Just stay with me

Ему нужно было просто остаться в затхлом трактире — прокручивать слова Геральта вновь и вновь, сводить себя с ума этой болью, убивать каждую клеточку ещё не умершего мозга. Нужно было, да. Но... допплер выглядел таким искренним, когда предлагал свою помощь. Когда говорил, что любит и готов принять образ Геральта и быть с ним, если это сделает его, Лютика, счастливым. Лютик почти с ума сошёл от этого — от того, что после его неуверенного соглашения перед ним стоял Геральт. Тот самый Геральт, что болезненно одурманил его разум ещё в первую их встречу. Тот Геральт, что без эмоций хмыкал и усмехался на какие-то глупые, по его мнению, предложения Лютика. Тот Геральт... просто стоял и улыбался. Они переспали в ту же ночь, что и познакомились, и никогда Лютик ещё не чувствовал себя настолько счастливым и окрылённым, как в ту ночь. Все фантазии, все мечты, что роились в его голове, допплер исполнил — целовал его именно так, как Лютик хотел, подготавливал его долго и сладко, усыпая тело поцелуями и отметинами, а потом двигался только так, как его направляли. Лютик забывал как дышать, как мыслить здраво и трезво, как говорить что-то, кроме нечленораздельных стонов. Он не мог оторвать взгляда от пронзительных янтарных глаз, не мог, обхватив сильную шею руками, отпустить её. Ему, как воздух, было необходимо напоминание того, что рядом с ним именно Геральт, и тот час, что они занимались сексом, допплер не позволял ему вспоминать, с кем он, на самом деле. Подстраивался, обнимал, говорил привычно-ворчливым голосом и добился своего: изливаясь между их животами, Лютик невольно выдохнул: «Геральт..», даже не запнувшись и не исправившись, чем больно резанул по влюблённому в него сердцу. А когда пелена отчаянного возбуждения спала, он почувствовал себя настолько грязным и жалким, что захотелось содрать кожу с собственного тела. Чего он добился тем, что позволил этому существу, принявшему облик Геральта, взять его? Чего добился, купившись и поведясь на ласку, нежность во взгляде такую, какой бы никогда не одарил его настоящий Геральт? Ничего. Ничего он не добился, кроме ощущения лишних отметин на собственном теле и горячей вязкой жидкости внутри себя. Гадко. Мерзко. Когда все закончилось и допплер, выдохнув, выскользнул из него, Лютик отвернулся к двери и укрылся одеялом до самой шеи. — Тебе понравилось? — голос, искаженно похожий на голос Геральта, был неуверенным и каким-то робким. Поцелуй в плечо был таким же. — Д-да... — с трудом выдавил Лютик. И вздрогнул, почувствовав, как нехарактерно горячие ладони переворачивают его на спину. — Тогда почему-то ты такой грустный? — янтарные глаза сверкнули в полумраке тоской и болью. — Я что-то сделал не так? — Н-нет... все хорошо... — Лютик чуть приподнялся, поморщился, игнорируя мокрую, липкую боль — в груди, острую и рванную, ниже поясницы, там, где его ласкал ненастоящий Геральт, боль была совсем другая. Неожиданно стало зябко, и он обнял себя руками, в которых ещё осталось тепло от сошедшего возбуждения. — Спасибо, что помог мне почувствовать себя нужным ему... — Я уверен, что настоящему Геральту ты тоже был дорог... но не так, — тихо проговорил допплер. — Нет, он ясно дал мне понять, что я всего лишь заноза в заднице, которая портит ему жизнь... — горько прошептал Лютик, чувствуя, как внутри набухает крик — такой крик, какой запросто уничтожил бы его голосовые связки. — Тогда... может, споёшь мне? Ты же знаешь, что мне нравится твой голос, — мягко попросил допплер, неуверенно оглаживая мокрую спину Лютика; его передернуло, он отчетливо ощутил неровности и шероховатости на этой ладони и невольно вспомнил ладони настоящего Геральта — родного и хмурого. Геральту никогда не нравился его голос... Это болезненное осознание острым ножом врезалось в грудь, заставило застонать еле слышно от отчаянья и боли, зажмуриться. — Я... я не могу... Голос дрожать будет... — тихо прошептал он, еле формулируя предложения. — Прости... — Все хорошо. Иди сюда, — допплер осторожно обхватил его плечи руками, уложил обратно в кровать и навис сверху, целуя сначала в губы — слишком, черт возьми, нежно — потом в щеки, в шею и грудь, щекоча дорожку поцелуев длинными волосами. Лютик беспомощно простонал, когда знакомые губы сошлись на головке его полувставшего члена, и с болезненным ужасом осознал, что снова окунается в этот самообман: Геральт здесь, это он сейчас целовал его, он ласкал и хвалил его пение с теплотой в янтарных глазах. ...Он. Лютик отвернул голову, до крови закусив нижнюю губу. А потом сорвался, сел порывисто на кровати и поцеловал поднявшего голову допплера. Конечно, ему с радостью ответили. Поцелуй длился почти минуту, был глубоким и до боли приятным, а потом Лютик все же отстранился и опустил голову. — Я готов быть с тобой... Хотя бы так... — тихо прошептал допплер, медленно поглаживая голое колено Лютика. — Я люблю тебя. — Не надо, — жалобно проговорил Лютик. — Быть с Геральтом... хотя бы так — это все, чего я сейчас хочу... чего всегда хотел, но... я не могу использовать тебя так подло и низко... — Хэй, — допплер обхватил его подбородок и мягко заставил поднять взгляд. В ярко-голубых глазах Лютика, раньше светящихся и веселых, было столько надежды и пронизывающей боли, что впору с головой окунаться в этот холодный метафоричный океан эмоций. — В обмен просто позволь быть рядом и любить тебя. Это все, что мне нужно. Допплер посмотрел на него глазами, полными ласковой добротой, и Лютик не вовремя вспомнил, что настоящий Геральт одаривал таким взглядом только девушек, с которыми оказывался в постели, и... Йеннифер. При воспоминаниях о ведьме, спасшей его когда-то, больно закололо сердце. Лютик искренне желал Геральту счастья, хоть и понимал, что его счастье — рядом с ней, с Йеннифер. Не с ним. — Я... я просто хотел быть рядом с ним... — горькая мысль, засевшая в разуме, неожиданно облачилась в слова — в тихие, сорванные и горькие. Допплер чуть вздрогнул. Потом, видимо, осознав, тяжело выдохнул и прижал его к себе. Лютику лучше от этого не стало — его начало потряхивать, он почти не дышал, утыкаясь лбом в плечо допплера — плечо было до боли родным, даже небольшой шрам, оставленный какой-то тварью, сохранился. А когда на плечи легли знакомые сильные руки, он отчетливо услышал звук своего разбившегося сердца. — Будь рядом со мной, Лютик, — тихо прошептал допплер. — Просто будь рядом со мной. Лютик замер на мгновенье в его руках, потом задрожал, чуть слышно всхлипнул и, собрав последние оставшиеся у него силы, неуверенно кивнул. Согласился неизвестно на что, поддался искушению, и руки, обнявшие вокруг плеч, кажется, немного расслабились. У допплера тоже была лошадь — только белая в чёрную крапинку, но Лютик обязательно закроет на это глаза.