь увидеть Меня? Тогда пошли! Пошли, мелюзга! Пошли! Брошенный… (через) нет, не брошенный, выстреленный, как живая пуля, как Человек-ядро в Шрайна, который приезжал в Дерри каждый май. Его подняли и швырнули через покои Паучихи. «Это мне только чудится, — прокричал он сам себе. — Моё тело остается на прежнем месте, глаза в глаза с Оно, держись, это всего лишь игра воображения, держись, смелее, не отступай, не отступай…» (сумрак) Летя вперед, мчась по черному тоннелю, со стен которого капала вода, выложенному разрушающимися, крошащимися плитами, возраст которых составлял пятьдесят лет, сто, тысячу, миллион-миллиард, кто мог дать точный ответ, проскакивая в мертвой тишине перекрестки, некоторые подсвеченные зеленовато-желтым огнем, другие — шарами, наполненными призрачным белым светом, третьи — чернильно-черные, он несся со скоростью тысяча миль в час мимо груд костей, как человеческих, так и иных, несся, будто снабженный ракетным двигателем дротик в аэродинамической трубе, теперь уже вверх, не к свету, а к тьме, какой-то исполинской тьме (столб) и, наконец, вырвался наружу, в абсолютную черноту, которая являлась всем, и космосом, и вселенной, и пол этой черноты был твердым, твердым, как полированный эбонит, и он скользил по нему на груди, и животе, и бедрах, как шайба в шаффлборде. Он оказался в бальном зале вечности, и вечность была черной. (белеет) — прекрати, зачем ты это говоришь? тебе это не поможет, глупый мальчишка, и — в полночь призрак столбенеет! — прекрати. — через сумрак столб белеет в полночь призрак столбенеет! — прекрати это! прекрати это! Я требую, Я приказываю, чтобы ты прекратил! — Не нравится тебе, да? И думая: «Если я буду повторять это, я смогу продержаться. Возможно, если сказать это вслух, сказать, не заикаясь, мне удастся разбить эту иллюзию…» — это не иллюзия, глупый маленький мальчишка, это — вечность, Моя вечность, ты в ней затерян, затерян навсегда, тебе никогда не найти пути назад; ты теперь вечный, приговорен к блужданию в черноте… после встречи со Мной лицом к лицу, вот что это. Но здесь находилось что-то ещё. Билл это чувствовал, ощущал, каким-то образом даже улавливал запахи: что-то большое, впереди в черноте. Форма. Испытывал он не страх, а благоговейный трепет; он приближался к силе, рядом с которой меркла сила Оно, и у Билла оставалось только время подумать: «Пожалуйста, пожалуйста, кем бы ты ни был, помни, что я очень маленький…» Он мчался к этому что-то и увидел, что это великая Черепаха, панцирь которой покрывали плиты разных сверкающих цветов. Голова древней рептилии медленно высунулась из панциря, и Билл подумал, что почувствовал смутное пренебрежительное удивление твари, которая забросила его в эту черноту. Билл увидел, что глаза у Черепахи добрые. Билл подумал, что никого старше Черепахи невозможно представить себе, что Черепаха куда как старше Оно, которое объявило себя вечным. — Кто ты? — Я Черепаха, сынок. Я создал вселенную, но, пожалуйста, не вини меня за это; у меня разболелся живот. — Я… — То, что ты собираешься сделать, сынок, — безумие, но я не принимаю решения. — Но мой брат… — …у него свое место в метавселенной; энергия вечна, и это должен понимать даже такой ребенок, как ты… Теперь он летел мимо Черепахи, и даже при его огромной скорости покрытый плитами панцирь тянулся и тянулся по правую сторону от Билла. Он подумал, что едет в поезде, и навстречу едет другой поезд, очень-очень длинный, и со временем начинает казаться, будто второй поезд стоит на месте или даже изменил направление движения на противоположное. Билл всё еще мог слышать Оно, воющее и гудящее, высокий и злой голос, нечеловеческий. Но когда Черепаха начинал говорить, голос Оно блокировался полностью. Черепаха говорил в голове Билла, и Билл каким-то образом понимал, что есть ещё и Другой, Высший Другой, обитающий в пустоте, которая находилась за пределами этой пустоты. Этот Высший Другой, возможно, создатель Черепахи, который только наблюдал, и Оно, которое обычно только его. Этот Другой был силой вне этой вселенной, силой, превосходящей все прочие силы, творцом всего сущего. И внезапно Билл подумал, что его план удался: Оно всё-таки намеревалось зашвырнуть его за некую стену, находящуюся в конце этой вселенной, отправить в какое-то другое место, (которое старый Черепаха назвал метавселенной) где действительно жило Оно; где Оно существовало, как гигантское, светящееся ядро, которое могло быть всего лишь песчинкой в разуме Другого; ему предстояло увидеть Оно без покровов и масок, как он того и хотел. Он уже добрался до покрытых чешуей задних лап Черепахи; и потом ему хватило времени, чтобы разглядеть эту исполинскую древнюю плоть, особенно его удивили тяжеленные ногти — странного голубовато-желтого цвета, и он разглядел галактики, плавающие в каждом из них. — на твоём месте я бы ещё раз подумал, сынок, стоит ли оно того, тебя там ждут друзья, родители… — Они справятся без меня! — без тебя они умрут, хотя, в сложившейся ситуации может быть интересный исход… Билл осознал, что голос Черепахи становится всё слабее. И сам Черепаха остался позади. Он летел в черноту, которая была чернее черного. И голос Черепахи забивал, заглушал, перекрывал торопливый голос Твари, которая забросила его в эту черную пустоту — голос Паучихи, голос Оно. — как тебе здесь нравится, Билли? ты счастлив? Ты получил удовольствие от общения с моим другом Черепахой? Я думала, этот старый пердун давно уже сдох, хотя пользы тебе от него было бы не больше, чем от дохлого. Неужели ты думал, что он сможет тебе помочь? — нет нет нет через сумрак нет он че-е-е-е-ерез нет… — перестань лепетать; время коротко: давай поговорим, пока есть такая возможность. расскажи мне, как ваши отношения с малышкой Бевви, а? скажи мне тебе нравится вся эта холодная чернота, которая окружает тебя? ты наслаждаешься экскурсией в пустоту, которая лежит перед Вовне? или ты бы лучше провёл это время со своей маленькой шлюшкой? а, Билли? она разве лучше меня, Билли? но подожди, подожди, пока не попадёшь туда, где Я! подожди этого! подожди Мертвых огней! Ты посмотришь, и ты сойдёшь с ума… но ты будешь жить… и жить… и жить… внутри них… внутри Меня… только Мой… и ни одной маленькой сучке уже не дотянуться до тебя… Оно расхохоталось диким смехом, и Билл осознал, что голос Оно начал таять, и набирать силу, словно он одновременно удалялся от Оно… и приближался к Оно. И разве это не происходило? Да. Он думал, что так оно и есть. Потому что, хотя оба голоса звучали совершенно синхронно, один, к которому он мчался, был совершенно инородным, произносил звуки, которые не могли издать человеческий язык или гортань. «Это голос мертвых огней», — подумал Билл. — время коротко; давай поговорим, пока есть такая возможность… Человеческий голос Оно слабел, как слабеет голос бангорских радиостанций, когда сидишь в автомобиле и едешь на юг. Яркий, слепящий ужас в купе с предвкушением и азартом наполняли разум Билла. Вскоре связь с Оно-Паучихой должна была прерваться… и часть Билла понимала, что несмотря на смех Оно, несмотря на веселье и истеричные нотки, именно к этому Оно и стремилось. Как и Билл. Их цели в кое-то веке сходились. Не просто отправить Билла туда, где в действительности находилось Оно, но разорвать их ментальный контакт. Разрыв этот означал полное уничтожение. Разрыв связи означал, что пути к спасению больше нет; он это знал: так после смерти Джорджа родители вели себя по отношению к нему. Это единственный урок, которому его научила их ледяная холодность. Удаляться от Оно… и приближаться к Оно. И чем больше он удалялся, чем сильнее приближался… тем больше он ускорялся, ускорялся, и впереди появилась стена, он почувствовал её, почувствовал её в черноте, стену на границе пространства-времени, а за стеной лежала другая вселенная. Мертвые огни… — сынок, я бы на твоём месте все-таки не делал этого. ты ещё можешь побороться и выиграть. — Я уже все решил. Билл попытался перекрыть голос Черепахи, отвлекавший его. Не слушал он и Оно, что-то злобно доказывавшее и требовавшее от парня. Всё своё внимание он сосредоточил на приближающейся стене. Это был барьер такой странной, не геометрической формы, что человеческий разум не мог его воспринять. Вместо этого разум представил себе барьер в доступных ему образах — в виде колоссального серого забора, сделанного из окаменелых серых штакетин. Штакетины эти уходили вверх и вниз, словно прутья клетки. А между ними сиял ослепительный свет. Сиял и двигался, улыбался и рычал. Свет жил. (мертвые огни) Больше, чем жил: его наполняла сила — магнетизм, притяжение, может, что-то ещё. Билл чувствовал, как его поднимает и опускает, закручивает и тянет, словно он преодолевал пороги, сидя на надутой автомобильной камере. Он чувствовал, как свет с любопытством движется по его лицу… и свет обладал разумом. — Билл, что ты делаешь? БИЛЛИ! Билл чувствовал, как его тянет к одному из зазоров между штакетин, чувствовал злые пальцы света, расстояние до которых неумолимо сокращалось, думал, что он близок к своей цели как никогда. Где-то на заднем фоне билось в истерике Оно. — ТЫ ДОЛЖЕН БЫЛ МЕНЯ УБИТЬ! ТЫ ЖЕ ЗА ЭТИМ ПРИШЕЛ! КАКОГО ХРЕНА ТЫ ТВОРИШЬ? Билл покачал головой и грустно улыбнулся, всё-таки Пеннивайз не мог увидеть всё. Что-то попыталось вытянуть его обратно. Билл начал царапать пальцами одну из штакетин, пытаясь помешать, пытаясь продолжить своё движение. Одна его рука попала в зазор, и на мгновение он увидел все свои кости, вены и капилляры, словно его рука попала в самую мощную рентгеновскую установку вселенной. Почувствовал, как свет хватается за руку, пытаясь её поглотить. Услышал очередной крик Оно… и внезапно его потянуло назад, в ту сторону, откуда он примчался, и перед мысленным взором Билла оставался этот образ: его рука между штакетин, и свет оплетает её, стараясь затянуть его всего в зазор. — НЕЕЕЕЕТ! - прокричал Билл в отчаянной попытке вырваться, но продолжал лететь сквозь черноту, голова впереди, ноги сзади, концы шнурков заляпанных грязью кедов развевались как флаги, ветер этой пустоты свистел в ушах. Он пронёсся мимо черепахи и увидел, что голова спряталась в панцире; голос звучал глухо и искаженно, словно панцирь являл собой колодец вечности: — интересный поворот, не находишь, сынок? что же, нам не всегда удаётся задуманное, сынок, подумай о том, как много ты значишь для других и какая роль тебе уготована в твоём мире. Голос Черепахи таял, таял. Осталась только мчащаяся темнота… а потом появилось жерло циклопического тоннеля… запахи древности и разложения… паутины скользили по лицу, как сгнившие полотнища паутины в доме с привидениями… плиты, покрытые мхом, пролетали мимо, и перекрёстки, теперь все темные, луношары исчезли, и Оно кричало, кричало: — ты маленький идиот! ЧЕМ ТЫ ДУМАЛ?! — СДОХНУТЬ ХОТЕЛ! — прокричал Билл, едва не теряя сознание. Он видел впереди свет, но свет этот таял, мерцая, словно большие свечи, которые давали его, догорали… и на мгновение он увидел себя и остальных, стоявших рядом, взявшись за руки. Эдди стоял с одной стороны от него, Ричи — с другой. Он видел собственное тело, осевшее, с запрокинутой назад головой, его глаза не отрывались от глаз Паучихи, которая извивалась и дергалась, как дервиш, сучила волосатыми лапами, яд капал с жала. Оно билось в истерике. Биллу не надо было быть гением, чтобы это понять. А потом он влетел в своё тело с той же силой, с какой бейсбольный мяч, отбитый по прямой, влетает в перчатку одного из защитников. Сила эта вырвала его руки из рук Эдди и Ричи, бросила его самого на колени, и он заскользил по полу к границе паутины. Оно пятилось от них, уходило в сгущающийся сумрак в дальнем конце своего логова, а свет всё тускнел. На полу оставались лужи и лужицы яда. Билл всё еще слышал Оно в голове, мяукающее и кричащее, и смутно осознавал, что Оно ушло в тот самый тоннель, куда забросило Билла… но ушло для того, чтобы улететь в то место, куда не смог попасть Билл… или чтобы спрятаться, пока они не уйдут? Почему Оно просто не убьет их всех? — Господи, свет! — закричал Ричи. — Огни гаснут! Нам нужно валить отсюда! Билл встретился взглядом со Стэнли. Он видел на его лице сомнение, но страх явно пересилил, и Стэн вместе со всеми бросился к выходу. Билл, обессилевший и удрученный не стал возражать, а просто позволил друзьям увести себя.***
— Так почему? — Оно неверяще смотрело на Билла — его глаза сверкали, переливаясь из яркого, почти лазурного голубого в огненно-оранжевый и обратно. Пеннивайз чувствовал волнообразную силу, исходящую от парня. — Я… — клоун медленно пошевелил губами, движение далось ему с трудом, словно не только лицо, а всё его тело было выточено из камня. — Я боялся, что могу своим появлением невольно спровоцировать возвращение воспоминаний раньше, — он замолчал, подбирая слова. — Раньше положенного. Человеческая психика очень хрупкая, и я боялся, что она не выдержит, и я уже не смогу ничего исправить. — Ты ждал, пока воспоминания начнут возвращаться сами? Пока я не буду готов? — услужливо подсказал Денбро. — Можно сказать и так, — Пеннивайз устало выдохнул — Билл подавлял его своей пока ещё плохо контролируемой силой. Пеннивайз подозревал, что такие всплески вызваны бушующими эмоциями подростка, и, напрягшись, попробовал прочитать их. Билл почувствовал зуд сначала в голове, словно бы внутри, а после и во всем теле. — Нехорошо подсматривать, Пенни. Или лучше звать тебя Вайз? — парень ухмыльнулся. — Пора заканчивать представление, не думаешь? — и, словно бы выяснив всё, что хотел, он развернулся, собираясь уходить. — Как ты питаешься, Билли-бой? — тихо поинтересовался клоун. — Расскажу, а может и покажу, при следующей встрече, — и махнув на прощание, Денбро пропал, то ли растворившись в воздухе, то ли переместившись, как это делал Пеннивайз, то ли просто исчезнув.***
Каждое движение, как удар током. Словно кто-то заменил его вены на провода и пустил по ним электричество. Только вот забыл про изоляцию. А ещё голоса. Возможно, они были даже хуже, чем двести двадцать внутривенно при движении. Ведь они не замолкали. Ни на минуту. Они звали, умоляли, просили, смеялись и плакали. Они впивались в разум, проникая в самые потаённые уголки сознания, наполняя их своим безумием. Если Пеннивайз тоже это слышал, причем не одно десятилетие, это объясняло, почему он был немного чокнутым. Билл не знал, сколько это продолжается. Помнил, как это начиналось: после их попытки, явно успешной по мнению большинства Неудачников, но не по мнению Билла со Стэном — если первый точно знал, что они даже не приблизились к убийству Оно, то второй только догадывался, смутно чувствуя что-то, сначала это был тихий, неуверенный шепот голосом до боли похожим на голос Джорджи, он мог застать его в ванной или пустом коридоре, но редко, постепенно голосов стало больше и звучать они стали чаще — их не слышал никто, кроме Билла. С каждым днём становилось только хуже — сила голосов росла в геометрической прогрессии (как бы Билл не ненавидел математику, она неплохо могла объяснить маштаб проблемы), а сам Денбро с такой же скоростью слабел. По итогу всё, чего он хотел — чтобы это закончилось — и поэтому был готов отдать за это что угодно.***
Билл сидел в Бесси-парке на скамейке, с которой открывался вид на реку — полноводную и живую, готовую в любой момент выйти из берегов, затопив полгорода. Сегодня ей не удастся задуманное — облака рассеялись, и тусклое осеннее солнце появилось на небе. Пеннивайз опустился рядом с Биллом. — Ты знал, что так будет? — спросил парень, не здороваясь — ведь они не прощались. — Когда оттаскивал тебя от мертвых огней? Нет, — клоун покачал головой, хотя не был уверен, что Денбро смотрит на него. — Я вообще не был уверен, что ты выживешь. Контакт с мертвыми огнями, даже не долгий, должен был убить тебя если не сразу, то со временем. — Разве не это и происходило, — весело заметил Билл. — Нет, — спокойно ответил Пеннивайз, снова покачав головой — он не разделял веселья Билла. — Они начали менять тебя на… как это у людей называется? Атомном? Нет, скорее на субатомном уровне, делая тебя частью макромира, превращая из шот-таймера сначала в лонг-таймера, а потом и в ол-таймера, коим являюсь я, — Билл с интересом перевёл взгляд на собеседника. — А теперь по-человечески. — Блин, как же с тобой сложно. Почему вместе с воспоминаниями и изменённым телом, ты не получил все необходимые знания? — Мне то откуда знать? — Билл пожал плечами. — Может, потому что у меня есть ты, который всё расскажет? — он мило улыбнулся, но Пеннивайз видел оранжевые искры в глазах — Денбро издевался над ним. Засранец. — Люди, — начал он объяснять чуть ли не на пальцах. — Люди — шот-таймеры, жизнь их коротка по масштабам любого из миров. Лонг-таймеры живут намного дольше людей и, как бы сказать, стоят немного выше людей? Вы… то есть люди, — поправил себя он, как бы случайно делая акцент на том, что Билл больше не человек. — Люди не видят лонг-таймеров, но и лонг-таймеры и люди — просто песчинки для ол-таймеров. Ол-таймеры — это существа, которые живут вечно или настолько долго, что уже и нет никакой разницы. Я, например. И ты теперь тоже. — А Черепаха? — поинтересовался Билл. — И Черепаха, — недовольно пробормотал Пеннивайз, думая про себя: «Сдалась тебе эта Черепаха?». — Пока всё понятно, — кивнул Билл. — Но почему мёртвые огни стали меня менять, а не убили, хотя должны были? — Ох, малыш, тут даже я не знаю, — Оно истерично хихикнуло. — Возможно, дело было в том, что я не хотел тебя потерять. Да-да, не делай такое лицо — по какой-то непонятной причине ты стал мне важен так… как это обычно бывает у вас… у людей. — Ну вот, а я надеялся, что это Черепаха постарался, чтобы я мог противостоять тебе, — полусаркастично, полунегодующе произнес Билл. — Прибереги такие идейки для своих книжек, парень, теперь у тебя будет достаточно времени, чтобы писать их. Возможно, Черепаха и приложил сюда свою морщинистую лапу, несмотря на все свои заявления о «невмешивании», старый пердун часто путал мне карты. А может, тут постарался кто-то другой, и мне ещё предстоит заплатить должок. На самом деле, сейчас это не так уж и важно. — А что же тогда важно? — Как ты питаешься? — Пеннивайз уставился на Билла. — Питаешься, фу, как некрасиво звучит. Я предпочитаю слово «ешь» или «кушаешь». — Денбро, не уходи от темы. Ты ел человечину? — Нет. Мне это не надо, — Билл рассмеялся, увидев недоумевающее лицо Пеннивайза. «Солнце садится, » — подумал он. — «Пора заканчивать.» — Я питаюсь, как ты выразился, аурами. И вроде как немного эмоциями в придачу. И я всё ещё могу есть человеческую еду, хотя энергию получаю только из аур. — Что такое аура? — озадаченно спросило Оно. — Потом расскажу, — махнул Билл. — Долго объяснять. — Ладно, — согласился Пеннивайз, вставая. — Пойдем? — спросил он, протягивая руку Денбро. В глазах у него был страх — вдруг Билл не захочет. Вдруг он теперь ещё противнее Биллу, чем раньше. — Пойдем, — согласился Билл, обхватывая своими горячими пальцами руку, затянутую в белую шелковую перчатку. Две фигуры — высокая и достающая первой до плеча — держащиеся за руки, шли через парк, пока не исчезли в последних отблесках осеннего солнца, прощавшегося с Дерри до весны.